За дверью Храма

      Север Страны славился свежим воздухом, железными рудниками, бесчисленными озерами, хохлатыми цаплями и поделками из бисера и меха. И еще вместо пышного белого хлеба здесь пекли ржаной, темный, с коркой твердой, как крышка сундука, а вместо синдарина говорили на старом наречии, которое Анкалимэ хоть и понимала, но не так хорошо, чтобы уверенно на нем общаться.       Одевались странно, обычаи имели странные… боги свидетели – будто и не люди Запада, а какое-то иное, незнакомое племя. Да и выглядели эти люди не так, как в Эмериэ или Арминалет. Высокие, стройные, темноволосые и светлоглазые, как и положено Беорингам – но что-то цепляло глаз, заставляя украдкой внимательно вглядываться в лица, пытаясь отыскать некую тайну.       "Будто эльдар решили прикинуться людьми", - подумала она однажды, глядя, как легко тонкая и гибкая, словно ивовый прут, девица шагает по сосновому сплаву, перебираясь с одного берега на другой. Плотогоны – полуголые юнцы в штанах из синей холстины – пели о реке, да так красиво и складно, что иные певцы из Города Короля могли бы им позавидовать. Она даже крикнула слуге Нентану придержать коней, чтоб послушать песню, пока плоты не скрылись за поворотом.       Пожалуй, ей нравился этот край.       Права была старая ведьма, то есть, жрица. Даже если из путешествия ничего не выйдет, она, по крайней мере, лучше узнает землю, которой собралась править – не то, что отец, считающий, что кроме Города, гаваней Роменны, да толп "несущих свет" ополченцев из бедноты и младших сыновей в Эленне вовсе жизни нет…              - Про меня говорят, что я не люблю мужчин, - сказала она. – Но, если честно… я вообще людей не очень люблю.       И замолчала. Надолго.              Последние годы выдались… гадкими – иначе не скажешь. Собственно, вся ее жизнь с той поры, как папаша явился напомнить о наследии, напоминала какую-то дурацкую пьеску, комедию недоразумений. Смотрящие на это дело со стороны смеются, и дивятся чужой дурости, и радуются, что вот они-то умнее! А оказаться героем такой истории – совсем не смешно…       Усталая мать, так страшно постаревшая. Отец, в своей обиженной гордыне не желавший слушать ни своих родителей, ни дочери. Наследничек Хъярасторни со своей мышевидной сестрицей, и кузен Соронто… не орел он, а чайка! Галдит, гадит, зарится на чужой трон… чтоб ему пусто было!       А потом мама пропала.       Это случилось два года назад, осенью – сперва гонец с письмом, отправленным Анкалимэ, вернулся и доложил, что дом пуст и хозяйки уж неделю нигде не видали. Спешно приехав в Эмериэ, она обнаружила, что в доме ее детства хозяйничают люди госпожи Нессаниэ – ищут некие знаки, способные указать, куда же пропала хозяйка. Она выгнала всех, но что толку? Дом-то уже чуть ли не вверх дном перевернули, и гадай теперь, какие там были знаки и на что они указывали…       А отцу было все равно. И когда он, наконец-то вернувшись из своих походов, поставил ей условие: или замуж, или трон займет двоюродный брат, долго копившееся раздражение наконец-то превратилось в кипяток бешенства – чтобы застыть сталью решимости.       Старая ведьма Замин, сестра-смотрящая Эмериэ, сказала, что именно там, на Севере, умеют находить выходы из безвыходных ситуаций.              - Возможно, мне было бы проще, если бы я и впрямь полюбила какого-нибудь пастуха, - предположила она. – Конечно, мне бы не позволили такой брак, но может быть, и этот… от меня отстал бы. И отец… "если все равно никого не любишь – так почему бы не выйти замуж за наследника Хьярасторни, хороший парень, богатый род, ведь твое сердце свободно, так почему бы и нет? Привыкнешь и полюбишь…"              Госпожа Замин была участлива к ней. Одна из немногих, кто говорил с ней самой, а не с ее титулом – не напоминавшая ежеминутно, что она Наследница, она должна-должна-должна… ставшая со временем не только наставницей, но и подругой, жрица Единого была той, кому не страшно и не стыдно было рассказать о самых мрачных мыслях и самых страшных подозрениях. О том, что ползли по Арминалету слухи – кто-то там якобы видел в Роменне, в гавани, женщину, похожую на госпожу Эрендис. О том, что та под конец своей жизни вспомнила