На следующий день после событий предыдущей главы.
Йо испытывал лёгкое волнение. Это чувство не было похоже на мандраж перед первым свиданием с Анной или на суетливое беспокойство на экзамене. Протяжно-сладкое волнительное ощущение усиливалось не отпускающим с ночи наваждением. Йо видел во сне Хао, и это было так странно… Они просто гуляли по какому-то скалистому берегу, держась за руки, только отчего-то Асакура испытывал тревогу. Их не должны видеть вместе! Иначе обязательно случится что-нибудь нехорошее. В какой-то момент парень почувствовал напряжение и обжигающе-припекающее тепло внизу. А ещё тоску. Почему-то хотелось схватить Хао за руку и никогда не отпускать, спрятать, будто кто-то мог отнять у него парня. Было страшно, панически жутко, что, проснувшись, Йо никогда больше не увидит Хао, что Додзи исчезнет, словно пепел рассеянный беззаботным легкомысленным ветром. Странный сон, пугающе-непонятный… Это впечатление и мутный туман в голове сохранялись ещё около часа после пробуждения, не исчезая и не отпуская. Парень уже и одежду выбрал, в какой пойдёт на прогулку, — рыжая, под цвет наушников, рубашка поверх футболки любимой рок-группы, — «Rammstein». И, конечно, подарок дяди Силвы из Америки, — ожерелье из медвежьих когтей на удачу. Но даже организация своего внешнего вида не особенно помогла отвлечься от беспокойства по поводу предстоящего вечера в компании парня из его снов, и тогда Йо решил выплеснуть свои переживания на бумаге. Асакура всегда рисовал, когда нужно было прогнать какое-то навязчивое беспокойство. Стоило только взять в руки карандаш и отпустить свои мысли, как парень сразу же увлекался, погружаясь в работу и не замечая ничего ни вокруг, ни внутри себя. Мысли оказались в свободном полёте, но всё равно неумолимо, словно под действием какого-то магнита, смыкались на одном, и это одно закономерно вылилось на девственно-белом листе. Йо чувствовал, как мягко разливается тепло по лицу и, к его ужасу, накапливается в штанах по мере того, как он осторожно скользил удивлённым взглядом по готовому рисунку: по прикрытым тёмным глазам с решительным и оттого пугающим огоньком в них, обрамлённым ровным рядом длинных изящных ресниц; по сухим тонким губам, которые Хао, судя по их солоновато-металлическому вкусу, частенько покусывал до крови, они сложились почему-то в уверенную нагловато-дерзкую усмешку. Ну а как ещё может улыбаться человек, которого называют морским дьяволом?.. Он должен улыбаться бесстыдно-дерзко, так, словно он хозяин в море и на суше, словно он сам Бог, словно… Словно он может позволить себе всё и всех. Да, определённо, рисование не помогло прогнать мысли о нём, скорее наоборот… Может, показать этот рисунок Хао?.. Нет, конечно, нет! Как у него вообще могла возникнуть такая затея?.. Этого делать ни в коем случае нельзя, это же почти равно самоубийству! Хотя… Хотя так хочется обратить его внимание на себя… Может быть, если речь зайдёт, он возьми и как бы ненароком обмолвится, что нарисовал портрет Хао. Додзи захочет посмотреть и, конечно, попросит или прикажет показать. А приказы капитана, как известно, не обсуждаются… Вот так Йо и положил аккуратно свой рисунок в рюкзак, исключительно чтобы не заработать внеочередное и загадочно-пугающее вахтенное дежурство… Так, нервно-беспокойно и с ходуном в груди и жгучим румянцем стыда на щеках, прошло время томительного ожидания встречи.***
Особенно важным и приятным плюсом своего возраста Йо считал свободу действий. Когда тебе двадцать и ты получил образование, родители уже не так интенсивно опекают: их не интересует, где, с кем и до скольки ты гуляешь и что вы делаете. Благодаря этому преимуществу своих лет парень освобождался от объяснений с родителями и мог просто молча покинуть дом, лишь бросив напоследок с мимолётным «пока», что ужинать не будет. Йо едва телефон не выронил, когда, замерев в сосредоточенной тишине гэнкана, безмолвие дома разорвала мелодия входящего вызова на телефоне парня. Растерявшись, Асакура не сразу ответил на звонок: сенсорный экран, словно издеваясь, не