Words

Смотреть в потолок было скучно. Главным образом потому, что, как и всё остальное в этом доме, он был пресным, неинтересным и «нормальным». Может быть, еще и из-за того, что он смотрел на него так часто, что теперь знал каждую трещинку в нем. Гарри Джеймс Поттер умирал от скуки. А еще от нетерпения. Он пытался уснуть, закрыть глаза и отключить разум, но был слишком взбудоражен. Сегодня тридцатое. И всего через несколько часов ему должно было исполниться пятнадцать. Это дико его волновало. Тем более, что завтра он получит метку родственной души. Господи Боже. Его собственная метка родственной души. На его коже появятся маленькие буквы, говорящие о том, кто его родственная душа. Все с нетерпением ждали своего пятнадцатилетия. Знание первых слов родственной души было захватывающе. Все вокруг говорили о важности пятнадцатилетия, как в этот день ты навсегда оставишь детство. Как ты найдешь свою родственную душу, свою вторую половинку, свое всё. Но Гарри боялся, что на следующий день, ничего не изменится. Он знал, что вероятность этого крайне мала. Только 0,9% населения планеты не имели родственную душу. Но даже этот процент составлял около 77 миллионов человек. Он никогда не встречал людей без метки, но знал, как к ним относится общество. Все знали, что если ты не получил метку, ты ничего не стоишь. Бог не наградил вас родственной душой — вы не были достойны ее — так как же вы можете быть хороши в чем-то? И так утверждало большинство. Мерлин, как сильно он ненавидел эти мнения. Он ненавидел большую часть того, что общество считало «нормальным» и «вполне приемлемым». Наверное, из-за Дурслей. Но даже он не хотел остаться без метки. Хотя сам он ничего против таких людей не имел — ему было их жалко. Но он действительно не хотел, чтобы у него не было родственной души. Он всюду видел восторг. Куда бы он ни посмотрел, все, что он слышал.... родственная душа — это прекрасно. Гарри всегда мечтал о том, чтобы кто-то забрал его, показал ему место получше. Он мечтал о человеке, который поймет его и по-настоящему полюбит. Ему было все равно кто, он просто… он просто очень этого хотел. Но его удача была ужасной, так что… Гарри перекатился на бок и закрыл глаза. Он вспомнил, как впервые увидел метку родственной души. Ему было всего три года, или… может быть, четыре? Он не был уверен. Тетя Петуния накричала на него за то, что он уронил одну из чашек, хотя та и не разбилась. Она махнула рукой, и Гарри заметил цепочку уродливых каракулей на ее плече. Он спросил ее о них, и на ее лице появилось странное выражение. Он впервые увидел, как она покраснела, и любящий взгляд, который она бросила на свою руку, напугал его. — Это моя метка. Это первые слова, которые твой дядя сказал мне. Конечно, у него есть и мои слова. Гарри всматривался в метку. В почти неразборчивом почерке, который он позже научился распознавать, читалась фраза дяди Вернона: «Смотри, куда идешь». Тетя Петуния продолжила: — Люди получают свою метку на пятнадцатый день рождения. С помощью нее ты находишь самого подходящего человека для себя… — затем она усмехнулась. — Конечно, у таких уродов, как ты, не бывает родственных душ. А теперь, наконец, убери это! На этом она закончила. В более поздние годы Гарри узнал историю о том, как познакомились его родственники — они любят рассказывать ее всем, кто был готов слушать (за исключением его, конечно), и он подслушал, как они рассказывали ее Дадли. Их знакомство прошло очень обыденно, просто и скучно — как и этот чертов потолок. Они оба шли по разным сторонам на одной улице, когда случайно столкнулись друг с другом. Вернон грубо отреагировал (впрочем, как всегда), и Петуния поспешно извинилась. Простите меня, сэр. — надпись на руке Вернона. После этого они якобы забыли о произошедшем и заговорили, увлеченные друг другом. Дадли сказал, что это самая романтичная вещь, которую он когда-либо слышал. Гарри же подумал, что это самый ужасный способ знакомства, но неважно. Честно говоря, он большего от них и не ждал. Месяц назад Дадли получил свою метку. Этого очень ждали (Гарри втайне хотел, чтобы метка была по-настоящему глупой), и она оказалась действительно дурацкой. Это было «Привет». Привет. И его родственники особенно сильно сходили с ума от этого. Петуния рыдала от того, насколько метка была «красивой», «нормальной» и «удивительной». Дадли с гордостью заявил, что будет говорить всем «Привет», чтобы у его родственной души была такая же метка. Похоже, никто из них не понял, что «привет» является самым распространенным словом, которое говорят при встрече... так что это мог быть