Время уже давно перевалило за полночь, соседки по комнате видели десятый сон, а мне вот спать совершенно не хотелось — с горящими глазами я следила за развитием романа, подсвечивая страницы книги фонариком. Чтобы не мешать Полине, лежащей на соседней кровати, я забралась под одеяло, и теперь меня не отвлекал даже тонкий и мерзкий писк комаров. До конца оставалось каких-то шестьдесят страниц, и мне уже не терпелось открыть последнюю главу.
Если бы только не этот чёртов Ромка!.. И надо же было додуматься прятать свои сигареты под матрасом моей кровати! «Да я же не знал, что на сеструху вожатого кто-нибудь подумает!» — пытался оправдаться Пятифан, после того как Миша нам чуть уши не открутил — мне, потому что подумал, что курю вместе с хулиганом, а Роме за то, что учит меня курить. Сигареты братец конфисковал, а в качестве наказания отправил выметать всю территорию лагеря. А я ведь даже не была виновата! Было настолько обидно, что до самого отбоя с Мишей не разговаривала. Если бы не этот дружок-раздолбай, то я бы книгу ещё до обеда дочитала!
Возмущение накрыло новой волной, и я лишь тихо фыркнула, начиная перечитывать последний абзац на странице заново. Ромка и вечером не дал мне спокойно почитать — нашёл меня в беседке за столовой и принялся трындеть без умолку о том, как они с Бяшей и Антоном во время тихого часа малышей из третьего отряда пугали страшилками, а потом, поняв, что я его не слушаю, выхватил у меня из рук книгу и махал ею над головой, заставляя тянуться, подпрыгивать и вставать на носочки. За последний год он сильно вырос и теперь не упускал возможности поглумиться надо мной из-за роста — отыгрывался за те времена, когда я, будучи выше на несколько сантиметров, хохотала над ним.
— Рома, ну верни! — голос от усталости и обиды, накопленных за день, стал выше и жалостливо надломился. — Уже не смешно!
— Заплачь ещё, Звездулька! — издевательски протянул парень, подняв руку с книгой выше.
Пятифан довольно оскалился, обнажив острые клыки, а у меня руки чесались придушить его в тот момент красным пионерским галстуком, который он постоянно завязывал вокруг головы, как Рэмбо, из-за чего его журили вожатые. Я шагнула вперёд, напуская на себя самый угрожающий вид, на который только была способна, и выставила ладонь вперёд, молча требуя вернуть мне книгу. Мы и раньше с Ромкой конфликтовали с поводом и без, но то было как-то по-доброму, что ли… А в этом году парень словно с цепи сорвался! Стоило нам приехать в лагерь, как он не отлипал от меня, всячески пакостя и издеваясь: то ночью зубной пастой вымажет; то прямо в форме в воду скинет; то подкинет в стакан с компотом какого-нибудь жука; то, после того как из рогатки выстрелит в затылок старшей вожатой, сунет мне эту самую рогатку в руки, чтобы отчитали меня; то за проигрыш в «Дураке» загадает дебильные желания из разряда «Заберись на дерево и покукарекай». От последнего было особенно неприятно — пока слезала с ветки, упала и разбила себе коленку. А Ромке и весело: «Глядите, пацаны, звезда упала!» и даже не помог подняться…
— Пятифанов, отдай, или обижусь! — пустила я в ход шантаж, вставая на носочки, чтобы дотянуться до книги.
Я снова задумалась, бессмысленно водя глазами по строчкам. О случившемся даже Полина не знает… «Ты на солнце обгорела?» — спросила у меня Морозова, когда я, красная, как сверкающая пожарная машина, вбежала в комнату, прижимая к себе несчастный потрёпанный томик романа. А я в тот момент даже слов не могла найти от удушающего смущения! Да если бы кто-то спросил, как меня зовут, мне понадобилось бы долгих десять минут, чтобы вспомнить!
— Тузова, — театрально покачал головой Рома, когда я положила ладонь ему на плечо для того, чтобы облокотиться и дотянуться до книжки, — неужели какая-то хрень тебе дороже меня?
— Господи, ну конечно! — раздражённо ответила я. — Мне эту книгу уже завтра в библиотеку вернуть надо, а про то, как ты над детьми издеваешься, у меня нет никакого желания слушать!
Я выключила фонарик и прижала роман в раскрытом виде к груди. Снова из-за Пятифана почитать не получается! В голове были только его наглая, самодовольная ухмылка и широкие ладони с содранными мозолями.
— Все девчонки на дискач собираются, а ты сидишь тут, как дура, — с недовольством в голосе протянул парень, резко опустив руку и заведя её за спину.