о любви к супругу и пошла его встречать, да вот только в голове у нее помутилось – и попыталась она взойти на несуществующий корабль. И тело ее унесло волнами…       Анкалимэ не стала напоминать сплетникам о том, что мать ее была уже старухой – и не под силу ей было одной преодолеть путь от Эмериэ до Роменны, к тому же, не появившись ни в одном гостинном доме вдоль тракта. Стало быть, кто-то помог – и добраться до гавани, и в воду шагнуть… но как докажешь? Как можно обвинять в столь чудовищном преступлении почтенных и благородных людей – семейство Хъярасторни, только лишь на том основании, что они единственные, кто мог бы хоть что-то выиграть от исчезновения матери будущей королевы, которую все уже считают невестой их наследника? Госпожа Эрендис была стара, но отменно здорова, и ум ее оставался ясен – зачем князю Халлатану, и сыночку его Халлакару, и дочке его, крысе в меду обмазанной, такая конкуренция у трона?       Не говоря уже о том, что поверить в байку о внезапно вернувшейся любви могли лишь те, кто не знали мать Наследницы лично. Всякому, перемолвившемуся с ней хоть парой фраз, делалось ясно: эта женщина скорее мужа утопит, чем пойдет искать у него любви…       При дворе принцессу Анкалимэ полагали этаким наивным полевым цветочком. "Принцессой-Пастушкой", простой, как овечка. Но дурой она не была.       "Какой мне смысл тянуть? – устало спросила она, когда после исчезновения матери госпожа Замин посоветовала ей отправиться в путешествие по стране. – Все равно ведь конец один – или отрекусь от трона, или выйду замуж и буду ставить у кровати миску – чтоб было, куда стошниться…"       "Для девы из рода Лютиэн, Идриль и Эльвинг ты слишком легко смиряешься, - сказала старая ведьма. – Разве забыла ты, как я помогала обиженным женщинам и обманутым девам? Сестры-в-служении не отказывают в помощи – нужна лишь смелось эту помощь принять".       Анкалимэ сомневалась в том, какую помощь ей могут оказать жрицы Эру – в прежние времена, при государе Элросе, они были влиятельны, но ныне, когда с Тол Эрессеа, а то и из Валинора чуть ли не раз в полгода приходили корабли и каждая овца была научена грамоте, народ уже не нуждался в толкователях божественной воли. А Король и вовсе никого не слушал кроме себя… и если Сестры и впрямь решатся отравить всю семейку ее жениха, с ее отцом они все равно ничего не сделают.       Но что она теряла? Особенно, теперь, когда ей предложили выбор между замужеством и отказом от наследия. Хорошую шутку сыграл с ней папаша: или ложись в постель с тем, кто тебе противен, или признай поражение перед тем, что измучило мать и превратило твою жизнь в игрушку – и тихо уйди доживать в деревне.       "Ну уж нет, дорогой отец. Довольно ты вертел моей жизнью – теперь мой черед".       Возничего и двух служанок ей одолжила госпожа Замин: Анкалимэ доверилась ее выбору, зная, что старая ведьма не ошибается в людях. И отправилась в путь, надеясь непонятно, на что, и с горьким весельем размышляя о том, что когда-то, должно быть, с тем же чувством на сердце ее пращур Берен отправлялся добывать у Моргота Сильмарилл; и Лютиэн отправлялась спасать его из Волчьей Ямы; и Эарендил раз за разом отправлялся в плаванье; и Эльвинг прыгала со скалы.       Шаг сделан: и пока ты не расшибся о камни, ты летишь.       Выехав из Эмериэ, она пересекла по прямой верхнюю область Нандуин и дальше – через Березовые Рощи и Рябиновые Холмы – попала в Озерный Край, внутреннюю область Форостара.              - Это политика, знаете ли, - объяснила она. – Все дело в том, что батюшка мой очень хочет помогать эльдарам на материке, а что для этого нужно? Железо для оружия – это само собой, но железом войска неплохо обеспечиваются на месте, а вот прокормить тридцать тысяч взрослых мужчин для Высокого Государя Гил-Галада выходит несколько накладно. Даже с эльфийской магией. А князь Орростара, когда батюшка намекнул ему на единство перед лицом Тьмы, намекнул в ответ, что для того, чтоб гонять по горам сотню вшивых дикарей, вовсе не нужны тридцать тысяч войска – хватит и трех. На эти три тысячи солдат, происходящих, кстати, из Орростара, он может выделить часть, а об остальных двадцати семи, происходящих из иных областей, пусть беспокоятся их князья…       А Эмериэ, богатейшая область Митталмара, не одними лишь овцами знаменита. Эта земля, где дождем проливаются тучи, несомые ветрами с Запада… земля, где снимают пять урожаев в году, а скошенная трава к утру на ладонь отрастает… да, мать жила там, но прошло уже два года с тех пор, как она пропала. И князья Хьярасторни – исконные хозяева этой земли…              Форостар оказался красивой землей.       