За дверью Храма

      Она услышала зов на работе — когда обучала маленьких послушниц правильно падать. Этот зов не был касанием черного пламени — как с Исильмэ, и не был сырым холодным сквознячком, как с Рандис. Нет, ее словно кто-то тихо окликнул из-за плеча; она даже не поняла сперва, что это касание мысли, а не живой голос.       Н голос был знаком.       И снова — нахлынуло: изумление и радость, неверие и восхищение. Она вернулась, снова вернулась из смерти… первый порыв — назначить смену и немедленно броситься на конюшню — она удержала. Ничего срочного на самом деле не произошло: да, Первожрица вернулась, вновь совершив невозможное, но это только в первый раз, когда они еще ничего не знали, ее возвращение стало ликованием для всего Храма; тем более, что и вернулась она в обличье дочери Короля…       Праздник будет и сейчас — они со Старшими Сестрами давно это решили. Но скромный, и он по-любому перейдет в рабочее совещание — она терпеть не могла пустых торжеств, где была вынуждена «сидеть на стуле со спиной и символизировать». Ей нужно будет многое узнать, догнать историю, вникнуть в дела…       У них есть, чем похвастаться, хотя прошло совсем немного времени с момента ее ухода.       И интересно, что она принесла с собой из нового путешествия? Какой она стала?       …она нашла ее в скалах у берега моря.       *       — Привет! — сказала юная девушка с незнакомым лицом и прозрачно-серыми глазами. — Это тебя я ждала? — Горькая трава.       — Здравствуй, — ответила она, как всегда с недоверчивым изумлением рассматривая ту, что вернулась из-за Грани Мира. Ледяная звезда.       Девушка улыбнулась и повела рукой, предлагая сесть.       Над маленьким костерком булькал плотно прикрытый котелок, распространяя вкусный запах. «Гребешки с травами», — определила она и вопросительно посмотрела на госпожу. Не в первый раз ей случалось видеть, как та готовит, но в первый раз она видела на лице темной эльдэ удовольствие от процесса и предвкушение вкусного обеда. В первый раз не казалось, что еда для нее — утомительная обязанность.       — Правда? — удивилась девушка в ответ на мысленный вопрос. — Действительно… — она пожала плечами, снимая вогнутую крышку. — Будешь? Давай я тебе в крышку положу, а сама из котелка…       — Нет, ешь, — вслух сказала она. — Тебе нужно. Тебе же сейчас лет пятнадцать?       — Тринадцать, — ответила девушка. — Это странно. Я расту сейчас, как все наши в деревне… там, — она указала рукой. — А не как раньше. Я была маленькой…       «И хрупкой», — мелькнула мысль, окрашенная беспокойством. Да, Литиэль, Исильмэ и Рандис, ее прежние тела, были маленькими и хрупкими, не такими, какими бывают изящные и стройные эльдэ и юные девы эдайн, а словно болезненно-худыми, с острыми плечами, и пальцами-веточками, и какими-то полудетскими чертами. Это не было заметно из-за недетского выражения глаз, но смутное ощущение недоразвитости не оставляло…       — Забавно, — сказала эта странная девочка. — Я действительно чувствую все иначе. Я вспомнила два месяца назад, и память еще не полностью восстановилась, но даже сейчас могу сказать… есть разница. Три жизни, мрак и Бездна… я чувствую вкус, представляешь? Первый раз, когда меня накрыло, я утром проснулась, достала горшок вчерашней каши и сожрала половину без рыбы и соуса… ну, ты же знаешь эту кашу? Ты ее организовала в меню для своих послушниц и, хотя это не самое гадкое, что мне доводилось пробовать… мне раньше было все равно — каша, мясо, ягоды, черствая корка, булка с медом. А сейчас я поняла, что мне нравится вкусная еда, и даже эту кашу я с удовольствием ем. До чего же хорошо быть здоровой и нормальной! О, жемчужинка!       Она молча смотрела, как ее госпожа — всегда изящно-утонченная, несмотря на Тьму подобная девам из свиты Элентари — пальцами разламывает ракушки, добывая сваренных моллюсков, облизывает пальцы, ест, как… как набегавшийся по лесам охотник, и с восторгом катает в пальцах маленькую кривобокую жемчужину.       Где она была? что видела? как изменилась?       — Ладно… — девушка спрятала жемчужину в поясной кошель. — Меня зовут Ланвен. Я родилась в селении Зеленый Берег, в семье потомков нашего с Айвиэль эксперимента… кстати, там простых людей уже не осталось, вернее, остались старики. А наших уже больше тысячи, а если с выселками и хуторами считать, то и больше двух. Здорово! Приятно видеть результат своей работы, а если еще изнутри оценить можно… — она улыбнулась, легко вскочила на ноги и раскинула руки. — Что может быть лучше? Пойдем! Расскажешь мне новости, а то в деревне, сама понимаешь, много не узнать…       …Большая удача была в том, что «нашим» уже не надо было ничего доказывать: нынешние родители Первожрицы приняли ее переселение в Храм совершенно спокойно. Заметили только, что всегда чувствовали в одной из дочерей «что-то ненаше», собрали в дорогу еды и одежды, пожелали доброго пути, да и разошлись по своим делам. Соседи и то проявили к внезапному отъезду " Анвеновой младшей» больше внимания. У окраины села собралась целая куча народу, вежливо интересующаяся, а куда это вы и надолго ли, и как там дела у родни и знакомых.       