— Именно поэтому я тут и сижу! — устало воскликнула я, сложив руки на груди. — Они таким количеством лака свои начёсы заливают, что в комнате дышать нечем!
Ромка отступил от меня на шаг, продолжая глумливо улыбаться. Такой же ухмылкой он светил во время игр в карты; во время того, как списывал у меня уравнения по химии; и во время «Вышибал», когда особенно сильно лупил мячом по одноклассникам. Интересно, на него так лагерная еда, свежий воздух и жёсткие матрасы влияют? Даже Бяша в самый худший момент переходного возраста так противно себя не вёл! А он, между прочим, все перила на лестнице протёр, заглядывая под юбки девочек, что спускались со второго и третьего этажей в школе!
— На дискач-то пойдёшь?
Танцев весь лагерь ждал с нетерпением, но лично мне там было интересно только до первого медляка — после него все разбивались на парочки и остаток вечера проводили наедине. Меня же приглашали только два раза, да и то это нельзя считать настоящим «белым танцем» — первый раз танцевала с Бяшкой, с которым мы просто кривлялись, а второй раз с Никитой Мартыновым, вожатым третьего отряда и по совместительству лучшим другом старшего брата. Да и с Никитой мы больше смеялись, нежели танцевали. В остальных случаях, когда Полина с Антоном незаметно для всех уходили в беседку за столовую, Игорёк с какой-то Асей из пятого отряда продолжал кружить по танцполу, но уже совершенно забыв про меня, а Ромка протирал задницей скамейки, потому что «танцуют только пидорасы», я уходила к Васе — второму лучшему другу брата и по совместительству местному ди-джею.
Сегодня на дискотеку идти не хотелось — настроение не то, да и книга действительно интересная, хотелось дочитать и поскорее узнать конец. Обычно вожатые сгоняли всех на мероприятие, чтобы было легче следить за сворой детворы, но у меня были свои «связи». Никита сегодня должен был клеить какие-то плакаты для завтрашнего концерта вместе с другими вожатыми и предлагал провести вечер в его компании — ему было достаточно и того, что я буду тихо сидеть в комнате, занимаясь своими делами. И отбой бы у меня начался на час позже — Мартынов бы договорился со старшей вожатой!
— Я Никите сегодня помогаю, — пожала я плечами, делая шаг к Роме.
— Деду? — уточнил парень и слегка нахмурился. Я кивнула. — А хули ему помогать? Или Настька уже со своими обязанностями не справляется?
Пятифан как-то злобно усмехнулся и свободной рукой сделал несколько движений «вверх-вниз», сжав ладонь в кулак. Я мгновенно залилась краской от смущения и негодования.
— Рома! — вскликнула я, несильно пихнув парня в плечо. — За языком следи! Ты о девушке Миши и нашей вожатой вообще-то говоришь! И верни мне, наконец, книгу!
Я кинулась вперёд, заводя руку за спину приятеля, а Пятифанов, словно этого и дожидаясь, сделал шаг назад.
— Пообещай, что на танцы придёшь, и отдам! — капризно ответил Ромка. Он напоминал мне моего младшего брата Сашку, который начинал придумывать правила и условия, как только проигрывал в какой-либо игре.
— Да зачем мне туда приходить? — возмутилась я. — С тобой на скамейке ворон считать и наблюдать, как ты девчонок клеишь? Так я тоже самое могу и в каморке с Мартыновым посмотреть!
— А чё, ревнуешь? — и снова улыбнулся. Самодовольно и широко.
Пятифан наклонился вперёд так, что его лицо оказалось на одном уровне с моим. Ревновать? Пятифана? Этого дурака с глупо повязанным галстуком вокруг головы, рубашкой на выпуск и в шортах, выпачканных в траве?
— Ты такой придурок! — раздражённо выдохнула я.
— И поэтому я тебе нравлюсь!
Щёки уже не горели, а пылали адским пламенем. Покраснели, кажется, даже кончики ушей! Благо, что они были прикрыты волосами. Ромка приблизился ближе. Сердце бешено заколотилось об рёбра. Колени подломились, как после долгого бега. Нужно уходить.
— Мечтай! — фыркнула я, отворачиваясь от парня.
Нет, Пятифана я не ревновала. Но и не могла отрицать, что всё нутро моё трепетало от его случайных прикосновений и этих наглых ухмылочек. «Батюшки, да ты влюбилася у нас!» — всплеснула руками тётя Таня, когда я поделилась с ней своими симптомами, а дядя Лёша после её слов поперхнулся чаем. Уже два месяца прошло с того разговора, а я до сих пор отрицала эту самую влюбленность у себя. Как говорит Настя Полякова, у меня к Роме «интерес», а не влюблённость. А «интерес» — это не приговор, можно и перетерпеть.
