Три дня до любви

Закусив изнутри щёку, Марго неотрывно смотрит на бокал с коктейлем. Кусочки льда и лайма, теряющиеся в яркой голубизне, две соломинки и маленький зонтик сбоку. Она бы никогда такое не заказала, но сейчас это не имеет значения. Сам напиток ей не нужен — нужна точка опоры. Что-нибудь, на чём можно сосредоточить взгляд, лишь бы только снова не обращать его на себя. Марго не слушает, что говорит Кира. И какое-то время это удаётся ей очень легко. Дело в том, что её вообще не должно было быть здесь. Ни в этом баре, ни где-либо ещё в опостылевшем ей грязном шумном городе. Ни в любом другом месте на этой проклятой земле. Сегодняшний день должен был стать последним днём её жизни. Но не стал. Она ошиблась. Поставила всё, что имела, на надёжность и стойкость Яна — и проиграла судьбоносную ставку. Как всегда. Понадеялась на надёжность Яна — смешно, если хорошенько подумать. Дура, Марго, какая ты всё-таки дура. Кто ей теперь виноват? Она сжимает пальцами ножку бокала, подтягивает его ближе к себе и, наклонившись, обхватывает губами одну из трубочек. На вкус коктейль оказывается отвратительно сладким. Как комплименты Феликса. Как Кирина улыбка. Как вся её жизнь, которую она смертельно устала жить. Возможно, именно эта приторная сладость окончательно приводит её в себя. Разгоняет остатки тумана, порождённого выбросом адреналина, физической усталостью от недавней битвы и ещё не полностью выветрившейся надеждой на освобождение. А может, напиток тут ни при чём, и из полузабытья в суровую реальность её возвращает новая тема, поднятая Кирой. Имя, которое прозвучало уже как минимум дважды и которое явно будет звучать ещё. — …С первого взгляда всё про неё поняла, — бодро декламирует Кира, помешивая соломинкой свой коктейль. — Падёт даже быстрее, чем Дэн. Агнесса просто не видела, как эти ангельские глазки загорелись, когда я намекнула избавиться от родителей! И наваждение тут ни при чём. Маша глупая и наглая девка, у неё один путь… Ну конечно, думает Марго, вновь прекращая вникать во вдохновенный Кирин монолог. Маша. Достаточно было услышать это проклятое имя, чтобы глухая пустота в груди начала заполняться знакомой отравляющей чернотой. Пока ещё слишком слабой, чтобы называться ненавистью, но уже достаточной, чтобы вызывать желание сжечь этот мир дотла. Дело в том, что сегодня, всего несколько часов назад, Маша Аверина, как и все прочие аспекты действительности, перестала быть её проблемой. Марго была готова отпустить — с проклятиями и пожеланиями гореть в аду, но всё же. Пошли они все подальше — вот что она решила, и это в равной мере касалось и демонов, и ангелов, кроме, может быть, одного. Того, кому была заранее признательна за свою безвременную кончину. Но заготовленная смерть не состоялась, а стало быть, все её проблемы остались на своих местах. С той лишь разницей, что раньше где-то на краю сознания всегда мелькал спасительный маяк, план Б — «если станет совсем невмоготу, то…», — теперь же подобной альтернативой она не располагает. Единственный шанс изменить хоть что-то погас на кончике меча, которым Ян так и не решился её пронзить. Почему, почему он не смог этого сделать? Он ведь давно не любит её. И он прекрасно знал, что в её просьбе не было подвоха — было лишь эгоистичное, но абсолютно искреннее желание исчезнуть. Никому не стало бы от этого хуже. Заметно лучше тоже не стало бы, Марго не склонна преувеличивать свою роль в балансе света и тьмы. Но всё-таки — почему нет? За что он с ней так? Думать об этом становится слишком больно, ещё немного — и боль невозможно будет удержать внутри, а для истерики, знает Марго, сейчас не время и не место. Присутствие Киры (как ни крути, одной из тех, от кого она собиралась бежать) отрезвляет. Кстати, а