***
— Эмма! — донёсся знакомый крик из-за спины. Эмма прикрыла глаза и сжала кулаки изо всех сил. Это была Белоснежка, снова она. Пожалуй, даже в облике принцессы, из-за которой Рыцарь с Королевой так и не нашли своего счастья, Свон не ненавидела её так, как сейчас. Тогда она была врагом. Тогда можно было обнажить меч и пойти в атаку в открытую, а теперь… Теперь она пообещала Реджине терпеть. Поэтому терпеть придётся. — Эмма, в чём дело? Ты будто нас избегаешь, — Белоснежка взглянула в её лицо, обогнув со спины. Следом неотрывной тенью шёл Прекрасный Принц. — Эмма, давай поговорим. — Сейчас? — чуть ли не со страхом спросила Свон. Одно дело — не оттолкнуть её сейчас, а другое —выдержать целый разговор… Разумеется, Мэри Маргарет истолковала мелькнувшее во взгляде волнение по-своему. — Я знаю, что это тяжело, — она ободряюще сжала плечо Рыцаря. — Понимаю, тебе хочется спрятаться от нас, но это пройдёт… Эмма, я твоя мама. Эмма взглянула на неё исподлобья. Осмотрела с нескрываемым презрением этот образ — и короткие чёрные волосы, и курносый нос, и вечно слегка торчащие уши — и осознала, насколько далеко был он от образа той, кого она называла матерью с рождения, без колебаний — той, кто увидел её первый шаг и первую улыбку, кто пел колыбельные и кутал в тёплый мех в ночь Самайна, ожидая к рассвету отца… Возможно, память как обычно идеализирует прошлое, но одно Эмма знала точно — если кто и сможет заменить Алфгеду, то точно не избалованная принцесса, которой было всего четырнадцать, когда Белый Рыцарь убил уже не одну сотню людей и огров, а также впервые познал страдания разбитого сердца. Но она обещала. Обещала Реджине стиснуть зубы и притвориться дочерью. Реджина верила, что это её второй шанс — шанс найти новую семью, но она и подумать не могла, что отныне Рыцарь мечтает о другой, куда более недосягаемой семье из троих человек — семье, в которой, разумеется, будет место даже Злой Королеве… Но пока что это невозможно. Пока что всё, что остаётся Эмме — продолжать верить и… Выполнять данное обещание. — Я вас не избегаю, — ровным голосом ответила Свон. — Если хотите, можем поговорить. Странно, что в этот момент ни Белоснежка, ни Дэвид не заметили в этом холодном взгляде Белого Рыцаря: должно быть, всё дело в их рассеянности, игре света или воле судьбы… Они присели на лавочку неподалёку. Некоторое время молчали. Белоснежка, казалось, ждала, что Эмма начнёт первой, что станет задавать вопросы, но начинать разговор та явно не собиралась. Она сидела, спокойно глядя чуть выше крыш домов, невольно забавляясь тому, как Прекрасные нервно переглядываются, пытаясь подобрать слова. Люди… Они всегда боятся тишины, вечно стремятся её заполнить — должно быть, именно поэтому много тысячелетий назад они придумали музыку… Но Рыцаря с самого детства учили не бояться тишины. Самое важное только с помощью неё и произносится. — Итак, мы снова вместе, — неестественно бодро начала Мэри Маргарет. — После стольких лет ты наконец нашла нас и… — Нашла? Да Бог с вами, — усмехнулась Эмма. Обстановка, чуть разрядившаяся после начала разговора, вновь накалилась до предела. Руки Белоснежки нещадно комкали юбку, Дэвид незаметно приобнял её за плечи, что, однако, не слишком помогло. — То есть? — как можно мягче переспросила принцесса. — Вы правда думаете, что я приехала сюда лишь за тем, чтобы отыскать вас? — на губах играла еле уловимая, почти невидимая улыбка. Наивные! Обрести родителей и победить зло — вот что, по их мнению, нужно было ей в этом городе! — Конечно, ты приехала сюда не совсем добровольно, — кивнула Мэри Маргарет. — Но