***
Казалось, до дома Эва шла целую вечность. Все думала и думала о словах, что Реммао говорил с такой легкостью, такой беспечностью. Как мог он так играться с ее чувствами? «Чувствами шезму» — язвительно подсказало собственное коварное сознание. Эва усмехнулась: «Верно, чувства шезму — пустые чувства, поддельные, лживые». Дии вновь не было в кровати, и Эва пообещала себе разгадать секрет маленькой лгуньи. Но сейчас отсутствие соседки было только в радость. Не было и ее питомца. Эва с грохотом свалилась на постель и забылась беспокойным сном.***
Проснулась она резко, не размениваясь на потягивания и зевки. Что-то было не так. Чувство было такое, что она не проспала и минуты. Лишь на несколько мгновений закрыла глаза. Чувство это подкреплялось тем фактом, что за окном стояла глубокая ночь. Но какая-то неправильная. Слишком черная. Без единой звезды, без единого дуновения теплого ветра. Эва перекинула копну кудрей за спину, чтобы лучше разглядеть угол комнаты. Что-то было там. Что-то притягивало взгляд. — Дия? — Собственный голос показался ей жалким и словно утонувшим в этой непроглядной и чересчур плотной тьме. В углу была не Дия. Мощная фигура отделилась точно от самой тьмы. Энергия силы, власти, божества наполнила комнату. Эва поняла. И снова ей снились эти сны. С ней вновь говорил Анубис. Волчья пасть издевательски скалилась, в темноте горели янтарные глаза, насмешливо подмигивая ей. Эва попыталась дернуться, разорвать связь, разрушить свой собственный сон, но тело ее словно распяли. Не было сил пошевелиться, оставалось лишь наблюдать, как Анубис возвышался над ней. Что-то говорил ей. Вот только разобрать Эва не могла. Зажмурилась. Вновь открыла глаза. Сон не исчез. Анубис казался еще ближе. — Конец. Это конец. Эва закричала, прижала ладони к ушам, зажмурилась. Выносить это было невозможно. Слишком велика была эта ноша, энергия, мощь и сила, что принес за собой Анубис. Вдруг все исчезло. Наступила полнейшая тишина. И пугала теперь она. Ледяной порыв ветра коснулся голых ступней, и Эва оглянулась. Это был переулок, в котором впервые поймал ее он. — Ты боишься меня? — Хриплый шепот коснулся затылка Эвы. «Ты?» — Эвтида распахнула глаза. — Повернись, — приказал властный голос. Эва не шелохнулась, не могла, тело обмерло от страха перед ним. Никогда еще она не слышала от него такого тона. — Имей смелость смотреть мне в лицо, — процедил он, когда Эва лишь едва шевельнула головой. Мягкий локон выпрыгнул из-под капюшона. Хрупкая фигура в плаще кратко вздрогнула. Но не от неожиданности, а от смысла слов. Тонкое тело будто ударило обжигающим хлыстом. — Я приказываю тебе! Эва закусила губу. Бежать было некуда. Она была здесь совсем одна. Наедине с Верховным эпистатом. Наедине с Аменом. Девушка вздохнула. Деваться было некуда. Не сделает так, как он хочет, — эпистат подойдет и возьмет свое самостоятельно. Эва медленно стала разворачиваться. В переулке было темно. Ни единый луч луны не проникал сюда. Хоть какое-то ей благословение. Амен вынул кинжал из-за пояса, когда Эва неосторожно задела носком обуви камешек. Остановилась. Подняла на него взгляд. Бледный матовый блеск маски скрывал ее лицо. Но Амен знал. На эпистата из-под пожирающей тьмы капюшона глядели прищуренные янтарные глаза. Всколыхнулись длинные ресницы, словно играючи. И этот наглый, дерзкий жест выдал ее с потрохами. Длинные бледные пальцы в бешенстве сжали рукоять кинжала так, что тот задрожал в кулаке Амена. Миг. И пальцы разжались. Металлический