Кровь монстра

      Уилсону потребовалось неприятно долгое мгновение, чтобы осознать, что тёмные пятна на земле были не кровью, а застелившими глаза чёрными точками.       Учёный моргнул, прогоняя часть, и попытался разглядеть то, что на самом деле лежало перед ним. Это были его трофеи: жилистое ядовитое мясо, которое, если его правильно не приготовить, причинит столько же вреда, сколько и пользы, и острые клыки для изготовления ловушек. Так много клыков… Сколько же всего там было гончих? Уилсон сбился со счёта после того, как проткнул копьём вторую, а третья в отместку вонзилась клыками прямо в его руку… И теперь он видел настоящую кровь…       Уилсон шагнул вперёд, и его ноги тут же подкосились. Он заставил себя подняться, воткнув древко копья в грязь, и прислонился к оружию, изо всех сил стараясь не обращать внимания на бегущий по коже холод от раны. Учёный больше не мог игнорировать боль, и не смог удержаться, чтобы не взглянуть на укус — после чего понял, что его рукав пропитан кровью. Уилсон встряхнул головой, вновь проясняя зрение, — и слегка перестарался, потому как вместо этого его голова закружилась — затем попытался мыслить логически. Конечно, он истекал кровью. Кровь на земле ведь должна была откуда-то взяться, и он хорошо знал, что когда гончие получают ранения — что случалось редко — из их ран сочатся яд и тени…       Внезапно он согнулся пополам, охваченный приступом кашля. Он поспешил прикрыть рот, опасаясь привлечь ещё больше хищников, если не приглушит звук. Когда боль наконец утихла, и Уилсон выпрямил спину, то увидел пятна свежей крови на чёрной ткани на ладони.       Должно быть, прикусил щёку во время mêlée, решил он, сжимая руку в кулак. Вот и всё. Вместо того, чтобы сосредотачиваться на таких ненужных заботах, как надуманные смертельные раны, ему лучше было собрать все свои новые ресурсы и укрыться в относительно безопасном месте, чтобы подлечить руку.       Уилсон сделал ещё несколько неглубоких вдохов, прежде чем его тело сотряс очередной приступ кашля.       Да уж, он вёл себя слишком беспечно, решил он, глотая заполнившую рот кровавую слюну. Он попадал в передряги и похуже, гораздо хуже, но ковылять обратно в лагерь виделось суровым испытанием. Уилсон даже не хотел думать о том, сколько времени потребуется его ранам зажить, если он вообще переживёт эту ночь.       Однако, пока что он был жив. Так что, в конце концов, разве кроме этого что-то ещё имело значение?       Впервые с тех пор, как гончие набросились на него, Уилсон сделал полноценный, глубокий вдох. Ободрённый этой маленькой победой, он взял копьё как трость и на пробу шагнул вперёд, и когда вышло просто отлично и не возникло желания прочистить лёгкие, учёный подумал, что вполне себе мог…       — Ты всегда был так жесток к моим питомцам.       А вот и он, подумал Уилсон, медленно оборачиваясь. Его билет к последующим страданиям.       Даже стоя в останках мёртвых зверей, Максвелл выглядел так, словно секунду назад вышел из загородного клуба. Его ухмылка, возможно, была чуть более сдержанной, чем обычно, однако столько же чрезвычайно самодовольной.       Уилсон разогнул спину, выпрямляясь во весь рост. По правде говоря, для этого ему потребовалось опереться на копьё, но это не имело значения, пока так он мог встретить надменный взгляд Максвелла как можно увереннее.       — Может быть, я относился бы к ним подобрее, если бы ты приказал им держать свои клыки при себе.       — И лишить их величайшего удовольствия? Как ужасно несправедливо по отношению к бедным тварям.       Уилсон ничего на это не ответил. Тон Максвелла оставался пренебрежительным, но на мгновение Уилсону померещилось, что он уловил в глазах мужчины что-то ещё, что-то похожее на неуверенность. Скорее всего, то была игра света, но учёный всё же сделал мысленную пометку в дальнейшем тщательно изучить возможность того, что что-то в гончих заставляет Максвелла нервничать.       Однако сейчас Уилсон лишь вздёрнул подбородок.       — Ну давай, покончи с этим.       Максвелл изогнул бровь.       — Покончи с чем именно?       — Ты появляешься, только чтобы поиздеваться надо мной, когда я совершаю что-то, по твоему мнению, особенно идиотское, или чтобы усложнить мне жизнь, когда тебе надоедает лицезреть мои успехи, — Уилсон встряхнул головой и выругался под нос, когда от такого простого движения у него закружилась голова. — В последнее время я держусь твёрдо, вот ты и пришёл.       — Так значит так ты… — Максвелл сделал выпад, словно намеревался схватить Уилсона за руку и впиться пальцами в израненную плоть. Несмотря на то, что это был обманный манёвр, Уилсон сделал неуверенный шаг назад. — …твёрдо держишься?       Уилсон вернул свой свирепый взгляд.       — Я выживу.       — Ты как всегда оптимист, я погляжу.       — У меня всё было бы просто прекрасно, если бы ты постоянно не совал свой длинный нос в мои дела, — это потребовало некоторых усилий, но в конечном итоге Уилсону удалось встать без поддержки. Он вскинул копьё и направил его остриём к горлу Максвелла. — Тебе что, заняться больше нечем, кроме как мучить меня? Мне кажется, тебе уже точно так же в край надоело на меня смотреть, как и мне на тебя.       Максвелл сузил глаза.       — С каких это пор ты стал таким заносчивым? Быть может, мне стоит напомнить тебе твоё место.       — Ну так давай. Посмотрим, чего ты стоишь.       Максвелл моргнул.       — Что ты только что сказал?       По правде говоря, Уилсон не был уверен, что заставило его произнести такие слова. Возможно, данная мысль уже довольно давно формировалось в самых мятежных уголках его сознания, или, возможно, у него просто закружилась голова от потери крови. В любом случае, учёный понял, что медленно растягивает губы в улыбке.       Не то чтобы он раньше не выступал против Максвелла. На самом деле, если и было что-то, чем он мог по праву гордиться, так это тем, как редко, стоя лицом к лицу со своим мучителем, он позволял страху диктовать свои правила. Тем не менее, сегодня всё было по-другому. Действительно, почему бы не проверить пределы того, что Максвелл мог с ним сотворить, будучи в достаточном гневе? В данный момент уже было очевидно, что Уилсон при любом раскладе умрёт и, проснувшись, вновь обнаружит своё тело целым и невредимым.       А что насчёт его рассудка… Что ж, ограниченность его воображения в кои-то веки была благословлением, а не проклятием. В любом случае, он уже сделал свой ход. Оставалось только посмотреть, как отреагирует на него Максвелл.       Максвелл смотрел на учёного так, как можно было бы смотреть на потенциально опасное животное, загнанное в угол. Сейчас он определённо не ухмылялся. Глаза мужчины вспыхнули, когда он наклонился вперёд.       — Давай для начала поступим немного по-другому. Если ты сотрёшь это нахальное выражение со своего лица в течение следующих пяти секунд, я расскажу тебе кое-что, что покажется тебе крайне интересным.       Уилсон даже не стал обдумывать озвученное предложение, тут же отрицательно качая головой. Он ни за что не купится на это в… какой, сотый, что ли, уже раз?       — И это лучшее, что ты можешь придумать?       Он ожидал, что Максвелл зарычит и, возможно, выразит своё неудовольствие не совсем джентльменским ударом когтями. Однако, вместо этого Максвелл поднял голову, изучая Уилсона вдоль переносицы, словно рассматривая какой-то доселе неизвестный вид беспозвоночных.       Уилсон воспользовался возможностью, чтобы в свою очередь изучить Максвелла. Тот ни в коей мере не казался привлекательным — даже вызывал симпатии меньше, чем сам Уилсон — однако, учитывая, что это было единственное человеческое лицо, которое Уилсон, помимо своего собственного, видел за все эти буквально многие годы, оно медленно и, вопреки отрицанию учёного, стало несколько желанным зрелищем.       Эта мысль заставила его содрогнуться. Возможно, он действительно окончательно сошёл с ума. Уилсон тут же поклялся себе после этой встречи сделать всё, что в его силах, чтобы как можно дольше впредь не видеть уродливую рожу Максвелла.       — Я говорю совершенно серьёзно, приятель, — наконец произнёс Максвелл. — Есть кое-что, что тебе нужно знать. Слушай внимательно.       Мужчина наклонился, будто хотел прошептать это кое-что Уилсону на ухо, принеся с собой запах сигарет.       Уилсон не стал дожидаться, пока тот скажет, что хотел. Вместо этого он ударил.       Попытка вышла слабой — пускай к настоящему времени Уилсон и имел большой опыт выживания, боксёр из него выходил всё ещё не очень. Тем не менее, атака дала результат: костяшки пальцев врезались Максвеллу в щёку и заставили того отступить, хотя, скорее всего, вследствие неожиданности.       Какое-то мгновение Максвелл просто смотрел на Уилсона. В следующую секунду же он зарычал.       — Если хочешь войны, приятель, что ж, получай вой…       Мужчина не успел закончить предложение, когда древко копья Уилсона поразило его в лоб. Он вновь повалился назад, на этот раз явно от боли.       Уилсон набросился на него. Точнее, скорее рухнул, но конечный результат был один: они оба полетели на землю.       За этим последовала драка. Максвелл рванул на Уилсона, по всей видимости, намереваясь выцарапать тому глаза. Уилсон же в свою очередь сосредоточился на том, чтобы перенести на Максвелла как можно больше собственного веса и заставить мужчину лечь ничком, при этом одновременно стараясь самому не выронить из руки копьё.       