кто угодно. Как бы, абсолютно любой. Но, конечно же, это был Дадли, и что бы там не было написано, это не имело значения. Мерлин. Но да, с тех пор день рождения Гарри медленно приближался, и Дурсли очень часто стали напоминать ему, что уроды не получают меток. Что было чушью, на самом деле. Все в волшебном мире гордо носили метки, но… Дурслям просто нравилось его мучить. Дадли смеялся и тыкал его пальцем, говоря, что он никогда не получит своей метки. Или, что получит, но его родственной душой будет какая-нибудь дряхлая старушка. Или, не дай бог, его родственной душой будет мальчик! Потому что даже при том, что однополые пары были родственными душами, общество все еще любило притворяться, что это очень неестественно и отвратительно. Это принадлежало к длинному списку того, что Гарри ненавидел в обществе. Но не надо быть слишком пессимистичным, верно? Он закрыл глаза, заставляя себя успокоиться. Остановиться. Задуматься. Возможно, это будет девочка. Может быть, это будет Чжоу… только Чжоу получила свою метку в прошлом году, и ее родственной душой оказался Седрик. Седрик, который умер впоследствии Турнира… Он провел рукой по волосам и в отчаянии сел. Хедвиг заухала со своего места. Он вздохнул, нежно шикая на нее, прежде чем плюхнуться обратно. Хорошо, ну и что. Может быть, он не получит метку. Это не сделает его бесполезным. Только… если он действительно такой непривлекательный, тогда… тогда… Просто спи. В худшем случае это будет Малфой. Гарри рассмеялся над собой. И, наконец, уснул.

***

Его разбудила Хедвиг. Она сидела на насесте, как и ночью, но вокруг нее висела куча мышиных погадок. Фу. Гарри зевнул, перевернулся на другой бок, чтобы снова уснуть, когда мельком увидел свое голое запястье. Он вскочил. Ему пятнадцать! Он получил метку родственной души! Он надел очки и начал лихорадочно осматривать себя. Ладони, запястья, пальцы, предплечья, тыльная сторона предплечий, локти, плечи. Ничего. Так, место метки должно было быть каким-то значимым для него. Для многих людей это было место, где родственная душа впервые коснулась их. Неудивительно, что большинство меток находилось на руках, люди все время до них дотрагивались. Но, видимо, не для Гарри. Хорошо. Значит, ноги. Он проверил бедра, их заднюю часть, икры, колени, лодыжки, даже место между пальцами ног, и его паника неуловимо усилилась. Ладно, стоп, может, это его грудь. Он быстро сбросил футболку и молча помолился тому, кто был там наверху. Пожалуйста, будь там, пожалуйста, будь там. Но метки там не было. Его грудь была пуста. Хорошо. Ладно, может быть… конечно! Метка могла быть на его шее или лице, где он не мог её видеть. Поэтому он бросился в ванную и начал осматривать себя в зеркале. Голая кожа смотрела в ответ, и ничего… И тут взгляд переместился на лицо. Он поднял челку и… ох. О, нет. Нет-нет-нет-нет-нет. Бля, почему он? Гарри действительно нашел свою метку. Но сейчас он просто хотел, чтобы этого не произошло. Должно быть, это его шрам. Конечно, это должен был быть его шрам. Прямо над ним, по линии роста волос, были написаны два слова аккуратным красивым почерком. Очень знакомым для Гарри почерком, в конце концов, он провел несколько дней, переписываясь с дневником. Авада Кедавра. Авада Кедавра. Ради Мерлина, может ли он просто пойти и умереть? Может быть, если бы он сам себя заавадит, это сработает… Иисус ебаный Христос. Люди тратят всю свою жизнь, пытаясь найти свою родственную душу. Были даже сайты знакомств для этого! Но нет, Гарри посчастливилось быть тем, кто точно знал, кто его дорогая родственная душа. Потому что это был не кто иной, как Лорд Волдеморт. Он же Том Марволо Реддл. Или мужчина, который убил его родителей и теперь пытается убить его при каждом удобном случае! Его ноги подкосились, и он рухнул на колени, все еще сжимая раковину. Это было плохо. Это было… очень, очень плохо. Если кто-нибудь узнает… Он даже не хотел об этом думать. Он просто должен был радоваться тому, что у него есть родственная душа. Это означает, что для него кто-то есть. Кто-то, кто может полюбить бы его. Но этот человек пытается убить его. Волдеморт делает все возможное, чтобы лишить его жизни при каждом удобном случае. Его родственная душа — его собственная родственная душа — пыталась убить его. Убила его родителей. И бесчисленное множество других. Лорд Волдеморт сошел с ума. Он страдал манией величия. Психопат. Сумасшедший, жестокий, недалекий от того, чтобы стать монстром. Забудьте это — он уже монстр. То, что вышло из котла, нельзя было описать как-то иначе. Он убил Седрика. Он использовал Круцио на Гарри. И этот