***
Джеймс слегка шевелится, когда Сильва встаёт с кровати, попутно спихивая его; оказалось, что, в отличие от него, Рауль не может долго прибывать в состоянии покоя и просто "быть". Это ощущалось так, будто Сильва был пронизан нервной энергией, которая текла по его венам подобно электрическому току низкого напряжения, и Джеймсу казалось, что он чувствует потрескивание и шипение на поверхности своей кожи всякий раз, когда их плечи соприкасались или бедро Сильвы прижималось к его собственному, пока они спали часами напролет. - Ты голоден? Не совсем, но не похоже, чтобы взаперти на маяке было чем заняться, кроме как поесть, вздремнуть и почитать несколько книг, которые были у бывшего агента в запасе. Джеймс все еще был удивлен, что Сильва не сдался и не вытащи ноутбук, который, Джеймс был уверен, он припрятал где-нибудь, “где я мог бы поесть”. Рауль издал тихий понимающий звук, роясь одном из нескольких шкафчиков, которыми был обставлен маяк. В какой-то момент Сильва пообещал себе, что улучшит жилое пространство, немного приукрасив его и сделав более домашним и комфортным, но со временем его философия "самого необходимого" разрасталась, пока у него не стало достаточно места для хранения всех его вещей и провизии, чтобы вокруг не было никакого беспорядка, Рауль был вполне доволен общим состоянием жилых помещений. Он жил и в гораздо худших местах. Начиная напевать он собирал всё необходимое для приготовления чего-нибудь сытного и теплого. Было не то чтобы холодно, но и не очень жарко, а погода была такая, что хотелось скорее супа и чая, чем салата или чего-нибудь столь же свежего. Рауль расставлял банки и специи, мозг лениво оценивал разнообразие имеющихся в его распоряжении ингредиентов, прибумывая рецепт. Время распределять еду по порциям еще не пришло, но если ураган продлится, им нужно будет начать быть более осторожными с тем сколько раз в день они приходят в кужню. К счастью, постоянные дожди, по крайней мере, гарантировали, что в ближайшее время у них не закончится пресная вода, а, в конце концов, это было главное, что должно быть в изобилии и под рукой. Еда была второстепенной. Хотя Рауль действительно надеялся, что до нормирования дело не дойдет: еда, возможно, и не была необходима для их непосредственного выживания, но нельзя отрицать тот факт, что тогда когда у них обоих каждый день были полные животы, это подавляло враждебность, и определенно облегчало их совместное проживание. Сильва не хотел нарушать хрупкий баланс, который у них был. Вносить в их жизнь раздоры, даже из-за чего-то столь смехотворно простого, как уменьшение порций еды, не хотелось. В каком то смысле им было проще: они привыкли лишать себя всего, их к этому готовили, но это не означало, что это все еще могло сильно ударить, особенно когда кто-то не был по-настоящему психологически готов к этому, а Рауль знал, что ни один из них на самом деле не был так расстроен, как они были друг другом внезапное присутствие в жизни друг друга. - Что ты готовишь? - Суп. - Какой? Могу я чем-нибудь быть помочь? - спросил Джеймс, садясь немного прямее, прислонившись к стене. - Томатный суп с небольшим количеством зелени, для изюминки - Рауль пожалел, что у него нет ничего более интересного, чем соленые огурцы, но приготовление хлеба заняло бы слишком много времени, а он пока не хотел расходовать запасы муки, которая могла бы пригодиться для приготовления свежих макарон в больших количествах, если у них когда-нибудь что-нибудь начнёт заканчиваться - Ты можешь посмотреть, как обжаривается чеснок, лук и морковь, пока я разминаю консервированными помидорами, - предложил он, стараясь не слишком горячиться при мысли о том, что другой мужчина активно хотел провести некоторое время, занимаясь с ним каким-нибудь делом - вероятно, ему просто было безумно скучно, и Рауль не мог по-настоящему винить его за это. И все же, когда их локти соприкоснулись, пока они работали за маленькой кухонной стойкой, и Бонд подхватил мелодию, которую он напевал, присоединяясь к нему своим голосом, Рауль не смог сдержать забившегося в груди сердца.***
Джеймс не смог бы проигнорировать страдальческое ворчание, донесшееся с другого конца комнаты, даже если бы он все еще держал глаза и уши открытыми в поисках наилучшей возможности убить Сильву и выбраться отсюда живым. Оно не было особенно громким - напротив, звучало так, словно Сильва старался приглушить его настолько, насколько это было возможно, и даже тогда в его голосе звучала тоска, с которой Джеймс был слишком хорошо знаком. Он был уверен, что если бы у него все еще не болело все тело из-за последнего злоключения, он бы легко смог распознать боль от старых травм, вспыхивающих то тут, то там - в последнее время Джеймс слишком привык к тому, что его тело постоянно болит, и его мозг даже не замечал подобных мелочей и фиксировал только пики болевых ощущений. Очевидно, подобного нельзя было сказать о Сильве. В комнате была кромешная тьма, но, даже не щурясь, Джеймс мог различить очертания тела другого человека, ведь он знал, что тот был там. Он слышал едва уловимые звуки, доносившиеся из-за сломанной кровати, когда Сильва ворочался на ней, и звуки его затрудненного дыхания. Джеймс действительно не