Кире-то что понадобилось в межмирье? Не то чтобы Марго это сильно волновало, но в данный момент не до капризов: любой повод хорош, чтобы отвлечься от мыслей о Яне и его поступке. Она даже меняет позу — садится ровнее и удобнее, слегка развернувшись в сторону диванчика, на который Кира пересела, когда им принесли напитки. Марго смотрит на рассыпанные по плечам светлые волосы, на кулон в виде крыла, на тонкие пальцы с массивными кольцами, нервно постукивающие по столу, кажется, с тех самых пор, как их обладательница открыла рот. Смотрит и удивляется, почему не задумывалась об этом раньше — они ведь похожи. Кира и Маша. Похожи как минимум двумя вещами: тем, что вечно ходят лохматые и в брюках, а ещё — молодостью. Дерзкой. Одновременно наивной и решительной, почти бесстрашной. Хищной; может, чуть менее хищной в Машином случае, только это не имеет значения. Молодость всё равно бросает вызов, всё равно норовит обогнать тебя и вцепиться в глотку. Тебе пора уходить — вот что сквозит и в Машиных голубых глазах, и в Кириных зелёных. Твоё время прошло. Но, как ни странно, не сейчас. Сейчас, глядя на свою младшую «коллегу», Марго не видит ни дерзости, ни враждебности, что исходили от неё ещё утром. Кира, наконец сделавшая перерыв в своей односторонней светской беседе, наклоняется к бокалу и, отпив пару глотков, поднимает глаза. Это их первый зрительный контакт с того момента, как они покинули межмирье. Кира смотрит на неё с каким-то непонятным выражением и улыбается — слабо, не слишком уверенно, будто в попытке приободрить саму себя. Потом снова отводит взгляд. В течение следующих нескольких минут многое в голове Марго становится на свои места. Всякой странности, если как следует подумать, можно найти объяснение. У всего есть причина. Кира оказалась в межмирье не случайно и не просто так сидит сейчас рядом с ней. А эта её болтовня… что там она несла перед тем, как заговорить об Авериной? Вроде бы смеялась над недавним эпизодом с участием Феликса и разозлённой Агнессы. Почему-то каждый раз, когда их повелительница решает наказать Феликса, это заканчивается довольно быстро, а по эмоциональному накалу напоминает скорее подзатыльник школьнику, чем реальные пытки… Марго отбрасывает собственное неприятное воспоминание и возвращается мыслями к самому началу: Кира ведь завела свою трескотню ещё до того, как к ним подошли принять заказ. Что же она рассказывала… Какую-то ерунду про рисунки, про то, как по вечерам «выгуливает» доберманов, как выбирает самого задумчивого прохожего и, поравнявшись с ним, провоцирует псов на оглушительно громкий лай. И… да! Вот она и нашла, что искала. Кира начала разговор с того, как она развлекает себя, когда у неё «случается паршивый день». Чёрт, неужели она так скверно выглядит? Если даже Кира заметила… Марго сжимает зубы и заставляет себя расправить окаменевшие плечи. То, что эта слабачка посмела хотя бы допустить мысль, что может ей что-то советовать… А вдруг — новая идея застаёт её врасплох — вдруг это Агнесса прислала Киру? Может, они успели обсудить её план между собой? Этот вариант нравится ей ещё меньше. Секунда тоски по тому несбывшемуся будущему, в котором всё это уже не было бы её заботой — и Марго собирает волю в кулак. Ничего. Сейчас она всё узнает. — А помнишь?.. — начинает Кира, очевидно, решив, что пауза слишком затянулась и пора переходить к новой порции бессмысленного трёпа. Но в этот раз Марго не остаётся в стороне, а с обманчивой мягкостью прерывает собеседницу на полуслове: — Ладно, Кира, хватит. — Нежная улыбка, долгий проникновенный взгляд — и та замолкает, давая возможность проследить за эмоциями на своём лице. Впрочем, пока там ничего интересного — Кира лишь кажется озадаченной, словно успела