человек — это бесчувственное существо — его родственная душа. Гарри мог только смеяться. Смеяться над иронией происходящего. Мальчик-Который-Выжил и Темный Лорд, заклятые враги, люди по разные стороны войны… были родственными душами. Был ли он таким непривлекательным? Был ли он настолько недостоин чего-либо еще? Неужели он был таким ужасным, бесполезным человеком, что заслуживал бездушного монстра в любовники? Родственные души должны были быть… одинаковыми. Сильно похожими. Инь и Янь. Чайные чашки и тарелки. Дополнения друг друга. Они должны соединяться, как кусочки головоломки. Он и Волдеморт были полной противоположностью. Гарри был гриффиндорцем, подростком и абсолютно не сторонником убийств и пыток. Волдеморт был слизеринцем, очень сумасшедшим, а также всего на пятьдесят лет старше его. И Гарри беспокоился о том, что его родственной душой может быть Малфой! Боже… Что он будет с этим делать? Он стиснул зубы и встал. Его метка глядела на него из зеркала, и он не мог не коснуться ее. Она приятно поколола, радостно жужжа под его пальцами. К счастью, она была не слишком заметной. Если не присматриваться и не подходить слишком близко к его шраму, то ее вообще не видно. И он уже привык скрывать шрам, так что… хорошо. Хоть что-то не так плохо. Но почему-то, хотя ему было страшно думать о том, кто его родственная душа, ему почему-то хотелось… продолжать прикасаться к метке. Удивительно и то, насколько красивым и элегантным был почерк, хотя никогда раньше этого не замечал, но… У Тома действительно был хороший почерк… Его мысли обратились к Тому Реддлу. К шестнадцатилетнему, красивому, обаятельному, остроумному Тому Реддлу. К тому самому, которому он писал целыми днями. Гарри никогда не позволял себе в этом признаться. Каждый раз, когда поднималась эта тема, он быстро напоминал себе, кто такой Том, и переключался на что-то другое. Но хорошо… Он будет дураком, если не признает, что был влюблен в слизеринца. До того, как произошло все это «Я на самом деле Волдеморт и хочу убить тебя», ему искренне нравился Том. Он восхищался им. Ему нравился умный подросток и их долгие дебаты. Конечно, поначалу Гарри не понимал, что тратил много времени на переписку с дневником. После первого дня он положил его в свой чемодан и сказал себе, что пусть он там и лежит. Пока… ну, пока он не вытащил его на следующий день, любопытство заставило его снова написать Тому, чтобы попытаться понять, что случилось с Хагридом. И он писал. Несколько дней. Шли дни, дни, недели. Пока дневник не пропал. Это огорчило Гарри, но то, что случилось потом, заставило оставить его все, как есть. Может, поэтому предательство его так сильно задело. Потому что ему нравился Том-Не-Волдеморт. Они долго спорили о некоторых вещах, заклинаниях или обществе. И Том всегда был понимающим, услужливым и очень умным, но Гарри это нравилось. Мысль о том, что этот Том, этот парень, который так и не стал Волдемортом, был его родственной душой, наполнила его грудь теплом. Он знал, что это нереально, потому что слова Тома были всего лишь игрой, но… но все же… Гарри был не против. Он был не против встречаться с Томом Реддлом. Боже… Но реальность была другой. Том Реддл сошел с ума. Он стал Темным Лордом и начал убивать невинных. Он также стал похож на змею и не имел носа. (Не то чтобы Гарри особо заботился о том, как выглядят люди, но Волдеморт буквально вызывал у него кошмары.) Он провел рукой по волосам и коротко рассмеялся. О чем он вообще думал? Дорогая Моргана, он должен просто остановиться. Тогда он был глупым двенадцатилетним подростком, но опять же, все двенадцатилетние были глупыми детьми. А Том Реддл был слишком очарователен, чтобы Гарри мог сопротивляться и не влюбиться в него. Наверное, ему стоит перестать думать об этом. Ага. Ладно. Он вернулся в свою комнату и натянул на себя рубашку. Он оглядел комнату, посмотрел на Хедвиг и почувствовал укол боли из-за того, что не увидел ни одного письма. Опять. Как и все это лето. Ему не нравилось думать об этом, и, слава Моргане, Дадли не знает об отсутствии писем. Но его все равно это задевало. Его друзья не писали ему все лето. Ни Рон, ни Гермиона, ни даже Сириус. Ничего. Даже простого приветствия. Он писал им все лето. Отправлял письма за письмами, и Хедвиг всегда возвращалась без его писем, но также и без ответа на них. Гарри думал, что они хотя бы пришлют что-нибудь на его день рождения. Может быть, открытку. Этого ему действительно будет достаточно. Но все лето… просто ничего. Как и летом после первого года, но в этот раз было хуже. Хуже, потому что в настоящее время он не только