всё же именно за этим. Эмма, судьба наша прописана заранее: ты приехала сюда, чтобы спасти нас и весь наш народ от злых чар, не отрицай это! Улыбка всё же тронула уголки губ Спасительницы: настолько по-детски звучали эти слова. И вновь улыбку эту поняли по-своему. Белоснежка прижала её к себе, обвила руками шею и — Эмма готова была поклясться — пролила не одну слезу, благодаря всех богов за то, что те вернули ей дочь… Эмма не знала, что делать в такой ситуации. Почему так просто и естественно обнимать Генри и Реджину, словно они оба рождены были для объятий её рук; почему так просто было когда-то обнимать Алфгеду? И почему сейчас она сидела неподвижно, терпя эти объятия как самую страшную пытку?.. Возможно, стоило бы на них ответить… Входило ли это в условия её обещания Реджине? Обязательно ли проявлять взаимную любовь к «родителям», или достаточно было просто терпеть их любовь? От необходимости дальше размышлять на эту тему её избавили произошедшие в одно мгновение перемены. Небо над головой — и без того дождливо-пасмурное — в одно мгновение потемнело так, как не темнело и за несколько часов. Ветер нёс высохшие листья по дорогам — со стороны это выглядело, будто они бежали, летели от какой-то неизвестной и неизбежной беды. Эмма резко вскочила со скамьи, вглядываясь в мрачный горизонт. Чутьё не подводило её ни разу — и точно не подвело сейчас. Голд. Если пока что неизвестная угроза имела магическое происхождение, то только один человек в этом городе мог быть ей причиной. Сорвавшись с места, Эмма ринулась в направлении антикварной лавочки. Только бы успеть. Только бы эта новая беда, в чём бы она ни заключалась, не коснулась Реджины: счастье их было всегда слишком хрупким, чтобы после долгожданного воссоединения быть вновь разрушенным. — Что происходит? — с порога спросила Свон как обычно холодно и твёрдо, но мага нельзя была провести напускной храбростью: уж он-то всегда видел насквозь даже непроницаемые черты Белого Рыцаря. — И вам добрый день… Мисс Свон, — поприветствовал Голд, замечая Прекрасных, торопливо вбежавших следом. — Скажем так, в честь счастливого семейного воссоединения я решил преподнести вам подарок… Уверен, и вы, и родители будете в восторге. — О чём речь? — с тревогой в голосе спросила Белоснежка. — Румпельштильцхен, нам ничего от тебя не… — Смерть Реджины, — быстро ответил Тёмный. И снова янтарные глаза смотрят на непроницаемое лицо из полумрака, как когда-то давно мутные зрачки Тёмного мага читали её душу среди высоких каменных стен замка. Эмма знала, чего он ждёт. Того, что она выдаст себя, что набросится на него, показывая своё небезразличие. И Спасительница была к этому близка… — Блефуешь, — спокойно произнесла Свон. — Ты всё делаешь ради собственной выгоды, а какой прок тебе от её смерти? — Прок есть, можете мне поверить. Разумеется, никому из вас Королева не доверила одной тайны: мелочи для неё, должно быть. Двадцать восемь лет она держала плену ту, что была мне небезразлична — представьте, и моему сердцу не чужды человеческие чувства. Разве не возжелали бы вы мести, случись подобное с кем-то из дорогих вам людей? Думаю, вы сможете меня понять. И потом, неужели не станет мир чище, если избавить его от этой ведьмы — ведь не одна Белль была её пленницей все эти годы? «Ведьма». Теперь Румпельштильцхен провоцирует уже в открытую, смотрит, выжидает, словно хищник, пока Белый Рыцарь сорвётся… Сейчас держаться сложно, как никогда. — Что вы с ней сделали? — глухо спросила Мэри Маргарет. — Натравил одну из самых жутких тварей всех миров — рейва, вы должно быть о нём и не слышали… Можете не беспокоиться. К рассвету королева будет мертва.***
