***
Дома Хван сразу же уснул, проспав так до самого вечера, — а после, решил поговорить с дедушкой об идее, которая пришла ему в голову. Джин умылся, поел, и убежал в гараж к деду, сразу же окликая того: — Дедуль, у меня к тебе вопрос. — Какой, Хёнджинни? — Можно я отремонтирую твой старый байк? — Я давно хотел его продать, но если ты готов его починить, то я подарю его тебе, — мужчина в возрасте улыбнулся и подмигнул, давая понять, что этот байк теперь полностью в распоряжении внука. — Спасибо, дедуль! Хван расплылся в довольной улыбке. Все последующие недели он пропадал в гараже, чтобы поскорее закончить с ремонтом, — блондин безумно хотел прокатить Феликса на байке, — он бы забавно прижимался к нему, прося не гнать так быстро, и смешно вскрикивал. Хёнджин не виделся с Ёнбоком всё это время, надеясь, что это поможет ему справиться быстрее, — и правда, уже через три недели байк был в отличном состоянии, — а главное, рабочем. Хван смахивает испарину с лица и довольный выбегает из гаража, сразу же подбегая к дому Ликса и перепрыгивая через чужую калитку, — да, старший мог её открыть, но всегда любил именно прыгать через неё. Довольный Хёнджин стучит в дверь, крича улыбчиво: "Здравствуйте, а можно Феликса?" На лице была мазута и грязь, но Хван был слишком рад тому, что довёл дело до конца, — и ужасно хотел поделиться этим с младшим. Сам же Феликс все эти дни откровенно помирал от скуки и непонимания — "Почему Хван ни с того ни с сего начал меня игнорировать и стал таким занятым, что даже сложно было углядеть за ним через забор? Хотя бы на минутку. Я так скучаю". Сердце слабо покалывало от обиды, когда Хёнджин в очередной раз отказывал ему в желании увидеться, игнорируя его сообщения по несколько часов, иногда даже оставляя те непрочитанными больше суток. И так незаметно прошла половина июня. Ликс не выбирался гулять даже с компанией, ведь без блондина под боком было совсем не то, поэтому приходилось сутки напролет занимать себя помощью старшим. В один из таких скучных дней он даже в комнате убрался; нашел альбом с детскими фото, где был он один и где были их общие с Хваном фотки, от чего в сердце тоскливо защемило. Феликс захлопнул фотоальбом и всунул его между книг в шкафу, улыбнувшись одним уголком губ. Он нежно провёл по корешкам и дернулся от внезапного стука в дверь. – Да? – Ёнбок-и, там Хёнджин пришел, ждет тебя на веранде, – лицо матушки показалось из-за приоткрытой двери на пару секунд, – Идешь? – Да, секунду, – парнишка бросает взгляд в зеркало, висящее рядом со шкафом, и быстро поправляет волосы, почти выбегая из комнаты и едва не сбивая дедушку с ног, бормоча извинения; его сердце переполняют эмоции, – он был одновременно рад, что друг вспомнил о нем и соизволил явиться, и одновременно чувствовал обиду за то, как Хван его ловко избегал половину месяца. Но так же в Ли бурлили предвкушение и возбуждение от встречи. Он так скучал. Ликс останавливается у двери и унимает сердцебиение, открывает ту резко, сталкиваясь нос к носу со старшим. Тот выглядел так забавно с капельками мазуты и пятнышками грязи на лице, что младший растерял весь гнев и обиду, потеплевшим взглядом молча уставившись на друга. У Хвана глаза загораются, когда он видит Ликса впервые за столько времени. – У тебя лицо грязное.. – первым отмирает веснушчатый и разворачивается, заходя в дом и возвращаясь спустя некоторое время с влажным полотенцем, – Иди сюда, свинюшка, – младший берется одной ладонью за чужое плечо и поднимает голову, смотря на чужое перепачканное лицо. Подносит к нему руку с полотенцем и начинает тереть пятнышки, от усердия нахмурившись и прикусив кончик языка. Хван стыдливо молчал, потупив взгляд в пол, пока Ликс убирал мазуту с его лица. – Объяснись, – кидает он одно лишь слово в перерыве, бегло заглянув в карие глаза, и продолжает чистить не сопротивляющегося старшего. Хван стоит молча и даёт парню вытереть своё лицо, а после переводит задумчивый взгляд вниз, — на шорты младшего; Хёнджин помнит, что отметил в своей голове тот факт, что чужие ноги выглядели слишком мило в жёлтых тапочках и, наверное, даже симпатично, — но блондин наотрез отказался соглашаться с этим, и подумал, что всего-навсего соскучился по другу. И только Ли начинает отстраняться, так же потупив взгляд, как блондин вспыхивает. — Прости, прости-прости-прости! — старший обхватывает своими ладонями чужое веснушчатое лицо, — Давай вечером соберёмся, пожалуйста! Я всё объясню потом, Ликси, пожалуйста, не дуйся! Феликс никогда не умел долго обижаться на Хёнджина, что бы тот не сделал; стоило только взглянуть в чужие раскаивающиеся глаза, как обида пропадала из сердца младшего. И Ли смотрит в его глаза, – лжи в них не видит, – оттаивает и опускает напряженные плечи. Чужой взгляд заставляет сердце пропустить удар от такого зрительного контакта. – Я больше не обижаюсь на тебя, – вставляет Ёнбок между тисканьем его щек, позволяя это делать, несмотря на пахнущие маслом руки, – но буду ждать подробностей, что бы там не случилось. – Спасибо! – на лице старшего улыбка расцветает счастливая, – он так рад тому, что Ёнбок простил его. – Вечером. Все вечером. Джин был слишком перевозбуждён тем, что починил байк, — и, пожалуй, делал он это для того, чтобы банально прокатить Феликса и.. произвести на него впечатление? Блондин продолжал тискать чужие щёки, давя лыбу, как дурак, — но вскоре отпустил, просто смотря в чужие глаза неотрывно; Хёнджин пообещал Ёнбоку, что всё расскажет и покажет, а значит сделает это, — младшему просто нужно дождаться вечера. Посидев немного на веранде в доме Ликса и выпив с ним чаю, Хван вернулся к себе, чтобы привести внешний вид в порядок: помыться, уложить волосы, и надеть клёвые шмотки, специально припрятанные для летней жары; старший напялил белую майку, сидящую по фигуре, и шорты, чтобы не запутаться в педалях байка. Весь остаток дня он был весь на иголках, — от чего бабушка постоянно шутила: "На свиданку чтоль собрался, чего такой нервный?" И Феликс от него не отставал, все оставшееся до встречи время он собирается, носясь по комнате, – внезапное волнение о том, что он должен выглядеть красиво в этот вечер, накрывает его с головой. Юноша делает прическу из его сильно отросших волос, скрепляя пряди челки на затылке в хвостик, оставляя несколько более мелких обрамлять его лицо, и ищет подходящую одежду в шкафу, внезапно поймав себя на мысли о том, что он будто собирается на свидание, из-за чего нервно усмехается своему отражению в зеркале. В конечном итоге он решает переодеть майку, сменив ее на большую черную футболку без всяких принтов, надевает белые носки и черные кеды, и напоследок брызгает парфюм на шею и запястья. Блондин же специально выкатил байк раньше положенного времени, чтобы успеть лично зайти за Ёнбоком, — оставил его возле входа, и отправился к другу, который готов был выйти вот-вот; Хван сразу же перехватывает его возле двери, разворачивая к себе спиной, и закрывает глаза ладонями. Ликс удивленно восклицает, по запаху и голосу понимая, что это Хван, но не успевает его рассмотреть, следуя за ним, осторожно ступая по ступеням и каменистой дорожке к калитке, задержав дыхание. — Та-да-а! — блондин с восторженным возгласом открывает глаза Феликсу, руками указывая на байк, — улыбается широко и смотрит на его реакцию. В первую очередь, как ладони исчезли с его глаз, он рассматривает образ Джина, отмечая про себя, что тот выглядит очень красиво даже в такой обычной одежде, мысленно подмечая то, что с каждым годом Хван, в отличие от него, переставал выглядеть угловатым подростком, приобретая грубые мужские черты, что делало его несомненно сексуальным. Веснушчатый переводит взгляд на байк и открывает в изумлении рот, тут же поворачивая голову обратно к Хёнджину. – Офигеть.. так вот чем ты был занят половину июня и почему был таким испачканным, – Ли улыбается, смотря на старшего, и его глаза искрятся восхищением. – Ты такой молодец.. Я помню его сломанным, – он видит немой вопрос в глазах напротив, сразу же решаясь объясниться, – Видел как-то в гараже, пока мы играли в прятки. Он проводит ладонью по раме, подойдя ближе, а после позволяет Хвану