Однажды и я стану чьим-то счастьем

Сегодня ни один человек в королевстве не мог бы сказать наверняка, когда пасмурный день сменился не менее пасмурной ночью, ибо солнца не было видно за тучами даже до того, как оно, по своему обыкновению, скрылось за горизонтом. В течение вот уже нескольких часов по земле и соломенным крышам покосившихся домиков крестьян непрерывно барабанил дождь — явление довольно благоприятное для будущего урожая, но навевающее тоску на всех и каждого… Оторвавшись от прочтения огромного талмуда размышлений небезызвестного венгерского философа, Леопольд устало выглянул в окно. Дождь прекратился, оставив после себя лишь сырость и свежий запах мокрой травы. Король рассеянно взглянул на дальний лес, ставший в ночи практически неразличимым, и крепко задумался над одной любопытной мыслью, только что вычитанной им в книге, мыслью мудрой и, как и всё мудрое, немного пугающей. Поэтому, тщательно всё проанализировав, он пришёл к выводу, что лучше поскорее вернуться к чему-то более приземлённому и радостному, а с фолиантами древней философии закончить позже. Леопольд вышел из своего кабинета, своего любимого места уединения и тихими, приглушёнными мягкими восточными коврами шагами направился к покоям дочери. Разумеется, он обнаружил её спящей крепко и безмятежно. Луна освещала её прелестное лицо, и в эти минуты принцесса сильнее чем когда-либо напоминала королю его покойную жену. Возможно, пасмурный день стал причиной его меланхолии? Или, быть может, странное предчувствие чего-то неизбежного? Осторожно поцеловав дочь в висок, Леопольд покинул её покои и направился в свои, пытаясь заглушить таинственный и беспочвенный страх тревогами более насущными. Огры, враги пусть сильные, но абсолютно неразумные, догадались каким-то образом разделить свои силы и ударить по армии Мориса с Юга. И, несмотря на давние дружеские отношения между Морисом и Леопольдом, он бы воспринял эту новость куда спокойнее, если бы значительная часть его собственной армии в данный момент не находилась там же, неся огромные потери. От этих мыслей он довольно скоро перешёл к тревогам ещё более близким и реальным. Там, среди солдат Мориса, находился и некий таинственный Рыцарь, тот, кому королева писала послания десятками, но так и не нашла в себе безрассудства, чтобы отослать их с гонцом, или мужества, чтобы предать их огню. Мысли пугающими призраками, тёмными силуэтами роились вокруг короля, когда тот погасил свечу — последний источник света — и устроился в постели, морально готовясь к нескольким бессонным часам. Однако один из этих силуэтов во тьме казался материальнее прочих. Даже слишком материальным. Король вздрогнул, услышав шаги, которые поначалу принял за стук возобновившегося дождя по каменному подоконнику. — Ты не спишь? — услышал Леопольд знакомый голос. — Реджина, — король чувствовал облегчение и вместе с тем растерянность. — Что тебе нужно? Королева медленно подошла ближе. В загадочном, холодном свете луны её и правда можно было принять за полуночного призрака, наподобие тех, чьи неупокоившиеся души по легендам населяют старинные замки. — Я решила, — Реджина присела на край кровати мужа. — Я скажу тебе имя того, кого люблю, как ты и просил. Леопольд нахмурился. По правде говоря, он не ожидал, что королева поддастся его угрозе, и, тем более что будет говорить об этом таким спокойным, ровным голосом. Однако интерес и жажда возмездия притупили в нём чувство тревоги, и он лишь кивнул жене. — Говори, — приказал король и, желая хоть как-то этот приказ смягчить, положил свою руку на ледяную и белую, как у призрака, но, к счастью, вполне осязаемую руку Реджины. — Меньше полугода тому назад, — тихо начала королева, с трудом подавляя желание отдёрнуть руку, — ты давал бал. — Да, я помню тот вечер, — кивнул Леопольд, стараясь вести себя как можно мягче, дабы не спугнуть жену и заставить её рассказать всё. — Но разве он стал началом этой истории? К тебе за весь вечер не подошёл ни один мужчина, разве что прислуга. — Слышал ли ты о звезде желаний? — после недолгого молчания неожиданно спросила Реджина. Король не ответил, силясь прочитать хоть одну эмоцию на скрытом тенью лице. — Я знаю, что это была не она, ведь она имеет облик Голубой Феи — Рул Горм. Но моя звезда желаний была куда светлее и ярче. Подобно комете, она летела верхом на белоснежном коне к твоему дворцу, пока я наблюдала за ней издалека, а затем распахнула ворота, холодная, прекрасная и неземная настолько, что заставила пары замереть в безмолвии, а руку скрипача — вывести фальшивую ноту. Ни ты, ни кто-либо другой не знал имени этого небесного гостя, вы знаете его как… — Белого Рыцаря, — хрипло закончил за неё король. Живо и словно наяву перед его глазами проносилась череда воспоминаний. — Я танцевал с Белоснежкой, — словно только что он отпустил тёплые руки дочери, — и вскоре понял, что Белого Рыцаря нет, — перед его взором пустое кресло и недопитый бокал вина, — но я был даже рад, он смущал гостей. Но я и подумать не мог, что он исчез… с тобой. — Мы беседовали всю ночь, — тихо и на удивление спокойно продолжила Реджина. — Эту и многие другие… Теперь ты знаешь всё. Что ты будешь делать? — Отдам приказ отозвать Белого Рыцаря с войны и повесить завтра же на закате, — король попытался приподняться с постели, но затем понял, что его удерживает тонкая и вместе с тем властная рука. — Нет, это подождёт, — всё так же спокойно произнесла королева. Лишь сейчас свет луны озарил её лицо, отразившись в пустых, ледяных глазах. Леопольд вздрогнул, невольно подчиняясь её рукам и её голосу. — Эта ночь будет долгой, Ваше Величество. Король замер, зачарованный, словно жертва удава под действием гипноза. Единым, резким движением рука Реджины проникла в его грудь и появилась вновь, сжимая в руке сияющее сердце. Хоть глаза её остались пусты и неподвижны, королева тихо засмеялась, увидев во взгляде мужа собственный ужас, который испытала всего несколько часов назад, когда Тёмный маг точно также сжимал в руке её трепещущее сердце. Она бы с удовольствием поиграла с ним, как кошка с мышью, заставила бы физически прочувствовать ту боль и бессилие которое обуревало её все эти долгие месяцы, но лишние крики могли бы привлечь стражу… Поэтому Королева сделала всё легко и быстро, одним небольшим усилием. Она сжала руку, услышала отчего-то невероятно приятный треск, почувствовала, как сердце отчаянно стукнуло в последний раз, а затем осыпалось горсткой пепла сквозь её пальцы… — Прощайте, Ваше Величество, — прошептала она, глядя в широко распахнутые от ужаса, но уже неподвижные, мёртвые глаза, так похожие на глаза Белого Рыцаря из её недавнего страшного видения, которому теперь сбыться не суждено. — Жизнь того, кто едва не лишил меня любви, за жизнь того, кто мне её подарил. Она склонилась над холодеющим телом мужа и коснулась губами его лба, ладонью прикрывая его веки, а затем, отстранившись, бесшумно исчезла, словно полуночный призрак… Завтра наутро колокол объявит о том, что король мёртв.