желал подчиняться прикосновению хозяина и принимать входящий вызов, что заставляло Йо нервничать ещё сильнее, ведь звонил Хао! Наконец, когда Асакуре удалось совладать со своевольным устройством, молодой человек пролепетал таким же непослушным и даже будто онемевшим языком: — П-привет… Т-ты уже ждёшь? Прости, выхо-хожу… Телефон сошёл с ума… — И не только телефон, да?.. Не торопись, у нас вся ночь впереди, — спокойно-весело выдохнул Хао. — Ч-что?.. — растерянно-нервно переспросил несчастный Асакура слабым испуганным голосом. — Можешь не спешить, Йо. Не волнуйся ты так, солдат ребёнка не обидит, — с улыбкой и глубоким ровным голосом выдохнул Додзи. Йо, однако, от слов нового знакомого разволновался только сильнее и засуетился. Чёртовы идиотские шнурки, — самая настоящая шутка сатаны, ведь в самый ответственный момент они выпрыгивали из дрожащих рук! Однако, с горем пополам-таки собравшись, Йо схватил свой рюкзак и покинул дом, выходя в такой мягкий и остужающе-приятный прохладный летний вечер. На дороге перед домом парня стоял блестящий чёрный спорткар, из которого вышел Хао с лёгкой уверенной улыбкой. Бросив заинтересованный взгляд на спутника вечера, Додзи без каких-либо прелюдий, заключил того в объятия, недовольно-строго выдыхая: — Не жарко? Проще и куда зрелищнее было вообще без одежды выйти… Ты замёрзнешь, Йо! И кто тебя лечить будет? Мерить температуру, следить, чтобы лекарства правильно принимал?.. Сомневаюсь, что ты, с твоим-то отношением к себе, побеспокоишься обо всём… Я бы с удовольствием этим занялся, да только твои родители вряд ли правильно поймут… — Да брось, мы же в машине будем, разворчался, как дед! Мне не жарко, не беспокойся, хе-хе… — нервно выдохнул Йо, чувствуя, как, словно собственный организм издевался над несчастным Асакурой, горячая кровь прилила к щекам, отчего стало вдруг очень жарко, хоть раздевайся: снимай футболку и рубашку, наушники, которые тоже грели шею. — Кто-то нарывается на вахтенное дежурство, я правильно понимаю?.. Ладно, садись давай в машину, а то мне холодно даже смотреть на тебя… — с тающими нотками ворчливого недовольства выдохнул Хао. Йо затормозил на какое-то мгновение, заметив, как справа по улице приближалась к ним Анна. Блондинка демонстративно отвернулась от молодых людей, судя по всему, пытаясь сделать вид, что в упор не видит ни одного, ни второго, ни даже спорткар Хао, в который Додзи сажал Йо. Когда оба молодых человека погрузились в автомобиль, Асакура решил сыграть на опережение и задать вопрос раньше: — А, что, ковёр-самолёт ещё не готов?.. Мне всегда нравились восточные сказки… — Ну прости, Джинн в отпуске, чтобы исполнять желания… — пошутил в ответ Хао, добавляя чуть погодя, — я, так понимаю, это и есть твоя Анна?.. Н-да… Она явно мне не рада, и правильно… Я не собираюсь ей уступать, — категорично и как-то слегка враждебно выдохнул Додзи. — Это, правда, твоя машина?.. — удивлённо-восхищённо пролепетал Асакура, устремив соответствующий взгляд по-детски больших и изумлённо приоткрытых шоколадных глаз, из которых разве что искры восторга не сыпались. Такая по-детски непосредственная и яркая реакция спутника умилила Хао: — Йо… Во-первых, тебе нужно пристегнуться… — строго-заботливо выдохнул длинноволосый парень. — Но… — попробовал возразить Асакура. Он хотел сказать, что ему уже достаточно лет, чтобы ездить непристёгнутым, да только не успел, потому что дед Хао не дремлет: — Что ещё за «но»? Йо, ты понимаешь, что от этого зависит твоя безопасность и здоровье, не говорю уже о своей свободе и хороших отношениях с законом, с которыми в случае чего я попрощаюсь… Сидишь ты, кстати, на самом опасном месте в салоне — рядом с водителем, так что о непристёгивании даже речи не идёт. Не хочешь пристёгиваться, — не пристёгивайся, я и сам справлюсь, только сомневаюсь, что тебя обрадуют мои намерения… Но что делать, если ты никак не хочешь заботиться о себе?.. У меня нет выбора, но я не говорю, что мне жаль… — после этих слов Хао повернулся к Асакуре, который занимал соседнее место спереди рядом с