Морская болезнь

      Учебная группа 21-15 вернулась в рёкан вновь обессиленная событиями прошедшего дня и жарой, и собралась в полном составе в уютном и красивом дворике рёкана, где была небольшая искусственная речка, по берегам которой стояли удобные столики. За этими столиками и расположились для обсуждения прошедшего дня молодые люди, чтобы не мешать никому в рёкане.       — Как отдохнули, девушки? Удалось отвести душу на фотографиях? Или необходима ещё одна поездка? — с улыбкой поинтересовался англичанин.       — Нет уж, с меня достаточно этих идиотских гор… — категорично и резко выдохнула Бисмарк.       — Что же… Вот оно как?.. — только и проронил Дител как-то расстроенно.       — Ну а вы-то нашли братьев по разуму? — усмехнулась немка без какого бы то ни было интереса, совершенно скучающим тоном, делая очередную затяжку.       — Канна-сан, не могли бы Вы, пожалуйста, отойти с сигаретой в сторонку? — попросил Дител, который терпеть не мог табачный дым, но рядом с немкой вынужден был вдыхать ядовитые испарения, от которых глаза постоянно слезились. Девушка закатила глаза и раздражённо выдохнула с усталостью:       — Дител, хрена ты такая неженка? Все нормально стоят, и только у тебя постоянно какие-то проблемы…       — Простите, Канна-сан… У меня просто чуткое обоняние… — неуклюже попытался оправдаться парень.       — Ты, что, псина, чтобы иметь чуткое обоняние?.. — насмешливо-грубо спросила девушка, — ладно, помни мою доброту, Дител, я отойду, но только потому что мне не впирает слушать твоё нытьё… — проронила равнодушно немка, отходя в сторону на два метра, и англичанин смог, наконец, вдохнуть спокойно воздух, не отравленный ни едким горьким дымом, ни такими же едкими и горьким словами немки.       Лайсерг оставил услышанное без ответа, понимая, что его учтивая благодарность не будет оценена холодной и грубой иностранкой по достоинству, а лишь станет поводом для очередной насмешки. Ну вот… Всегда с ним так. Что в школе, что в колледже его вежливость даром никому не нужна, кроме, разве что, преподавателей, да редких уникумов, вроде Рю и Йо. Для ровесников это остаётся не больше, чем непонятной и потому смешной странностью.       — Эй, Лайс, ты в норме? Не обращай внимания на слова Канны; знаю, это бывает трудно, но… ничего не поделаешь… Она у нас девушка с характером… — попытался высказать поддержку Йо.       — Да… Спасибо, Йо-сан… — рассеянно проронил Дител, — Всё в порядке. Я просто хотел сделать одно объявление… Завтра предлагаю отправиться в храм Рёан-дзи, там никаких физических нагрузок не предвидится, это станет самой спокойной экскурсией, на которой мы побываем в Киото. Выходим завтра после ужина, когда жара спадёт, чтобы все чувствовали себя комфортно. У меня на этом всё. Кто-нибудь может подсказать время, пожалуйста? Я боюсь, что мы задержимся здесь настолько, что дверь в рёкан закроют… — проговорил староста, обводя финальным взглядом одногруппников.       — До закрытия ещё час, — услужливо ответил Умемия.       — Спасибо, Рюноске-сан, — поблагодарил англичанин.       — Так, ну вы поняли, ребята. Если вопросов ни у кого нет, то я прощаюсь со всеми до завтра… Доброй ночи, ребята, — с обыденной и свойственной ему доброжелательностью проговорил Дител.       — Спасибо, дорогой Лайсерг, ты тоже отдыхай, и не думай расстраиваться из-за слов нашей жёсткой милашки Канны, — не замедлил отозваться Умемия. Все потихоньку потянулись в рёкан, но только Пино поднялся со своего места и подошёл к Йо.       — Хех… Помню, как-то раз, когда я только-только начинал общаться с Зорей, я жил в общежитии для иностранных студентов. У нас там была строгая комендант, которая закрывала дверь в общагу в десять вечера. И вот как-то раз я вышел на улицу, чтобы попереписываться с Зорей, и так увлёкся, что не уследил за временем… Ну и в общем, несложно догадаться, что я опоздал и потом мне пришлось ломиться в закрытую дверь, в надежде, что эти мои потуги не окажутся напрасными и я смогу разбудить коменданта… Никогда в жизни я не чувствовал себя таким придурком, как объясняясь перед комендантом… Никому не желаю побывать на моём месте… Так что пойдём быстрее, Йо, — сказал ирландец.       — И что в итоге-то было? Она тебя пустила?.. — нетерпеливо-беспокойно спросил Асакура, точно как ребёнок.       — Ну, отчитала, конечно, как школьника, покричала что-то там о том, что я бездельник, который не уважает сон окружающих, — ухмыльнулся ирландец, — и бухтела, и бухтела так, что я понял, что ничто её уже не остановит… Учись на моих ошибках, Йо, прямо сейчас, иди назад, — проговорил Пино, и Асакура покорно поплёлся в рёкан.

      ***

Следующий вечер. Рёкан Ugento.