стон кинжала, упавшего на дорогу, заставил Эву вздрогнуть. Она подавила желание рвануть прочь от стремительно приближающейся внушительной фигуры мужчины. Никогда ещё он не смотрел на нее с такой злостью, яростью, ненавистью. Приблизился. Без жалости рванул ее за хрупкое плечо на себя, запечатывая в своей груди болезненный стон. — Шезму, — с отвращением выплюнул Амен, с яростью срывая с нее капюшон. Вьющиеся буйные кудри рассыпались по плечам черной мантии, коснулись обнаженной кожи Амена, его белоснежной накидки. Эва не смела ни шелохнуться, ни воспротивиться. Почему-то было ощущение правильности происходящего, честности, откровенности, наконец, с ним. Даже если эта откровенность причиняла боль и ей, и ему. Он заслужил ее откровенность. Решила Эва. Он имел на это право как никто другой. И не потому что охотник, Верховный эпистат, сам закон, а потому что тот, кто стал ей роднее и любимее всех в ее жизни. Тот, с кем было открыто ее сердце. Он смотрел. Смотрел на нее, не отрываясь. Ждал, может быть. Ее слов, ее признаний, ее мольбы. Но Эва тоже смотрела. Вглядывалась в возлюбленное лицо и пыталась найти там хоть намек на теплое чувство, на его интерес, жажду, желание. Хотела увидеть там хоть что-то, кроме отвращения и брезгливости. Смотрела и не находила. Его пальцы медленно коснулись ее маски, на лице вдруг появилось странное, необъяснимое выражение. Серые глаза Амена по-охотничьи блеснули. Эва зажмурилась. «Вот и все. Вот и все. Вот и все» — набатом пульсировало в ее голове. Через мгновение, показавшееся ей вечностью, раздался полный ледяной ярости голос Амена: — Сама. Эва распахнула глаза, вновь въедаясь взглядом в его взгляд. Почти заплакала от унижения и боли, которую он хотел ей принести и приносил прямо сейчас. Любой ребенок в Египте знает: ни один шезму никогда добровольно не снимет маску пред охотником. Ее сорвут с него, когда он будет стоять на коленях, покорный и покоренный, а следом охотник раздробит ее на куски. Как только ее дрожащие ладони потянулись к маске, лицо Амена, искаженное злостью, болью, страхом, стало растворяться. Картинка стала размываться, словно круги на воде. Эва, кажется, уже хрипит в своей постели. Тело, измученное лихорадкой, изгибается и мечется по кровати. А божество все играет с ней. Или то уже совсем не игра? Над ней возвышался Амен. Божественно прекрасный. С неизменной островатой улыбкой на губах. Но сейчас красота эта казалась неправильной, искаженной, извращенной. Слегка прищуренные глаза Амена сверкали, как у хищника, готовящегося вот-вот вгрызться зубами в горло жертве. Его губы медленно изогнулись в усмешке. Неправильной усмешке. Эва дернулась. Инстинкты теперь управляли телом, приказывали бежать. Как можно дальше, как можно быстрее. Но тело вновь ее не слушалось. Руки налились свинцовой тяжестью. Эва опустила взгляд, и сквозь темно-красную дымку тумана увидела, как длинные бледные пальцы Амена защелкивали на ее руках ржавые цепи. На ее метания Верховный эпистат не обратил ни малейшего внимания. Лишь его тихий рокочущий смех наполнил комнату. — Амен, — ее судорожный шепот он тоже пропустил мимо ушей. Она слышала голос. Она хотела проснуться. Страх ее заключался в том, что Эва не была уверена, будто спит. Слишком реалистичен был этот кошмар наяву. Ужас охватывал ее слишком ощутимо, слишком правдоподобно. Все это было слишком. Теперь Эва вдобавок ощущала холод, сковывающий тело. Острые ледяные плиты царапали обнаженную спину. Запястья были резко