The Lion's Den

Он был жалок. Увидев его в таком состоянии, Асахина дала бы ему пощёчину, но её здесь не было. Она не знала, что он свернулся на коленях у собственного похитителя. Она не видела блестящих слёз, катившихся по лицу, и его головы, уткнувшейся в шею Нагито (он не мог точно сказать, в какой момент начал плакать). Конечно, она нашлась бы, как прокомментировать то, что он прильнул к счастливчику и обвил его руками. А может, её бы остановил его туманный взгляд и бессилие в выражении лица. Возможно, вместо этого всего она бы настороженно пододвинулась к Киригири. Но ни Киригири, ни Асахины здесь не было. В этой тесной, пустой комнате были только Наэги и Комаэда. Дверь была заперта, а они — отрезаны от всего мира. Времени здесь не существовало. Свет не гас. Даже их тени на стенах не шевелились, пока Нагито уповал в нежности своего пленника, а Макото не делал ничего. Как жалко. — Наэги-кун, о чём ты думаешь? — Ни о чём, — монотонно ответил он. Ему и так тяжело давалось держаться за Нагито, чтобы не упасть. О чём ещё ему оставалось думать? — Ты впадаешь в очередную Кому Надежды? — спросил Комаэда. — Я знаю, что в прошлый раз пользы от меня было мало, но в этот раз я буду вести себя иначе. В конце концов, теперь я буду исполнять свои обязанности как следует! Наэги не ответил. Он и так практически находился в нужной позе, так что Нагито решил понести его через плечо. Ему пришлось только немного приподнять Наэги, и тот оказался перекинутым через похитителя, всё ещё отвечая ему, хоть и через раз. — Наверное, тебе сейчас самое время прилечь, — сказал Комаэда. — Мы вернёмся к тебе в комнату. Там нас никто не потревожит. Макото не ответил. Он повернул голову, пока накидка Нагито не стала утыкаться ему в глаз. Мимо него пронёсся коридор из серых оттенков. Он перестал понимать, как долго они уже идут и где находятся. В этой тишине ему на ум пришёл его последний разговор с Нагито. Думать стало проще, когда его похититель не пялился на него и не шептал на ухо. Комаэда ошибался. Он пытался их остановить. Он не просто сидел и смотрел. Но действительно ли он пытался помочь? Он… Теперь он не мог точно сказать, что он делал, а что не делал. И… И он ведь мог сделать больше, верно? Если он действительно был Абсолютной Надеждой, значит ему было под силу спасти их? Конечно, это он ставил под большой вопрос. В последнее время он совсем не чувствовал себя Надеждой. Он явно не заслужил это имя. Больше он ни о чём не думал. (Он был жалок). — Макото? Комаэда остановился на полпути. Наэги ощутил чужой вздох, после чего Счастливчик повернулся к Медсестре. — Макото! С ним всё хорошо? — Он в порядке, — сказал Комаэда. Заметно встревоженный тем, как Цумики надавила на них, он отшагнул назад. — Это просто Кома Надежды. Но Цумики услышала лишь одно слово. — Кома?! Это совсем не здорово! — Нет-нет! Я думаю, это просто-напросто Кома Надежды. У меня они тоже иногда бывают. Например, когда мои родители погибли и самолёт разбился… — Это тоже не здорово! — сказала Цумики. — Мы должны отвезти его в медкабинет. — Цумики-сан, я знаю, что моё мнение ничего не стоит, но он действительно в порядке… Даже несмотря на то, что они обсуждали Наэги, правда была в том, что она уже была зафиксирована на пациенте и уже ничто её не останавливало. — Ему срочно нужна медицинская помощь. Ох, он так мало ел… Это всё я виновата. Я должна была сделать что-нибудь раньше. — …Если ты так настаиваешь, то я не могу отказать. Как только они отвернулись от комнаты Наэги и направились в больницу, Наэги призадумался, стоит ли ему что-то сказать… Но