Страх… Он снова поселился в её груди. Этот зверь, скребущий душу и заставляющий сердце биться так сильно, как не бьётся оно даже от любви, просыпался настолько часто, что Свон успела уже привыкнуть к его бодрствованию. Если бы только она знала, что последует за возвращением воспоминаний, разве желала бы их вернуть? Разве хотелось бы ей, пусть ценой возвращения любимой, каждое мгновение бояться непоправимого? Она мчалась по тёмным, опустевшим улицам, почти не слыша за собой также бегущих Прекрасных. Когда она ступила на порог офиса, в котором её оставила, смерть уже была здесь, тяжёлым холодом и вселяющим отчаянье смрадом она висела в воздухе, сгущаясь с каждым мгновением. Он навис над Реджиной. Тень, бесформенный силуэт, казавшийся теперь вполне осязаемым. Дверь сорвана с петель, королева не может встать, даже пошевельнуться. Глаза прикрыты наполовину, но во взгляде нет ни осмысленности, ни безумия — совсем ничего. Рейв тянет к ней свои костлявые, высохшие руки, похожие на руки утопленника… Эмма знала точно, что уже видела их. Но вот где и когда — сейчас не имеет значения. Невзирая на отвращение и страх, Эмма заставила себя броситься на бесформенное создание, попыталась схватить чёрный рваный плащ, заменяющий твари тело, наконец встала между ним и Реджиной, надеясь, что рейв примет эту жертву, но тот отбросил её в стену небрежным взмахом иссохшей руки. На секунду всё вокруг Свон погрузилось во мрак, а затем чудовищная картинка всплыла перед глазами… Сейчас Эмма предпочла бы слепоту. Рейв вновь тянет к королеве скользкие пальцы, по капле выпивая из неё жизнь. Глаза, алые, похожие на два тлеющих угля, жадно смотрят на неё… Тварь знает, что судьба жертвы предрешена, и никто не встанет уже на её пути… Но спасение пришло. Огонь, ничуть не напоминающее адское пламя во взгляде рейва, вырвался непонятно откуда. Эмма оглянулась назад. Прекрасные. Белоснежка держала в руках зажигалку и зеркальце – столь незамысловатое оружие, которым Эмма, обуреваемая страхом за любимую, не догадалась воспользоваться. Впрочем, едва ли в эту секунду принцесса спасала мачеху — скорее ту, кого считала дочерью… Но это не имело значения. Пусть и не специально, Белоснежка оглушила тварь, заставив её закричать воплем Преисподней и вылететь в окно, во тьму, которой была когда-то порождена. — Я в порядке, — машинально ответила Эмма на возгласы и упрёки Мэри Маргарет. — Реджина? Взгляду Реджины возвращалась осознанность. Лицо уже не было столь мертвенно-бледно, как всего несколько мгновений назад. Не отдавая себе толком отчёта в своих действиях, она опёрлась на подставленное плечо Свон и позволила ей помочь встать, почти тут же вспоминая о присутствии здесь Прекрасной четы. — Всё хорошо, спасибо, — холодно и даже, пожалуй, слишком спокойно произнесла она, сохраняя невозмутимость за двоих. — Какой там?! Эта тварь чуть тебя не… — Мисс Свон, как видите, ему это не удалось, — с нажимом перебила Реджина, незаметно сжимая руку Эммы, как бы напоминая о данном обещании. — Пока, по крайней мере. Но рейв вернётся, в этом можно не сомневаться. Лицо Эммы вспыхнуло. Как может она думать сейчас о Прекрасных? Сейчас, когда она была настолько близко к непоправимому? Сейчас, когда угроза всё ещё нависает над ней, а смерть следует по пятам, как может она не подарить Эмме ни единого взгляда, не показать ни словом, что не всё ещё потеряно? — Вернётся? — с тревогой переспросил Дэвид. — И как же его остановить? — Да никак, — просто ответила королева. — Рейв не остановится, покуда не погубит