Теперь я люблю красный

      Нил думает, что любовь — это не показные свидания, подарки и безмерное счастье с улыбками во все тридцать два зуба. Он думает, что это что-то тихое и личное, то, что хочется оставить между двумя людьми, а ещё он думает, что любовь, да и вообще все чувства — это цвета, которые меняются в зависимости от ситуации и этапа жизни.       В самом начале он и правда считал, что все всегда такое наигранное, как в фильмах, которые он смотрел вместе с Ники и иногда с Элисон, зарываясь в ее объятья. Они плакали — он нет. Не понимал весь абсурд ситуаций, происходящих на экране, всю пластиковую ненатуральность эмоций на лицах. Но существовали люди вокруг него, которые излучали разноцветную ауру, невидимую для других. И он учился распознавать их, а со временем практически за каждым его другом был закреплён определённый цвет.       Ники большую часть своей жизни был розовым, иногда разбавлялся желтым и бордовым в дни, когда скучал по Эрику. Элисон была золотой, и ее цвет менялся то на более темный и насыщенный, то бледно- желтый, выцветший на солнце. Кевин однозначно зелёный, хотя все чаще был ярко-зелёным, и это значит, что он недавно влюбился, а Аарон — белый, как чистый лист, даже, скорее, стерильный. Нил считал Аарона Миньярда самым сложным и непонятным, а ещё он просто не любил белый цвет.       Нил думает, что Эндрю — это всё. Весь спектр цветов, которые существуют в мире: от чёрного в крапинку до белого в полоску. Он думает, что каждый день — это что-новое, что-то яркое или совсем темное, но не менее интересное, и ему нравится видеть это даже в безэмоциональном лице Эндрю.       Когда, сидя в компании своей команды, они завели разговор про любовь и чувства, Нил признался, что делит все на цвета, что так он точно может определить, что человек испытывает в данный момент. Ребята удивились, а потом завалили вопросами о том, какими он видит их.       — Я что, как розовый единорожка? — глаза Ники заблестели от нескрываемого счастья, и его губы растянулись, обнажая ровные ряды зубов. — С серебряным рожком?       — Ээээ…       — Но знаешь, я бы хотел вместо рожка серебряный член!       — Ники! — Кевин закрыл глаза ладонью и громко выпустил воздух из лёгких.       — Ну что я? Прикольно же: розовый единорожка, вертящий всех на своём ху…       — Кто бы сомневался, Ники, — на лице Эндрю мелькнула слабая ухмылка, которая тут же исчезла за жестяной банкой, из которой он сделал глоток.       — Подождите-ка. А какая любовь Эндрю, Нил? — Ники хитро прищурился, при этом ерзая на месте, стараясь отодвинуться от голкипера подальше.       — Я… Для меня… Я бы сказал, что он — всё, — Джостен чувствовал, как его лицо горит от смущения, от того, как Эндрю резко перевёл на него взгляд и на секунду приподнял светлую бровь, но тут же вернул лицу безжизненное выражение.       — Что это значит, Нил? Всё? — Рене склонила голову и посмотрела на Миньярда.       — Я бы сказал, что он чёрный, непроглядный, такой, который наводит ужас. В общем, он похож на смерть, — Аарон хищно улыбнулся и откинулся на спинку дивана, закидывая в рот горсть чипсов. — Тебе ведь невпервой убивать. Да, Эндрю?       — Аарон! Прекрати!       — А ты стерильный, скользкий и мерзкий, Аарон. Иногда ты желтеешь, как старые ободранные обои, пропитанные табачным дымом и жиром, как сейчас, — Нил отвернулся, а потом поднялся на ноги и вышел из комнаты, чтобы не сказать ещё чего-то ядовитого.       Эндрю не пошёл за ним следом, и Нил знал, что так и будет, поэтому отправился прямиком в комнату, сразу ложась спать. Лишь через пару часов он почувствовал, как блондин перелез через него, чтобы лечь у стены, а потом его тёплые руки обвили тело Нила и притянули чуть ближе к себе.       О цветах они вновь заговорили через пару дней на крыше, когда им никто не мешал и не тревожил, когда голова Джонстена лежала на коленях голкипера, и его ловкие пальцы перебирали рыжие кудри, посылая волнами дрожь по всему телу.       — Что значит «всё»?       — Ммм? — Нил не сразу понял, о чем речь, поэтому лениво раскрыл веки и посмотрел в любимые медовые глаза.       — Цвета, Нил. Ты сказал, что я всё. Что это значит? — Эндрю сделал ещё одну затяжку и выдохнул дым ему в лицо. — Как ты вообще до этого додумался?       — Не знаю. Мне просто так легче понимать, что чувствует человек. Легче понимать, что это такое.       — Правда? — Эндрю поднял бровь, а после ухмыльнулся своим мыслям. — Какой цвет у меня сейчас, Джостен?       — Эммм… Светло-медовый? — Нил приподнялся на локтях и расплылся в улыбке, подставляя лицо в надежде на поцелуй.       — Желтый?       — Нет. Можно сказать, даже насыщенно золотой.       — Что это значит? — Эндрю ткнул его пальцем в лоб, давая понять, чтобы Нил вернул голову обратно, и что он не собирается его целовать. По крайней мере, не сейчас.       — Ты спокоен, задумчив, и тебе нравится.       — Неправда.       — Ты лжешь, Эндрю, — Нил вновь закрыл глаза, при этом не переставая улыбаться.       — Я ненавижу тебя, — Эндрю склонился чуть ниже и оставил на его губах нежный, лёгкий поцелуй, а потом вновь принялся массировать макушку своего парня, смотря, как солнце заходит за горизонт, окрашивая все вокруг в красно-малиновый цвет, переливаясь по краям от оранжевого до золотого.       Эндрю думает, что цвет Нила — это огненный закат, он думает, что ему подходит и восход, который позволяет солнцу играть с его рыжими волосами и загорелой кожей на рассвете. Нил — это огонь, который жжет изнутри, заставляя его жить дальше. Нил — всё.