Пятифанов ещё пару секунд рассматривал меня, мои веснушки и большие очки, из-за чего новая волна смущения поднималась откуда-то из желудка.
— Как наиграешься, занеси к нам в комнату, — буркнула я, чувствуя, что ещё пара секунд под этим его пристальным взглядом, и я сгорю изнутри.
Я дёрнулась в сторону выхода из беседки, но уже в следующую секунду вросла в дощатый пол. Ромка, совсем по-детски и совершенно невинно, на мгновение прижался к уголку моих губ. Точно такой же «чмок» я дарила ему на прощание, когда уезжала на каникулы в Москву к маме, но то было по-дружески, неким обещанием вернуться… Я испуганно отшатнулась в сторону, прикрыв рот ладонью. Место поцелуя жгло огнём, и от него бежало приятное покалывание по всему телу, словно мелкие разряды тока. Ноги свело, как если бы они затекли.
Ромкина ладонь сжала мою. Я не поняла, жарко мне было от того, что солнце нещадно палило с самого утра, или от того, что вытворял парень, но его прохладная рука показалась мне спасательным кругом.
— Буду считать, что это было твоим обещанием прийти на дискотеку, — улыбнулся мне Пятифан и аккуратно сунул в руки книгу, которая в данный момент была мне совершенно неинтересна.
Рома отступил на шаг. Я прижала к себе томик.
— Красивая! — раздался за спиной знакомый Никитин голос. — А я тебя по всему лагерю ищу! Ну чё, ты сегодня ко мне придёшь? Меня Настя с Муркой кинули, так что без тебя хоть вешайся!
Наши с Пятифаном взгляды столкнулись. Мысли в голове жужжали, как рой пчёл в улье. Я сорвалась с места и, проскочив мимо Мартынова, помчалась к корпусу.
— Ромыч, а чё она как в зад ужаленная?.. — застыл в замешательстве Никита.
В ночной тишине раздалось невнятное бормотание — то во сне разговаривала Катя, переворачиваясь с одного бока на другой. Девушка ещё несколько секунд устраивалась поудобнее, скрипя пружинами, а после всё вновь затихло. Щёки мои от воспоминаний жгло нещадно, как если бы по ним прошлись крапивой, а под не для лета толстым одеялом дышать уже было нечем. Я захлопнула книгу, даже не посмотрев страницу, и выбралась из своего укрытия. По комнате гулял сквозняк, колыша тонкую тюль. Я отложила роман на тумбочку и легла на спину. В этом году мне досталась кровать прямо под окном, так что перед сном я обычно разглядывала тёмное, усыпанное миллиардами звёзд небо, а по утрам вставала раньше всех, как только первые лучи начинали падать мне на лицо.
На дискотеку я так и не пришла — струсила или, как говорил Рома, зассала. Вместо танцев, как и собиралась, пошла в кладовку актового зала к Никите, где также не смогла почитать, потому что клеила аппликацию к завтрашнему концерту. Мартынов в этом году руководил малышнёй в паре с Алсаевой, так что сон ему только снился — с утра до вечера они с девушкой следили за детьми, чтобы те не выкололи друг другу глаза палками или не утопились в речке, а по ночам готовили развлекательную программу на следующий день. Но сегодня он Мурку отпустил, мол «Сходи погуляй, развейся с Настёнкой». Девушка такому благородному порыву искренне удивилась, даже отнекиваться начала, боясь, что у напарника какой-нибудь солнечный удар случился, но Мартынов был непреклонен. Я-то знала причину такой любезности — Васька выпросил у Никиты выходной для Алсаевой потом и кровью. Ну, точнее, старым простым «подсоби по-братски», а Мартынов не был бы Мартыновым, если бы не помог. Вот так и получилось, что Мурка свалила на дискотеку, где её уже поджидал Иванов, а Настя упорхнула следом за подругой со словами: «Ты же знаешь, что будет, если Миша мой узнает, что я с тобой полночи просидела наедине». Никиту было по-человечески жалко.
За окном раздалось копошение, задрожали ветви кустов и знакомый мальчишеский голос тихо прошипел: «Бля!». Я рывком приняла сидячее положение и быстро оглянулась на девчонок — все мирно посапывали, и шум их не разбудил. Как можно осторожнее я встала на колени и медленно открыла окно. Скрип петель, казалось, разнесся по всему лагерю.
— Ебанная крапива! — продолжал ругаться Ромка, растирая коленку.