меченого. Она подняла руку, и Эмма с ужасом обнаружила на ладони странный, угловатый и почему-то знакомый ей символ. Она не знала, как объяснить Прекрасным то, что хочет задержаться в участке, да сейчас ей было плевать и на них, и на обещание. Дождавшись, пока их шаги смолкнут в коридоре, она обернулась к Реджине. Холода больше не было. Королева смотрела в пол, всё ещё машинально опираясь на стену с облупившейся штукатуркой. Эмма нерешительно подошла чуть ближе. Реджина всё ещё остаётся для неё тайной. Рыцарь понятия не имеет, какие чувства скрываются за этой маской спокойствия, обычно он читал их по глазам… Наверное поэтому она так старательно отводит взгляд. — Скажи, что способ есть, — тихо попросила Эмма. Сейчас надежда нужна была ей, как никогда. Но Реджина молчала, словно и не услышала её слов. Свон хотела было обнять её, но королева перехватила её руки своими, впервые поднимая взгляд. — Нет, — наконец ответила она, всё так же спокойно, даже почти безразлично. — Способа нет. Всё, что ты можешь сделать — не дать моей смерти разрушить твою жизнь. Не говори о нашем прошлом Генри — и у тебя будет сын. Не дай никому узнать о твоих ко мне чувствах — и у тебя будут родители, которые, поверь, любят тебя, кем бы они ни были. Реджина была права — она была Злой Королевой слишком долго, чтобы позволить страху отразиться на лице, а слабости — показаться другим, пусть даже этим «другим» будет её верный Рыцарь. Эмма наблюдает за переплетением их рук, смотрит на неё с нежностью, как и раньше… Затем отпускает руки и уходит не оглядываясь. Королева сказала, что способов спасти её нет… Так пусть же она не подозревает о том, что Спаситель почувствовал в её словах ложь.***
— Думаю, стоит в первую очередь обратиться к Голубой Фее, — первым заговорил Дэвид, едва они с женой оказались на освещённой фонарями улице, снаружи офиса шерифа. — К Голубой Фее? — Да, если кто и поможет, то только она, — кивнул Дэвид. — Не Голд же, коль скоро он сам это затеял… Мэри Маргарет резко обернулась, скрестив руки на груди то ли от холода, то ли по какой-то другой причине. — Ты собираешься спасать Злую Королеву? — нахмурившись, уточнила она. — Разумеется, — непонимающе качнув головой, ответил Дэвид. — Сейчас? Когда заклятье только-только рухнуло, когда все в панике, когда рейв разрушил добрую треть домов и людям негде жить, когда наши поданные отчаянно ищут своих родных, ты собираешься спасать ЕЁ? — А что ты предлагаешь? Дать ей умереть? — Ты слышал: она обречена, пытаться спасти её — пустая трата времени. Послушай, — Белоснежка приблизилась к мужу, мягко опуская руку на его плечо. — Дэвид. Мы ждали этой встречи двадцать восемь лет. Ждали встречи с нашей дочерью, — она кивнула на горящее окно офиса. — Моя мачеха и без того отняла у нас годы. Первый шаг Эммы. Первую улыбку. Мы никогда не узнаем, каким было её первое слово, но уж точно не «мама». Поэтому я не позволю этой ведьме отнять у нас ни секунды больше, пусть даже ценою будет её жизнь. — Как ты можешь так говорить? — Принц взял её лицо в свои руки, заставляя их взгляды встретиться. — Белоснежка, одумайся. Ты сама говорила мне когда-то, что человеческая жизнь бесценна. — Вот именно, Дэвид, — женщина отвечала на взгляд его глаз твёрдо, как никогда прежде. — Она убила моего отца. Помнишь, ты сам говорил тогда, на казни, которая не состоялась — из-за неё ты так и не просил его благословения жениться на мне. Мы с тобой готовы были казнить её, а сейчас нам нужно лишь бездействовать — так что же изменилось? Дэвид набрал в грудь воздух, приоткрыл рот, намереваясь что-то ответить, но понял