Озерный, или же "Край Тысячи Озер" – так называлась она. Озера образовывались множеством родников, и по той же причине селений здесь было мало – слишком мокрая земля и слишком холодно для того, чтоб растить пшеницу. Зато здесь в огромном количестве водились птицы, лисицы, лесные коты и лесные свиньи – северяне внутренней области, из тех, кто не работал в рудниках, жили охотой и огородами, а кроме темного хлеба пекли еще вкусные лепешки из толченых орехов.       Дорога вилась и вилась по каменистым холмам, над ручьями, озерцами и распадками, переходящими в заросшие ивняком долины. Ее цель лежала на самом краю луча, там, где среди Серебряных гор возвышался Храм Орлиное Гнездо – строго говоря, это был не совсем храм, а скорей селение, за время, прошедшее с его основания, разросшееся до города. Именно сюда со всех концов страны свозились девы, желающие посвятить себя Служению.       Анкалимэ находила это странным: почему здесь, на самой окраине, а не в центре Страны или на местах, в Храмах областей? Впрочем, неважно… может, тут, как на Небесной Горе – особо священное место.       "- Там воздух, - улыбаясь, рассказывала старая Замин. – Нигде такого нет, а я погулять успела, все лучи обошла. Чистый-чистый, как будто светом дышишь, и в голове от него так ясно, будто мысли добела отмыли…"       Она продвигалась все дальше на север, с любопытством замечая, как меняется природа, как подступающая осень (в Эмериэ означавшая лишь чуть более дождливую и прохладную погоду) раскрашивает листву золотым и алым. В одном селении, где она остановилась на ночлег, служанки предложили ей сменить одежду на более подходящую – и она согласилась, чувствуя, что под утро начинает мерзнуть в платьях из не пачкающегося и не рвущегося эльфийского шелка - даже эмерийская шерстяная накидка не спасала. За пару дней местные мастерицы собрали ей новых нарядов из плотной ткани и тонко выделанной кожи, и она сама себе казалась незнакомой, закованная в это одеяние, как в броню.       А когда начнется настоящая зима и будет так холодно, что вода начнет замерзать, понадобится большой и тяжелый плащ из настоящего меха, серебристо-серого, переливчатого… как ей сказали – только такой защитит от жгучего ледяного ветра, идущего с горных вершин.       "Как странно, - размышляла она, сидя в повозке под убаюкивающий стук копыт и шорох колес по плотно укатанному щебню. Служанки дремали, приткнувшись у ног, возница тихонько напевал что-то протяжное. – Ладно – Митталмар, Андустар, там народу много, не говоря уж про Арандор, где куда ни плюнь – угодишь в чье-нибудь поместье. Орростар тоже населен изрядно, хлебная земля. Но Хъярростар и Хъярнустар ведь почти пусты. И почему эти люди решили поселиться не там, а именно здесь, в таком неуютном краю? Здесь, рассказывали, бывает настоящая зима, как в Эндорэ – даже снег ложится и не тает, и чтоб не замерзнуть, нужны тяжелые меха…"       Она ехала все дальше и дальше, и холмы сменялись сопками, сопки – скалами, а селений делалось все меньше и меньше – но всякий раз удачно находились попутчики, готовые проводить до следующей деревни. И все прозрачней делалось небо, все более голыми становились деревья, и это странно успокаивало – будто картина увядающей природы утешала ее усталую душу. Будто не увядание это, а сон, долгожданный, спокойный и мирный, без тягостных раздумий о тошнотворном условии – или сдайся, откажись от всего и сбеги, или отдай свое тело человеку, к которому не то, что не влечет – отворачивает.              "Не спеши сдаваться, - говорила старая жрица. – Там, на Севере, ты можешь узнать много удивительного. То, что мы отошли в тень, не значит, что мы стали беззубы и слабы".              Серые стены Храма вырастали скалами из серых скал.

