Твоя красная помада

Ты просто невыносима. Растягиваешь тонкие губы с размазанной красной помадой в невинной улыбке, а я оттираю красные поцелуи со своего лица, тщетно мучая кожу влажной салфеткой. Один след над бровью, два других светятся на щеках, третий — на шее, а четвёртый прочно остался уже на моих губах. Ты улыбаешься ещё шире и говоришь: — Она стойкая. Хрен сотрëшь. Мне хочется убить тебя. Вместо этого я влюбляюсь в тебя заново. Это происходит постоянно. Я влюбляюсь в тебя по утрам, когда ты поднимаешься после шестого будильника, хотя я уже давно встала после первого. Когда ты отворачиваешь лицо от утреннего поцелуя и идëшь чистить зубы, под нос бормоча что-то про гигиену. Когда ты каждое утро отказываешься от нормального завтрака, второпях хватая что-то со стола, потому что проспала. Когда ты по этой же причине на ходу красишься и громко материшься, стоя у зеркала, после того, как ткнула в глаз тушью или, неаккуратно махнув рукой, свалила пудру со столешницы. Тогда мы в полной тишине наблюдали за мелкими частичками бежевого облака, медленно оседающего на палас. Когда ты сбегаешь на работу, оставляя после себя терпкий шлейф духов, которые я клянусь выкинуть уже который год. Которые я ненавижу, а ты обожаешь всей душой. Я влюбляюсь в тебя, когда ты портишь сковородку. Третью за этот год. Ты жжëшь на ней гречку, картошку, лук, мясо и курицу, а сковорода летит в мусорку. Когда во время твоей готовки на плиту выкипает бульон, а из кастрюли убегает молоко. Когда кухню приходится проветривать сутками, потому что запах пригоревших продуктов не уйдёт ещё неделю. Когда ты, стесняясь собственной неуклюжести, робко просишь моей помощи с приготовлением ужина. Так, как будто я могла бы отказать. Конечно, я не отказываюсь никогда. Я влюбляюсь в тебя каждый раз, как в первый, когда ты смеешься над моими шутками или над любым глупым видео из интернета. Когда ты заливаешься истерическим хохотом, наблюдая за тем, как смешно упал незнакомый ребёнок. Когда я увожу шутку в абсурдные дебри или выдумываю очередной каламбур, а ты начинаешь плакать от смеха, судорожно втягивая ртом воздух, ты просто задыхаешься, катаясь по полу, а я вместе с тобой. Я влюбляюсь, как школьница, когда ты смотришь на меня так, как умеешь это делать только ты. Под одним лишь только взглядом холодных серых глаз я плавлюсь, как последняя дура, отдавая себя в твои руки полностью, без всякого остатка. Прекрасно понимая, какую имеешь надо мной власть, ты стараешься этим не пользоваться, лишь изредка ты попросту убиваешь меня, сживаешь со свету, кинув мимолётный взор. А в глазах мечется не ярость. Тихий гнев, который сносит меня уже сейчас. Я ëжусь, зная, что будет потом. Я могу полюбить тебя заново во время любой ссоры. Ты громко кричишь, выплёвывая мне в лицо всё, от чего жжёт в глазах, а на щеках так предательски блестят слëзы. Ты машешь руками, то и дело ударяясь ими о шкафы и ручки дверей, а я знаю, как быстро на твоей коже расцветут багровые синяки. Ты ураганом разнесëшь всю нашу квартиру, громко хлопнешь дверью и уйдёшь. Вернёшься практически сразу, с запахом табака на губах, с желанием убраться во всех комнатах и тихо извиниться передо мной. Мы конечно поговорим, обсуждая какую-то уже не имеющую уже никакого веса мелочь, которая завела тебя с пол оборота. Ты успокоишься и успокоишь меня, а позже я выкину найденную у тебя в кармане пачку сигарет. Я влюбляюсь в тебя каждый раз, когда ты бросаешь курить, и каждый раз, когда начинаешь вновь. Ты срываешься после того, как тебя выперли с работы, и не можешь бросить вновь до тех пор, как не устроишься на новую. Я влюбляюсь в тебя, легко подхватывающую сигарету двумя пальцами и вдыхающую горький дым. Влюбляюсь вновь, только уже в тебя нервную, клеящую на бëдра никотиновые пластыри, матерящуюся и злую. Я влюбляюсь в тебя каждый раз, когда ты болеешь. До последнего отрицаешь любые симптомы, а потом сваливаешься с температурой под сорок. Ты очаровательно проклинаешь весь этот мир со всеми его болезнями, отказываешься