забыть о наличии у Марго голоса. Озадаченной и самую малость… воодушевлённой? Ненадолго. — Просто скажи, что тебе нужно? — В смысле? — Кира хмурится и вроде бы даже не хитрит, просто туго соображает. Врать у неё получается так себе — по крайней мере Марго обычно распознаёт её ложь на раз-два. Поэтому и выбрала тактику «в лоб». — В самом прямом, дорогая. Даже если тебя отправила ко мне Агнесса, — она умышленно делает паузу и всматривается в глаза напротив, замечая мелькнувшее в них недоумение. Отлично, одной проблемой меньше. — Даже если так, она точно не отдавала приказ ко мне подлизываться. Поэтому я повторю вопрос: чего ты хочешь? — О боже, — Кира шумно вздыхает и закатывает глаза. — Вообще-то я просто… — Провалила задание? — снова перебивает Марго, с притворным сочувствием наклонив голову. В Кирином взгляде вспыхивает злость, что ни капли не удивляет — само собой, она попала в точку. — Ну так не скромничай, попытай счастья. Вдруг у меня как раз подходящее настроение, чтобы помочь ближнему?.. Конечно, её снисходительно-ласковый тон не мог не задеть Киру, но сегодня эта дурочка выходит из себя гораздо раньше, чем Марго ожидала. Раньше и сильнее. Видимо, дела у неё совсем плохи — по крайней мере из-за стола она вскакивает так, что чудом не опрокидывает свой полупустой бокал. — Знаешь что? Да пошла ты! В другой день Марго бы расхохоталась в голос — очень уж забавно Кира выглядит, когда злится; но сегодня этого слишком мало, чтобы её развеселить. Сегодня она только грустно усмехается, провожая оскорблённую спутницу взглядом. Если жизнь стремительно катится под откос, делай вид, что всё в точности как всегда?

***

Солнце за панорамными окнами их гостиной уже давно спряталось под горизонт. Это тот самый момент дня, когда ни о каком спокойствии не может идти речи, потому что в любую минуту может явиться Агнесса, а ещё через пять минут после её прихода кому-то очень неслабо достанется. Кира бывает этим кем-то больше чем в половине случаев, а уж сегодня, после проваленного задания и полного отсутствия идей по исправлению ситуации, выволочка ей обеспечена. Поэтому она не видит смысла прятаться и оттягивать неизбежное. Просто наслаждается последними секундами тишины, нарушаемой лишь её дыханием и скрипом карандаша по бумаге. Или делает вид, что наслаждается. Да, сегодня она определённо делает вид. Кира отрывается от листка и, отложив карандаш, берёт стоящий рядом бокал её любимого вина. Минуту-другую отстранённо покачивает его в руке, затем возвращает обратно. К чёр-ту. Быть не в настроении для Киры абсолютно в порядке вещей. А вот не иметь ни сил, ни малейшего желания что-то с этим сделать — к такому она не привыкла. Одно дело просто знать о том, что у тебя в душе дыра, и при первых заморозках затыкать её чем придётся, совсем другое — опустить руки и позволить холодному ветру со свистом врываться внутрь. Но сегодня — она уверена в этом на сто процентов — даже если бы Агнесса вдруг решила её не наказывать, даже если бы проявила неожиданное благодушие и поручила более приятную работу, приказав убить или покалечить кого-нибудь своими руками, легче бы всё равно не стало. И это пугает Киру. Куда там телесным мукам до беспросветной леденящей тоски, которую она испытывает прямо сейчас. Ещё сильнее её ужасает мысль, что, возможно, Марго очень давно живёт с этим чувством. Возможно, она только притворялась, что всё прекрасно, притворялась каждый раз, когда выглядела довольной, торжествующей, радующейся очередному триумфу. Обманывала саму себя и позволяла обманываться другим. Марго. Снова Марго. Кира с опозданием поняла, что не было никакого смысла психовать на неё и убегать из бара. Что в итоге? Она торчит здесь уже не первый час, но все её мысли по-прежнему