***

      Эндрю думает, что сделал счастливым Нила, подарив ему холсты и краски. С того момента Нил не переставал экспериментировать и мог проводить дни напролет за попытками приблизиться к цветам своих друзей. Измазанный, сосредоточенный и счастливый — от этого вида Эндрю растекался лужицей возле ног рыжика.       К выпуску девочек Нил подарил им по небольшой картине, на которых был изображён цвет их чувств. Так же он поступил, когда выпустились Мэтт и Хэммик, а затем и Дэй.       Весна заканчивалась, и это означало, что время утекало, как сквозь пальцы вода. Нил переживал, и это было видно не только по его лицу, но и по цветам, которые от ярких медленно переходили к серым и мрачным. Он больше тренировался, старался избегать Миньярда и любимого холста. Но Эндрю ничего не мог сделать, им оставались какие-то жалкие две недели до выпуска голкипера.       Кевин Дэй приехал практически сразу после победы его профессиональной команды, чтобы навестить отца и отпраздновать с друзьями — это он так сказал. Но блондин знал истинную причину его появления в Пальметто после выпуска. Эта причина — его брат.       Эндрю было все равно на их отношения, но он понимал, что это Аарон. И хотя с виду он мерзкий, злобный и невыносимый, внутри — израненный и беззащитный мальчик. Поэтому все, что он сказал Кевину год назад, когда тот признался в своих чувствах, что уничтожит его за боль брата.       — Ты можешь трахать моего брата сколько угодно, пока он этого хочет. Но если ты причинишь ему боль, я убью тебя. И да, Кевин, я не посмотрю, на то, что ты мой друг и что когда-то дал я обещание защищать тебя. Ты понял?       — Я люблю его, Эндрю. Я все понял.       — Ага.       Сейчас, когда их комната опустела, и счастливый близнец выскочил из гнезда в обьятья Дэя, Эндрю, сидя на столе возле открытого окна, прижав колени к груди, думает о том, что скучает по своему кролику, хотя тот постоянно находится рядом, но не так, как ему хотелось бы. Он смотрит вдаль на краснеющий закат, обрамлённый последними золотыми лучами солнца. Сейчас небо насыщенно синее, переходит в огненные полосы — напоминает Нила, такого же тёплого, бунтующего, улыбающегося своим глупыми губами. Пухлыми, красноватыми, потому что тот закусывает их зубами. Губами, которых Эндрю так хотел коснуться и почувствовать на своей коже.       Он улыбается, пока никто не видит, от чувства и желания покрыть Нила поцелуями, чтобы они оставались на его теле надолго, даже после того, как Эндрю покинет это здание и город, чтобы дать рыжику такое необходимое чувство заземления до их встречи. И он невольно хихикает от знания того, что сделает со своим парнем, когда от вернётся после тренировки.       Ведь по заповедям их кузена пустая комната должна быть использована по полной. И, конечно, Эндрю воспользуется советом Хэммика в ближайший час.