— Пятифанов, ты чего тут ползаешь на ночь глядя?! — шёпотом спросила я, боясь разбудить соседок. — Мишка с Настей узнают, так не то что уши, голову открутят!
— А сама чего не спишь? — как-то обиженно цокнул парень, засовывая руки в карманы своей спортивной кофты. Он до сих пор был в форме, но выглядел опрятнее что ли: рубашка аккуратно заправленная в шорты; натянуты чистые носки без грязных пятен от земли и травы; галстук завязан правильно, как и полагается приличному пионеру. Напялить бы на его бестолковую голову пилотку, прицепить значок к груди, да дать в руки флаг и получится гордость партии, а не оболтус-двоечник!
— Так из-за тебя и не сплю! — соврала я, обхватив себя за плечи. В комнатах, может, и было жарко, но вот на улице было прохладно и зябко, из-за чего кожа покрывалась мурашками.
— Ой, ты мне лапшу на уши не двигай, — закатил глаза Рома. — Я видел, как ты там под одеялом фонариком сверкала! Чё, небось, хрень свою сопливую читала?
— Спокойной ночи, Пятифан, — фыркнула я и потянулась к раме, чтобы закрыть окно.
— Ой, да харе тебе дуться с поводом и без! — остановил меня Ромка, дёрнув стекло обратно. — Ты это… лучше скажи, почему на дискач не пришла? Обещала ведь…
Я шумно выдохнула и показательно, как и полминуты назад сделал парень, закатила глаза. Рукой я нашарила кусок одеяла и быстрым движением накинула его себе на плечи.
— Ничего не обещала, — обрадовавшись, что моего смущения в темноте не будет видно, ответила я. — И говорила же, что буду вожатым помогать.
— Никите? — спросил Пятифан, и его улыбка пропала с лица.
— Для тебя Никита Семёнович, — уточнила я, нахмурив брови. — «Субординация важна для пионера!», или как там старшая вожатая на линейке говорила…
— Это по какой-такой субординации пионерка вожатого «Никиточкой» зовёт, а он её «Красивой»? — недовольно буркнул Пятифанов.
— По той же, Ро-моч-ка, — по слогам отчеканила я, — в которой пионер вожатого по блатной кличке зовёт и курить за территорию вместе с ним бегает.
Парень пару секунд сверлил меня взглядом снизу-вверх, о чём-то раздумывая, а после чертыхнулся, и на его лице снова появилась эта гадкая ухмылочка.
— Язва, — вынес вердикт приятель.
— Слушай, когда ты так лыбишься, мне хочется голову об стенку разбить, — всё тем же тихим шёпотом призналась я, подперев подбородок ладонью, а локоть поставив на деревянную раму.
Ромка на моё заявление только хмыкнул — громко и задорно. В глубине комнаты кто-то из девочек закашлял, и я мгновенно притихла, боясь даже дышать. Соседка только причмокнула губами и отвернулась к стене.
— А чего ты тут делаешь-то? — снова задала я волнующий меня вопрос, но уже более миролюбивым тоном.
Рома взгляд потупил: уткнулся своими чернющими глазами в кроссовки, которые перед поездкой в лагерь «отжал» у какого-то «чмошника» за «гнилой базар». Да половина его гардероба раньше принадлежала другим людям!
Настроение под цвет погоды. Кеды промокли ещё утром, когда я шла в школу, а сейчас и блузка стремительно намокала под холодными каплями дождя. Я жалась к стене, обхватив себя за плечи и кидала недовольные взгляды в сторону Ромки. Тот, с невозмутимым лицом, выпускал в воздух колечки из дыма, вальяжно держа сигарету двумя пальцами. Дополнительные занятия по химии закончились минут пятнадцать назад, и, если бы не Пятифан, я бы уже сидела дома и сушила вещи. Химик сегодня чуть не прослезился, увидев Ромку на задней парте по соседству со мной. И чёрт его знает, чего он туда припёрся!
— Ты с реакциями всё понял? — нарушила я молчание, натягивая рукава блузки на пальцы. — Если нет, то я могу тебе конспекты дать почитать или завтра перед контрольной ещё раз всё объяснить.
— Ну вот там во втором примере залупа какая-то была, — парень пощёлкал пальцами, подбирая слова, — я нихрена не понял. Да и дальше муть полнейшая! Как ты вообще этого жирного ублюдка слушаешь, не засыпаешь, ещё и что-то запоминать умудряешься?