где-то там, с ней. И это не те меланхолично-грустные мысли, которые связаны с самим существованием Марго и которыми заполнена львиная доля Кириного свободного времени, увы, нет. Всё, о чём она может думать сейчас — как Марго и что с Марго. Насколько Марго успела прийти в себя, прежде чем она ушла. Какого чёрта она вообще ушла, оставила её. Не надо было вестись на провокацию, надо было быть с ней и не отходить ни на шаг, пока Марго физически не возражала против её присутствия. Теперь Кира может лишь ждать. Теперь… Попробуй её найди, когда она этого не хочет. Наверное, то, что у неё нашлись силы для издёвки — хороший знак. Но этого слишком мало, чтобы успокоиться и перестать вести свои дурацкие подсчёты. «Через час, максимум полтора она придёт». «Она точно успеет вернуться до заката». «К моменту, как я закончу рисунок, Марго будет здесь»… Только вот рисунок птицы давно готов. Птицы Кире удаются неплохо, может быть, потому, что уже много лет она рисует исключительно их. Сегодня на листе красуется летящий ястреб с широко распахнутыми крыльями. Иногда она изображает крупных птиц, стараясь передать на бумаге их хищность и кровожадность, но сегодняшний рисунок немного другой. Этот ястреб не голоден, от него не исходит опасности — он просто спокойно летит куда-то вдаль, в долгожданную неизвестность. Летит, потому что свободен. Даже если так было не всегда. Разглядывая получившееся творение, Кира невольно задаётся вопросом, так ли Марго видела свою будущую смерть. Как свободу? Даже несмотря на то, что ей предстояло не обрести покой, а перейти на новый этап демонической жизни, оказавшись в аду? Насколько же должно опостылеть всё на земле, чтобы хотеть этого… Что могло бы заставить её саму принять такое решение? И, окажись она на месте Марго, что бы могло убедить её отказаться от этой затеи? Невозможно представить. Кира всё-таки хватает злосчастный бокал и опрокидывает в себя одним резким движением, как пропитой дед стопку водки. Координация у неё, судя по всему, тоже как у деда — иначе она не забрызгала бы вином и свою кофту, и кресло, в котором сидит. Где же ты, Марго? Посмотри, как обращаются с твоим благородным напитком и приди хотя бы для того, чтобы придушить меня за это. Единственное, что сейчас хоть как-то утешает — абсолютная уверенность в том, что обратно к Яну она не пойдёт и второй раз просить себя убить не станет. Не в её характере стучать в дверь, которую закрыли у неё перед носом. Марго никогда не даёт вторых шансов. Кому как не Кире это знать… Она часто задумывается о том, могли ли отношения между ними сложиться как-то иначе. В самом начале Кириной тёмной службы, когда Агнесса только привела её в клан, Марго реагировала на неё сдержанно, но нейтрально. Кира даже мысленно выдохнула — хоть кто-то адекватный в этой чокнутой семейке. Повелительница в образе маленькой девочки внушала слишком большой страх, Феликс же выглядел вменяемым ровно до того момента, как впервые открыл рот. Но и с Марго всё оказалось не так просто. Кира была юна, полна амбиций и, как многие новоиспечённые падшие, очень зла на бывших соратников с белыми крыльями. Она хотела доказать себе и остальным, что чего-то стоит. Думала, что уж здесь наконец к ней начнут по-настоящему прислушиваться и относиться как к равной… Да, она всё ещё была бесконечно наивна, сама того не осознавая. И, глядя на идеальную женщину рядом с собой, горела желанием разгадать её, узнать самые сокровенные мысли и чувства. Чтобы потом превзойти её во всём. Стоит ли говорить, что Марго ей этого не позволила. За все последующие годы она так и не увидела в Кире ни достойной напарницы, ни достойной конкурентки. А вот эгоистичную и не видящую дальше своего носа выскочку — которой Кира, как сама