***

Сражение находилось сейчас в стадии завязки — этап, на котором погибают лишь юнцы да калеки. Белый Рыцарь не любил эти минуты, а порой часы, когда противники, словно находясь в негласном временном перемирии, осторожно и несмело размахивают мечами и копьями. Бой обещал быть недолгим и блистательным. Сегодня армии короля Мориса повезло — войско огров было чуть ли не втрое меньше, чем обычно. Эмма по горькому опыту знала, что расслабляться, тем не менее, нельзя, ведь именно такие, простые бои обычно проигрываются из-за того, что не воспринимаются воинами всерьёз. Однако это сражение было не одним из них… — Повержены! — радостно воскликнул Эдвард, хлопнув по плечу ближайшего рядового. Эмма была рада быстрой и так легко давшейся победе, хоть и чувствовала лёгкое разочарование от того, что битва закончилась, не успев даже как следует измотать Белого Рыцаря. Солдаты в приподнятом настроении пожимали друг другу руки, попутно убирая мечи в ножны, помогали покалеченным, которых, к счастью, было совсем немного, подняться на ноги, стеная от боли и радости. Но что это? Поначалу тихо и незаметно, но с каждым мгновением всё громче и увереннее, земля под их ногами начала дрожать. Смех и весёлые крики понемногу сошли на нет. Они слушали. Они ждали. И они дождались. Из-за невысокого холма один за другим появлялись огры. Десятки, сотни огромных бездушных тварей, размахивая тяжёлыми дубинами, медленно, но неотвратимо приближаясь к полю боя или, теперь вернее сказать, бойни. — Эти были лишь пушечным мясом, — в ужасе воскликнул один из рядовых, вновь обнажая меч. — Но как они догадались разделиться, сбить нас с толку? — Не важно, как, — с весёлым азартом крикнул Эдвард. — Мы сделаем этих также резво, как тех. Нужно только… Договорить он не успел. Непонятно откуда взявшаяся стрела вонзилась ему между рёбер. Не успев и вскрикнуть, Эдвард упал ничком на землю, задыхаясь от крови, вытекающей из уголков губ. Его тело дёрнулось несколько раз в предсмертной судороге, и он замер навек… Война не позволяет лить слёзы даже по лучшему другу. Полный ненависти взгляд зелёных глаз устремился к горе, с которой один за другим спускались огры наряду… с людьми. Один из них, из людей, взял на себя право решать, когда жизни другого оборваться — право судьбы или Провидения — и пустил смертоносную стрелу в молодого, полного жизни и надежд юношу, не познавшего ещё толком ни сладости побед, ни горечи утрат, ни нежного трепета первой любви. Эдвард погиб от руки такого же человека, как он, не дикого зверя, не безжалостного великана, а человека, предавшего своим деянием весь людской род. Не видя впереди себя ничего, кроме пеших бойцов, Эмма помчалась прямо к ним, навстречу мечам и копьям. Всепоглощающая багровая ярость застилала её глаза, мутила сознание, заставляя отбивать или встречать грудью новые удары. Наконечник копья скользнул вдоль сияющего доспеха, не повредив его. Высоко и легко взлетев над землёй, Эмма твёрдой рукой вонзила меч с гравировкой лебедя в уязвимое место одного из бойцов — в мягкую плоть между шлемом и грудной пластиной. Она танцевала, порхала, изгибалась и закручивалась, обводила вокруг пальца и пронзала холодной сталью податливые тела один за другим. Лицо и светлые волосы были покрыты вкраплениями алой крови, её ли, чужой — неважно. Ни люди, ни огры больше не противники, а лишь декорации её немого спектакля. В воздухе витает жар раскалённой от ударов стали, но в её глазах лишь арктический лёд, она чувствует странное удовлетворение при виде каждого упавшего замертво тела, она торжествует, она прекрасна в своём триумфе… В одно мгновение всё переменилось. Холодная сталь пробила доспех, скользнула по коже, оставляя глубокую рану, подкосила ноги, обагрила землю вязкой, тёмной жидкостью. Звуки приглушились. Слабость и боль заполнили тело Белого Рыцаря, и он, подобно марионетке, которой разом отрезали все нити, упал на влажную прохладную траву, и лишь одно слово слетело с сухих губ прежде, чем сознание покинуло его окончательно… «Реджина…»