вздернуты вверх. И вот она здесь, подвешенная на цепях, а впереди ее погибель, стоит сверкает потемневшими жадными глазами. А следом за ним, словно прислужник его, лишь тьма. Чужой голос играл с ней, раздаваясь одновременно в ее голове и повсюду: — Брось, девочка, Он же охотник. Что с Него взять? Высшее Его милосердие для такой как ты, это швырнуть тебя сюда. Он даровал тебе жизнь, шезму. Ты должна быть благодарна. Ты должна целовать песок, по которому ходит Он. И Амен, будто сам услышал эти слова, улыбнулся ей, жестоко и бессердечно. Здесь он был другим. Улыбался ей притворно нежно и ласково, игриво касался ее волос, искал своим взглядом ее взгляд. И Эве бы возрадоваться. Но не дают цепи, стянувшие запястья. А Амен все продолжал играть с нею. — Посмотри на меня. Ну же… — ласково шептал он уже ближе. — Я не кусаюсь. Может, только иногда. Амен куснул ее за щеку, больно оттянув бледную кожу. Жутко клацнули его зубы возле ее уха, тонкие губы растянулись в почти нежной улыбке. — Не надо, — хрипло вырвалось, когда его проворные пальцы оттянули ворот ее одеяния. — На закате тебя казнят, — хриплый шепот и последующий за ним нетерпеливый влажный укус коснулись шеи, и Эва не выдержала его жестокости, его обмана. Проронила несколько слез. Они упали ему прямо в ладони. — Казнят, — прошептала Эвтида, улыбаясь прямо в лицо эпистата, изумленно оторвавшегося от нее на миг. — Так насладитесь сполна, Господин. Амена удивила и разозлила ее улыбка, и Эвтида засмеялась этому выражению. Снова последнее слово за ней. Снова не он берет, а она позволяет. Снова она. И Амен понял, увидел это превосходство в ее глазах. Жадно собрал в кулак ее буйные кудри, запрокинул голову назад так, что глаза ее смотрели теперь презрительно. — Не переживай, шезму. Я возьму свое, — его горячие губы накрыли ее дрожащие, собирая все тяжелые вздохи. Брал, как и обещал, — жадно и не отрываясь, терзая, оттягивая ее нижнюю губу зубами и ласково зализывая ранки. Ее черная мантия скользнула вниз одним движением его пальцев и растворилась на полу. Что было дальше Эва знать не хотела, сердце ее выло, не желало верить, а разум твердил, что все меньше эти сны похожи на сны. Вспышка. Болезненный стон. Женское тело изогнулось дугой в своей постели. Простыни противно липли к горячему телу. Пальцы лихорадочно нашарили край подушки. Болезненно стиснули до хруста ногтей. Вновь крик. И вновь с ней играл Анубис. Он раскрывал свою пасть хохоча. Клыки его стукали друг о друга, когда пасть смыкалась и размыкалась от смеха. Эвтида смогла разобрать лишь одно: «Смотри...» И Анубис рассеялся, оставляя ее наедине с его беспощадным смехом, звенящим в ее ушах. И вновь перед ней стоял Амен. Не полыхал злобой, не желал ее падения, слава Ра. «Лишь теперь чем-то обеспокоен» — странно подумалось Эве, пока мужчина вдруг не коснулся нежно ее плеч. — Моя власть не бесконечна, — втолковывал он. — Я не могу постоянно покрывать тебя. — Мне не нужно ничье покровительство, тем более — твое! — Слова, злые, колючие, слетают с ее губ так легко. Эва не успевает их удержать. — Без моего покровительства ты бы уже давно кормила крокодилов в Ниле! Пора тебе научиться быть благодарной! — Амен кажется серьезно больным, он растерянно запускает пальцы в волосы и так отличается от того мужчины, что едва не убил ее в прошлом... сне? Видении? Реальности? — Насколько благодарной я должна быть, а, эпистат? — Издевка тоже дается легко. Голова Амена дернулась, словно от пощечины. Эва