***
Рука, сжимающая пистолет дрожала, выдавая страх своего владельца. Холодный металл неприятно ощущался, будто умоляя выкинуть бесполезное оружие. Дымчатые глаза, однако, смотрели упрямо и стойко, вновь становясь маской. Его оппонент не должен был видеть испуг, только чистую ненависть. Губы сами искривились в ухмылке, когда Достоевский в очередной раз поморщился, придержав ткань около рваной раны. Болезненные ощущения никуда не делись, и кровь, все ещё тёплая, медленно впитывалась в белоснежные одеяния. Это могло завораживать. Яркие бордовые пятна так правильно окропляли тонкую материю, что невольно казалось, словно те были частью невзрачного костюма. Сигма замер, почувствовав настолько сильно бьется сердце, паника уже пустила свои корни, насмехаясь над юношей, а Достоевский продолжал наблюдать, лишь сощурив потемневшие глаза. Воздуха становилось все меньше, ладони слабели, грозясь выронить злополучный предмет, только двуцветные глаза смеялись, вызывая давно забытый покой. Удаляющаяся фигура Николая была спасением и погибелью, но помогла очнуться, в очередной раз мягко подталкивая к нужному решению. Пальцы крепко сжали металл, а губы, пересохшие от волнения, произнесли одно: «Что ты такое, Достоевский?» Мужчина напротив громко засмеялся из-за чего алая жидкость только сильнее окропила все вокруг. Фёдор не обратил на это внимания, просто осматривал юношу, что так навязчиво пытался узнать ответы. Наконец, спустя минуту молчания, он заговорил. «Знаешь ли, Сигма, дело в том, что у меня нет способности, абсолютно никакой»-голос звучал слабо, будто обозначая, что его владельцу осталось немного. Сигма ошарашено нахмурился, в голове судорожно проносилось картинки, связанные с темноволосым, все его слова и действия, всё было лишь хитро продуманным планом, не более. Как они могли быть настолько слепы, что не заметили рядом обычного человека. Мысли остановились, стоило заметить тело, замертво упавшее на пол, кровь ласково омывала его, не зная про все совершенные грехи, здесь, в душной комнате, Фёдор Достоевский навсегда затих, так и не воплотив в жизнь свои злодейские планы. Сигма вздрогнул и услышал громкий выстрел рядом, рука, сжимающая пистолет, онемела, когда тот отдал последний патрон. Крови стало больше, она продолжала идти из уже мертвого тела, смывая собой все пороки, присущие человеку. Голова закружилась от металлического запаха, в глазах потемнело, и юноша, казалось, упал, не заметив ничего вокруг.***
Веки сонно приоткрылись, тут же захваченные приглушённым светом. Сигма приподнялся на локтях, не разбирая своего местоположения, темная мебель, старый ковёр и потрепанные обои, все было знакомым, но не складывалось в единую картину. Будто пазлы потерявшие недостающую деталь. Юноша снова огляделся. Ничего не изменилось, но память медленно возвращалась. Казино, что было всем для молодого управляющего, дальше полное уничтожение его идеалов и становление очередной фигурой для лживых шахматистов, неожиданная смерть и забвение. Перед глазами все ещё была комната, полная крови. Голова заболела, отрицая неприятные сюжеты, а рядом раздался всегда бодрый голос. «Ах, Сигма-кун, ты уже очнулся»-высокая фигура возникла в дверях, нарушая покой и тепло отзываясь в сердце. Николай возник рядом, укутывая мягким пледом и даря давнюю атмосферу дома. Подобное было не в первый раз, но всегда трепетно отзывалось для нелюдимого Сигмы. Юноша улыбнулся, сильнее прижимая к себе ворсистую ткань. «Прости, что втянул тебя в это»-голос Гоголя был раскаивающимся, да и сам мужчина сейчас походил на брошенного котёнка, поэтому Сигма, бархатно рассмеявшись, придвинулся ближе. «Что теперь будет?»-вопрос, что мучил его с самого первого дня осознанной жизни, не давал спокойно существовать и душил в плену неизведанных чувств. «Ничего, мы просто продолжим жить. Здесь, в России, и строить свою историю, не зависимую от других»-Николай счастливо произнёс это, оставив ласковый поцелуй на чужих губах. И Сигма поверил, как верил всегда, зная, что тот единственный, кто никогда не предаст.