признаёт, поначалу и была — разглядела очень хорошо. И изящно, но бескомпромиссно дала понять, где её место. Хладнокровие и неприступность Марго будили в ней ещё большую злобу, которую Кира активно демонстрировала, ведя себя импульсивно и провоцируя конфликты буквально на пустом месте. К моменту, когда она стала догадываться, что за её завистью к Марго на самом деле прячется восхищение, а за враждебностью — желание быть ближе, было уже слишком поздно что-то менять. Отношения были безнадёжно испорчены. Кира продолжила вести себя так же, ведь никаких иллюзий относительно готовности Марго после всего заключить мир и наличия хоть мало-мальского ответного интереса она не питала. А ей нужно было как-то выживать. Но сегодня что-то изменилось. Не в Марго и её отношении — в самой Кире. Она по-прежнему не питает глупых надежд, просто сегодня многое, что прежде казалось первостепенным, утратило свою важность. Что Марго думает о ней, как может отреагировать на правду, захочет ли использовать против неё… Всё это поблекло в тот момент, когда Кира представила свою вечную соперницу мёртвой. Похоже, до сегодняшнего дня она обманывалась не только в том, насколько Марго довольна жизнью, но и в силе собственных чувств. Кира никогда не была храброй и не боролась за саму себя, опускала руки после первого удара, если вообще не падала раньше выстрела; однако теперь её не пугает абсолютно ничто. Если ради того, чтобы защитить Марго, придётся позволить ей втаптывать себя в грязь, пускай. Если нужно будет отдать жизнь — тем более. Не потому что Кира не хочет жить — она, как ни странно, всё ещё хочет. Но оказалось, что это действительно возможно — любить кого-то больше жизни. Оказалось, это могло случиться даже с ней. — И чем мы тут занимаемся? — Феликс материализуется в шаге от неё как раз в тот момент, когда она проговаривает про себя очередную мантру — «если Марго не появится через полчаса, я пойду её искать…» Кира вздрагивает и, почти машинально смахнув со стола листок, взмахом ресниц заставляет его испепелиться. Она привыкла так делать. Страшно представить, сколько издёвок её ждёт, если Феликс хоть раз увидит, как она рисует. Тем временем он пружинящей походкой приближается к роялю и, нетерпеливо побарабанив пальцами по его крышке, оглядывается кругом. — Так, а где же наше маленькое исчадие ада? — Идиот, — равнодушно констатирует Кира. В другое время она бы испугалась, что Агнесса услышит «шутку» и, сделав из Феликса шар для боулинга, не забудет и про неё. Забавно, насколько сейчас ей на это наплевать. — Как дела с той семьёй? — всё-таки спрашивает она, пока Феликс пытается улечься на диване как можно удобнее. Ей совсем не хочется вызывать подозрений и дожидаться новых вопросов от него. — Ужасно. — Наконец бросив свои попытки найти идеальное положение, он садится и скорбно сдвигает брови. А затем расплывается в ухмылке, ни капли не удивляя этим Киру. — Блестяще. Брат спустил курок, сестра в прострации, а у папаши весь мир рухнул. Маша села в лужу, не смогла достучаться до их чёрствых сердец… — Феликс тяжко вздыхает, изображая грусть, но нотки разочарования в его голосе кажутся вполне искренними. Видимо, расстроен такой предсказуемой развязкой. — Между прочим, обрати внимание, я сделал всю работу за нас двоих, пока ты тут прохлаждалась. — Чушь. У меня было своё задание. — Это то, которое осталось с прошлой недели? — со смешком осведомляется Феликс. Кира не спорит, и он веселеет ещё больше. — И как успехи? — Никак, — она пожимает плечами и вяло огрызается: — Отвали. — Не отвалю, — миролюбиво отвечает Феликс, наклонив голову. Кира переводит на него мрачный угрожающий взгляд и смотрит так несколько долгих секунд. — Ну ладно, отвалю, — он в шутку поднимает руки, будто