***
Вокруг было бескрайнее белое пространство. Воплощение бесконечности. — Это не похоже на гендзюцу. М-м, — констатировал Дейдара, озираясь по сторонам, но глазу не за что было зацепиться, кроме тёмной фигуры напротив. Впрочем, если так, то это напоминало больше чистилище, потому что рядом с ним шёл Учиха Итачи. Шаги гулким эхом разносились в пустоте. Шаг. Ещё один. Дейдара остановился и приподнял раскрытые ладони, — бледная кожа почти светилась. Он чувствовал внутри ладоней вязкую глину, но в нём самом не было ни чакры, ни эмоций, ни желания что-либо делать. Идеальная в своей завершённости пустота. — Мы в загробном мире или что-то вроде того? — Дейдара хотел удивиться, хотел почувствовать хоть что-то. Но внутри него не было никаких чувств. И он никогда не чувствовал себя лучше. — Это Токоё. Итачи всматривался в белизну перед собой, как будто что-то в ней видел. Дейдара заглянул в его тёмные глаза. Шарингана не было, но так и остался этот взгляд, которому ни до чего в особенности не было дела. Отрешённый и отрицающий. И если он считал невозмутимость искусством, то Итачи был его воплощением. — Токоё? М-м, — Дейдара повёл взглядом. Белизна вокруг мерцала искрящейся пыльцой и это место ощущалось глобально. Вокруг словно рождались и угасали звёзды. — Вот как… Они снова двинулись вперёд и гулкий звук их шагов разлетался на мили вперёд. Итачи стянул плащ Акацуки с плеч и бросил под ноги; он остался лежать тёмным пятном на светящимся полу, если можно было назвать его таковым. Дейдара глубоко вздохнул. Наконец-то он чувствовал себя свободным. — Хм, — он усмехнулся. — Значит, даже после смерти нам коротать время вместе? Итачи перевёл на него спокойный, слишком простой взгляд, и внутри Дейдары дёрнулся слабый огонёк. Ненависти? Восхищения? Два вдоха, и звук шагов снова вернул покой. — Если бы я знал, то лучше бы остался в той иллюзии. М-м. — Иллюзии? — Итачи повернулся к нему. — Ты что-то видел? Дейдара остановился. Сейчас он видел себя в тёмном зрачке — светлым пятном, ни больше, ни меньше. В этих глазах он всегда был никем. Но Итачи смотрел на него с неподдельным интересом. И Дейдара замер, наконец-то ощущая в полной мере то, к чему всю жизнь стремился — огонёк колыхнулся дважды — признание. — Я доставлял еду или что-то вроде, — он ждал, что слова будут застревать в горле, но они лились лёгким потоком. Дейдара заложил руки в карманы штанов. — Рядом была ваша коноховская девчонка из клана Яманака. Шторм. И какой-то праздник. Не помню. День… — Влюблённых, — закончил за него Итачи. — Ты тоже там был? — Дейдара вопросительно поднял брови. — Этот ураган, случаем, не твоих рук дело? — не дождавшись ответа, он медленно пошёл вперёд. — Хотя, какая разница. Там было даже неплохо. М-м, — Дейдара заложил руки за голову и посмотрел вверх, по привычке ожидая увидеть небо. В глаза врезалась белизна. — Но от той девчонки слишком много шума, — он резко остановился, вспоминая, что, кажется, её даже целовал. «Что это было? Эдо Тенсей?» — Итачи прокручивал в голове последние воспоминания: он ещё совсем юный, зима и на дворе год трагедии клана. Вся семья в сборе и Саске ещё слишком мал. А рядом с ним Сакура-сан, его возраста, его девушка. — «Нет», — Итачи незаметно качнул головой. — «Больше похоже на Вечное Цукуёми». — Эй, семпай, — голос Дейдары вырвал из раздумий. Он стоял у кромки, а дальше — спуск к бесконечно длинной реке. Итачи подошёл ближе. — Если это и правда Токоё, то нам сюда. Дейдара ринулся по белоснежному склону вниз и его глаза светились неподдельным счастьем: на том берегу раскинулась как никогда цветущая Ивагакуре. Жители деревни рукоплескали ему, приветствуя, как героя. Итачи устремил взгляд на противоположный берег, помедлив на одно мгновение, прежде чем сделать шаг. — Ока-сан… Микото ласково улыбалась ему, протянув раскрытую ладонь. — С возвращением, сынок.***