вызывать скорую, чем вывозишь меня из себя, заставляя меня несколько дней находиться с тобой, в любой момент имеющую возможность отбросить коньки. Ты просто невероятно хороша в этом. Влюбляюсь в тебя каждый раз, когда ты выводишь меня на эмоции. Когда ты, издеваясь и подтрунивая, едко шутишь что-то обидное, когда в ссорах переходишь на личностили и сыпешь оскорбления, когда ты приползаешь домой пьяная настолько, что не можешь связать и двух слов, когда злишься и злобой заражаешь меня. Иногда ты просто невыносима. Я влюбляюсь в тебя вновь, когда мы миримся. Ты обнимаешь меня, крепко стискивая тонкими руками, пальцами зарываясь в волосы, ты шепчешь мне на ухо комплименты вперемешку с извинениями. Я целую тебя первой, потому что я в тебе по самые уши. Потому что простила уже давно. А гадости, брошенные в ссорах, пылью оседающие в нашей квартире, останутся с нами надолго. Я люблю тебя, настоящую и хрупкую, с волосами, разлетевшимися по белой простыни, со смазанным макияжем, мокрую и улыбающуюся настолько похабно и откровенно, что это заставляет меня тянуться к тебе за новым бесстыдным поцелуем. Когда ты плавишься подо мной, попросту растекаясь по простыни, когда я мягко растягиваю тебя, плавно мучая и заставляя нетерпеливо метаться по кровати в попытке получить всё и сразу. Ты сходишь с ума и плачешь от удовольствия во время долгих прелюдий, умоляя ускориться, ты просто стонешь в подушку от ласки и нежности, а я наслаждаюсь тем, какая ты громкая. Я знаю все твои слабые точки и обязательно всеми воспользуюсь, превращая тебя в размузданную лужу, не имеющую никаких желаний, кроме как получить долгожданный оргазм. Если я действительно вдруг доведу тебя до пика быстро, ты разочаровано заскулишь и сразу захочешь меня ещё и ещё, зная, что я не смогу отказать. Я люблю тебя, когда ты сумасшедше трахаешь меня. Когда ты ритмично и целенаправленно выбиваешь из меня всю душу грубыми толчками, когда от удушения перед глазами всё плывёт, а ноги подкашиваются от одного твоего повелительного тона. Я не терплю сантименты по отношению к себе, а ты искренне наслаждаешься процессом. Шлепки прилетают на ягодицы, бëдра, спину — синяки пройдут не скоро. На ключицах расцветают засосы, связанные руки затекают и неприятно ноют, а ты продолжаешь изводить меня, кусаешь чувствительную кожу и упиваешься моей реакцией. Стоны становятся громче и переходят в вой и всхлипы, когда по моим щекам текут слезы, ты продолжаешь двигаться во мне, то и дело приземляя ладонь на истерзанные ягодицы. Я непременно кончу не один раз за несколько часов, но об этом я буду тебя натурально умолять. Иногда на глаза ложиться непропускающая никакой свет ткань, полностью дезориентирующая, погружающая в пугающую темноту. Ты радостно пользуешься моей беспомощностью, мучительно долго терзая мне тело, с садистским удовольствием приходишься рëмнем по и без того красной коже, параллельно трахая меня двумя пальцами. Я влюблена в тебя, властную и жëсткую. К стоп-слову я прибегну лишь раз. Ты, кажется, собираешься меня убить, потому что удары сыпятся с особой жестокостью, а слезы текут не от наслаждения — от боли. Банальной и стыдной. Всхлипы разносятся по нашей спальне, пока меня имеют без всякого намëка на нежность. — Хватит, — произнесено на выдохе и слишком тихо — меня не услышали. Кровь приливает к щекам. Обида вскипает где-то в горле. — Хватит, — громче, срываясь на хрип и свист измученного голоса. Руки тут же пропадают с тела. Ты застываешь на мгновение, но тут же суетишься, развязываешь затекшие руки и оплетаешь меня своими угловатыми конечностями, без конца тараторя о том, как тебе жаль. — Тебе больно? — осторожный и такой инородный вопрос. Мне было больно всё это время. Мне было так охуенно всё это же время. — Нам надо расстаться, — говорю я, всё ещё влюблëнная. Я буду постоянно, снова и снова влюбляться в тебя. Вся проблема состоит в том, что ты не влюблялась в меня ни разу. Уходя, ты оставляешь шлейф приторных духов и стик стойкой красной помады на столике около порога.