вдруг, что сказать ему нечего. Этот вопрос и для него оставался загадкой. Почему он не может позволить умереть той, чьей смерти желал когда-то больше всего на свете? — Идём, что-то холодает, — быстро произнесла Мэри Маргарет, чуть сильнее укутываясь в шарф. Дэвид кивнул, стараясь улыбнуться как можно обыденнее. И всё же прежде, чем уйти, вновь взглянул в тускло горящее в ночи окно офиса шерифа. Отсюда видны были два силуэта. Его дочь и Злая Королева говорят о чём-то — должно быть, о том, кто позаботится о Генри, если Реджины не станет, о том, как найти управу на Румпельштильцхена… О чём ещё они могли бы говорить? Дэвид не знал. Но лишь сейчас, смутно, на уровне шестого чувства, начинал понимать, почему всё ещё ищет способ спасти злодейку. Глазам его было это неведомо, как неведомо и сознанию и пока что даже сердцу, но какая-та часть его, та, к которой он по обыкновению не прислушивался, видела, как тайно от целого мира сплетаются в этот момент руки Спасителя и Злой Королевы.***
Как редко в своей прошлой жизни она прибегала к интуиции… Она не верила в шестое чувство, не верила в мистику и предзнаменования, но сейчас, когда две реальности слились для неё в одну, волей-неволей поверишь во что угодно. Да и потом, что, как не шестое чувство привело её в лавку мистера Голда, его постоянную обитель, именно в тот момент, когда того здесь не было? На двери обыденно и тоскливо звякнул колокольчик — такое странное напоминание о повседневной жизни, оставленной позади. Эмма оглянулась. Где-то здесь находится то, что она ищет — логично было бы предположить, что Голд носит медальон при себе, но логике все происходящее не подчинялось уже давно… А потому, руководствуясь всё тем же шестым чувством, гостья принялась обыскивать шкафы и полки. До чего же много здесь всяких безделиц! Если бы не обстоятельства, Эмма могла бы потратить часы, разглядывая каждую. Здесь было место милым вещицам — крохотным фарфоровым куклам в чепцах, колокольчикам со звоном мягким и тихим; был здесь и самый обыкновенный антиквариат — стеклянные шары, одни из тех, в которых при малейшем колыхании вдруг начинается снегопад или даже метель, старинные медные весы, часы всех цветов и размеров. Однако, что больше всего цепляло взгляд, хоть и не стремилось попадаться на глаза, прячась по углам — вещи жутковатые, точно так или иначе связанные с прошлым Тёмного мага: деревянные куклы мужчины и женщины с выпученными от ужаса глазами и открытыми ртами, застывшими в навечно немом крике; чучело ворона, которое на первый взгляд могло бы показаться искусственным, но глаза птицы, две мёртвые чёрные бусины, мгновенно растворили это заблуждение… В подсобке блеснуло что-то неярким золотым бликом. Эмма шагнула ближе к тёмному помещению. Здесь она не бывала ещё ни разу — оно и понятно: если уж в основной части лавки Голд хранит столь жуткие артефакты, страшно представить, что скрывается там, где никто не увидит. Здесь же хранился и медальон, на котором аккуратной гравировкой сиял тот же символ, что и на ладони Реджины… Королева сказала, что рейв не остановится, пока не погубит меченого. Значит, единственный способ спасти её — пометить кого-то другого, и Свон уже выбрала подходящую кандидатуру. Из темноты донёсся шорох. Рука Эммы машинально потянулась к поясу, туда, где обычно были ножны, но, разумеется, пальцы так и не обвили привычную рукоятку. Глаза понемногу привыкали к темноте, она могла уже различить силуэт в паре футов от неё, и этот силуэт определенно был ей знаком… — Эмма? — донёсся детский голос. — Генри, — облегченно выдохнула Эмма. — Генри, что ты здесь