— В носу не ковыряю во время уроков, вот и запоминаю, — еле слышно буркнула я и полезла в рюкзак за тетрадкой по химии. — У меня не полностью эта тема записана, ты в учебнике посмотри…
— Слышь, Ленка, — перебил меня Ромка, отправляя бычок в полёт щелком, — может ты мне сегодня эти реакции-хуяции объяснишь? Я же за ночь всё забуду к чертям собачьим!
— У тебя же тренировка, — напомнила я, — сам говорил, что пропускать нельзя — соревнования скоро.
— Так давай я к тебе вечерком на часик заскачу! — усмехнулся Пятифанов, приобнял меня за плечи и слабенько встряхнул. — Твои во сколько возвращаются?
— У дяди Лёши сегодня выходной, Сашка уже должен быть дома, а тётя Таня приходит к семи, — перечислила я, медленно бредя с Ромой в обнимку по школьному двору.
— А Туз?
— А Туз с головой в учёбе и приедет только после сессии.
— Ну, тогда я где-то к восьми подскачу, добро?
— Маму только свою предупреди, — напустила я на себя серьёзный вид, — а то она опять переживать будет!
— Есть, Елена Николаевна, — парень на несколько секунд оторвал руку от моего плеча, чтобы положить ладонь себе на макушку и шутливо отдать мне честь.
Под боком у Ромки было тепло, только резкий жжёный запах сигарет портил всю атмосферу. Мы вышли из-за угла. Недалеко от школьных крылец стоял щупленький парень, на вид старше нас на год или два. Дружок мой аж присвистнул при виде него — школьник был одет в моднявую олимпийку, которые только-только начали входить в моду.
— Ленка, — остановил меня приятель, убирая руку с плеча. Снова стало зябко и холодно, — сдрысни-ка ты на пару минут к воротам. Мне тут с дружком одним перетереть кое-чего надо…
— Пятифанов, давай-ка мы обойдёмся без твоих выкрутасов! — я обвила руку парня и дёрнула его на себя. — Оставь человека в покое! Или по обезьяннику успел соскучиться?
— Да у меня этот лошок минут пять займёт, не ссы, — сважничал одноклассник, задрав подбородок.
— Ром, я замёрзла, — потянула я приятеля к выходу, — ещё и дождь скоро начнётся, вон как моросит уже! Да и я тебя у повешенного столько времени ждала не для того, чтобы ты у людей одежду отбирал, а потому что сам просил меня проводить до дома!
Ромка пару секунд размышлял о чём-то, глядя на парня, которого я отстаивала и, недовольно фыркнув, позволил утащить себя со школьного двора. А после мне на плечи опустилась его спортивная кофта, провонявшая сигаретами и соляркой из гаража Мартынова.
— А ты…?
— Да я же олимпийку у него хотел для тебя стрельнуть, — покраснев, ответил Пятифан, — не хочу, чтобы мой репетитор свалилась с какой-нибудь ангиной.
— Ангины от маленького дождика не бывает, — усмехнулась я.
— Не удивлюсь, если ты, в лужу наступив, какую-нибудь свинку подхватишь!
Вечером Ромка пришёл точно к назначенному времени. В моднявой олимпийке, которую я видела на том парне.
— Это… — замялся Пятифанов, неловко переступив с ноги на ногу, — ты у нас тут… ну это… звездопада, короче, не видела ни разу? Ты же каждое лето в этой своей… ну Москве! Во-о-от, — парень говорил отрывисто, то растягивая слоги, то произнося их скороговоркой, — ну я и подумал, что, ну, может тебе было бы интересно глянуть — ты же там… это… звёзды любишь всякие, созвездия там… Сама про батька своего рассказывала!
Я несколько раз непонимающе моргнула, переваривая кашу из слов приятеля. Новая удушливая волна смущения забурлила где-то в желудке.
— Ром, — ещё тише, чем раньше шепнула я, — ты меня на ночную свиданку, что ли, приглашаешь?
То, как ярко вспыхнули щёки Пятифанова, я смогла различить и в темноте.
— Д-да нет, — пионер пнул ногой по земле, из-за чего из-под его подошвы вылетел пучок травы. — Так, прогуляться просто…
— Я по ночам не прогуливаюсь, — наигранно-обиженно фыркнула я и снова потянулась к раме, чтобы закрыть окно. — Спокойной ночи!
Ромка опять отреагировал молниеносно, только схватил в этот раз не за доску, а за мою ладонь.
— А на ночные свиданки, значит, ходишь? — хулиган аккуратно провёл большим пальцем по тыльной стороне моей ладони.
— Хожу, — кивнула я головой так сильно, что волосы упали на пылающие щёки.
— Чё, м-может сгоняем тогда?