***

      Нил думает, что сойдет с ума, когда Эндрю уедет в Денвер, что две недели, которые он должен будет провести один, откажутся сущим адом, и он растворится в своей депрессии. Его так же раздражает, что все цвета померкли и поэтому не может понять настроение своих друзей, не может нормально реагировать и поддерживать. Он просто не понимает что должен делать, потому что все серое и однообразное. Иногда Нил думает, что Эндрю все равно, что он забудет о его существовании, как только самолет оторвется от земли. Ведь они так до сих пор не обозначили, кем являются друг для друга. Эти мысли причиняют ему боль, и панические атаки становятся частыми гостями даже во время тренировок.       Ничего страшного не произойдёт же? Ему нужно все лишь провести здесь четырнадцать дней, пока Эндрю подпишет контракт, обустроится в новом жилье и познакомится с командой. Всего каких-то триста тридцать шесть часов, и он будет все лето рядом. Ваймак промолчал даже насчет августовских тренировок, видя состояние Нила сейчас, пока еще Миньярд был здесь. Он просто махнул рукой и сказал не думать об экси.       Сейчас же уставший Нил скидывает кроссовки в холле, мечтая о горячем душе и объятьях Эндрю. О сильных руках, которые восстановят его баланс и вновь окрасят все вокруг красками. Он так устал думать о будущем, когда раньше все решали за него. Нил и представить не мог, что это все будет так болезненно.