имел дело с ужасными кошмарами, но и из-за того, что не получал никаких новостей, у него не было контакта с волшебным миром. Это означало, что он понятия не имеет, что там происходит, что также означало, что он ничего не знает о действиях Волдеморта. После воскрешения Темный Лорд мог делать Мерлин знает что, а Гарри даже не может прочитать об этом. Он посылал письма, полные вопросов, отчаянных просьб об информации, которую так и не получил. Кроме того, поскольку Хедвиг вернулась с пустыми руками — или, в ее случае, с когтями, — это означало, что его письма были получены. Его друзья просто не отвечали ему… Даже Сириус. Даже крестный ничего ему не написал. Разве это не обнадеживает, а? Он предположил, что должен был ожидать это после месяца без ответов, но все же… да. Даже Невилл еще не ответил ему — накануне он отправил мальчику открытку на день рождения. Но… ну, Невилл живет далеко, так что, возможно, ответ еще не пришел. Глядя на кровать, он просто впал в депрессию. Так что он надел какую-то верхнюю одежду — всю мешковатую, потому что у него ничего другого не было — и вышел из комнаты. К счастью, ему удалось избежать всех остальных в доме. Спасибо Моргане. Он действительно не думал, что сможет справиться с издевками Дадли прямо сейчас. Или работой Петунии. Или глупыми шутками Вернона, над которыми ему приходилось смеяться. Он презирал этот дом. Он ненавидел его всем своим существом. Поэтому он вышел и начал бродить по Литтл Уингинг. Этим летом он делал это часто — Гарри использовал любую возможность, чтобы выбраться из дома под номером 4. В его голове копошились мысли. Он слышал разные слухи про Волдеморта и один из часто обсуждаемых вопросов был... Есть ли у Того-Кого-Нельзя-Называть родственная душа? Многим хотелось верить, что ответ отрицательный. Сам Гарри надеялся, что так оно и есть, потому что, если у такого извращенного ублюдка, как он, появится родственная душа, а так много хороших людей останутся в одиночестве, мир действительно станет хреновым местом. Но видимо… так и есть. У Старого Волди появилась родственная душа. Может быть, было бы лучше не знать этого. Он думал о том, какая метка у Волдеморта. Гарри не мог ясно вспомнить, что он сказал ему, когда они впервые встретились лицом к лицу. Теперь, когда он подумал об этом… да, Волдеморт издевался над его родителями за то, что они защищали его, и, да, Гарри, вероятно, сказал ему, что он лжец, или что это неправда, или что-то в этом роде. Ха, разве не было бы забавно, если бы на самом видном месте у него была большая надпись «ЗАТКНИСЬ»? Волди, безусловно, заслуживал это. Ну… наверное, это лучше, чем смертельное проклятие на лице. Гарри подошел к детской площадке и сел на одну из качелей. Было еще раннее утро и довольно прохладно, а это означало, что детей на площадке было немного. Были только он и пожилая женщина с пятилетним внуком. Он вздохнул. Как он вообще оказался во всей этой каше? Может быть, это был не Волдеморт. Может быть, кто-то еще подойдет к нему и в шутку скажет это. Но это было бы действительно хреново. И кто бы сделал что-то подобное? Существует только один человек, который когда-либо пытался убить его, и это был Лорд Волдеморт. Гарри снова вздохнул. Он задался вопросом, что он должен сказать людям. Они захотят узнать — люди всегда заинтересованны всем, что происходит с ним. Он не может просто сказать им, что его родственная душа — Темный Лорд. У «Ежедневного пророка» был бы очень хороший выпуск. Может быть, ему стоит сказать Рону и Гермионе, что у него нет родственной души… но подождите. Эти двое не разговаривают с ним. Точно. Но все же в этой идее были свои достоинства. Отсутствие родственной души было ужасно, и он знал, что получит за это негативную реакцию, но это будет лучше, чем сказать правду. Хм, или, может быть, он может написать что-нибудь на своей руке — что-то действительно обычное, например: «У тебя такие красивые глаза» или «Привет, как дела?» Что-то, что заставит мир поверить, что он ищет свою вторую половинку, а не задаться вопросом, почему он один. Будучи глубоко погружен в свои мысли, Мальчик-Который-Выжил не заметил, как кто-то приблизился нему. Только через мгновение он услышал скрип позади. Гарри быстро встал, потянувшись за палочкой. Потом проклял себя. Он забыл её в своей комнате! Он просканировал местность в поисках опасности. Вдруг что-то холодное коснулось его шеи. Гарри отшатнулся, но руки в черных перчатках схватили его и кончик палочки надавил еще сильнее. Последним, что услышал Гарри, было хриплое «Stupefy» перед тем, как его мир погрузился в кромешную тьму.