себя приобнять. — Прыгай, — говорит уверенно Хёнджин, отстраняясь и садясь на байк, и ждёт, пока сядет младший; чувствует на своей талии чужие руки и заводит мотор, томно выдыхая под его рёв, — Шлемов у меня нет, поэтому я буду осторожен, держись крепче, Ликс. Юноша садится на мотоцикл позади Хвана, не без страха, и едва сдерживает рвущееся наружу восхищение в виде писка, когда блондин с рычанием срывается в места, от чего он прижимается к чужой широкой спине и не сдерживает громкого восхищенного смеха, слыша шум ветра и мотоцикла в ушах и чувствуя теплый летний ветер в волосах. Уши приятно закладывает от скорости; Хёнджин глотает жадно ртом воздух, и ощущает, как Феликс жмётся к нему сильнее, — вздрагивает отчего-то, чуть сбавляя скорость, думая, что парень боится, — и тот благодарно расслабляется, начиная действительно ловить кайф от поездки. Старший катает Ёнбока по всей округе, пока не съезжает к полю, — глушит байк и слезает, помогая сделать то же самое младшему; дышит рвано, сумбурно поправляя свои волосы назад, — тянет ладони к чужим щекам, — убирает с них взъерошенные волосы, закладывая за уши. Улыбается, глядя на Ликса, — смеётся по-доброму с его лица, и после тянется к чужой руке, обхватывая ту: — Пошли на поле, — Хван ведёт покорно идущего чуть позади Феликса, — Сейчас должна будет взойти луна. Хёнджин помогает Ликсу пройти чуть дальше от начала поля, и сразу же плюхается задницей на прогретую землю и мягкую траву, — падает на спину и пялится в небо, — солнце уже давно ушло, и вот-вот должна была появиться луна; Хван указал на место рядом с собой и тактично предложил другу лечь рядом. Старший тянет руку к растущему стебельку и срывает тот, отправляя в свой рот, — зажимает меж зубов, крутя его языком в разные стороны. Феликс, слишком поглощенный атмосферой, витавшей между ними весь вечер, безмолвно опускается рядом, укладываясь плечом к плечу. Они ждут, пока на небе появится долгожданная луна, и старший улыбается мягко уголками губ: — Луна такая красивая... — мямлит Хёнджин, поворачивая голову в сторону Ёнбока, зацикливая всё своё внимание уже на нём; на забавных веснушках и выразительных глазах, блестящих в свете спутника. Ёнбок устремляет взгляд на луну, действительно красивую, среди начавших появляться звёзд. – Да.. – тянет согласно юноша, соприкасаясь своим плечом с чужим, повернув к Хвану голову и оказавшись близко. Где-то неподалеку в высокой траве негромко щебечут цикады, пока веснушчатый смотрит на своего друга. – Она всегда красива.. – тихо и, скорее, застенчиво, произносит Ли, после добавляя, – Особенно когда ты рядом, – и переводит взгляд обратно на луну, только уже опустив голову на плечо Хвана. Его руки мягко обвивают предплечье Джина. Хван сглатывает шумно, нервно, с тихим рваным дыханием, — ощущает, как мурашки по телу бегут предательски, — и плевать он хотел на полную луну, когда перед ним было более красивое зрелище; в сто крат дороже и недосягаемее, чем можно было подумать, — Феликс, кажется, был создан для лунного света, — для того, чтобы светить даже ночью. Хёнджин думает долго, усиленно и напряжённо, — вырывается из реальности, замечая перед собой только лицо младшего. — Феликс, — старший прерывает серенаду цикад своим тихим голосом, моргая быстро, чтобы привести расфокусированные глаза в норму. – Да? Ликс слышит, как его зовёт старший и переводит лениво взгляд с луны на чужое лицо, которое находилось так близко, смотрит ответно в его глаза с немым вопросом. Блондин убирает со рта этот несчастный стебелёк, кидая его куда-то в сторону, — приподнимается в локтях, нависая над лицом Ликса, — закрывает тому вид на луну, заставляя уставиться лишь на себя; снова ждёт, — будто ищет в чужих глазах то ли какого-то ответа, то ли согласия, — думает, правильно ли поступает, и не приведёт ли это всё к полнейшему краху. Блондин дышит через рот, позволяя себе наконец опустить взгляд на чужие губы, — он видел их каждый чёртов день, но сегодня, при свете луны, от чего-то, они были такими особенными, — манящими, притягательными, дразнящими: они подстрекали на неизвестность, на что-то новое и волнующее до чёртиков подростковое бестолковое сердце. А у Феликса дыхание внезапно спирает, когда он взгляд Хвана видит, глаза опускает на нижнюю часть его лица, смотря на чужие губы, как те прикусывают и они краснеют, и сам невольно свои облизывает. — Феликс... — повторяет тише Джин, не отрывая взгляда от губ, — Ты так красив сегодня. Веснушчатый слышит комплимент и ощущает смущение, как щеки начинают предательски гореть. Старший одной рукой тянется к чужой щеке, запускает пальцы в волосы, и приближается лицом ближе, почти что шепча в губы Ёнбока, что распахнул их приветственно и ожидающе, смотря томно из под прикрытых век. — Могу я поцеловать тебя? Феликс смотрит в такие родные глаза, полные звёзд, и сглатывает; чувства бабочками порхают в желудке, заставляя его нервничать. И Хёнджин целует, — не ожидает услышать ответ, потому что видит согласие в блестящих глазах веснушчатого; он должен быть положительным. Блондин жмурит свои глаза, чуть притягивая младшего к себе, — сминает нежно чужие губы, совсем тихо причмокивая от соприкосновений, — делает это неуверенно, но искренне; учится на ходу, жмётся своими губами к чужим и чувствует лёгкий привкус кокосовой гигиенички, — перебирает подушечками пальцев чужие шёлковые волосы и ощущает трепет от отвечающего ему так же неловко Ликса, по телу которого бегут мурашки. Всё вокруг потеряло свой смысл, — каждый звук ушёл на самый последний план, оставляя лишь жаркое сбитое дыхание, — Хван становится более уверенным, и после отстраняется резко, облизывая свои губы; открывает глаза, устремляя их на Феликса, — ищет в них понимания и, наверное, принятия, — бегает судорожно зрачками от одного чужого глаза к другому. Но не находит, видя лишь удивление и покрасневшие лицо и шею. — Хёнджин.. это.. — он замолкает внезапно, не зная, что сказать. Хван падает обратно в траву, поворачиваясь на бок нелепо, — лишь бы не видеть этого ошарашенного веснушчатого личика, — старший взъерошивает свои волосы нервно, и тут же делает глубокие вдох-выдох; вновь поворачивается к Ликсу, беря его щёки уже обеими руками, — старается смотреть уверенно, будто точно знает, что делает, — и тянет Ёнбока на себя, заставляя припасть на себя и вновь соприкоснуться губами. Феликс не сопротивляется. Он не может. Вкус губ Хвана слишком родной, — он сопит, негромко выдыхая через нос, но отвечает, — не может сопротивляться внезапному порыву. Одного раза мало, — Хёнджин не распробовал, не понял, не осознал, — ему будет мало и даже после тысячи раз; блондин целует бережно, нежно, спокойно, — старается выровнять дыхание, успокоить бушующую волну в грудной клетке, — убирает свои руки с чужих щёк, размещая их уже на тонкой талии. Старший обнимает невесомо, прижимает к себе младшего, прикрывает глаза и причмокивает от сладости чужих расцелованных губ, и Феликс тает, робко приоткрыв их. Он чувствует, как трепещет чужое сердце в груди, и понимает, что собственное так же сходит с ума. Ли отстраняется от друга первым, когда воздуха в легких становится предельно мало, и упирается своим лбом в лоб Хвана, закрывая глаза и тяжело дыша. Он молчит минуту, пытаясь успокоить рой мыслей, и не выдерживает, задает тихо только один мучающий вопрос. – Хён, почему ты меня поцеловал? – Ликс смотрит перед собой в темноту, чуть приобняв старшего, а после поднимается на руках, нависая над блондином и пытаясь в свете луны разглядеть родные черты. На Хёнджина накатывает крупная дрожь, — он, честно, не знает, что отвечать; парень безумно хочет отвести взгляд, но смотрит в чужие глаза с ноткой напористости и наглости, — совсем немного, чтобы, наверное, самому себе доказать, — он совершил нечто непоправимое, и сможет это объяснить. Когда-нибудь, но не сейчас. — Ты красивый, — повторяется, но уже как пояснение, — Я решил, что отдать первый поцелуй лучшему другу, а не какой-то девчонке, куда резоннее. Хван врёт, — самому себе, Феликсу, — врёт, потому что точно знает, что этот ответ неправдив; он не уверен, что хочет раскидываться громкими фразами, не осознавая