показывая, что не ищет неприятностей. — Кстати, а где Марго? С самого утра не её не видел. Хотела бы я это знать… — Понятия не имею, — ледяным тоном отрезает она вслух. — Я за ней не слежу. — Ага, — неопределённо хмыкает Феликс и, потягиваясь, встаёт с дивана. — Пойду я, пожалуй, раз собрания всё равно не предвидится. Не скучай! Кира задумчиво смотрит вслед напарнику, который вопреки обыкновению сегодня вёл себя едва ли не мило. И это его «ага»… Она отлично знает, что при всём своём шутовском поведении Феликс не только хитёр как чёрт, но и весьма умён. Иногда ей кажется, что он давно догадался о её истинном отношении к их «родственнице». Против этого свидетельствует лишь тот факт, что Феликс ни разу не сказал ничего напрямую. Всё-таки беречь чужие чувства совсем не в его стиле. А ведь он прав, ждать Агнессу, наверное, уже нет смысла. Хотя для неё это ничего не меняет, потому что она будет сидеть здесь до тех пор, пока не вернётся Марго. Марго. Агнесса. Их обеих нет. От внезапно вспыхнувшей догадки у Киры внутри нехорошо сжимается. Она так увлеклась своими мыслями, что ей и в голову не пришло, что отсутствие повелительницы может быть напрямую связано с Марго. Что, если они сейчас находятся в одном и том же месте? Вдруг пока она сидит здесь, занимаясь самокопанием, Агнесса демонстрирует Марго, что недовольна ею, теми способами, которые больше всего любит использовать? Кире не понаслышке известно, как хорошо их «хозяйка» умеет находить болевые точки и прицельно бить именно по ним. Марго и так плохо, а это может стать последней каплей… Какая она идиотка, что всё это время просто сидела и ждала! То ли из-за страха, то ли от злости на себя у неё начинают пылать щёки. Руки трясутся так, будто она не демон-каратель, а вшивый человечишко, за которым гонятся адские псы. Кира чётко понимает, что, во-первых, нужно срочно делать хоть что-нибудь и, во-вторых, она вот-вот начнёт рыдать. Но чтобы ей удалось первое, нельзя допускать второго: слёзы надолго выбивают её из колеи. Поэтому она старается глубоко дышать и нарочно впивается ногтями в ладони, используя боль как источник сил. Соберись, не смей выходить из строя сейчас. И включи свой чёртов мозг. Это приносит свой результат: рыдания отступают, частично возвращая ей способность мыслить. Однако Киру почти сразу отвлекает новое ощущение, и на сей раз это тошнота, контролировать которую не менее сложно, чем истерику. Она с досадой сжимает челюсть, пытаясь осторожно дышать через нос. Вдох… Выдох. Похоже, тело вознамерилось выплеснуть напряжение если не через слёзы, то другим, не менее отвратительным способом. У неё никогда не было склонности к тошноте из-за переизбытка эмоций, но, очевидно, сегодня она сорвала джекпот. Немного продышавшись, Кира заставляет себя встать и на нетвёрдых ногах плетётся в ванную, где до предела выкручивает кран. Ледяная вода приводит в чувства не хуже крепкой пощёчины. Она умывает руки, лицо, а потом неожиданно для себя самой наклоняется и начинает пить прямо из-под крана, глотая воду с жадностью собаки, которую не поили три дня. К счастью, вместе с относительным успокоением к ней начинают приходить и вполне дельные мысли. Она ведь может сама позвать Агнессу. И та наверняка скоро явится — ещё более злобная, чем обычно, но кого сейчас это волнует? По понятным причинам никто из них не обращается к повелительнице без серьёзного повода, и той, разумеется, об этом известно. Решено: именно так она и поступит. Ничего лучше за короткое время ей всё равно не придумать. Но когда Кира немеющими пальцами закрывает кран и, преисполненная решимости, поднимает голову, в зеркале отражается уже не она одна. Больше не нужно никого звать. Сердце пропускает целую серию ударов за раз. «Пришла…»