— Только если пообещаешь вернуть меня до рассвета, — пришлось собрать в кулак всю накопленную за долгие шестнадцать лет жизни уверенность, чтобы произнести эти слова ровным, не дрогнувшим голосом. — Или Миша тебе действительно голову открутит и кое-куда запихает.
— Давай, две минуты тебе на сборы! — сверкнул улыбкой Рома, выпуская мою ладонь из своей хватки. — И плед какой-нибудь захвати!
Я быстро отпрянула от окна и задёрнула тюль, из-за чего по комнате разнеслось громкое «ши-и-и-ить!». Даже не взглянув на соседок, я аккуратно спустилась со своей кровати и помчалась к шкафу, на ходу рукой пытаясь расчесать непослушные волосы. Форму натягивала даже быстрее, чем когда опаздывала на линейку, посвящённую первому мая, а расчёску вообще схватила Полькину, не найдя в темноте свою. Волнение в желудке усиливалось с каждой минутой. Нет, с каждой секундой! Оно бурлило, как вода с сиропом за три копейки в автомате, и оставляло такое же сладкое послевкусие во рту. Напоследок взглянув на себя в зеркало, я оставила галстук болтаться на вешалке и снова вернулась к окну, захватив с собой покрывало, которым обычно застилали кровати. Выходить через коридор, как все нормальные люди, было нельзя — вожатые поочерёдно дежурили по ночам, чтобы такие балбесы как Ромка не вздумали пакостить другим детям.
— Долго ты, — хмыкнул Пятифан, когда я высунулась из окна.
— Девушка обязана чуть-чуть опаздывать, — сказала я в своё оправдание, пожав плечами.
Парень забрал плед, закинул его к себе на плечо, а после помог выбраться из комнаты, аккуратно поддержав меня за бёдра.
— Ну, Сусанин, — протянула я, воровато оглядевшись, — куда уводить собрался?
Идти пришлось совсем недолго — обойдя столовую по стенке, чтобы нас случайно не засёк какой-нибудь бдительный вожатый, и пройдя мимо медпункта, мы вышли к зданию актового зала. Обычно его использовали для репетиций, подготовки номеров к мероприятиям и для планёрок вожатых, но в прошлом году здесь и фильмы показывали во время дождя, и концерты проводили. Единственными, кто нарушал ночную тишину были кузнечики.
— Это цикады поют! — возразил мне Ромка.
Учебный год подошёл к концу, все контрольные написаны, и не страшна даже химия с её реакциями и уравнениями. В этом году мне удалось упросить маму не забирать меня на лето в Москву — июнь я хотела провести в компании друзей, а в июле меня уже ждал лагерь «Звёздочка», который находился недалеко от нашего посёлка. У нас с одноклассниками уже стало традицией собираться на три дня в поход без взрослых в первых числах месяца. Правда, с каждым годом дядя с тётей всё неохотнее меня отпускали — боялись, что вместо того, чтобы печь картошку, горланить песни под гитару Антона и купаться, мы будем пить и заниматься «непристойными» вещами с мальчиками.
— Да какие цикады у нас в Тайге? — спросила я, палкой доставая картошку из углей. Ночи, к удивлению, уже были тёплыми и единственное, что гнало сейчас в палатку — это противные комары, пищащие над ухом и кусающие даже сквозь спортивные штаны.
На плечо опустилась голова Антона. Я взглянула на приятеля — Петров и в обычное время походил на белого пушистого котёнка, а сейчас, сидя задремав, был самым милым существом на свете. Я потрепала парня по сивой голове и немного опустила плечо вниз, чтобы Тоше было удобнее.
— Да бля буду, цикады это! — с нажимом повторил Пятифан. — В Америке из-за них люди даже спать не могут!
— Откуда тебе знать из-за чего в Америке люди не спят? — усмехнулась я. — Ты там был?
— Я в журнале читал, — фыркнул Рома и перевёл взгляд на спящего Антона. — Чё, внатуре уснул?
— Ага, — кивнула я, — нам, наверное, тоже закругляться надо. Сколько там время?
— Половина третьего, — ответил парень, взглянув на свои часы. Я присвистнула. — Да ладно тебе, время ещё детское, давай посидим!
— Полина с Бяшей уже десятый сон видят! — протянула я, подкатывая картошину к своим ногам. — И мы весь утренний клёв пропустим, если сейчас спать не пойдём! Зря, что ли, мы удочки с собой брали?
— А ты ложись со мной спать, — усмехнулся Рома, — так точно ничего не пропустишь.
— Ага, — хмыкнула я, поправляя очки, — а Бяшу мы куда отправим?
— Бяшку на улицу — ему свежий воздух полезен, а Тоху к Полине, — решил всё Пятифан.