забыл? — Я знал, что ты придёшь сюда, — ответил Генри. — Я знаю про маму… Когда заклятье пало, она сказала мне сидеть дома, думала, что Вейл и другие убьют её, — Генри пытался говорить спокойно, но дрожь в голосе всё же выдавала естественный страх человека, впервые увидевшего призрак смерти так близко. — Я не хочу, чтобы мама умерла. — Малыш, послушай, — Эмма опустилась на колени, сжимая детские руки в своих. — Реджина не умрет, обещаю, — она взглянула на медальон, молясь, чтобы сын не догадался о её планах. — Но только ты должен верить мне, безоговорочно, слышишь? Я знаю способ, как её спасти. — Ты знаешь про шляпу? — переспросил Генри. — Да нет же, какая шляпа? — Эмма рассеянно оглядела полутёмную комнатку, и взгляд её вдруг наткнулся на такой знакомый силуэт цилиндра. — Шляпа Джефферсона, — ответил мальчик. — Безумного Шляпника. Она может помочь путешествовать между мирами, так почему просто не выпустить рейва в другой мир? — Ну конечно, — протянула Эмма, снимая шляпу с крючка. — Шляпник… Он был в твоей книге сказок, верно? — Конечно, — кивнул Генри. — Но ты хотела спасти маму по-другому, да? — Это неважно, — Эмма обернулась и крепко обняла сына, который ответил на объятия, хоть и не понимал толком, чем их заслужил. — Генри, ты просто умница. Они вышли из лавки, держась за руки — так же, как буквально неделю назад выходили от мороженщицы. Эмма вдыхала полной грудью прохладный вечерний воздух. До чего же близко она была к тому, чтобы принести себя в жертву! Не окажись Генри рядом, она пометила бы себя печатью смерти, и уже за ней пришёл бы этой ночью дух с руками утопленника и горящим взором… Но этого не случилось. Так странно: стоя на самом краю, мы будто не видим пропасти. Падая в пропасть, — не видим края, а потому не знаем, что потеряли, не помним, что под нашими ногами была когда-то опора. И лишь отойдя от края на пару шагов, лишь увидев контраст между твердой поверхностью и пустотой, нас охватывает страх… Природа не зря не даёт нам бояться, когда мы стоим на грани или падаем в пропасть. Иначе разве смогло бы когда-нибудь умереть такое трусливое создание, как человек?***
— То есть выбросить его в другой мир — всё равно, что убить? — воскликнула Мэри Маргарет, еле поспевающая за процессией, состоящей из мужа, дочери и королевы, идущей нарочно как можно дальше от Спасительницы. — Да. План Генри и, надо сказать, гениальный, — она бросила быстрый взгляд на Реджину, которая, узнав о том, что практически спасена, не выказала ни словом, ни взглядом свое облегчение. Возможно, лишь держала маску перед Прекрасными, боясь в порыве чувств нарушить данную самой себе клятву, а может попросту не верила в то, что беда минует настолько быстро и бесследно… По правде говоря, Эмме и самой отчего-то верилось в это с трудом. Почему? Должно быть, снова шестое чувство. Чувство, которому она в жизни не доверяла, но в этой, новой реальности, ей придётся научиться слушать его и верить ему. — Как именно мы загоним его в шляпу? — поинтересовалась Мэри Маргарет. — В прошлый раз его спугнуло пламя, — ответила Эмма, с тревогой поглядывая на почти совсем чёрное небо за окном мэрии. Силуэта в рваном плаще пока что не видно на его фоне… Но нельзя определить наверняка, когда именно рейв появится, и это не могло не тревожить. — Зажжем факелы. Не думаю, что у нас много времени. Шляпу расположили в центре помещения. В руках у Дэвида и Эммы быстро, от одной искры загорался аккуратный ворс метёл, использованных в качестве факелов. Реджина присела рядом со шляпой, сосредоточенно вглядываясь в бездонный центр. Разумеется, она не