тут же он понял, что теперь ему без разницы что они с ним сделают. — В целом он здоров, но, ам, он демонстрирует явные признаки обезвоживания. Комаэда-кун, ты отслеживал его вес, как я просила? Нагито замялся. — Ничего страшного. — Цумики сьёжилась. — Это я виновата. Мне не стоило пользоваться тобой и заставлять делать мою работу. — Нет, не говори так, — сказал Комаэда. — Это я виноват. Я должен был ухаживать за ним. Не стоило думать, что мне можно доверить такую важную задачу. — Нет, ты не виноват. Он мой пациент, и я должна была заботиться о нём… — Прошу, хватит. Вы оба. — Макото сжал челюсть. Ему не нравилось слушать, как они разговаривают, как внушают ему чувство вины и жалость к ним. Они тут же бросили винить самих себя и стали ворковать над ним. Комаэда улыбался и держал его за руку, словно Наэги очнулся от настоящей комы. Микан издавала успокаивающие звуки и просила его не перетруждаться. К слову, эта малейшая реакция Макото словно бы дала Цумики силы. Она приказала Нагито отвести его к весам, а сама взяла его медицинскую карту. Комаэда слушал, держа Наэги за руку в знак поддержки. Он вёл Макото вялый шаг за вялым шагом, после чего помог ему преодолеть небольшое возвышение и подняться на весы. Цумики вернулась, глянула на весы, после чего тут же перевела взгляд на таблицу. Её хмурые брови задрожали, словно она была на грани слёз. — Макото, ты же не сел на диету? Наэги помотал головой. Ему почти захотелось посмеяться. — В таком случае, с такой потерей веса… Ох, так и знала, что это случиться! — Он недостаточно ест? — спросил Нагито. Микан покивала головой. Её костяшки побелели, когда она стиснула планшет. — Ладно, и что нам делать? — спросил Нагито. Цумики испытала лёгкое удивление оттого, что он подчинялся ей, но тут же отогнала его от себя. — Давай вернём его в кровать. Я хочу поставить ему капельницу. Похоже, они оба решили, что это маленькое расстояние ему не по плечу. Комаэда пронёс его к кровати и положил с такой нарочитой осторожностью, словно нёс стеклянную статуэтку, причём уже потрескавшуюся. Наэги не сводил глаз с Цумики, всё ещё вяло реагируя, даже когда она проткнула его руку иглой-бабочкой. Он уставился на неё. Если он что-то ощущал, то только смятение. — Он должен остаться на ночь, — сказала Микан. Нагито усмехнулся и потеребил волосы Наэги. — Похоже, мне придётся притащить сюда кровать. Но когда Комаэда встал именно за этим, Микан тоже подорвалась на ноги. Она потянулась рукой в сторону Нагито, будто желая схватить его. — Амм, Комаэда-кун, я сомневаюсь, что тебе стоит здесь оставаться. С твоей-то иммунной системой… Нагито едва вздрогнул и улыбнулся ртом, но не глазами. — Он в очень хрупком состоянии, Цумики-сан. Я бы не хотел сейчас оставлять его одного. — Я останусь здесь, — сказала Микан. — Я останусь с ним на ночь. Я н-не против. Наэги оглянулся на неё, взвесил оба варианта, и… ну, выбор казался очевидным. — Всё в порядке, Комаэда-кун, — прохрипел он. — Она Абсолютная Медсестра. Со мной всё будет нормально. И, э, я не в курсе, что у тебя с иммунной системой, но я не хочу, чтобы ты заболел. Комаэда выкатил глаза, как и всякий раз, когда его желания не совпадали с инстинктом подчинения Абсолютным. Он переминался с пятки на носок, напоминая стереотипного сумасшедшего из психушки. — Ах, ну, раз уж вы настаиваете. Я бы не хотел вас разочаровывать. — Нагито стоял около кровати Макото. Вопреки обыкновению, Комаэда не трогал его и не устраивал сентиментальных прощаний. Он просто встал и упёр взгляд в Наэги… Тут Макото весь сжался внутри, когда ему вдруг пришло