всю их серьёзность в полной мере. – Получается, я тоже, но это было так.. приятно, – улыбается мягко и наивно смотрит в чужие блестящие глаза, – Поцелуешь меня еще раз? Старший выдыхает встревоженно, когда слышит слова Ликса, — мурашками покрывается вновь, и, пожалуй, может отчётливо услышать, как ликует собственное сердце. Передружба — недоотношения? Именно сегодня эти двое перешагнули через эту тонкую черту? Блондин не знал, и знать, боже упаси, не хотел, — ему было важно знать только то, что происходит здесь и сейчас, — и сейчас Ёнбок тактично просил поцеловать его снова; Хван ловко меняет их положение, — топит младшего в шёлковой траве, нависая сверху, — хлопает ресницами потерянно, и до мокрых следов в уголках своих глаз пытается осознать, что им делать на утро. Ли смотрит так доверчиво; в его глазах звезды отражаются, пока он рассматривает нависающего сверху друга. — В последний раз?.. — звучит, скорее, как что-то риторическое, чтобы не свихнуться окончательно, — Я поцелую в последний раз. — Пожалуйста. Феликс звучит глухо, умоляюще, пока темными омутами водит по чужому лицу, пытаясь сдержаться, чтобы не рассыпаться на мельчайшие осколки, что затеряются в шелковой траве. Хёнджин бегает глазами по чужому лицу, ладонями плавно соприкасаясь с чужими, лежащими на траве, — переплетает пальцы и вжимает руки младшего сильнее в землю, — сладкое тягучее ощущение приливает к низу живота и Хван предательски поджимает свои губы от этого. Младший расслабляет ладони и позволяет чужим лечь в них, сжимает пальцами ответно, пока глазами всматривается в черты перед собой; скользит взглядом по лицу Хвана, отмечая аккуратные брови, блестящие глаза и родинку под одним из них, поджатые, чуть припухшие, губы. Ликс медленно прикрывает глаза и распахивает свои. Старший смотрит на чужие припухшие губы и припадает к ним медленно, даря очередной поцелуй, — нельзя было объяснить логически, почему двое друзей целуются посреди ночи, — но блондину нравилось. Джин сминает губы Феликса, выжидая, пока тот расслабится, — делает пару заключительных безобидных чмоков, перед тем как протолкнуть нелепо свой язык в чужой рот; от такого проникновения обоих накрывает с головой яркая волна возбуждения и, вероятно, Хван будет идти до байка, прикрывая стыдливо свой пах, — Джин знал в теории, как должен протекать поцелуй, — использовал свои знания на практике, углубляя тот с толикой смущения. Феликс выдыхает удивленно, ощущая горячий и влажный язык в полости рта, и чувствует пробежавшее по телу приятное чувство, скапливающееся в кончиках поджатых в кедах пальцев. Он ладонь освобождает и вплетает пальцы в мягкие блондинистые пряди, отвечает неумело, повторяя чужие движения языка, и слышит чмоки от их поцелуя, ощущая как краснеют кончики ушей и щеки в веснушках, а внизу живота приятно давит возбуждение. В голове отчаянно мигает мысль о том, что Ликс возбудился от простого безобидного поцелуя с другом, но он ее тактично игнорирует. Поцелуй становился мокрее, жарче, раскрепощённее, — старший спотыкается своим языком о чужой, зазываюче облизывая тот внутри рта Ликса, — причмокивает в унисон звукам цикад и шелесту травы; крепче сжимает чужие ладони, даря Феликсу всего себя в этот самый момент, — но вскоре отстраняется с соответствующим звуком, тяжело дыша. Он встаёт молча, взъерошивая нервно свои волосы. Младший с мольбой смотрит вслед, тыльной стороной ладони вытирая влажные исцелованные губы, и поднимается с земли, идя за парнем. Хёнджин не бросает ни единого взгляда на юношу, лишь рвано дыша и молча агрессируя, вероятно, на самого же себя. Блондин бьёт ладонью по высокой траве, и направляется в сторону оставленного байка, кидая Ёнбоку через своё плечо: "Я отвезу тебя домой". И тот молча принимает каждое слово, с опущенной головой проходя к байку. Всю дорогу Ли молча прижимался к спине Хёнджина, игнорируя собственное неприятно колотящееся сердце. Он искусал губы, пока жался к нему сильнее нужного, прокручивая в голове чужие слова "в последний раз". Неужели это действительно последний раз? Дружба разрушена? Что было бы, если бы Феликс не попросил об еще одном приятном поцелуе? Удалось бы перевести все в шутку? Он не хотел терять Хвана из-за такой мелочи. Веснушчатый выплывает из своих мыслей только тогда, когда они подъезжают к калитке его дома. Он боится нарушить тишину между ними, прерываемую далеким пением цикад и сверчков, но все же бросает тихое "Спокойной ночи, Хвани", смотря куда угодно, но не в лицо блондина, и скрывается за калиткой, а следом за дверью дома. Хёнджин не промолвил и слова, сдерживающе стукнув ногой по земле. Хван не пошёл домой, нет, он вновь сел на байк и ехал по ночной просёлочной дороге, ощущая, как возбуждение внизу клубком давило на пах, а в голове шла непонятная борьба между здравием и безрассудством. Хван приехал к озеру, сам того не осознавая, раздраженно ступая по песку, — он не хотел принимать того факта, что его возбудил, мать его, лучший друг, — Хёнджин небрежно бросил байк на землю и выбежал к самому берегу; старший схватил огромный камень и со всей силы кинул тот в воду, слыша, с каким шумом тот пошёл ко дну. Хван плюхнулся задницей на песок и поджал свои ноги, обвивая их руками, — расплакался, как самый последний идиот, осознавая, что утром ему придётся просыпаться с мыслями обо всём, что произошло. Блондин провёл в таком состоянии половину ночи, в итоге успокоив нелепо себя тем, что Ликс, как минимум, был не против. Джин усмирил своё тело и кишащий рой мыслей, расслабленно выдыхая; обессиленно поднялся, вытирая с щёк засохшие слёзы, — да, ему было страшно и тяжело, ведь он не мог объяснить и, наверное, признать, что ему, вероятно, нравится Феликс. Не как лучший друг, с которым можно сбежать с уроков. Не как лучший друг, с которым можно веселиться до самого утра. Не как друг. Хёнджин резко для себя понял, что хочет целовать его губы и держаться за руки, — но разве так делают друзья? Дорога до дома была туманной, — Хёнджин хотел спать, но лёжа уже в своей постели — глаз не сомкнул; лежал до самого восхода солнца, думая обо всём, и размышляя, что он может сказать Ликсу в своё оправдание. Как только в комнату проникли тёплые лучи, Хван, всё же, обессиленно поддался сну, проваливаясь в царство морфея, — спал беспокойно почти до самого вечера.***
Феликс устало выдыхает, оказавшись в своей комнате. Он первым же делом спешит к окну, выходящему на дом друга, высматривая огни его спальни, но в тех по прежнему темнота. Лишь слышится негромкий отдаляющийся звук байка, – Хван не вернулся домой. Юноша погружается в свои мысли, пока переодевается в пижаму и укладывается в кровать. Сон не идет к нему до самого утра; он все думает и думает о словах Джина, – думает о том, нарушена ли их дружба поцелуями, – и винит себя, погнавшегося за приятным чувством, когда просил еще один, который, кажется, все решил. Вспоминал теплые и влажные чуть пухлые губы, приятно ощущающиеся на собственных, пока кончики пальцев пробегали по уже сухим, но все еще чувствующим чужое тепло, губам, и смотрел на собственную ладонь, ощущая фантомное прикосновение пальцев Джина. По телу разливается приятное тепло и на устах играет слабая нежная улыбка, когда он думает о старшем. Каждый раз, когда Ликс видит его, внутри что-то странно трепещет. Он проводит аналогию со школьными друзьями, но понимает, что не чувствует ни к одному из них такого трепета, как к Хван Хёнджину. Он казался ближе и роднее чем кто-либо, казался недостающей частью его души, – соулмейтом. Веснушчатый выходит из своих мыслей под утро, когда солнце проникает в одно из окон его комнаты, вздыхает протяжно и встает с постели, надевая тапочки и шоркая в сторону кухни. Сон совсем не идет в светлую голову, слишком погруженную в мысли. Он даже не замечает появившегося на кухне деда, пока тот тактично не кашляет, садясь напротив за столом. – Слышал, Хёнджин дедов байк починил, – начал тот негромко, смотря на помятого внука, – Как покатались? На тебе лица нет, внучок, что-то случилось? – мужчина встает из-за стола и сам разливает по чашкам кипяток, заваривая Феликсу и себе домашний ромашковый чай. – Неужто