улыбалась. Несколько мгновений понадобилось эпистату, чтобы прийти в себя. Когда он вновь заговорил с ней, голос его показался Эве сильно приглушенным. Или, быть может, это дымка сна затуманила ей слух. Эва не понимала. Не могла понять. Ее трясло. Пальцы дрожали. Губы пересохли. Слова рвались и рвались из нее, не те, что она бы хотела сказать ему на самом деле. Вновь проделки Анубиса? Что-то подсказало ей внутри, что да. — Я мог бы просто приказать тебе, — Амен сглотнул, словно сам боялся того, что говорил. Затем продолжил уверенне и тверже, — и ты не посмела бы отказать мне. Ни в чем. Эва улыбнулась ему. Мягко и зло. Амен не понял этой улыбки. Насторожился. Она видела, как брови его сошлись на переносице, а сам он неотрывно смотрел на нее, жадно очерчивая взглядом каждый ее жест в попытках поймать, предугадать, на какое безрассудство она способна еще. И Эва, ведомая Анубисом, не подвела. Ударила. Да посильнее. Да поострее. Чтобы знал, чтобы больше никогда не смел. — Так прикажите, эпистат. Амен молчал. Эвтида вновь улыбнулась. — То-то и оно. Кишка тонка у тебя, эпистат, — ее издевательский тон попал в цель. Амен издал странный, почти мученический звук, то ли стон, то ли рычание. Затем дернулся. Кажется, Эва видела краем глаза, как он дотронулся до рукояти кинжала на поясе. Вновь, как тогда. Но не успела разглядеть, почувствовать, как сон рассеялся. И слава Ра... Стон. Вспышка. Чьи-то завывания. Смятая простынь, и красные лучи долгожданного рассвета на взмокшей обнаженной коже. Эва услышала лающий смех Анубиса. Затем по ушам ударили чьи-то рыдания и мольбы. Кажется, ее собственные. Он хотел, чтобы его укусы покрывали все тело шезму. Синие, фиолетовые, красные — напоминание о нем. Чтобы она помнила, прятала и скрывала, чтобы краснела перед своими друзьями, запиналась, пытаясь объясниться. А он бы смотрел на это и ухмылялся. Эва чувствовала, как легкое платье сползает с ее тела, как невесомые поцелуи вперемешку с влажными укусами обжигают кожу. Вокруг было темно и мягко. Кажется, Анубис решил пощадить ее и не обрекать на страдания более. Иначе Эва никак не могла объяснить пожар, разгорающийся в груди, где-то в сердце. Крепкие руки стиснули ее за талию и развернули к себе. Амен лениво улыбался и облизывался, скользя взглядом по ее обнаженным ключицам, по тонким рукам, прекрасному изгибу груди и талии. — Амен, — Эва улыбнулась. Коснулась его сама, кажется, впервые за ночь так ясно управляя собой и своим телом. — Тише, — губами коснулся щеки, и Эва подалась вперед, — хочу тебя под собой. Как тогда. «Тогда?» — Эва удивленно распахнула глаза, но подумать ей не дали. Амен уже нависал над ней, изогнувшейся подобно кошке на постели. Его обнаженное тело прижималось к ее спине. Эва осторожно выдохнула. Это не могло быть просто очередным сном, посланным Анубисом. Это было бы слишком жестоко. Она так давно хотела, так запретно мечтала. Реммао бы вперед охотников сбросил ее в Нил к крокодилам, если бы знал, что Эва любит. Не играется, а правда любит. Но сейчас здесь не было любопытных глаз наставника. С ней был мужчина, которого она желала, любила, хотела. Эва смотрела на него через плечо, желая видеть, контролировать, его, себя, но Амен расположился позади нее и обхватил за шею, чтобы удержать, сковать ее со своим телом и никогда больше не отпускать. Большим пальцем погладил нежную кожу, успокаивая, согревая ее чувствами. Мягкий поцелуй пришелся в затылок неожиданно нежно, и Эва доверилась. Закрыла глаза, отдаваясь