Додзи, чтобы пристегнуть шатена. Йо замер и почувствовал, как провалилось и защекотало сердце, когда водитель лёгким, но уверенным движением застегнул защитную фиксацию, почти залезая на Йо, словно желая обнять, отчего у того сердце замерло на мгновение. Когда же Хао обжёг своим дыханием лицо Йо, Асакура почувствовал нотки корицы в горьком запахе табачного дыма, которым пропахли волосы, руки, одежда и дыхание Додзи. — Готово, вот теперь можно ехать. Всё нормально, Йо?.. — с умилённой улыбкой довольно отметил Додзи. — Чему ты улыбаешься, Хао?.. — замирая, тихо спросил Йо. — Ты похож на хомячка. Это мило… — объяснил молодой человек без тени неловкости. — На… Хомячка?.. У меня, что, толстые щёки?.. — растерянно-смущённо спросил Йо. — Нет, дурик, просто ты так замирал, когда я пристёгивал тебя, будто у тебя вот-вот сердечный приступ случится… Прости, я снова смутил тебя, да?.. Ей-богу, я уже чувствую себя педофилом рядом с тобой… — с улыбкой выдохнул Хао. — М-м… А причём тут хомяки?.. Прости, прости, я очень часто торможу, извини, мне, правда, жутко стыдно… — выдохнул, опуская горящее лицо, Асакура. — Йо, заканчивай уже, серьёзно, всё нормально и ты не тормозишь. У хомячков часто случаются сердечные приступы, но ты, судя по твоей реакции, просто не знал об этом. И чтобы я больше не слышал, как ты себя оскорбляешь. Правда, не нужно, пожалуйста… Ты очень добрый, весёлый и красивый парень, и мне больно слышать, как ты сам себя не любишь и потому не ценишь… — тихо-грустно выдохнул Хао, поворачивая голову к Йо и устремляя на него печально-серьёзный взгляд. — Ладно, не буду. Куда мы едем? В какую кофейню? В какую-то конкретную? Ты в ней был? — засыпал вопросами в надежде сбить грусть Хао, Йо. — Мы едем в кофейню «Coffeeman». Это моя любимая, а я просто не могу себе позволить отвести парня, который мне нравится в место, в котором я не уверен. Тут недалеко, и у них есть то, что точно лучше какао. Тебе понравится, обещаю, — с тёплой улыбкой спокойно и даже ласково выдохнул Хао. — Ого… А что это, лучше какао?.. — нетерпеливо, едва ли не роняя большие шоколадные глаза из орбит, спросил Йо, поворачивая голову к Хао в надежде услышать ответ мгновенно, но… — Терпение, Йо, обо всём узнаешь в своё время. Ты так мило исходишь любопытством, что я не хочу, чтобы это прекращалось… — с тихой и какой-то стыдливой улыбкой ответил Додзи. — Ладно, тогда можно другой вопрос? — несмело поинтересовался Йо. — Конечно. Кто вообще спрашивает разрешение перед тем, как задать вопрос? — улыбнулся длинноволосый. — Ты куришь, да? — выпалил Йо, — и ты так и не ответил на вопрос про машину… Это правда твоя машина?.. — спросил Асакура с искренним интересом. — Да, на оба вопроса. А что тебя удивляет?.. — спросил Хао с лёгким непониманием в бархатном голосе. — Ну, тебе же только двадцать пять, правильно?.. А это очень дорогая машина… Не верится, что в таком относительно молодом возрасте можно заработать на такое авто… Или тебе родители помогли?.. Прости, если задаю неприемлемые вопросы… — чувствуя, как возвращается отступившая ненадолго робость, несмело спросил Йо, отчётливо понимая, что, задавая такие вопросы, ходит по лезвию ножа. — Мне двадцать пять, и это моя машина. Я купил её сам. Йо, меня вырастила мама. Отца я не знаю, он ни разу не появлялся в моей жизни… Она тянула меня одна, и никогда не была богатой. Чтобы хоть как-то ей помочь, в двадцать я отправился служить по контракту на военное судно. Оттуда и пошло это пафосное и совершенно идиотское прозвище. А по поводу машины… Ты уже слышал свой оклад от Мансуми. Эту сумму получает рядовой матрос. Несложно догадаться, что капитан зарабатывает несравненно больше. Я ответил на твои вопросы? Да, и прости, пожалуйста, запах сигарет, который меня выдал… — проговорил Хао, поворачивая голову к Йо и всматриваясь в его глаза с мягкой улыбкой в своих затягивающе-чёрных. — Да, спасибо тебе… А как зовут твою маму?.. — ответил Асакура. У него возникла догадка, которую молодой человек хотел проверить. Недаром они с Хао так похожи внешне… — Асаноха.