поругались? – и усмехается по-доброму, видя как внук встрепенулся и уставился на него. – Нет, мы не поругались, но кое-что произошло.. Веснушчатый доверял своему дедушке как самому себе – настолько близкими были их взаимоотношения. – Деда, скажи, а что если я чувствую к Джину совсем не то, что к другим ребятам со школы? – парень кусает нижнюю губу и держит в чуть дрожащих от недосыпа руках чашку с горячим ароматным чаем, – Он словно.. словно самый близкий человек во всей вселенной.. и я так дорожу им, что доверил бы ему всего себя, – делает отсылку на произошедшее ночью и вздыхает, смотря в распахнутое окно на огород залитый утренним солнцем. – У вас особенные отношения, мальчик мой, совсем другая связь, – мужчина прерывается, серпая горячий ромашковый чай из чашки, после переводя взгляд на внука, – Особенная. Такая, что даже выше дружбы. Это было видно всем невооруженным глазом. – И что это за связь, дедушка? – Ликс подтягивает к себе колени, приобнимает их одной рукой, а второй все же берет чашку, отпивая щедро, чувствуя тепло внутри не только от напитка, но и от разговора по душам с родным человеком. – Любовь, мальчик мой, любовь, – мужчина добродушно улыбается, видя заминку на лице внука, и встает из-за стола, безмолвно уходя по своим делам, оставляя задумчивого парнишку один на один со своими мыслями. – Любовь..? – уже шепотом повторяет за дедушкой веснушчатый, стискивая чашку в ладонях и уставившись через окно на дом Хвана. "Неужели Хёнджин поцеловал меня не только потому, что я красивый?" – проносится в мыслях Ли. – "Он всегда выглядел для меня красивым – после драки с разбитой губой, по утрам в домике на дереве, когда просыпался со слюной на щеке и гнездом на голове. Он всегда выглядел красиво для меня, но я никогда не хотел поцеловать его просто по этой причине, по крайней мере до сегодняшней ночи." Сон медленно накатывает на юношу после ромашкового расслабляющего чая, поэтому он встает из-за стола, совсем забывая про чашку, и идет в свою комнату, заваливаясь на постель и сразу же крепко засыпая. Встает Феликс ближе к вечеру с тяжелой ото сна головой, кушает, помогает бабушке покормить скот, но все время поглядывает то на окна Хвана, то на свой мобильный, ожидая хоть какого-нибудь сообщения. Но тот молчал. Молчал мобильный и все последующие дни, пока июнь сменялся жарким июлем. Общие с Хёнджином друзья пару раз вытаскивали Ли погулять и он каждый раз соглашался, думая, что и Джин будет, но его не было, и Феликс не знал точно, что чувствует из-за этого. Ребята все видели, будто знали, что происходит между парнями, поэтому тактично не лезли и лишь пытались растормошить веснушчатого друга. В одну из недель погода кардинально меняется с жаркой и ясной на пасмурную и дождливую, ливни затапливают их поселок, поэтому Феликс сидел дома и читал книги, кутаясь в легкий плед и распивая большую чашку своего любимого чая. Внезапно оторвавшись от текста, парень посмотрел на стоящий на подоконнике уже засохший букет подсолнухов, тех самых, что в первый день каникул ему подарил Хёнджин, и грустно, с ноткой ностальгии, улыбнулся. Они с того самого дня, когда Хван починил байк деда и свозил его покататься, не общаются, и Феликс сделал вывод, что оттолкнул от себя старшего своей просьбой о поцелуе. Первое время совсем будучи где-то в прострации из-за оглушающих мыслей и накрывшей его меланхолии. Тишину его комнаты нарушали лишь стук капель по подоконнику и далекий гром, пока в комнату без стука не влетела бледная, с чуть испуганными глазами, мама Феликса. – Сынок, дорогой.. – женщина мнет мокрые пальцы и Ли только замечает, что она мокрая с головы до ног, словно пришла с улицы, – Выйди на веранду, пожалуйста, – бросает, и тут же скрывается за дверью. Феликс слышит удаляющиеся шаги и скидывает плед с плеч, откладывая книгу на постель, даже не положив закладку, и быстрым шагом направляется за матерью. В голове проносятся разные мысли, – начиная от тех, что что-то случилось с кем-то из членов семьи, заканчивая теми, что что-что случилось с Хёнджином. Но выходя на веранду видит лишь мокрый, лежащий на полу комок золотистой шерсти. – Его сбила машина.. – тихо произносит бабушка, стоя рядом с сидящим перед псом дедушкой, что нежно гладил слипшуюся от воды шерсть на маленькой голове, – Это моя вина, внучок, не уследила, как он выбежал, пока ходила к Хванам. Вернулась, а на проезжей части машина, и мужчина стоит над ним, ругается. Но Феликс ничего не слышит, смотрит лишь на любимого пса и ощущает как больно в носу, а следом выступившие в уголках глаз соленые капли. Он опускается на колени и мягко касается ладонью тельца, замечает, как слабо щенок дышит, и резко поднимает голову на деда, смотря глазами полными слёз. – Он дышит! Мы еще можем его спасти, деда! Нам нужно отвезти его в клинику, – Феликс хватает лежащий на скамейке плед, разворачивает его и осторожно перекладывает пса на ткань, после поднимая комок на руки; он бережно прижимает к себе пса и выбегает через открытую бабушкой дверь. Шлепает по лужам, совсем не обращая внимания на мокрые и теперь грязные носки с тапками, надетыми впопыхах, прямиком к машине дедушки, садится на переднее сиденье, пока мужчина усаживается на водительское, и они выезжают со двора. Уже в клинике, отдав пса врачам, Феликс нервно ходит по помещению, пока щенка осматривают, пытается успокоить быстро бьющееся в волнении сердце и сдержать слезы. Дедушка сидит недалеко от юноши и следит глазами за беспокойным внуком, сжимая в руках ключи от авто. Спустя некоторое время врачи оповещают юношу о том, что пес все же скончался. Травмы были вполне серьезными, а первая помощь не была вовремя оказана. Это выбивает Феликса из колеи, он не помнит, как не разрыдался, пока его о чем-то расспрашивали и дедушка не вмешался, видя состояние внука; мужчина вывел его на свежий воздух, видя, как Ли побледнел, задыхаясь от слёз. Вновь вернувшиеся чувства накрыли веснушчатого с головой, и схватив чей-то зонт, одиноко стоящий у крыльца, парнишка выбегает под ливень. Распахивает его шумно, и тут же срывается на рыдания. События последних недель грузом давят на плечи блондина, пока слезы застилают глаза, а ноги сами несут его в неизвестном направлении. Веснушчатый даже не сразу слышит, как громко его зовут по имени и как шлепает по лужам чужая обувь.***
Было противно осознавать, что всё лето проходило лишь в собственном доме, — Хёнджин никуда выходил, никому не отвечал, и молчал даже с родственниками, срывая листки настенного календаря в своей комнате; старшие думали, что парни поссорились, но Хван наотрез отказывался признавать это, — здесь что-то большее, — и блондин продолжал врать самому себе, думая, что отстраниться от друга будет самым лучшим решением: и для Джина, и для самого Ёнбока. Июньская жара сменялась на июльскую, более беспощадную и душную, — старший пропадал целыми днями в своей комнате, пока до недавнего времени и общество семьи стало ему докучать, — Джин был не из тех, кто будет просить совета, даже когда очень в нём нуждается: он вывернет себя наизнанку, но свои переживания всегда оставит при себе. Матушка не давила на сына, бабуля лишь молча вздыхала, ну, а дедушка — просто улыбался и стучал по плечу поддерживающе, — каждый чёртов раз, как поговорит с дедушкой Феликса; Хёнджин не знал, что тот ему сказал при последней встрече, и знать не хотел, — слишком много мыслей на один квадратный метр. В июле блондин решается выйти дальше, чем задний двор собственного дома, — уходит в домик на дереве, и понимает, что тот пустует с того самого момента, когда парни были там в начале лета; как-то всё резко потеряло свои краски, — лестница была слишком грязной и неудобной, крыша осевшей и отсыревшей, внутри неприятно пахло плесенью, и даже чёртовы огоньки не светили так ярко. Хван стал пропадать в "их месте" с утра до ночи, порой даже не ночуя дома, — всё думал и думал, пытался сделать правильный выбор между "оставить Феликса в покое", или "плюнуть на всё и сказать о своих неясных чувствах в лицо"; было страшно, безумно, — Хёнджин искал поддержки в книжках, которые постоянно читал Ликсу перед сном, пока тот засыпал у него на плече, — водил нежно пальцами по корешкам, представляя, как приятно было бы ощутить подушечками не пыльную книгу, а нежную, бархатную, веснушчатую щёку. "...Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь." — проносится перед глазами выцветшим чёрным по пожелтевшим страницам, и Хван выдыхает тяжело, почти что с измученным стоном. — Зачем же я тебя приручил, раз тебе от этого плохо? — читает вслух Джин, пытаясь найти нужный ответ меж книжных строк. Он знал, что Феликс страдает сейчас. Чувствовал, — Прости меня, Ликси, что я такой идиот.. Хвану тошно от своего состояния, — тошно, что Ёнбок сейчас также страдает, находясь в неизвестности. Когда он решает вернуться, подумав, что так он никому лучше не сделает, парня цепляет его мать, тут же выводя на задний двор. Хёнджин был готов абсолютно ко всему, — вплоть до криков и истерик, ведь домой всю неделю он приходил только лишь поздними вечерами, чтобы поесть, и снова уходил в дом на дереве, — но матушка обняла его, крепко прижимая к своему сердцу, настолько, что Хван мог услышать его громкое волнующееся биение. — Ты же себя совсем изводишь, сынок, — звучит родной голос, от которого, почему-то, даже слёзы на глазах проступают предательски, — Выслушай меня, ладно? Можешь ничего не рассказывать. И хёнджин молча слушает: о том, как важно доверять своему сердцу и о том, что не стоит навешивать ярлыки на себя и других, — да, блондин до боли ненавидел ярлык "друзья", который сам же навешал на себя и на Феликса, — и сам же от этого страдал вот уже почти месяц. — Сынок, пожалуйста, не осуждай себя за то, что чувствуешь, — звучит то, что Джин действительно хотел услышать, — это нормально, чувствовать не то, что хотелось бы, ведь мы не властны над своим сердцем. Я не знаю, что произошло между тобой и Ликсом, но тебя поддержит каждый в этом доме, от тебя не отвернутся, милый. И Хёнджин вновь плачет, наверное, от того, что мать всегда поймёт его без единого слова, — от того, что мать права, и эти слова действительно были бальзамом на душу; парень прижимается сильнее к женщине, ощущая родной запах её духов и то, как бережно она гладит его по макушке. Хван чувствовал себя лучше, перестал убегать, оставаться в доме, — и, наверное, принял для себя самое важное решение в жизни. Жаркая июльская погода сменилась на дождь, смешанный с грозой, — именно в тот день Джин осознал, что, всё таки, попробовать стоит, — стоит признаться, наплевав на всё, ведь в противном случае их общение вообще сойдёт на нет; оно уже сходит, — медленно, но верно, катится в яму отчаянья и нерешительности, потому что Хёнджин отстранился также внезапно, как и поцеловал в тот самый вечер. Сидя в своей комнате с открытым окном, Хван слышит шорохи и голоса с соседнего двора, — выглядывает сквозь залитое дождём стекло, — видит Феликса, его собачку, и не до конца понимает, тут же спускаясь к бабушке на первый этаж; спрашивает, в чём дело, и глаза распахивает, когда узнаёт, что случилось, — сердце колит, обливаясь кровью, ощущая, как тяжело Ёнбоку в этот момент. Блондин сидит, не зная, что делать, — подойти просто так, спустя столько времени не общения — как-то глупо, наверное. Сидит, не зная, что ему делать, — и слышит, как Феликс уезжает с дедушкой, — выдыхает с тяжестью, а матушка лишь медленно на плечо руку кладёт, молча кивая с тёплой улыбкой, — говорит глазами, что это нормально, быть на распутье, не зная, куда пойти; и Хван, после получаса крутящихся роем мыслей, вытягивает из своей головы одну единственную: "Я ему нужен." Берёт всю свою волю в кулак, будто больше ничего в жизни нет важнее, чем Ли Феликс, — выбегает на улицу прямо так, в домашних штанах и майке, в наспех натянутых конверсах, — ощущает прохладу дождя на себе, сгребая намокшие волосы с лица назад; дышит жадно ртом, явно понимая, где сейчас нужно искать Ёнбока, — бежит в направлении ветеринарной клиники, и дрожит от холода, но темпа не сбавляет. Видит перед собой знакомую фигуру, стоящую под дождём, — набирает сумбурно воздуха в лёгкие: — Феликс! — кричит громко, что есть мочи, — Феликс, прости меня. Юноша оборачивается и приподнимает зонт, успевает ощутить приятный аромат, исходящий от Хвана, и чувствует крепкие объятия налетевшего с шумом друга. Тот весь мокрый, запыхавшийся, крепко сжимает растерянного Феликса, что шмыгает носом. Он выпускает зонт из рук, слышит, как тот падает на землю, а дождь мочит уже обоих парней, пока блондин разворачивает его к себе лицом, заглядывая в заплаканные глаза, — стирает пальцами катящиеся по щекам слёзы вперемешку с дождевыми каплями и крепко обнимает; прижимает к себе, чувствуя чужое тепло и учащённое дыхание, — шепчет на ухо: "Я здесь, я рядом, всё хорошо" — успокаивает, после отстраняясь, и смотря пристально. Сжимает свои руки в кулаки нервозно: — Я придумал тебе желание, Ликс. Ли жмется к другу, которого он так рад видеть, пока сердце едва ли не сходит с ума, и срывается на еще больший поток слез, сжимая в ладонях ткань чужой мокрой майки. – Какое желание? – говорит тихо и смотрит с недопониманием, после протянув ладонь к лицу Хвана, гладит нежно щеку, не сдерживая своего внезапного желания. Старший моргает часто, стараясь не заплакать, — но слёзы предательски катятся из глаз, — и Хван поддаётся, надеясь, что под дождём это будет не так заметно. Феликс видит как краснеют его глаза и как дрожат черты лица. – Хёнджини.. – юноша ласково зовет, шмыгая носом, и кладет ладонь на щеку блондина. — Ты мне нравишься, — перебивает, говорит уверенно и дышит рвано, после поясняя свою фразу, — Я люблю тебя. Выжидает паузу, чувствуя, как дрожит всё тело, — то ли от волнения, то ли от обычного ливня, — Хёнджин слышит, как громко бьётся его сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди; тянет свои руки к чужим, обвивая те: — Давай.. встречаться. Это моё желание, Феликс. Веснушчатый ежится от внезапного порыва ветра и ощущает, что, кажется, промок насквозь. Дрожит от мокроты чужого продрогшего тела и сжимает низ майки старшего, поднимая голову и смотря широко открытыми глазами, переваривая признание, молчит, все еще пребывая в легком шоке, и чувствует как сердце бьётся быстро, будто готовится проломать ребра. Блондин тянет Ёнбока на себя, заключая того в очередные объятья, — не отпускает, держит крепко-крепко, боясь вновь остаться наедине со своими ужасными мыслями, — боясь потерять самое дорогое, что у него есть. Ликс безвольно дает себя обнять и робко обвивает ладони вокруг чужой талии, не отталкивает, лишь жмется ближе, слышит шепот и сильнее сжимает ткань на спине, пока носом упирается в шею старшего. Они стоят так минуту, пока Джин не решается вновь прошептать: "Я никуда больше не денусь, даю тебе слово." Хван дышит взахлёб, роняя крупные слёзы на плечи младшего, — гладит его спину, пытается осознать, что всё это реальность, — вновь отстраняется; берёт в свои руки чужие веснушчатые щёки, — тянет на себя, — целует напористо сначала в уголки губ с обеих сторон, а затем и в сами губы, слегка солоноватые от слёз их обоих. Расцеловывает всё лицо Феликса, попутно шепча сбитое: "Я всегда буду с тобой." И "прости меня, Ликси." На душе веснушчатого становится чуть легче от осознания, что дорогой его сердцу человек вновь рядом, обнимает его и говорит, что любит. Ли морщится, срываясь на улыбку, и кладет собственные ладони на чужие, смотря доверчиво в глаза. – Я тебя тоже, Джинни.. – выдыхает в губы Хвана, и лбом к его лбу прикасается, чуть склонив парнишку к себе, улыбаясь с нежностью, – Тоже люблю, – шмыгает носом и опускает беглый взгляд на его губы, после вновь смотря с мольбой во взгляде, – Поцелуй ещё раз, прошу. И тянется первый, врезаясь в губы старшего, двигает своими более уверенно и мягко проталкивает язык, лижет чужой кратко, и вновь отстраняется, дабы вдохнуть побольше воздуха, после снова припадая к его устам в нежном кротком поцелуе; и решается заговорить. – Я согласен, – кивает часто, и губы растягивает в улыбке, ощущая как любовь затопляет его сердце, заставляя трепетать; обнимает его вновь, когда осознание всей ситуации бьёт в мысли, – Хёнджин! Ты же заболеешь. Идём, прошу, – отстраняется, дабы поднять мокрый