***

      - Знаете, что в этой ситуации раздражает меня больше всего? – спросила госпожа Айвиэль. – Что вместо того, чтобы просто указать девочке на оптимально подходящего партнера, мы должны устраивать какие-то… - она поморщилась, - политические игрища. Учитывающие мнение каких-то посторонних мужиков.       - Один из них Король, - заметила госпожа Даннафэль. – А второй – наследник одной из богатейших областей Острова.       - Да знаю… - госпожа Айвиэль тяжело вздохнула. – Но все равно раздражает. Хотелось бы, чтоб люди больше думали не о деньгах, а о детях. Прошло уже почти пять сотен лет с тех пор, как госпожа Исильмэ сформулировала Законы Рода, и даже на наших землях по ним живет меньше четверти поселений!       - Это старая перепись, - уточнила госпожа Ланвен, сидевшая в глубине комнаты у жаровни. – Двадцатилетней давности. С тех пор, как князь Раудан женился на деве Ферендис, они стали более популярны, по крайней мере, в Озерном. Правда, наша цель в том, чтоб Законы эти стали не обязанностью, а инстинктом, как уже происходит в нашем Храме, а до этого момента должно пройти еще лет столько же. А до тех пор… - она пожала плечами. – Все ручками, ручками. И головой. Поможем Королеве сейчас – считай, страна наша. Если в будущем не сглупим.       - Она пока не Королева.       - Скоро будет, - госпожа Ланвен усмехнулась. – Скоро она расскажет мне о политике… и, должна сказать, девочка неплохо понимает ситуацию. Вот только из-за этой чехарды: папа уехал, можешь посидеть на его кресле – папа приехал, и свободна, езжай обратно в свою деревню – она воспринимает себя не то как наемную работницу, которой платят до тех пор, пока она не перечит хозяевам, не то, как маленькую девочку, которую пустили поиграться в папин кабинет. Папа приехал – возвращайся в детскую, и слушайся папу, а то в следующий раз не пустят… и глубоко же это сидит! Вроде уж взрослая женщина, и до сих пор не может осознать себя не просто дочерью короля с неким ограниченным влиянием, а той, у кого есть власть. Благо, мы уже способны эту власть обеспечить…       - Но что толку, если мы предложим, а она не решится? – спросила госпожа Даннафэль. – Можно подвести лошадь к воде, но нельзя заставить ее пить. А вода эта, признаться, на вкус подозрительна…       - Зато вкуснее того варева, которое предлагает ее папаша, - госпожа Ланвен пошевелила маленькой лопаточкой мерцающие угли и на ее узкое лицо упал зловещий отсвет. – К тому же важно то, что сама она идет в правильном направлении. К нашей воде, а не куда-то в лес. И уж подавно не топчется на месте, не в силах решиться ни на что…       Горечь звучала в ее словах – отзвук давних ошибок, своих и чужих.       - Ладно, - госпожа Айвиэль кашлянула, привлекая внимание. – Если что, кандидаты у меня собраны и к ритуалу все готово. Постарайтесь уговорить принцессу хотя бы к весне, это упростит дело…       - Раньше успеем, - отозвалась госпожа Ланвен. – У меня план есть.