В конце концов, победу Уилсону, казалось, принесла скорее не свирепость самого учёного, а нежелание Максвелла пачкать кровью свой костюм. В чём бы ни была причина, прямо сейчас Уилсон прижимал Максвелла к земле, что являлось наилучшим исходом, на который он когда-либо надеялся. Учёный нацелил остриё копья в лицо мужчине, продолжая удерживать оружие так, даже когда рука начала дрожать от напряжения.       Максвелл зло взглянул на него снизу. Вблизи его глаза ещё больше напоминали пустоту.       — Ну? Чего ты ждёшь?       Уилсон не двинулся с места. В самом деле, чего он ждал? Почему он не вонзил копьё в плоть Максвелла при первой же возможности и таким образом не совершил хотя бы крупицу мести?       Потому что это было бессмысленно. Каким бы заманчивым это ни было, убить Максвелла сейчас означало, что тот вернётся через пять минут с намерением провести следующие несколько часов за попытками найти новые способы заставить Уилсона желать умереть навсегда.       Он всё равно чуть не проткнул мужчину тому назло. И тут в голову учёному пришла мысль. Чего он на самом деле всегда хотел от Максвелла? Разумеется, чтобы тот держался как можно дальше. Мог ли он совершить что-нибудь такое, что оттолкнуло бы Максвелла настолько сильно, что тот даже не стал бы утруждать себя мыслями о расплате?       Идея поразила Уилсона, как молния, однако, конечно, не подарила ему оцепеняющей агонии и ощущения превращения в приготовленное на гриле мясо.       Если бы он обдумал это дольше пары секунд, то, скорее всего, не стал действовать. Но в тот момент, когда у него так кружилась голова от боли, адреналина и внезапной решимости, было весьма и весьма просто довести дело до конца.       Уилсон выпустил копьё и наклонился вперёд. Его губы прижались к губам Максвелла ещё до того, как оружие со стуком упало на землю.       Поцелуй длился всего секунду, может, две. Уилсон не считал.       Учёный выпрямился, вновь почувствовав головокружение. Вкус у него во рту был незнакомым и далеко не приятным — он терпеть не мог табачный дым, к которому, ко всему прочему, примешивался металлический привкус крови — но то, как покалывало его губы, было любопытно и в большей степени интригующе. Он облизал их, пытаясь разобраться в данном ощущении, но тут ему в голову пришла другая мысль.       Погодите-ка. Я только что поцеловал своего злейшего врага.       На мгновение он не мог думать ни о чём другом, содрогаясь от охватившего его унижения. Но затем рациональная часть его существа напомнила учёному, что ради выживания ему приходилось переживать вещи и похуже. Кроме этого, если даже ему, который, по крайней мере, прекрасно осознавал логику совершённого им опрометчивого поступка, было не по себе, то Максвелл, что уж говорить, наверняка был ошеломлён ещё больше.       Похоже, именно так оно и было. Ничто не мешало тому встать — каким бы тощим мужчина не выглядел, у него определённо должно было хватить сил сбросить Уилсона, который больше не пытался его удержать — однако, он продолжал лежать на спине неподвижно, словно труп. Он выглядел так, словно только что проглотил живую рыбу, которая следом за этим застряла у него в горле.       Даже зная, что за всем этим неизбежно последует взрыв, Уилсон не мог не ощутить вспышку триумфа. О да. На этот раз ему определённо удалось удивить Максвелла.       Внезапно Уилсон свалился на землю, его ладонь вместо ткани костюма мужчины ударилась в траву и грязь. Учёный моргнул как раз вовремя, чтобы увидеть, как клочья теней растворяются в лучах заката.       Другими словами, Максвелл исчез.       Уилсон потянулся за копьём и выждал пару мгновений, не желая ослаблять бдительность. Максвелл мог лишь притвориться, что сбежал. Как только Уилсон перестанет ожидать нападения, он возникнет вновь и вызовет тени, дабы оторвать учёному руки или сделает что-нибудь другое, столь же малоприятное.       Однако, он так и не вернулся. Когда пламя напряжения угасло, превратившись в тлеющие угли, Уилсон ощутил слабость, но в то же время и уверенность, что точно остался один.       Его ноги задрожали, когда он встал. Неверие медленно стало уступать место радости, не омрачаемой даже осознанием того, как именно учёный одержал победу.       Я и в самом деле одолел его в его собственной игре!       Уилсон вдруг осознал, что улыбается от уха до уха. Пускай это и потребовало некоторых усилий, он торжествующе воздел кулак к небу.       Шах и мат, Максвелл.       Несмотря на не сходящую с его губ улыбку, до учёного постепенно начала доходить боль от жжения в ранах. Во время охватившего волнения это ощущение притупилось, но теперь его рука пульсировала, и Уилсон к своей тревоге заметил, что из неё вновь идёт кровь. Он всё ещё не считал смерть из-за этого вероятной… Но, с другой стороны, оставшийся дневной свет достаточно быстро переходил в кроваво-красный закат, а Уилсон был всё ещё далеко от своего лагеря.       — Чёрт тебя дери, Максвелл, — и с этими словами он поспешил зажечь факел и захромал в безопасное место.