***

Гарри очнулся в постели. Это была хорошая постель, мягкая и удобная, и он еще сильнее закутался в манящее тепло. Его кровать у Дурслей была намного хуже, чем эта, да, эта кровать была хороша — подождите. Подождите. Он вскочил, огляделся. Это действительно была не его постель в доме на Тисовой улице и даже не в Хогвартсе. Гарри оказался в камере. В темной, холодной, прямоугольной комнате с каменными стенами. Тут была кровать, на которой он сейчас сидел, стул и крошечный унитаз. В стене позади него было маленькое окошко, а стена напротив состояла полностью из решеток. Он быстро встал, его сердце бешено колотилось в груди. Это была подвальная комната. Это была камера! Кто-то похитил его. Да, точно, кто-то, должно быть, похитил его. Он вспомнил хриплый голос и черную одежду нападавшего. Пожиратель Смерти. О, нет… Если это был он или даже они — потому что кто еще — значит, его отвели к Волдеморту. Что, если… Что, если мужчина узнает? Что, если он уже знает, что Гарри его родственная душа? В конце концов, у него была метка – может быть, он понял это еще тогда, когда они впервые встретились, и теперь он просто ждал пятнадцатилетия Гарри. О, нет, нет, нет, нет, нет. Это было плохо. Это было очень, очень плохо. Если этот сумасшедший узнал… Мерлин знает, что он сделает с Гарри. Что, если он решит взять Гарри в плен и держать его здесь до конца жизни? В этой грязной маленькой тюрьме без света и с одной кроватью? Он быстро подбежал к решетке, пытаясь открыть ее. Ничего. Дверь была заперта. Избранный начал ходить по комнатке. Он должен сбежать. Желательно до того, как кто-нибудь придет его проверить. Кто-нибудь заметит, что он пропал, верно? Дурсли бы почувствовали облегчение, и им было бы все равно, но… может быть, кто-нибудь в конце концов напишет ему, и они поймут, что его нет на Тисовой улице, и придут за ним. Они придут. Обязательно. Потому что если нет, то... — О, ты очнулся! Гарри быстро обворачивается. Кто-то стоит прямо возле его камеры. Человек одет в черную мантию, серую рубашку и черные штаны. В правой руке он держал зажженный фонарь. Судя по голосу, это был мужчина. Гарри прищуривается и обнаруживает, что смотрит на знакомую ухмылку, которую в последний раз видел всего месяц назад. — Барти Крауч-младший? — недоверчиво выдыхает он. — Ага, — Пожиратель Смерти надавливает на букву «а». — Это я. Хорошо, что ты проснулся, Поттер. Гарри делает шаг назад. — Ты должен быть мертв. Они поймали тебя… — Я сбежал из Азкабана. Думаешь, кучка профессоров меня остановит? — Барти кажется очень гордым собой. Гарри хмурится. — Почему я здесь? Чего ты хочешь от меня? К его удивлению, Барти пожимает плечами. — Кто знает. Но пойдем со мной, — он отпирает дверь. — Темный Лорд ждет нас. Гарри уставился на открытую дверь. — Волдеморт? Я-я не пойду. — Господи… Малыш, если бы он хотел твоей смерти, ты бы уже был мертв, — говорит Барти. Мальчик-Который-Выжил оглядывается на крошечную камеру. Ему не нравится идея следовать за Пожирателем Смерти — особенно когда тот должен привести его к Волдеморту, — но также он понимает, что это может быть его шанс на побег. Поэтому он поправляет очки и осторожно выходит из камеры.