      — Так, все готовы выходить? Сейчас, замрите, пожалуйста, мне нужно вас пересчитать, чтобы убедиться, что все на месте… — попросил Лайсерг перед выходом группы.       — Так, вроде все на месте, отлично, можем выдвигаться! Сейчас идём на остановку и доезжаем до района Укё, а там и находится храм Рёан-дзи, — скоординировал староста, направляясь к остановке.       Автобус проезжал мимо относительно современных белых жилых, но потрёпанных зданий XX века, которые смотрелись несколько чуждо и скучно среди необычного и ярко-японского традиционного Киото.

***

      — Ничего себе… Здоровенное… — восхищённо выдохнул Йо, стоя перед каким-то строением, которое, очевидно, вело к храму.       — Эта структура называется «Саммон». Она характерна для архитектуры японского дзэн-буддийского храма, но может встречаться и в архитектуре храмов других культур, — отметил англичанин.       — Расквакался… «Эта структура называется «Саммон» бе-бе-бе…» — раздражённо передразнила Бисмарк, — да хватит уже умничать, а то так и помрёшь девственником… Никто, кроме учебника и не даст — с жёсткой усмешкой в грубом голосе проговорила немка.       На несчастного англичанина в тот миг взглянуть было страшно: парень очень заволновался и сильно, чуть ли не до слёз, смутился, но из последних сил тихо и запинаясь, выдавил:       — Ка… канна-са-ан… Ч-что Вы-вы такое г-говорите?..       — Тц… Позор… Заплачь ещё, Дител… Любая девка даст более достойный отпор, чем ты… Мямлишь что-то, мямлишь, тц… Парень ты или кто? — сурово и жёстко проговорила Бисмарк, переходя все границы нормального нейтрального общения.       — Так, дорогуша, у тебя какие-то проблемы? Чего ты докопалась до нашего Лайсерга? Он добрый парень, который старается никого не обижать. А ты вот целый день сегодня только и делаешь, что грубишь на ровном месте Лайсергу… Так не пойдёт, Канна-тян, я не позволю обижать нашего доброго старосту на моих глазах. Какие у тебя проблемы? Он сделал что-то плохое? Нет? Ну а какого хрена тогда ты до него докопалась? — набросился на девушку Умемия.       — Да параллелен мне твой зелёный, просто бесят такие нюни, вот и всё… — ровно выдохнула немка.       — Ладно, ребят, заканчивайте свои разборки и пойдёмте в храм, — взял на себя руководство Йо, — а то мы так не успеем до закрытия нашего рёкана…       Перепалка молодых людей вскоре угасла, так и не успев разгореться, и вся группа зашла в просторный гэнкан, храма, устеленный тонкими жёсткими татами. Стенами в гэнкане служили бёбу, красиво и ярко расписанные сценами из жизни и быта каких-то людей, а в самом помещении стояли большие гэтабако, чтобы вошедшие в храм могли оставить обувь.        В гэнкан к посетителям вышел молодой мужчина в тёмно-синем кимоно и, приветственно поклонившись, обратился к студентам:       — Здравствуйте, молодые люди! Меня зовут Иошайо. Я смотритель и экскурсовод храма Рёан-дзи. Для начала попрошу вас поменять свою обувь на увабаки, а свою вы можете оставить в гэтабако. За её сохранность я лично несу ответственность.       Студенты, пусть несмело и робко, но всё-таки покорились просьбе смотрителя, смиренно переобувшись в мягкие удобные увабаки.       — Спасибо большое. А теперь прошу проследовать за мной, — пригласил молодой мужчина, покидая просторный гэнкан. Молодые люди робко двинулись за Йошайо и так же вышли в тёмный кайро, по которому, двигаясь вслед за смотрителем, и оказались в просторном зале, одна из стен которого представляла собой двустворчатые сёдзи, открывавшиеся на улицу, являя посетителям вид на прямоугольную площадку, засыпанную белым гравием, на которой стояли несколько серых булыжников.       — Традиционный сад — это всегда пятнадцать камней. Они размещены так, что с любой точки видно только четырнадцать, а пятнадцатый прячется за каким-нибудь другим. Буддийские монахи, для которых и был построен этот сад камней мастером Соами в тысяча четыреста девяносто девятом году, медитировали в полном одиночестве. Нирваны достигал тот, кому удавалось увидеть сразу все пятнадцать камней, — неторопливо и мерно рассказывал Йошайо. Но, судя по реакции молодых людей, их увиденное ни разу не впечатлило: у всех были каменные лица без тени живых эмоций. У всех, кроме Йо, — Асакура вдруг погрузился в какую-то восхищённую серьёзную задумчивость, созерцая камни.       — Ого… — тихо выдохнул юноша, — спасибо Вам большое. Здесь очень спокойно, душа приходит в равновесие и поистине каменную вековую безмятежность, и мне даже кажется, что я могу потрогать собственные мысли… В голове всё стало по местам, теперь я понимаю, почему это было особенное место для буддийских монахов… — тихо проговорил парень, улыбнувшись Йошайо.       А вот Канна не разделила восхищения одногруппника: иностранка метала разъярённые взгляды на Лайсерга, ожидая момента, когда они смогут обсудить эту экскурсию. Вот тогда-то она выскажет всё, что думает об англичанине.