***

      Они так давно не оставались одни, даже в Колумбию не могли съездить из-за тупых изматывающих тренировок, что внутри все кипело от желания прикосновений. Поэтому Нил сейчас стоит, прижатый к стене комнаты блондином, который не сводит с него глаз. Кожа Джостена раскраснелась после душа, а подсушенные полотенцем волосы обрамляют его лицо завитушками, изредка оттягиваясь тяжелыми капельками воды, которые скапливаются на ключицах.       Миньярд проводит указательным пальцем мокрую дорожку от шеи до кубиков пресса, еще ниже по животу, игнорируя шрамы, нервно облизывая губы.       — Такой красивый…       — Эндрю? — Нил ошарашенно смотрит на блондина и, кажется, начинает таять от касаний, голоса и того, что тот говорит впервые.       — Тссс. Ты не трогаешь меня, пока я не скажу. Да или нет?       — Да, — почти шёпотом, будто боясь, что сейчас в эту комнату ввалятся люди и испортят всю их прелюдию.       — Красивый и послушный…       Эндрю опускается к его шее и прикусывает практически незаметно, а потом вновь возвращает взгляд на веснушчатое, залитое румянцем лицо, пока нащупывает в кармане джинсов продолговатый предмет.       — Что это, Эндрю? — Нил нервничает, и каждую клетку его кожи щиплет будто от разрядов тока.       — И не говоришь, пока я не скажу, — Нил тут же затыкается и с любопытством смотрит на чёрный футляр, который удерживают тонкие пальцы его парня.       Эту красную помаду от Dior подарила ему Элисон на Хеллоуин, когда принесла в комнату костюм милой медсестры и сказала Джостену его надеть. Нил долго сопротивлялся и даже накричал на девушку, но потом сдался и облачился в короткие, обтягивающие его тело тряпки. За костюмом последовал макияж и темно-красные губы, которые так гармонично смотрелись на его лице. А теперь эту помаду держал в своих руках Эндрю, и его глаза поблёскивали игривостью в тусклом свете настольной лампы.       Эндрю снял колпачок и выкрутил до конца, пока красный стержень помады не стал возвышаться над чёрным футлярном, а потом внимательно посмотрел на Нила.       — Хочу, чтобы ты прекратил делать это в своей голове и наконец запомнил, что я не уйду, не исчезну, не откажусь, пока это не «нет». И то, что я буду делать с тобой сегодня, ты запомнишь на всю оставшуюся жизнь, — Миньярд поднял голову вверх, вновь облизывая губы, впился медовыми глазами в трясущегося от переизбытка эмоций Нила. — Сейчас я спрошу последний раз, хорошенько подумай над ответом. Да или нет, Нил?       — С тобой всегда да. Ты же знаешь.       — Это навсегда, Нил. Я больше не стану спрашивать.       — Да, Эндрю. Всегда да! — у Нила подкашивались ноги, поэтому он старался удержаться за стену, впиваясь в нее пальцами.       — Тогда накрась…       Нил почти сражу же потянулся за помадой, но руки Эндрю остановили его, когда он преподнес ее к своим губам.       — Нет, Нил. Мои губы.       — Что? — Нил замер и раскрыл свои голубые глаза ещё больше, не решаясь выполнять просьбу блондина.       — Хочешь, я расскажу, что будет дальше? — блондин оперся руками на стену по обе стороны Нила, как бы блокируя все его попытки сбежать или упасть, и провёл горячим языком по распаленной коже от ключицы к мочке уха. — Сначала я оставлю на тебе отпечатки своих губ, везде, Нил. Ты будешь моим до кончиков пальцев.       — Я и так весь твой, Эндрю.       — Сегодня я хочу видеть тебя в красном, — Эндрю подставляет свои пухлые губы, чтобы рыжик уже начал действовать и наконец нанес помаду.       Джостена трясет так, что зубы бьются друг о друга, но он старается вывести ровный насыщено-красный контур. Он еле дышит от напряжения, смотря то в медовые глаза, то на свою работу, и видя, как Эндрю идет этот цвет. Буквально сейчас его аура такая же буйная, возбужденная и игривая, и Нилу хочется окунуться в нее и плыть по течению.       — Хороший мальчик, — Эндрю улыбается так только рядом с человеком, который ему необходим, за которого он готов убивать и причинять боль. — Твои глаза такие манящие, словно воды океана, — он оставляет первый отпечаток на левом виске ближе к глазам и вроде обнажает губы в улыбке.       — Эндрю, — Нил не просто в шоке, он никогда не видел Миньярда таким, новое его немного пугает, но он хочет продолжить, хочет рискнуть и отдать всего себя.       — Молчи. Твои губы такие сладкие, — еще один красный отпечаток.       Эндрю думает сказать Элисон спасибо за хорошую помаду, которая воплощает все, что он задумал в жизнь. Он доводит Нила до бессознательного состояния одними только поцелуями, любуясь, как тот трясется, тихо скулит и держит свои руки прижатыми к стене, чтобы не коснуться, впивается пальцами в стену. Закончив с лицом и оставив около десяти отпечатков, Эндрю опускается на скулы и медленно продвигается к шее, ключицам и груди. Отпечатки губ уже не такие яркие, и он оставляет пока последние отпечатки, нежно прикусывая соски Нила, от чего тот вскрикивает и выгибается вперёд.       — Дрю… Дрюююю.       — Хороший мальчик. И я позволю тебе то, что ты так долго хотел, — его глаза останавливаются на искусанных, испачканных помадой губах рыжика. — И ты можешь касаться меня, Нил. Везде, не задавая вопросов, — Эндрю отстраняется и кладет руки на плечи рыжика, слегка надавливая, давая понять, чтобы тот встал на колени.       Нил повинуется и теперь смотрит затуманенными глазами снизу вверх, что заставляет голкипера сходить с ума и распаляться еще больше. Он проводит большим пальцем по губам Джостена, размазывая свои поцелуи по коже.       — Приоткрой рот и высунь язык, — Эндрю подсовывает палец в мокрый и горячий рот и старается сдержать стон, но выходит не очень, и мычание вырывается наружу, что заставляет Нила слегка улыбнуться. — Ты можешь отказаться, если не хочешь, и тебе это не нравится, Нил. Ты меня слышишь?       — Мне много чего не нравится, Эндрю. Но это не значит, что я не хочу тебе отсосать.