и грязный зонт, встряхивает его и выставляет уже над обоими головами, пусть уже и нет смысла, так как они оба промокли до нитки. Ликс смело берёт парня за руку, пальцы переплетает, и ощущает жар в щеках, когда вспоминает, как Хван сжимал его пальцы в ту ночь на поле, и какой большой ощущалась чужая ладонь по сравнению с его. Хёнджин и вправду подмёрз, стоя под сильным дождём, поэтому сопротивляться не стал, отправляясь с Феликсом к нему домой. Ведь в доме было куда более тепло, чем на улице, и Хван с удовольствием согласился остаться с младшим, — по крайней мере, им было о чём поговорить. Ли заводит парня в свою комнату, дает чистую сухую одежду и полотенце, и просит остаться с ним на ночь. Хван лишь переодевается послушно в его одежду и шлепает на кухню, где бабушка Ли отпаивает обоих горячим чаем и советует погреть ноги, дабы не простудиться, и парни слушаются ее совета, болтают ни о чем, исцеляя сердце Феликса после утраты. Позже мать Ликса приносит им вместе с бабушкой ее старый проигрыватель пластинок, который веснушчатый иногда брал попользоваться, и говорит, что теперь тот принадлежит ему. Заметно оживший парнишка тащит Хёнджина и проигрыватель в свою спальню и включает одну из пластинок, садясь рядом с тем плечом к плечу, смотря в распахнутое окно, которое он открывал, чтобы впустить вечернюю прохладу. Оставшись наедине в комнате, и сидя на кровати, блондин наслаждался песней через проигрыватель, который Феликсу только что подарили, — выдыхает облегчённо, ощущая, как груз с сердца спал. – Значит, мы теперь встречаемся? – внезапно тихо произносит Ликс и поднимает голову с плеча старшего, тянется к его лицу и мягко целует в линию челюсти, тут же смущаясь своего порыва, – У меня стойкое ощущение, что я сейчас во сне. Не могу поверить, что все это происходит наяву, – и мягко касается ладони Хёнджина на его бедре, накрывая своей. Хван чувствует, как Ликс накрывает его руку своей, и вздрагивает слегка с непривычки, но податливо переворачивает их ладони, переплетая пальцы. — Получается, да.. — мямлит Хван и тихо смеётся, приобнимая младшего за талию, и толкая его на постель, — Мне стало легче, когда я высказался. Феликс чувствует ладонь Хвана на своей талии и улыбается, смотря на него с нежностью и любовью во взгляде; после признания Ли легче осознавать свои чувства и вести себя не зажимаясь и не стесняясь. Хёнджин падает на простынь вместе с Феликсом, — прижимает того к себе и целует невесомо в губы, — теперь-то он может позволить себе делать это тогда, когда захочется; глаза Хвана вновь обрели краски жизни, загораясь ещё более ярким огоньком. По окну агрессивно бил дождь, а Джин лишь молча кладёт свою руку на чужое бедро и закидывает то на себя самостоятельно, — чувствует, как от этого Феликс жмётся ещё сильнее, — и целует снова, уже глубоким и долгим поцелуем; с языком, — жарко и вовлечённо, — блондин оглаживает чужую талию, ловя себя на мысли, что давно хотел сделать это именно в таких условиях: не боясь, что Ёнбок не поймёт его или, ещё чего хуже, оттолкнёт. Он лишь хихикает, обнимает того за шею и тянется ответно, дабы получить поцелуй. Смеётся кратко, ощущая ладонь на бедре, и сцеловывает чужую улыбку, пока жмется ближе, греясь в объятьях. Песня добавляла своей атмосферы, — играла тихо, слабо потрескивая в проигрывателе, — заглушала от родственников Ликса постыдные причмокивания меж губами; Хёнджин отрывается нехотя от парня, смотря тому в глаза, и рукой бережно оглаживает щёку, подушечкой пальца вычерчивает невидимую линию от одной веснушки к другой, — дышит рвано, глупо улыбаясь. — Ты такой красивый, — шепчет прямо в чужие губы, и не боится быть непонятым более, — Красивее, чем кто-либо в этой вселенной. Джин жмётся своим лбом к чужому и чуть прикрывает глаза, выдыхает шумно, — оглаживает шёлковые волосы Феликса, продолжая второй рукой держать его за талию, — облизывает свои влажные от поцелуев губы: — Я буду всегда защищать тебя, — блондин открывает глаза, напористо смотря в чужие, — ты можешь положиться на меня, Ликси.. – Я знаю, хён. Ты всегда меня защищал от всего плохого, даже когда тебя не было рядом, – шепчет, ощущая поцелуй в лоб, и прикрывает глаза на пару секунд, – В особенности от плохих мыслей, – улыбку тянет недолгие пару секунд, и продолжает, – Ты тоже можешь положиться на меня. Я всегда на твоей стороне, Джинни.. Хван отстраняется слабо, и целует сначала в чужой лоб, а затем вновь в губы, пытаясь насладиться ими сполна, — он всё это время так сильно скучал по Ёнбоку, его губам, голосу, даже запаху, — младший так сладко пахнет, что его каждый раз хочется съесть; Джин ведёт рукой от волос по чужой спине и жмёт сильнее к себе, — дышит сбито, когда чувствует, как сильно Ликс упирался в него, — ощущает тепло чужого тела даже через одежду. — У меня рука затекла.. — Хван шепчет несуразно сквозь поцелуй и смеётся, вытаскивая руку из-под парня. Плюхается на спину, пялясь в потолок, — Я не верю, что ты согласился.. Я думал, что сделал тебе неприятно. Феликс жмется к боку старшего, когда тот ложится на спину, и мягко выводит узоры на его груди, тихо подпевая пластинке, пока не прерывается, чтобы все же возразить Хвану. – Нет, ты не сделал мне неприятно. Думаю, это время нам очень нужно было, чтобы осознать наши чувства, – тихо произносит Ликс, глядя на то, как Хёнджин перехватывает его ладонь своей и переплетает пальцы, а после смотрит ему в глаза. Джин поворачивает голову на младшего и улыбается, — смягчает взгляд, когда видит в чужих глазах миллион сердечек, — издает тихий смешок и вновь выпрямляет голову в потолок; оглаживает своими пальцами чужие костяшки на руке, лишь сильнее сжимая руку Ликса, будто даёт понять, что никогда не отпустит её больше, — не посмеет ни себе, ни Феликсу уйти. Дело близилось к позднему вечеру, — Хёнджин не знал, что они будут делать дальше, — и как вообще говорить родственникам об этом, но точно было уверен, что те обрадуются; блондин был взбудоражен тем, что они оба просто лежали и обнимались друг с другом, даря кроткие поцелуи каждый раз, — и этого было достаточно по горло, Хван ликовал внутри себя и, пожалуй, Ёнбок это точно ощущал. Парни слушали пластинки всю ночь, разговаривали обо всем на свете, и так много целовались, что у обоих губы были зацелованными и чуть красными. Они слишком сильно скучали друг по другу, поэтому последующие дни, пока на улице беспросветно лил дождь, юноши скитались из дома Ли к Хвану и обратно, ночуя друг у друга. Их семьям было очень приятно видеть оживших счастливых сыновей, сияющих рядом друг с другом, догадаться было не сложно, что они что-то пытаются скрыть, но у них это выходило не так хорошо, как им это хотелось – родственники часто ловили их на кратких поцелуях, но делали вид, что не замечают, ждали, пока те сами объявят о том, что между ними происходит. Хёнджин был рад, — искренне, — когда рядом был единственный родной человек; Феликс будоражил его сердце, и обволакивал собой, словно огромный тёплый плед, — Джин обязательно сохранит эти воспоминания, пронесёт их с собой сквозь года, — и не столь важно, что ждёт их через двадцать чёртовых лет.***