— Игорька на улицу нельзя, — отрицательно мотнула я головой, — у меня, во-первых, сердце кровью обольётся, а, во-вторых, его комарики закусают.
— Тогда Полинку мы из вашей палатки выгоняем к пацанам, а я с тобой, — то ли в шутку, то ли всерьёз продолжал настаивать Рома. — Всё равно никто из них на рыбалку не собирается.
— Ну иди, гони её тогда, — усмехнулась я, кивнув головой в сторону палаток.
— Чё, думаешь, что я зассал?
Пятифан подскочил с бревна, на котором сидел, и действительно пошёл к палаткам в темноте, даже не взяв фонарик. Спустя каких-то две минуты возни и тихих разговоров, к костру уже шла недовольная и сонная Морозова.
— Ты свои дела с Ромой в следующий раз заранее решай, пожалуйста, — с зевком сказала Полина, приближаясь к нам с Антоном.
— Он реально тебя поднял и выгнал? — вытаращила я глаза на подругу.
— Ещё и сказал, чтобы я от тебя своего любовника отлепила, — фыркнула скрипка и аккуратно потрясла Антона за плечо. Парень несколько секунд никак не реагировал, а после несколько раз моргнул, не понимая, что происходит.
— Ленка, спальное ложе на двоих готово! — раздался весёлый голос Пятифанова со стороны палатки.
Мы обогнули здание и поднялись на небольшой пригорок, который находился прямо возле забора, а дальше — только тёмный густой лес, кишащий лесными зверями.
Ромка в полной тишине расстелил на земле покрывало и уселся на него, вытянув ноги вперёд. Я, отчего-то засмущавшись, продолжала стоять в стороне, переминаясь с ноги на ногу и растирая плечи руками. Свитер я взять забыла.
— Да не съем я тебя, — усмехнулся Пятифан и подвинулся в сторону, освобождая ещё немного места на покрывале.
— И… мы просто так сидеть будем? — спросила я, усаживаясь рядом с парнем.
— А чё ты хочешь? — выделив «ты», произнёс Рома, резко приблизив своё лицо к моему. Щёки его горели не хуже моих.
— Ты там что-то про звездопад говорил, — ответила я, положив ладонь ему на рот и чуть отодвинув от себя.
Пятифан усмехнулся — я почувствовала, как его губы растянулись под ладонью. Приятель отстранился и принялся стягивать с себя кофту.
— Накинь вот, — он достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. — Тебе же, дуре, кто-то походу запретил чёт тёплое с собой взять. Или специально брать не стала, чтобы в моих шмотках посидеть?
— Откуда сигареты? — проигнорировала я вопрос парня. — Миша же себе всё забрал.
— А ты думаешь у меня только одна заначка была? — усмехнулся Рома, наблюдая за тем, как я натягиваю его кофту. — У тебя под матрасом так, НЗ было, на случай, если мои до окончания смены закончатся.
Отвечать я не стала. Застегнув кофту, я легла на спину и с нового ракурса посмотрела на Ромку. Он всегда хмурил брови, прикуривая сигареты и, с тем же суровым видом, делал первую тягу. Три года прошло, как мы с ним познакомились, а привычки у него остались те же. Пятифан выпустил сероватый дым в воздух и почти в ту же секунду затянулся во второй раз, из-за чего кончик сигареты вспыхнул красным. Я согнула ноги и взглянула на оставшееся место на покрывале.
— А ты чего не ложишься? — как бы невзначай спросила я, пальцами перебирая замочек кофты.
— Ща докурю, чтобы на тебя не дымить, — пожал плечами парень. В этот раз даже обошёлся без своих привычных шуточек.
Я поднялась на локтях и взяла Ромкину пачку сигарет в руки. Внутри было лишь две целых папиросы и несколько бычков. По пальцам одной руки можно было перечислить моих знакомых, которые не курили: Полина, Антон, тётя Таня и Сашка. И то, не факт, что младший брат не дымил — после того, как Миша переехал в другой город, сигареты у дяди Лёши продолжали пропадать. Я подцепила пальцами одну сигарету и покрутила её между пальцев.
— Слушай, — позвала я Пятифана, который разглядывал звёздное небо, — а дай и мне попробовать. А то я за шестнадцать лет своей жизни ни разу эту отраву во рту не держала.
Рома нахмурился и стряхнул пепел на землю.
— Ага, щас! — вставив сигарету между губ, парень отобрал у меня и папиросу и пачку. — Ещё раз увижу — по рукам дам, поняла? Или Тузу маякну, чтобы он тебе подзатыльниками мозги на место вправил.