знал, что делать: если бы он был на месте Рауля, то он, вероятно, предпочел бы, чтобы его игнорировали, а не нянчились с ним, но Сильва был не он, и, честно говоря, у Джеймса не было намерения нянчиться с другим человеком, он просто хотел предложить ему стакан воды и обезболивающее, которое было припрятано в аптечке первой помощи, - и все же это было трудное решение. Что, если Сильва плохо отреагирует на мысль об уязвимости перед ним? Конечно, до того, как обрушился ураган, Сильва позволил ему помочь с лечением язв во рту, возникших из-за постоянного ношения слишком старого протеза, но это также было до того, как Джеймс попытался ударить того ножом. Независимо от данного факта Сильва всё же пришел забрать его из пещеры после нападения, но тогда настрой мужчины мог быть совершенно другим, и, сейчас, испытывая столь сильную боль была велика вероятность, что он просто яростно набросится на агента в ответ на предложение помощи. Джеймс тихо вздыхает в подушку, пытаясь придумать правильный план действий: с одной стороны, он на самом деле не понимал внезапного желания помочь Сильве после всего, через что этот человек заставил его пройти в Лондоне, но, с другой стороны, он также осознавал тот факт, что был ему должен. Как бы. Может быть. Он снова вздохнул, на этот раз большим раздражением, которое было направлено как на него самого, так и на Сильву. Когда его выбросило на берег острова, Джеймс заплатил бы хорошие деньги за такое очевидное проявление слабости, которым он мог бы воспользоваться, чтобы выбраться - сейчас же его разум был не в том состоянии, чтобы даже забавляться этой идеей. Если он и был честен с самим собой, то это немного беспокоило, и ситуация такого рода требовала от него некоторого самоанализа, но Джеймсу никогда по-настоящему не нравилось заглядывать слишком глубоко внутрь себя, не говоря уже о том, чтобы пропустить стаканчик-другой чего-нибудь сильно алкогольного, чтобы облегчить душевное смятение.. - Тебе больно? - выпаливает Джеймс, чувствуя себя по-идиотски: было очевидно, что Раулю больно, но, возможно, Сильва оценит возможность дачи отрицательного ответа, дав Джеймсу намек на то, что ему следует делать дальше. Рауль застывает в своей постели от такого вопроса, так сильно прижав руку к собственному лицу, что боль усиливается до онемения; он знал, что вел себя не очень тихо, но думал, что Бонд спит, пребывая в блаженном неведении о боли, которую тот испытывает. Сильва сглатывает, даже движение его лицевых мышц и полуразрушенного пищевода причиняли адскую боль. - Я... - Нерешительность в его голосе, вероятно, уже говорила сама за себя. - Да, - признаётся он с тяжелым вздохом. - Хочешь, я принесу тебе болеутоляющее? Рауль хмурится, успокоенный лищь тем фактом, что агент не может видеть этого в темноте. Он прибывает в смятении, которое,определённо отражается на его лице. Почему другой Джеймс захотел помочь? И, что более важно, почему Рауль хочет, чтобы ему помогли? Не в его характере было доверять кому-то свою боль, но в Бонде было что-то такое, что разрушало всю его защиту, и позволяло мужчине проникать прямо в суть его уязвимостей - это нервировало. - Пожалуйста. Джеймс кивнул, включая маленький фонарик, который держал под подушкой. - Воды? - Нет. - Ты уверен? - спросил Джеймс, включая основной свет и отправляясь на поиски аптечки первой необходимости, с которой он хорошо познакомился за время своего выздоровления. - От боли меня тошнит. - Понятно, - кивнул он, просто вытряхивая пару оксикодонов на руку.- Лицо? - Помимо всего прочего, - вздохнул Рауль, садясь, полузакрыв глаза, поскольку они ещё привыкали к свету, внезапно затопившему комнату. Свет не был особенно резким и ярким, но боль, охватившая всё его лицо, сделала его глаза особенно чувствительными к любому его проявлению - и все же он не собирался ругаться. Он ценил сам факт того, что Бонд был готов ему помочь. Рауль протягивает руку ладонью вверх, чтобы с радостью принять подношение. Ему не хотелось глотать их всухомятку, но лучше было пережить кратковременный дискомфорт от того, что таблетки прилипли к пищеводу, чем бороться с водой, плавающей в его пустом желудке, разбавляя желудочную жидкость и делая тошноту сильнее - невыносимой. - Есть ли какой-нибудь другой способ, которым я могу помочь? Рауль покачал головой, с трудом проглотивю - Не думаю. Джеймс стоит перед ним, чувствуя себя беспомощным при виде лица собеседника, искаженного от боли и из-за отсутствия протеза - руины, говорившие о падении империи. Он стряхивает с себя оцепенение, прекрасно понимая, что Раулю не очень приятно когда на него пялятся, и садится рядом с ним, одной рукой обхватив его за плечо и мягко сжимая начинает разминать напряженные мышцы. - Давай спать, а? - Свет... - Я выключу, - заверяет он. После Джеймс возвращается в постель и проскальзывает за спину Сильвы. Устроившись он, по загадочной для него самого причине, которую он не намерен усердно анализировать, целует Рауля в изуродованную половину лица, крайне легко и нежно, будто промелькнувшее пёрышко. Неожиданно... В первую очередь для него самого. Боясь того, что произойдёт утром, Сильва прижимается к нему сильнее, пока что они будут соблюдать тишину посреди урагана.