Тем временем дожди вновь сменяются жарой, еще более сильной, чем до этого; земля высыхает за тот день довольно быстро, как и все остальное, поэтому Ликс с Джином решают наведаться в их домик, дабы провести генеральную уборку. Они чинят крышу в некоторых местах, делают перестановку и вытирают огромное количество пыли. Ликс приносит с собой полароидный фотоаппарат, а старший – проигрыватель, принимаясь убираться в домике под звуки любимых пластинок. Хван наблюдал, как Феликс занят тем, что вытирает пыль со всех поверхностей, — уже совсем без стеснения пялился, откровенно очерчивая глазами изгибы чужой талии; Ёнбок был красивым, — нереальным, особенным, любимым, — старший был готов наблюдать за каждым его действием, потому что Ликс везде и во всём получается идеальным. В эту ночь они остались в домике, спав рядом под одним пледом в обнимку, перед этим нацеловавшись вдоволь; Ликс вымотался быстрее и уснул прямиком на Джине, пока тот читал ему книгу, получая партию поцелуев в блондинистые мягкие волосы. Рано утром Хёнджин проснулся первым, потягиваясь довольно, и целуя кротко Ликса в лоб, — он чувствует мягкие поцелуи сквозь сон и улыбается, еще не открыв глаза, слабо отпихивает от себя Хвана и погружается в сон, шепча "еще пару минуток"; слышит сквозь дрему тихий шорох и пение птиц, и, наконец, поднимается, трет сонно глаза и приглаживает торчащие волосы. Ли плямкает зацелованными губами и тянется к старшему за очередным утренним поцелуем, урчит довольно, улыбаясь, когда получает то, что хотел. Ёнбок быстро приводит себя в порядок и спускается вслед за Хёнджином вниз, хватается за него из-за неустойчивости лестницы, и смотрит, не сводя взгляда; солнце мягкими бликами падало на блондинистые волосы, губы были влажными, видимо, он только что провел по ним языком, а глаза бегло осматривали природу вокруг. — Люблю такое время, — старший наполняет лёгкие свежим воздухом и наблюдает, как солнце только-только начинает освещать всю землю, — Кажется, будто мы одни в этом мире. Хёнджин улыбается почти что смущённо, и снимает свою обувь, оставляя ту возле лестницы домика, — решает, что пойдёт босиком, чтобы чувствовать своими ступнями мягкость травы и в последствие прибрежного песка. – И я люблю, – вторит ему Ликс, осматриваясь, и снимает с себя кеды с носками, поставив их рядом с обувью старшего, – Идём? – веснушчатый вкладывает свою руку в чужую и переплетает пальцы, сжимая крепко. Блондин уверенно берёт Феликса за руку, переплетая пальцы, — и они оба идут по направлению к озеру, попутно говоря о чём-то абсолютно несуразном и даже смешном, — Хван мельком очерчивает родное лицо взглядом, наблюдая, как бережно утреннее солнце целует своими лучами чужие веснушки. Джин любил, когда Ликс находился под солнцем, — в такие моменты его веснушки, казалось, взрывались красивым фейерверком по всему лицу, россыпью падая на любой участок бархатной кожи, — сразу же хотелось пройтись губами, чтобы собрать каждую веснушку. Дорога заняла не так много времени, и Хван тут же плюхнул портфель с полотенцами и совсем небольшим количеством закусок на песок, восторженно выдыхая, — смотрит горящими глазами на младшего, и подходит ближе к воде, чтобы намочить ноги; вода была идеально тёплой, и блондин приятно поёжился от этого, тут же стягивая с себя шорты и футболку. Он кидает небрежно одежду на песок, и смотрит на Феликса зазывающе, ожидая, пока на него обратят внимание. Юноша расстелил свой клетчатый плед, разложил полотенца, и убрал еду и воду в тень, при этом наблюдая за Хёнджином, уже стоящим у воды. Он плюхнулся задом на плед и приобнял свои колени. – Ну как, тепленькая? Блондин улыбается, щурясь от солнца, и кивает. — Идём сюда, Ликс, — Хван подходит ближе и хватает парня за запястье, потянув на себя; Ёнбок послушно встает с пледа и очерчивает взглядом чужое подтянутое тело, скользит по бицепсам, по груди и бедрам, ощущая, как внизу живота опасно тяжелеет, а во рту скапливается слюна от такого вида. Осознание, что все это Ликс может потрогать – добивает. Он едва стоит на ватных ногах и позволяет Хёнджину стянуть с себя вещи. — А давай без белья? Веснушчатый удивлённо уставившись на Джина, предложившего купаться нагишом, подхватывает его тихий смех и ощущает, как краснеют уши. Он ловит его нежную улыбку, притупляющую внимание, — а после Хван ехидно тянет чужое бельё вниз, оголяя младшего полностью, от чего тот пищит, пытаясь схватиться за ткань; смеётся теперь уже злостно, — опускает взгляд вниз и присвистывает, после вновь поднимая глаза на чужое лицо, — Хёнджин также снимает с себя бельё, чуть прокашлявшись. Всё же, неловкость присутствовала. – Хён! – парнишка смущается сильнее, услышав свист, и упирается лбом в плечо старшего, пытаясь скрыть красное лицо, но глаза открывает и наталкивается на такого же обнаженного Хвана, задержав взгляд на его члене, – Божечки.. – и бурчит смущенно и еле слышно. Старший тянет Ёнбока за собой в воду, заходя почти по пояс, — и отпускает чужую руку, чтобы нырнуть и вынырнуть обратно. Ликс наблюдает за тем, как парень выныривает, и фыркает, усмехаясь; Джин зачёсывает теперь уже мокрые волосы назад, и игриво начинает брызгать водой в еще не привыкшего Феликса, — тот уворачивается от атаки, и смеётся звонко в унисон. Хван чувствует себя хорошо. Чувствует себя дома, потому что Ёнбок — его дом. Хван дышит рвано после небольшой игры и, всё же, полноценного купания, — притягивает смеющегося Феликса к себе, убирая прилипшие волосы с его лица, — и смотрит в глаза, прежде чем поцеловать; прижимает к себе чуть ближе, задерживая руки на тонкой талии чуть дольше положенного и, вероятно, чуть ниже тоже. Блондин резко подхватывает Ёнбока обеими руками, заставляя того подпрыгнуть и обвить своими ногами талию старшего, — заставляя прижаться нагим телом к такому же оголённому, — теперь Феликс ощущался по иному; ближе, откровеннее, эротичнее, — кожей об кожу, под всплески воды, — Хван выдыхает почти что в чужие губы, углубляя уверенно поцелуй. Блондин держит парня без особых усилий, ведь под водой искажается даже вес, — и придерживает Ликса за задницу, стараясь лишний раз не сжимать её, — но, всё же, ловя от этого невероятнейший, внезапно нахлынувший кайф; Хёнджин любил то, как красиво спадали мокрые пряди волос на чужое веснушчатое лицо, то, как миниатюрно Феликс выглядел, по сравнению с ним, то, как был податлив, несмотря на стеснительность. Джин медленно чувствовал, как накатывает на него волна возбуждения, и был рад, что сейчас под водой этого было не видно, — и Ёнбок, как минимум, этого не ощущал своим телом, — а вот его член, от позы, бессовестно вжимался старшему в район живота, заставляя словить искры в глазах; блондин ощущал, как бережно омывала их обоих вода, — водил медленно по чужим ягодицам, — определённо для того, чтобы найти более удобную опору, несомненно. Становилось жарче, и Ли не понимал, от близости с Джином это или от жаркого солнца. Он смущается того, как его тело реагировало иначе на ситуацию между ними, и издает стон. Хван ощущает чужой вздрагивающий член, предательски покрываясь мурашками, ловит чужой тихий и робкий стон своими губами, и сам ощущает, как член начинает буквально ныть от желания. Хёнджин медленно направляется к выходу из воды, напрягая хватку, чтобы удержать Ликса, — идёт к иве, где лежал плед. Он жмется к парню, когда тот его отпускает на плед, смотрит доверительно и одновременно смущенно в глаза, так как подобное для них обоих впервой. Джин не прекращал поцелуев до тех пор, пока не уложил бережно младшего на землю, — нависая сверху, Хёнджин пару секунд просто пялился, пытаясь понять, как лучше ему начать прелюдию, — и после припал припухшими губами к чужой шее, слыша очередной стон, — у Феликса была чувствительная шея, что стало для них обоим небольшим открытием. Ли разглядывает старшего ответно, пытается успокоить свое дыхание, смотрит так пронзительно в родные глаза и как тот наклоняется, и прикрывает свои собственные, негромко низко застонав. Кожа тут же покрывается мурашками и Ликс чуть сжимает свои бедра, когда ощущает, как предательски дергается член от действий Джина. Его прикосновения в данный момент вызывают у Ликса дрожь и сладкие импульсы в низ живота, ощущение, будто он весь с ног до головы сплошная эрогенная зона. Блондин льнёт к тонкой талии руками, оглаживает, дышит горячо и рвано, — выцеловывает от самых ключиц, спускаясь всё ниже, вдоль живота, доходя до паха, — видит как Ёнбок сходит с ума, тяжело дышит и глаза открывает, томно смотрит на то, как Хёнджин целует кротко в головку, из которой уже сочилась постыдно смазка. Идёт дальше к бёдрам, кусая игриво и после вылизывая место укуса, из-за чего младший ахает громко, весь сжимаясь, и покрывается румянцем так сильно, что краснеет даже шея. Старший не знал, что лучше сделать, поэтому руками водил по чужому телу, нежно задевая член Ёнбока, — сначала невзначай, затем осознанно, — а после и вовсе взял тот в свою руку, двигая ею поступательными движениями по всему стволу. Он кусает свои губы, едва ли не срываясь на жалкий скулеж, и поднимает бедра, чуть выгнувшись в спине, пока прикрывает рукой нижнюю часть лица, стыдливо поглядывая