— Чего разорался-то?! — возмутилась я. — И с какого перепугу ты мне запреты какие-то ставишь?
— Я не хочу, чтобы моя девчонка себя травила, — спокойно, в отличии от меня, ответил хулиган.
— А с каких пор я твоя девчонка?! — не унималась я, и от негодования даже подскочила, приняв сидячее положение.
Рома не ответил. Он сократил расстояние между нами и прижался своими губами к моим тёплым нежным поцелуем. Воздух в мгновение стал гуще, как кисель в столовке, и пропали раздражающий запах сигарет вперемешку с ночной сыростью. Внутри меня что-то вспыхнуло и что-то расплавило, из-за чего я поддалась вперёд.
— С тех пор, как мы поцеловались, — тихо пробормотал Пятифан мне в губы, немного отстранившись. Не глядя он затушил сигарету в руке об землю и откинул её куда-то в кусты.
— Но поцеловались-то мы только сейчас, — слабо возразила я. Поморщившись от жжёного запаха, которым пропах весь Рома, я провела рукой по покрывалу и нашла его ладонь. Стоило мне лишь слегка коснуться, как Пятифан крепко сжал мою руку и переплёл пальцы.
— Господи, Звездулька, — тихо и со смешком выдохнул парень, — хотя бы сейчас не душни.
И снова поцеловал. Я разомкнула губы, сдерживая улыбку. Нет, это совершенно точно не было «интересом» — это, как и говорила тётя Таня, самая настоящая влюблённость. Первая и искренняя, с всё ещё детской наивностью, искрящимися глазами и собачьей преданностью. Рома тоже открыл рот, и тут же стало мокро и горячо. По спине пробежала толпа мурашек. Вокруг пропало абсолютно всё — тихий шелест травы и листьев на деревьях; стрекотание то ли кузнечиков, то ли цикад; опасность того, что нас в любой момент могли спохватиться вожатые, и книга, в момент ставшая абсолютно неинтересной. Остался только Рома, который, казалось, мог раствориться в этом густом воздухе или быть частью какого-то сказочного сладкого сна.
***
Речь администрации лагеря на линейке проходила мимо ушей. Спать хотелось ужасно, а ноги все покрылись комариными укусами, которые ужасно чесались. Рома, как и обещал, вернул меня в комнату на рассвете, перед этим прижав к стене и поцеловав, одной рукой обнимая за талию. А после подсадил и, пожелав уже «доброго утра», скрылся за углом корпуса. Глаз так и не смогла сомкнуть — пролежала до самого подъёма с глупой улыбкой на лице, аккуратно ощупывая кончиками пальцев припухшие губы и горящие щёки, которые сегодня целовал Рома.
Линейка подходила к концу. Настя вышла вперёд и, с напускной задорностью и весельем, начала перечислять планы на сегодня. Моих рук коснулось что-то тёплое, а после пальцы переплелись с уже привычными грубыми Ромкиными. Я с опаской оглянулась, испугавшись, что кто-то из отряда или вожатых увидел нас, но все лениво и ещё сонно переступали с ноги на ногу, слушая Полякову.
Настя хлопнула в ладоши, завершив речь, которая не была способна вдохновить даже октябрёнка, не то что пионеров, и попросила всех встать парами, чтобы отправиться на завтрак. Полина, стоящая слева от меня, быстро упорхнула к уже поджидавшему нас Антону, а Бяшка, после короткого и угрожающего Ромкиного: «Игорёк, отвали на пару минут!», с грустным лицом поплёлся к Наде Черёмухиной, которая осталась без пары.
— Михаил Алексеевич! — раздался за нашими спинами задорный голос Кати, когда мы уже двинулись к столовой.
— Чего тебе, Смирнова? — устало откликнулся Мишка. Общество Катьки ему никогда не нравилось.
— А давно у нас по ночам из комнат сбегать можно? — невинно поинтересовалась девушка. Я резко остановилась и обернулась на одноклассницу. — Или у нас для сестёр вожатых какие-то исключения есть?
— Это ты про что сейчас? — нахмурил брови брат.
— Я видела, как ночью Лена вылезала в окно и куда-то ушла с Ромой, — хищно оскалилась девушка и сложила ладони вместе, — а пришла только под утро.
Мы с Ромой посмотрели друг на друга, округлив глаза. Но когда я собиралась, Катька же точно спала… Брат отвернулся от Смирновой и посмотрел на меня, а после его взгляд наткнулся и на наши сжатые ладони.
— Тузова, Пятифан! — рявкнул Миша, складывая руки на груди. — А ну быстро подошли сюда!
Попали.