озарение. Он… Комаэда снова на него злиться? Он ожидал, что Наэги заступится за него? Что теперь будет? Он сомневался, что за это Нагито устроит ему казнь. Это не имело бы особого смысла — однако, как и в прошлый раз. Но вдруг в будущем Комаэда тоже не заступится за него в нужный момент, чтобы преподать ему урок? Абсолютное Отчаяние — сборище психов, и хотя Нагито был одним из них, по крайней мере иногда он добровольно защищал его… — Комаэда-кун? — Озадаченная Цумики переводила взгляд то на одного, то на другого. Нагито наконец-то моргнул. — Я загляну позже, Наэги-кун. С груди спало огромное давление, когда Комаэда исчез за дверью. Он глубоко вздохнул, смакуя прохладный воздух. Микан присела около его подушки, не переставая хмуриться. Она сплела пальцы, а когда заговорила с ним, то смотрела не на него, а на точку прямо над его головой. — Макото, ч-что-то не так? Ты сейчас был какой-то бледный. — Пустяки, — ответил Наэги. — Не переживай об этом. Макото произнёс это тихо, не имея сил говорить громче, но Цумики всё равно зажмурилась так, будто на неё накричали. Она протянула руки и взбила его подушку, что Наэги невольно воспринял как незаслуженное извинения. После этого она вновь взяла в руки планшет с его медицинской картой и стала расспрашивать его про пищевые привычки. Он послушно отвечал, не совсем понимая, что она хочет услышать. Что бы это ни было, он явно не давал ей этого, поскольку с каждым ответом она становилась всё ближе и ближе к тому, чтоб расплакаться. — Прости меня! — вдруг завопила она. Этого он тоже не понял. — В чём дело? — спросил он. — П… просто… — Она поднесла краешек одеяла к подбородку, и казалось, что она готова вцепиться в него зубами. — Заботиться обо всех — моя работа, и я делаю её просто ужасно. Я такой плохой человек. Прости меня! — Микан, ты не ужасный человек, — сказал он тусклым, но твёрдым голосом. — Нет такого, что я хожу и рассказываю всем, что я плохо ем. Это пустяки. — Почему ты не ешь? Она уставилась на него такими большими, страдальческими глазами, что не дать ответ было невозможно. — Я не специально. Просто нет аппетита. — Понятно. Он не до конца ей поверил, раз уж она связывала своё лечение с его плохим аппетитом. — Если я попрошу Монокуму принести тебе сейчас что-нибудь, т-ты съешь? — спросила она и тут же сдала назад. — Прости. Я не хочу заставлять тебя делать то, что ты не хочешь… — Всё нормально, — заверил Макото. — Ты права. Я мало ем в последнее время. Он вымучил для неё улыбку, и та несмело ответила тем же. Его улыбка исчезла с лица. Почему это происходит? Почему она ни с того ни с сего ведёт себя… так неотчаянно? Это не та Цумики, которая нашла его спящим в комнате Нагито, или Цумики, которая позже накладывала швы ему на раны. Это была Цумики, которую он видел в ежегоднике: замкнутая, дрожащая тихоня. Эта Цумики наверняка вела себя так же, как и до того, как впала в отчаяние. Почему он теперь видит это? — Ладно, я п-позову Монокуму. Постарайся съесть побольше. Тебе нужно питаться, а… — только он стал расслабляться, как Микан захихикала, — …а растущему мальчику нужно много питаться. Как ещё ты вырастешь большим и сильным? Она протянула последнее слово и провела пальцем вниз по его лицу, нависнув над ним чересчур близко. И Наэги… Наэги понял. Он заставил себя не отворачиваться, вместо этого глубоко вдохнув, пока слюна заполнила рот… Некоторая её часть явно пошла не в то горло. Микан отпрянула, когда он закашлял; прежнее тошнотворное приторное выражение сменилось на шок и нервозность. Она потянулась к тележке, пробормотав, что что-то пропустила, и