на Хвана без возможности отвести взгляд. Старший лежал меж чужих бёдер, продолжая целовать и покусывать те, попутно стараясь оставить пару засосов, — осознание того, что оба парня сейчас делали, приходило не сразу, — старший дышал полной грудью, и слышал, как бешено стучало его сердце; Феликс был таким нежным, таким податливым и ласковым, — хотелось доставлять ему удовольствие каждый раз, чтобы он ластился как котёнок. Хёнджин сглатывает вязкую слюну, просто наблюдая за тем, как надрачивает своему парню, — смотрел и чувствовал, как чужой член твердеет, и свой собственный дёргался от безумного вожделения. Блондин привстаёт, уже садясь меж чужих ног, и заставляет Ёнбока вскинуть ножки на свои бёдра, — рукой Хван стыдливо хлюпал, размазывая смазку по чужому члену, — и эти чёртовы звуки сводили с ума, заставляли внизу живота откликаться приятными кульбитами. Ли выстанывает негромкое "Хёнджини-хён", так ярко ощущая кулак на члене, и пальцами свободной руки вцепляется в песок, сжимая его в кулаке от переизбытка чувств, вторую руку на лице он перемещает выше, почти на лоб, перекрывая себе вид на сидящего между собственных ног Хёнджина. — Я.. – начинает неуверенно старший, глядя на разнеженного Ликса, — Думаю, я должен.. мм.. растянуть тебя для начала.. – Ты хочешь.. войти? – Феликс убирает руку на пару секунд, дабы взглянуть на блондина, и кусает свои губы, кивая, – Возьми крем в рюкзаке. Джин свободной рукой тянется к портфелю Ёнбока, в котором специально лежал крем для рук, — хоть что-то, что могло бы послужить в роли смазки. Блондин сам покрывается лёгкой краской, и облизывает свои губы, усаживаясь на место; пока не решается действовать дальше, продолжает нежно надрачивать Феликсу, ловя ушами его редкие стоны, — наклоняется вперёд, жадно целуя в губы, чтобы словить очередной чужой стон уже ими, — целует сразу с языком, причмокивая, мешает звуки поцелуев с хлюпаньем своей руки на члене Ли. Они смотрят друг на друга пару секунд с неловкостью и нежностью во взгляде, и Феликс ответно тянет к лицу парня ладони, когда он наклоняется с поцелуем и ускоряет движение кулака на члене, хлюпая так громко, из-за чего Ли сильнее смущается. Он слышит, как Хван открывает тюбик, возится с чем-то недолгое время, а после ощущает, наконец, робкое прикосновение к кольцу мышц, с последующим более уверенным поглаживанием, дабы расслабить Ликса. Ли сам отстраняется от губ возлюбленного и поворачивает его голову чуть вбок, целуя в шею, а после на пробу оставляя небольшой засос. Младший отодвигается и смотрит на пятнышко, после поднимая голову и сталкиваясь со взглядом Хвана, видя как блестят его глаза, пока он смотрит на Ёнбока. Хёнджин бережно проталкивается вовнутрь, ощущая, как волна очередных мурашек прошлась по телу младшего и по его собственному. В Ёнбоке было горячо и узко, и Хвану сносило от этого последние остатки самообладания, — блондин встревоженно спросил: "Всё ли хорошо, Ликси? Тебе не больно? Я могу...продолжать?", прежде чем вогнать палец по основание. Несмотря на узость, Феликс не был так зажат, отнюдь, он был расслаблен, потому что доверял, — и Хёнджин бесстыдно хлюпал пальцем уже в нём, смотря завороженно на этот процесс. — Ты такой милый.. — мямлит старший, поднимая взгляд на смущённого, закрывшегося ото всех, Ёнбока. Джин двигается медленно, чтобы младшему было лишь приятно, — и когда понимает, что Феликс начинает подаваться вперёд сам, — вводит аккуратно второй палец, ощущая, как податливо стенки раздвигаются в стороны; его собственный член бесстыже истекал смазкой, пачкая плед, — вздрагивал от каждого вскрика и несдержанного стона Ликса. Он хотел доставить удовольствие, чтобы с чужих губ чаще срывалось его имя. Блондин льнёт к раскрасневшемуся личику, и дарит долгий нежный поцелуй, ловя чужие стоны своими губами, — двигается внутри Ёнбока неспеша, бережно, аккуратно, — позволяет ему привыкнуть, осознать, и самому захотеть большего. И когда Феликс вновь начинает движения навстречу, Хван выдыхает рвано, — хочет почувствовать ещё ярче, насколько горячо в младшем, — склоняется над чужим ухом, почти утыкаясь в него смущённо: — Могу я... — мурчит полушёпотом, — Войти в тебя, Ликси?... — и когда получает положительный смущённый кивок, улыбается слабо, целуя Феликса в губы. Хван выпрямляется, с пошлым хлюпающим звуком вытаскивая пальцы из расслабленного колечка мышц, — вновь берёт тюбик с кремом, и одной рукой долгожданно обхватывает свой возбуждённый член, — стонет тихо, выдавливая немного крема на ствол, и, надрачивая, размазывает по всей длине; смешивает крем со своей смазкой и кусает нижнюю губу, громко выдыхая с придыханием. Ли же тихонечко наблюдал из под руки, как Хван делал это ровно минуту, чтобы настроить их обоих к тому, что будет дальше. Хёнджин бросает взгляд на чужое лицо, а после на колечко мышц. — Я вхожу.. — сглатывает бурно, приближаясь ближе, и притыкая головку ко входу, — Всё хорошо.. Старший успокаивал Ликса, оглаживая свободной рукой его бедро, — ощущал головкой члена, как от неопытности и, возможно, страха чужой анус сжимается и разжимается, — Хван выжидает паузу, прежде чем войти; и когда это происходит, блондин медленно входит по основание, и больше не двигается, тут же припадая к младшему, нежно выцеловывая его лицо. — Не больно? Всё хорошо? — Джин задавал миллион вопросов, потому что боялся навредить, — Мне двигаться, Ликси? — и когда в ответ виднеется очередной безмолвный кивок, Хван выдыхает облегчённо. Феликс стонал безудержно, показывая, насколько ему было хорошо, — и Хёнджин с удовольствием наслаждался этими звуками, обхватывая ладонями чужую тонкую талию, начав медленное движение внутри парниши, — было узко, скользко, приятно, — Хван стонал в ответ, сплетая голоса в унисон; с каждым новым толчком наслаждение разливалось по всему телу, заставляя дрожать и покрываться мурашками. Старший ускорялся каждый раз, когда видел, как податлив становился Ёнбок, — как хотел насадиться на член сам. Высохшие неровно волосы спадали на лицо, приятно щекоча щёки и глаза, — Хёнджин оглаживал руками чужую талию, и ловил ушами своё имя, которое так сладко скулил младший, — это смущало, безумно, но ещё больше заводило и возбуждало; хван толкался бережно в Феликса, пока тот был полностью раскрепощён, — лежал на пледе, словно расплывшаяся лужица, и ластился, как котёнок. — Боже... — мямлит тихо Хван, заметно ускоряя толчки, — Феликс, я сейчас... — Джин начал стонать ниже, гортаннее, протяжнее, — Кончу, Ликси... Кончу.. Хёнджин переместил руку на чужой член, начиная надрачивать, — явно желая получить долгожданный оргазм вдвоём, — и когда блондин делает последние толчки, нежно толкаясь в парня по самое основание, чтобы наполнить того изнутри своей спермой, Джин чувствует, что Ликс с таким же протяжным стоном излился в его руку. После оргазма в Феликсе было очень узко, — он сжимал Хёнджина, забирая себе как можно больше семени, — Хван пробыл в таком положении ещё некоторое время, тяжело дыша, — а после с хлюпающим звуком вышел, наблюдая, как сперма вытекает из младшего. Старший засмущался, от чего убрал поскорее руку от чужого члена, — рука была бессовестно испачкана в семени Ёнбока, — и Джин сглотнул, желая попробовать её на вкус, но не решился, подумав, что Феликс совсем засмущается. Вытерев ладонь о край пледа, который всё равно нужно было стирать в итоге, блондин обессиленно плюхнулся рядом с Феликсом, и прижал того к себе, целуя в губы. Тот же залез на парня сверху, навис прямо над его телом, перекрывая собой солнце, и Хван в который раз влюбился в его бессчетное количество веснушек. — Я люблю тебя.. — Хёнджин шепчет прямо в губы и обнимает парня, прижимая к себе, кожа к коже, — Видимо, теперь нам нужно в озеро ещё раз.. Они оба смеются. – Тогда, – Ёнбок поднимается с горячего тела своего бойфренда и сразу же срывается на бег, крича в сторону Хвана, – Кто последний, тот целует зад коровы! Ёнбок хохочет задорно и прыгает в озеро. Сидящий на пледе парень с нежной улыбкой смотрит ему вслед, видя то, как веснушчатый парень резвится в воде, и приговаривает: – "И жизни мне не хватит, чтобы сосчитать твои веснушки, Ли Феликс."