В кухне было светло. Из радиоприёмника разливались тихие песни. Сакура сидела, водрузив локти на стол, и потирала пальцами виски. Голова была тяжёлая, словно она перепила саке. Но, насколько она знает, вчера у неё во рту не было ни капли. — Тц, — она шикнула, когда Ино отдёрнула в сторону бархатную штору и впустила в кухню солнечный свет. А впрочем, доверять воспоминаниям было бы глупо, потому что в голове с самого утра обманчиво пустело. Она точно помнила, что вчера был насыщенный день, но до воспоминаний было не добраться, как будто она пришла на спектакль раньше положенного времени и сцена была закрыта пыльным занавесом. И Сакура точно знала, что за ним что-то есть. Но заглядывать туда нельзя. — Вот что я тебе скажу, — решительно произнесла Ино и поставила греться на плиту чайник. Она тоже была сама не своя: рассеянный взгляд то и дело блуждал где-то во вчерашнем дне. — Никогда, слышишь, никогда не заказывай пиццу-валентинку. Края подгоревшие, а тесто — глина! — М-м, — Сакура согласно промычала, копошась в воспоминаниях, и бесцветно спросила: — Как свидание с Шикамару? — Хорошо. Вчера ходили в ресторан, — Ино отбросила за спину длинный хвост. Что-то не складывалось. Она совершенно точно должна была провести вечер с Шикамару. Совершенно точно в ресторане. Но почему-то по утру она нашла дома коробку из-под пиццы, а на крышу кланового особняка какие-то генины набросали веток. С самого утра пришлось убираться. А ещё этот странный сон… с поцелуем? Ино прикусила изнутри губу, чувствуя себя отчего-то виноватой. — Ерунда какая-то… — Что? — Сакура убрала пальцы от висков и подняла на подругу рассеянный взгляд. — Так как свидание с Шикамару? — переспросила она, совершенно не припоминая ответ. Из радиоприёмника мелким бисером рассыпалась мелодия рояля. — Да что с тобой? В ресторан ходили, говорю, — повторила Ино громче. — Ты чего сегодня такая рассеянная, Лобастая? Как прошёл твой день Влюблённых? — Мой день Влюблённых… Сакура уже хотела рассказать, что прошлась с Наруто по магазинам, как вдруг та пелена, что не давала прикоснуться к воспоминаниям, спала. И перед её глазами, словно в слайд-шоу, пронеслись разрозненные кадры. Опущенная решётка. Лицо Наруто слишком близко, чем того хотелось бы. Полумрак ресторана. С её ноги соскальзывает туфелька на шпильке. Вокруг неповторимо пахнет грушевым шампанским и Какаши опрокидывает её на стол. Горячо. Жадно. Всё тот же вечер. На её губах сладкий вкус пирожных, но чёрный взгляд напротив слаще. Саске-кун. А следом рука в руке, и рядом такой похожий на него, и такой другой одновременно — Итачи. Воспоминания навалились на Сакуру разом и ощущались так, словно её с размаху окунули лицом в чан с ледяной водой. Отрезвляюще. — Шаннаро… — её губы двинулись сами в еле слышном шёпоте. Ино, только поудобнее усевшаяся в кресле, подорвалась и подбежала к ней, потому что глаза Сакуры распахнулись в неподдельном ужасе. Что это было? Гендзюцу? — Эй, что случилось! Что ты вспомнила? — Ино ласково потрясла её за плечо и внимательно всмотрелась в лицо, готовая, чуть что, применить ирьёниндзюцу. — Ино… — Сакура перевела на неё остекленевший взгляд. — Кажется, вчера я перецеловалась со всеми в Конохе… В тёплой кухне повисла тишина: густая, тяжёлая. Даже радио на мгновение смолкло, заново ловя музыкальную волну. Ино моргнула пару раз, просто осознавая сказанное. — Что?! — её возглас зазвенел до треска в перепонках, и в груди завертелось с бешеной скоростью веретено интереса. Потому что, судя по реакции Сакуры, это не ложь. На плите закипел чайник. — Ну-ка… С этого места поподробнее. — Сейчас, — Сакура встала из-за стола и выключила огонь. Потянулась к верхним полкам, доставая две чашки. — Присядь. Она обернулась и расправила плечи, закрыла глаза, чтобы попробовать снова. Снова прожить вчерашний день. Картинки перед глазами закрутились в монохромной сепии. — Кажется, первым я встретила Какаши… — начала Сакура издалека, подавая Ино чашку пряного чая. Коноха за окном всё ещё пестрила алым.