вновь стала слушать его лёгкие. Наэги знал, что она ничего не найдёт, но дело было в другом. Теперь он понял. Её титул — Абсолютная Медсестра. Он определял её на протяжении многих лет. Её долг составляет её настоящую. Поэтому когда она была рядом и искренне желала лечить пациента, а не калечить, и не думала о том, чтобы растить его, то вновь становилась собой. — Прости, что заставил тебя переживать, Микан, — сказал он. Всё в порядке. Я просто подавился слюной. Микан тут же отняла руку от его груди. — Я н-не подразумевала, что ты меня обманул. Прости, прости меня! Почему эти ситуации постоянно выходят из-под контроля! — Нет, я не об этом подумал!.. — Ты выглядел удивлённым, — пробормотала она. Т-ты наверняка не думал, что я настолько слабая. Я не виню тебя за такие мысли. Я… я не такая, как… она. Совсем не как моя возлюбленная. — Микан… Но её уже понесло. Она обхватила себя руками и стала медленно качаться из стороны в сторону. — Моя возлюбленная была королевой. Она была богиней. Но знал ли ты это, Макото? Вдруг она растянулась на кровати лицом к нему. Если бы Наэги развернулся, она бы, наверное, обняла его сзади. — Хоть она была прекрасна, она говорила, что я всё равно нужна ей. Я была ей полезна. Поэтому она меня любила. Она заметила меня, Макото! Распространение отчаяния сделало меня полезной. Она говорила мне, что мы устанавливаем в мире новый порядок и что он нужен всем. Это сделало меня полезной для всех. Она говорила… она говорила, что после этого появится много пациентов, и они все будут нуждаться во мне! Какой-то нейрон не переставал сигналить, умоляя его установить связь. Наэги моргнул, лишь слегка встревоженный её хихиканьем и тем, как она запустила пальцы в его волосы и как её губы касались верхушки его лба. Он видел спираль отчаяния в глубине её глаз, резко контрастирующую с её широкой улыбкой чеширского кота. Он открыл рот, и ответ пришёл ему из ниоткуда. — Конечно ты была ей нужна, Микан. Как и всем. Ты мне тоже нужна. Выговаривать эти слова было мерзко. Ему совершенно не нравился смысл, кроющийся за ними. Однако он не мог отрицать, что они возымели эффект. Цумики не шевелилась, пока он говорил. Её безумные зрачки расширились и замерли. Он решил выжидать. — Я… тебе нужна? — спросила она. Что в этом такого удивительного? Разве Микан буквально не влетела в его жизнь и не объявила себя его новой матерью? Учитывая все их разговоры о том, что он ребёнок, разве это заключение не является очевидным следующим шагом (хоть и ложным)? И всё-таки Цумики в шоке уронила челюсть, а её пальцы в его волосах задрожали. По какой-то причине это заключение оказалось для неё сюрпризом. Он поднял голову и решил поддаться инстинкту. — Микан… — Он бережно убрал её руку из своих волос и поднёс её к груди Цумики. — Тебе не обязательно притворяться моей матерью, чтобы сблизиться со мной. Чары рассеялись. Микан отпрянула от него и подскочила на ноги. Кожа побледнела, губы сомкнулись и задрожали. — Это не… нет… э-это ради моей возлюбленной. Я должна помочь ей. Я должна приносить ей пользу. Иначе она. я ей… я больше не буду ей нужна… Но ты хотела не этого. Ты хотела ей понравиться. Ты хотела, чтоб ей было не всё равно. — Ты всё равно нужна мне, — сказал он. — Если ты мне нужна, значит ты нужна и Эношиме-сан, так? Так что тебе не стоит об этом переживать. Цумики слегка покачнулась. Её рука нащупала тележку и стала пальцами обхватывать один из шприцов. Она бормотала себе рот нас тихо, что он едва её расслышал. — Может, мне надо парализовать тебя. Тогда я всегда буду тебе нужна. Он испугался намного меньше, чем