показывала своего волнения, но волнением, и даже страхом, был пропитан воздух. Королева не колдовала уже двадцать восемь лет… Раз рейв, существо, очевидно, волшебное, проник в этот мир, значит проникла сюда и магия — иначе быть просто не могло. Но сможет ли колдовать Реджина, не окажется ли, что эта, новая, магия, не подчиняется её воле? В помещении повисла тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием разгорающегося пламени. Все четверо напряженно вглядывались в тёмные квадраты окон… Зрение оказалось последним, что возвестило о прибытие рейва. Эмма почувствовала, как по спине пробежался холодок. В её руке затрепетал огонь. Она вздрогнула, когда услышала тихое шипение, поначалу похожее на свист ветра, но с каждым мгновением перерастающий в вопль исчадия Ада. Эмма быстро оглянулась на Реджину. Та твёрдо смотрела прямо перед собой. Волнение выдавали лишь до побеления сжимающие поля шляпы руки. Свист, смешанный с воплем всё нарастал, пламя не просто трепетало — оно развивалось, как алый флаг во время шторма. И холод, этот мертвенный, скользкий холод, предвещающий ЕГО появление… Стекла треснули и осыпались, и то, что поначалу казалось лишь истерзанным плащом, занесённым ветром, на деле имевшее алые глаза и мёртвые руки, влетело в помещение, едва не погасив пылающий факел. Как и следовало ожидать, он с высоким свистом приближающейся смерти направился к Реджине, но та продолжала гипнотизировать шляпу, и лишь теперь Эмма заметила, как дрожат при этом её руки… Факел рассёк воздух прямо перед рейвом, опалив рваные края плаща. Но на этот раз демон не исчез в ужасе при одном лишь виде огня. Ночь явно подпитала его силы, и теперь он бросался в огонь, уже практически не страшась его — куда важнее сейчас было добраться до жертвы. — Реджина, портал! — выкрикнула Эмма, изо всех сил отбиваясь от монстра. Долго так она не продержится — это понимала она сама, и рейв, чьи глаза сияли теперь не только яростью, но и торжеством. Дэвид ринулся было на помощь дочери, но появление второго противника будто вывело рейва из себя, подарив ему новые силы, чтобы одним движением узловатых рук погасить оба факела разом. Мощным потоком затхлого, ледяного воздуха Эмму сбило с ног. Неужели конец? Неужели спасти королеву не удастся? Одно Свон знала точно — она будет сопротивляться до конца, до потери сознания или пульса, пусть даже это бессмысленное сопротивление будет стоить ей жизни. Рука машинально легла поверх руки Реджины и сжала её крепко, как никогда, боясь отпустить… И этот простой, полный любви и отчаяния жест, это переплетение рук, казавшееся последним, в одно мгновение совершило то, что до этого момента оставалось невозможным. Шляпа сама собой, подчиняясь призванной одним лишь касанием магии, начала стремительно вращаться, увеличиваясь в размерах. С последним, протяжным, леденящим кровь воплем рейв исчез в этом круговороте. Но не успел никто обрадоваться победе или просто её осознать, как портал, расширившись в разы, приблизился к спасённой королеве и её Спасителю. Эмма не успела ничего предпринять. Лишь оттолкнула Реджину как можно дальше от смертоносной воронки, понимая, что у неё самой нет уже сил сопротивляться её непоколебимому притяжению. Она не успела даже поймать в последний раз взгляд любимой, не успела выкрикнуть ничего на долгое прощание, когда тьма поглотила её с головой… — Дэвид! — донёсся отчаянный крик Белоснежки. Принц оглянулся, как и его дочь, не имея времени на прощание, но, в отличие от Эммы, по собственной воле прыгнул в почти сомкнувшийся водоворот магии, следуя за ней в мрачную неизвестность…