Госпожа отвечала всем по-приятельски — иначе, чем раньше. Прежде между ней и миром будто стояла незримая стена — теперь… стена не исчезла конечно, но уменьшилась до высоты загородки для коз. Не меньше и не больше, чем у других людей…       Позже, когда они миновали поля, она поделилась этим наблюдением с госпожой. Та помолчала, размышляя, и задумчиво произнесла:       — Да. Если я создаю народ, я буду частью этого народа.       *       …Было у государя Элроса три сына и дочь. А жены не было — государыня Гилланет ушла к Престолу Творца вскоре после рождения младшего сына, и все заботы по воспитанию легли на плечи госпожи Литиэль, Первожрицы и духовницы покойной королевы. Помимо того на ее же плечи легла обязанность помогать государю разбирать судебные тяжбы — и после решения очередного спора о наследстве, закончившегося поножовщиной, она утомленно вздохнула:       — Во имя Единого, мой Король! Я буду молиться, чтобы потомки ваших детей не захотели большего!       Ничего не сказал государь — ибо много подобных дел ему приходилось судить. Скандалы, интриги, подлоги и даже порой убийства представали перед его лицом — и ради чего? Ради мельничного жернова, ради телеги, ради хаты на краю села, даже ради коровы! А если брат родного брата ради коровы не пожалел, то о короне и говорить нечего. Ясно было: благословение Валар хоть и продлило жизнь людям, однако не сделало их всех поголовно честными и благородными подобно эльдарам…       И стоило только взглянуть на его детей, как даже не обладающий мудростью человек мог заметить зерна грядущей распри.       Можно научить кошку стоять на задних лапах, но по своей воле она ходит на четырех. Можно много стараний приложить к воспитанию, да только никаким старанием не переломить натуру и склонности души: старший сын и наследник государя больше любил науку, а власть полагал тягостной обязанностью, принцесса Тиндомиэль выросла невероятно красивой, но не отличающейся умом девушкой, все мысли которой занимали наряды, украшения, затейливые прически и красивые парни из королевской гвардии. Манвэндиль оказался беспечным лентяем, который с грехом пополам выучился читать и писать, после чего решил, что этого ему довольно, и просто сбегал с уроков, ловко выбираясь через окно и днями гуляя в садах и рощах вокруг дворца в компании таких же юных бездельников, от нечего делать затевающих самые глупые выходки вроде проезда через весь город в голом виде с женским платком на голове. Ну а младший, Атаналкар, с самого раннего детства отличался бешеной гордостью и неумеренной драчливостью, умея затеять ссору буквально на ровном месте и довести до белого каления даже самого спокойного человека.       — Да, — вздохнула госпожа Литиэль, когда государь поделился с ней своими тревогами. — Вы правы, мой Король. Принцессу не интересует власть — ей больше нравится кружить головы молодым дурачкам. Но когда-нибудь она выйдет замуж, и что окажется в голове ее мужа — неведомо… Манвэндиль любит вас и старшего брата, но он слишком беспечен и легко поддается на самые нелепые затеи. Если вдруг он сядет на трон, из-за его спины будет править всякий, кто даст себе труд немного поспорить — ему станет лень что-то доказывать, и он согласится. А младший… он не виноват в смерти государыни, но боюсь, ему кажется, что его в этом винят. Пока он еще ребенок и просто обижается на это, но кто знает, что вырастет из детской обиды в будущем. Благо, что хотя бы ваш старший сын умный и ответственный юноша. Он не бросит того, что вы доверите ему.       Тяжко задумался государь. Припомнил множество судебных тяжб из-за наследства, кои ему, как главному судье Эленны, приходилось разбирать.       Да, он любил своих детей. Но, как мудро заметил некогда его наставник, лорд Маэдрос, вспоминая о покойном брате Келегорме, любовь не должна лишать разума — и если простой человек от любви просто глупостей натворит, то облеченный властью наворотит такого, что потом всей семьей не разгребут. И если он, будучи правителем, оставит все, как есть, в надежде, что все как-то само собой обойдется и образуется, дети не поссорятся, как наследники государя Финвэ, и потомки их будут любить друг друга…       А если — нет? Даже если он своей волей пропишет в Законах правила наследования, предусмотрев все возможные случайности, мало ли причин и поводов находят люди, когда им жадность застит глаза? Резня пойдет — хуже, чем у вастаков, о которых, не жалея бранных слов, рассказывал наставник. Но вастаки-то — темный народ, что с них взять? А вот если в роду правителей Эдайн, людей, благословленных Валар, начнут войну промеж собой из-за власти…       Совсем нехорошо получится.       Что же делать?