***
Дорогая Реджина, Я знаю, что ты никогда не прочтёшь эти строки, но давай притворимся на минуту, что это не так. Сегодня в бою слегло тридцать четыре наших. По меркам обычной жизни — непомерно много, по меркам войны — легко отделались. Среди погибших мой старый друг — Ричард. Я тебе о нём не рассказывала. Он был храбр, отчаян в бою — это его и погубило. В далёком Эренделле его по сей день ждут жена и трое детей… И я прошу, умоляю, приказываю, в конце концов, чтобы ты не ждала. Возможно, я переоцениваю твою ко мне привязанность… И я даже надеюсь, что это так. Я показала тебе огромный мир, и пусть стены замка твоего мужа не будут тебе преградой. Будь счастлива, бесконечно счастлива, забудь меня, или помни, как проводника или просто доброго друга. Прости, я лгу тебе. Я не хочу, чтобы ты меня забывала, хочу, чтобы ты думала обо мне, хочу поработить твой рассудок, как ты поработила мой в самую первую нашу встречу, когда ты скучала на балу, а я, надеюсь, смогла скрасить твой вечер. Прости меня за мой эгоизм, но я хочу, чтобы тебе было больно, если вдруг я не вернусь с этой войны, с этой жестокой бойни… — А ты, однако, в рубашке родилась, — донёсся грубоватый голос из-за спины. Эмма резко обернулась, сминая письмо в кулаке. К ней, прихрамывая, поспешно приближался её старый знакомый. — Эдвард, — холодно произнёс Белый Рыцарь. Она очень неплохо относилась к этому добродушному рядовому, но в такие минуты, минуты меланхолии, она предпочла бы одиночество самой приятной компании. — Просто хотел выразить своё восхищение, — пожал плечами Эдвард, присаживаясь у костра рядом с Белым Рыцарем. — Шутка ли — в одиночку расправиться с двумя ограми, и при этом не получить и царапины! — Выразил? Всё, свободен, — стальным голосом ответила Эмма. Эдварда, кажется, ничуть не обидели её слова. — Ночь уже, наши устроили поминки, — продолжал рядовой. — Говорят, великий Белый Рыцарь после семи кружек крепчайшего эля способен уделать любого, орудуя при этом лишь левой рукой. — Не верь всему, что говорят, — спокойно ответила Эмма, невольно с тоской вспоминая их с Реджиной первую прогулку, когда та, впервые пригубив этот напиток зашлась кашлем и назвала его дрянью. Кажется, после этого они некоторое время дрались в шутку, и до чего прелестно было её лицо, обрамлённое растрепавшимися черными волосами, а травинки, которыми было усыпано её светлое платье, когда Белый Рыцарь скрутил-таки королеву, делали её похожей на прекрасную лесную нимфу… — Как знаешь, — вздохнул Эдвард. — Если надумаешь, мы будем тебя ждать. Он встал, в последний раз проведя замёрзшими руками над костром и, всё так же прихрамывая, удалился, вновь оставляя Белого Рыцаря в полном одиночестве. Эмма развернула скомканный клочок бумаги. Чернила кое-где смазались, но, к счастью, не сильно. Пробежавшись по письму глазами, она убедилась в том, что здесь нет и трети того, что она хотела бы сказать Реджине, будь она рядом, но выразить всё остальное словами было просто невозможно. Зато всё это прекрасно читалось во взгляде воительницы, когда она смотрела на королеву… Но видела ли это она? Могла ли ответить тем же? «Эмма» — быстрым взмахом руки подписал Рыцарь в правом нижнем углу бумаги. Затем взглянул на костёр, так напоминающий огни деревенского праздника, после которого им пришлось разлучиться навсегда… Прикрыла глаза и улыбнулась впервые за последние несколько недель. Над именем Белого Рыцаря стремительным росчерком пера появилась ещё одна подпись. «С любовью»***
Ночь. Тишина. Одиночество. Королева стоит на своём прежнем посту у окна. После урока с Румпельштильцхеном она чувствовала себя опустошённой, словно бы выжженной изнутри тёмным пламенем. Но это самое обыкновенное ощущение, ведь за магию приходится платить. Даже за бесполезную магию, которая не причиняет вреда и не делает счастливее того, кто её использует. Реджина упорно старалась смотреть на звёздное небо и, как и прежде, восхищаться его красотой, но не могла. Ведь взгляд всё ещё приковывала линия горизонта, на которой никогда больше не мелькнёт белоснежный бок Аластора. Хоть первые несколько недель её сердце твёрдо верило в обратное, позже эта вера угасла, но сменилась не смирением, а безграничной тоской. Она закрыла глаза и почти почувствовала, как сильная и холодная, как ледышка, рука касается её руки и будто тянет её куда-то, подальше от холодных стен замка. И она должна их покинуть. Хотя бы на пару часов. Должна научиться жить и дышать без Белого Рыцаря. Тенью скользнув по коридорам, Реджина вышла к конюшням, где среди других