ощущениям, пылким поцелуям сильного мужчины. Мужчины, который оберегал ее, защищал. Его большая бледная ладонь накрыла ее собственную. Их пальцы сплелись. Эва прогнулась и тихий стон вырвался наружу, когда Амен плавно вошел в нее. Скорее почувствовала, чем увидела, как он запрокинул голову. Его низкий стон на мгновение оглушил Эву. Она и подумать не могла, что может доставить ему такое удовольствие. Что он будет с ней так отзывчив. Ее ресницы затрепетали от гаммы чувств. Не хотелось обратно. В мир, где он Верховный эпистат, а она шезму, на которую он объявил охоту. Эва точно знала, что никогда и ни с кем не испытывала подобных чувств. И знала, что не испытает. Только с ним, только в его руках. Повернув голову вправо, она жалобным взглядом посмотрела в лицо Амена. Затуманенный взор потемневших от возбуждения глаз обезоружил Эву. Она отвернулась, застонав, когда он наконец толкнулся глубже. Но он не позволил. С силой надавил на изгиб челюсти, заставил вновь смотреть на него. — На меня, Эва, — Эва послушалась, подарила ему желанный взгляд. Глаза в глаза. Так, чтобы застонать от осознания их единства. Амен вдруг медленно переместил ладонь на ее горло. Эва сглотнула, и, почувствовав это движение, он улыбнулся. Медленно он потянул ее на себя, приподнимая. Теперь они оба стояли на коленях, и Эва могла видеть его лицо, могла укусить бледную шею, могла сама жадно накрыть его губы. Так, что он вновь застонал и начал двигаться в ней, резко, размашисто, вдавливая ее тело в себя, желая слиться с ней, растворить ее в себе. Обнаженной спиной Эва чувствовала разгоряченную грудь мужчины. Его ладони сжимали ее кожу на ребрах и животе, поднимались на грудь, лаская ее долго и нежно. — Эва, я... — Он застонал, когда она сама подалась вперед и назад, желая угодить. Желая понравиться. Желая извиниться за то, что она такая. Шезму. Проклятая шезму. Впервые жалея о том, кто она есть. Горячая влага скопилась в уголках ее глаз, когда она видела, как он смотрит на нее. Его брови были сведены в чистом удовольствии. Губа закушена. Эву никто так не любил. Никто на нее так не смотрел. — Эме, — хрипло шепнула она в жаркий влажный поцелуй, пытаясь поспеть за его языком. — Я всегда для тебя Эме. Амен понял ее. Эва видела это по его серьезному взгляду, по тому, как он одной рукой сжал ее щеки, а другой скользнул по ее животу, касаясь промежности, удваивая ее удовольствие. Амен ускорил темп, и Эва запрокинула голову на его плечо, застонав. — Моя Эме. Амен покрывал поцелуями ее плечи, кусал ключицы. Проникнув особенно глубоко, он впился зубами в ее шею. А Эва ухватилась руками за его бедра, царапаясь не в силах вынести такое огромное удовольствие. Анубис все-таки издевался над ней. Сон растворился, когда она и Амен кончили вместе. Женский и мужской стоны сплелись в один звук. В ушах зашумело, и Эва вдруг подумала, что не была такой счастливой никогда. Анубис вырвал у нее это счастье прямо из рук, когда тяжелое тело Амена придавило ее к постели, и Эва ухватилась за его плечи. Вновь болезненная вспышка, а за ней пустота и одиночество. Эва подскочила на постели, глаза щипало не то от слез, не то от бронзовых лучей, проникающих через окно. Она чувствовала себя совершенно измотанной и ничего не понимала. Согнув колени, Эва запустила пальцы во влажные волосы и вновь упала на постель. — Будь оно все проклято, — прошептала Эва, закрыв лицо руками. За окном ярко светило жаркое солнце, занимался новый день. Реммао точно сбросит ее в Нил...