***

В этот день утро не пробудило каждое живое существо лучами солнца, ибо небо было затянуто чёрными грозовыми тучами, как вчера. Но вчера их причиной была непогода или, быть может, гнев забытого людьми могущественного чародея, сегодня же траур опустился с небес на землю. Во всём королевстве не нашлось бы ни одного счастливого лица, кажется, людское горе почувствовали даже звери и птицы, ведь почти все пугливо попрятались в гнёзда и норы. Лишь вороны мрачными тенями пролетали над землёй, словно над одной безграничной могилой… Вчера принцесса Белоснежка нарочно притворилась спящей, чтобы не тревожить своими предчувствиями отца, когда тот зашёл к ней перед тем, как отойти ко сну. Если бы она знала тогда, чем это обернётся, она не позволила бы королю уйти и тогда, возможно, успела бы позвать лекаря, когда начался приступ его смертельной болезни от которой, по словам врачевателя, он скончался этой ночью, или хотя бы обняла крепко, как в последний раз, и сказала бы, что любит безумно и будет скучать до конца своих дней… Но сейчас поздно жалеть о том, чего она не сделала. Её отец мёртв. Он больше никогда не обнимет её, не расскажет о том, как сильно она похожа на мать, не пожелает спокойных снов, ибо сам уснул навек, сном без тревог и злых кошмаров. Но сегодня Белоснежка не похожа даже на саму себя. Вместо лёгкого голубоватого платья сейчас на ней тёмное одеяние скорбящей дочери. Она знала, что король Леопольд не хотел бы видеть её такой. Знала, что он любил её, как маленькую принцессу, в чьих волосах нет-нет да запутается свежая фиалка, принцессу, которая в самое тревожное время могла успокоить его ласковым взглядом и парой нежных слов. Сейчас же её взгляд опущен, а слёзы, стекая по прелестному лицу, падают на сырую землю, подобно каплям вчерашнего дождя, дождя, предвещавшего смерть её отца. Стараясь спрятать заплаканные глаза за растрепавшимися волосами, Белоснежка быстрым шагом направилась в склеп, туда, где лежало ещё непогребённое тело короля. Он спал. Такой же спокойный и умиротворённый, как всегда, но в роскошном похоронном одеянии. Белоснежка провела кончиками пальцев по покрытому морщинами лицу, взяла его за руку, которая всё ещё была тёплой и мягкой. Плечи принцессы дрогнули от сдавленного всхлипа. Поднеся руку старика к губам, она покрывала её горячими поцелуями, словно от того, сколько любви она в них вложит, всё ещё зависела жизнь короля Леопольда. — Отец, — прошептала она. — Почему ты меня покинул? Почему променял меня на матушку? Ты сам говорил, что она с нами, незримая, так почему ты стал мне вторым ангелом-хранителем? Сейчас меня утешает лишь мысль, что вам обоим куда лучше, чем мне, милый отец… Её голос дрогнул и смолк, вновь превратившись в череду всхлипов, когда чья-то рука мягко коснулась её плеча. Обернувшись, Белоснежка смутно увидела силуэт мачехи, а затем упала в её объятия, содрогаясь от слёз. Бледные, облачённые в чёрные рукава руки Реджины обвили плечи принцессы, успокаивающе проводя по её спине. Девушка бессильно уткнулась лбом в её шею, невольно ища поддержки и утешения в этих объятьях, не подозревая, что хоть сердце мачехи вновь бьётся в её груди, она не пролила ни слезинки по почившему мужу. За пеленой слёз Белоснежка не разглядела безумной улыбки, тенью мелькнувшей на лице королевы, но скрытой от всего мира полумраком склепа…