скакунов стоял её Росинант, который был хоть и вполовину не так силён и быстр, как Аластор, всё же дорог ей, как память о счастливом и безоблачном детстве и юности. И лишь теперь королева поняла, как сильно изменилась с тех пор. Она не была больше десятилетней девчонкой, отчаянно жаждущей материнской любви, не была юной девушкой, для которой отец стал целым миром, но не была и скучающей на балу королевой, которая, сама этого толком не осознавая, видела счастье и будущее в двух холодных зелёных звёздах. Возможно, причиной этих изменений была её временная смерть. Сама она этого заметить не могла, но с тех пор её лицо приобрело более жёсткие черты, а дыра, что зазияла в её сердце после разлуки с Эммой, теперь отражалась в её глазах, ставших почти такими же холодными и непроницаемыми, как у Белого Рыцаря. Сердце Реджины, что по ночам всё ещё трепетало в смутной надежде, пусть не обратилось в камень, но уже болело не так сильно за голодающих и умирающих от чумы крестьян. Времени на то, чтобы копаться в себе у неё будет ещё достаточно. Твёрдо решив не тянуть больше ни минуты, Реджина вывела Росенанта из конюшни и, вскочив верхом, привычным движением пришпорила его. Конь понёсся через просторное поле, рассекая ночной воздух, прямо к темнеющему вдали лесу почти также легко и быстро, как Аластор. Однако сейчас Реджина не чувствовала той всепоглощающей радости, которую испытывала обыкновенно в эти минуты. Вой волков, как никогда, отчётливо доносившийся из лесу, больше не вселял в неё страх, даже наоборот, в какой-то степени она была рада тому, что будет в лесу не одна. Наконец она оказалась под раскидистыми кронами деревьев, прикрывающими её от лунного света, и, продолжая направлять Росенанта по знакомой тропинке, увидела, кажется, пару горящих глаз хищника в кустах, между стволов двух сосен. Ночь больше не казалась волшебной, каждое дерево возвышалось над ней мрачным исполином. Где-то совсем близко крикнул ворон, с шумом перелетая с одной ветки на другую. Наконец приблизился долгожданный тусклый свет далёкой поляны, принося с собой облегчение, и всего через какие-то пару минут Реджина уже привязала коня к ближайшему дереву и с замиранием сердца взглянула на огни деревни, что лежала вдали у подножья холма… Быть может, она ошиблась и ничуть не изменилась с тех пор, как эти огни внушали ей радость и трепетный восторг? Ночь на удивление тихая, и вроде бы всё, как обычно: прогулка, начавшаяся с головокружительной погони за ветром, тёмный лес, поляна, огни отражаются на небе яркими звёздами… Но главного фрагмента не хватает, он утерян и, должно быть, навсегда — война унесла его на крыльях ночи, а вместе с ним частичку души королевы, то, что люди знающие называют счастьем. По щеке Реджины быстро скатилась хрустальная слеза и упала на тонкую травинку, похожая на ночную росу. Королева присела, провела рукой по земле и, обняв колени, уткнулась в них лбом, подрагивая от беззвучных слёз. Сколько часов прошло, пока она сидела так, практически неподвижно? Она не знала. Приподняв голову, она ещё раз взглянула на деревню и, несмотря на расстояние, что разделяло её и площадь, залитую огнями, Реджина готова была поклясться, что фокусник всё так же дурачит зевак, трясущаяся старушка робко продаёт нежные фиалки, мальчишка-дудочник играет «Леди Зелёные Рукава», а Анна-Мария всё так же снуёт среди посетителей, не зная, да и не желая знать, с какой горечью Реджина вспоминает тот вечер, когда они познакомились, вечер, когда жизнь подарила королеве надежду на счастье, чтобы тотчас, смеясь, её отобрать. Изначально королева хотела отправиться туда, в море огней, забыться, расслабиться, поговорить с весёлой Анной-Марией, возможно, найти новых друзей, которые помогли бы ей отвлечься от мрачных мыслей, но лишь теперь она поняла, что не сможет вынести тяжкий груз воспоминаний, которые окружат её там, и лучше остаться в месте их с Рыцарем первой, а не последней, прощальной, прогулки. Она осторожно легла на колючую траву и устремила глаза в бархатную тьму неба, не подозревая, что за много миль от этой поляны Белый Рыцарь быстро подписал клочок бумаги «С любовью, Эмма» и бросил его в огонь, надеясь, что дым донесёт её имя и её любовь сквозь ночь к самому сердцу королевы. И она не ошиблась. Вернувшись в замок, Реджина впервые за долгое время уснула быстро и крепко. Сегодня её не мучили кошмары, ведь имя и любовь Белого Рыцаря стали для них непроходимым барьером. Мили — не расстояние, месяцы разлуки — не время, и даже война — на преграда, когда мы умеем любить…