стоило бы. Почти никак, на самом-то деле. — Тебе не надо этого делать, — сказал Макото. — То есть, я всё равно ужасно невезучий. Я постоянно спотыкаюсь, падаю и натыкаюсь на что-то. Так что было бы приятно иметь рядом человека, который может сказать, что делать в таких случаях. Если бы мы были одноклассниками, я, наверное, названивал бы тебе каждую неделю. — Каждую неделю? — повторила она. — Конечно. Даже если бы я не ушибся, я бы звонил, чтобы провести время вместе. Я сам по себе стараюсь проводить свободное время со своими друзьями. — Он улыбнулся. Эти слова произносить было намного приятнее, чем все эти разговоры про «нужность». Цумики восхищённо смотрела на него, впитывая его слова, как ребёнок, получающий похвалу. — Микан, я пытаюсь сказать, что тебе не надо переживать о том, что ты мне не нужна. Да, я, наверное, буду просить у тебя помощи время от времени, но я не буду возражать, если ты откажешь. Я не такой. Я никого не использую. Не переживай, что я забуду про тебя. Она пялилась на него. Её плечи задрожали. Она засмеялась. — Хихихихихихи… Она продолжала смеяться, даже когда упала на колени. Смеялась, когда обхватила себя руками и свалилась на бок. Она всё смеялась и смеялась, даже когда стала корчиться от боли. — Ты… ты… это больно! — Она широко раскрыла глаза. Они пылали красным, а те спирали, которые он заметил прежде, заполонили их полностью. — Почему?.. Я нужна Эношиме-сан. Она нужна мне! Мне нужна моя возлюбленная! Что ему теперь делать? Цумики переживала какую-то отчаянно-паническую атаку на полу у него на глазах, и он понятия не имел почему. Она всё смеялась и смеялась, и ползала по земле, и что ему теперь с этим делать?.. — Микан, ты… ты нужна мне сейчас! Спазмы прекратились. Когда она уставилась на него, в глазах не было зрачков — только эти спирали. — Я… я немного голоден, — сказал он со слабой улыбкой. — Не могла бы ты позвать Монокуму? Цумики не ответила, но проползла по полу к медицинской тележке и заговорила в походную рацию. После этого она села, глядя куда-то далеко, и задрожала, будто на пороге очередной атаки… — Ам, Микан? Мне очень жаль, но я так устал. Наверное, это от недоедания. — Он выдал громкий смешок, чтобы скрыть свою ложь. — Когда принесут еду, не могла бы ты?.. …Просто помни, зачем ты это делаешь. Сконцентрируйся на этом. Он проглотил свою гордость. — …Когда принесут еду, не могла бы ты покормить меня? Цумики моргнула. — Л-ладно. Она проползла к самой кровати, забралась на неё и села рядом с подушкой. До тех пор, пока Монокума не пришёл, она не сводила с него своих глаз-спиралей. Её взгляд согревал его кожу, словно прожектор, но он заставил себя не обращать на это внимания. Когда еда наконец прибыла, её настойчивость была, честно говоря, достаточно пугающая. Она практически пихала ложку ему в глотку, а её упёртый взгляд отслеживал движения каждого мускула. Но время шло, Наэги послушно жевал и глотал, и она успокоилась. Отчаянные спирали пропали, и даже красный свет её глаз потух. По её пению, приторной улыбке и периодическим поглаживаниям по волосам, он понял, что она вернулась к своей личности отчаянной мамочки, но это было лучше, чем только что им увиденное. — Ты не плохой человек, Микан, — прошептал он. — А? Это правда. Где-то глубоко внутри, за всем тем отчаянием, которое Эношима вложила в тебя, осталась прежняя ты. Я хочу снова её увидеть. Я хочу… Я хочу… Они ещё живы. Настоящий семьдесят седьмой класс всё ещё живы. Он верил в это. Я хочу помочь тебе. Ему надо было верить в это. Я хочу помочь всем вам. (потому что иначе он станет как они)