Дар свыше

В день, когда это случилось, стоял невыносимо холодный январь. Никто уже и не помнит, какой был год и век, какими были голоса и как звучали запахи. Это было давно. Так давно, что кажется наваждением. Маленькая, глухая деревня. Домишко, окруженный лесным массивом и соседями-близнецами, кривыми и косыми как на подбор. Ветер завывал песню, такую, какими обычно пугали непослушных детей. Начинал глухо, протяжно, а продолжал резкими рывками и будто пытался что-то сказать. Его слышали все, но не слушал никто. Кроме нее. Маленькая, совсем крохотная, нескольких лет от роду, она прижималась ладошками к замерзшему стеклу, покрытому узорами. Она уже знала, о чем поет ветер. Она уже была готова. Просто сознание человека, тем более такого крошечного, не может вместить в себя настолько большие мысли. И она просто слушала. Слушала и ждала. Никто не может рассказать, что случилось в ту ночь взаправду. То ли ветер обернулся волчьей стаей и накинулся на все, что излучало тепло и запахи. То ли крыши домишек-близнецов устали от затяжного воя и дружно обрушились на хозяев. Она помнила лишь одно. Вспышку, после которой стала взрослее. — Пойдем со мной, дитя — вспышка оказалась живой. Живой, говорящей и теплой. Она пахла молоком и летом, нагретым солнцем прудом и кошачьими лапами. Она тянула руку. — Куда? — прорезался тонкий детский голосок, совсем не знавший страха — Домой. И она пошла за ним. Пошла на свет, на запах молока, на шум теплого пруда — свернулась калачиком на большой светлой ладони и уснула. И больше никогда не слышала вой ветра и не чувствовала холода. Она ушла с ним. Дар — Вставай, матрешка — слишком бодрый для такой рани голос ударил по ушам. Это какой-то кошмар! Беспредел! Полнейшее неуважение! — Ты издеваешься, Сон? Ты можешь хотя бы раз не испакостить мне все утро?! — девушка ненавидела, когда ее будили. Особенно так вероломно, как делал это он. Он — ее единственный родной человек в этом мире. И во всех других мирах тоже. Он ей не брат, не друг, не возлюбленный. Он больше, чем все это вместе взятое и меньше, чем каждый в отдельности. Сон был для нее всем. — Ты же знаешь, как я люблю эту иронию! — на лице парня сияла до тошноты самодовольная ухмылка — Сон отбирает сон! Умора! — Тоже мне, каламбур — протянула она и захныкала, утыкаясь в подушку — ты настолько ужасен, что даже представить не можешь, как мне хочется тебя придушить! — Могу. Но ты меня любишь. И не придушишь. Поэтому я буду продолжать делать это каждое утро — парнишка сиял от того, что может вызвать у нее настолько яркие чувства. Пусть и не самые светлые. Зато какие искренние! — Если только однажды ты не проснешься, а меня уже здесь не будет! — будто бы слишком холодно процедила девушка. Это удар ниже всех поясов мира. — Не говори так, Дар. Ты же знаешь.. — эмоция на лице Сна резко обрела негативную окраску, а лицо скривилось, будто он увидел что-то невообразимо жуткое — Знаешь, что так нельзя. — Знаю. А ты знаешь, что я ненавижу, когда меня будят! Она хотела было продолжить спор и свести все сказанное в нелепую шутку, но настроение было испорчено у обоих. Весь следующий день эти двое провели в молчаливом страхе, окруженные белыми стенами, лежа на соседних койках. Что-то было не так и оба это понимали. Их услышали. А на следующее утро девушка проснулась не от расталкиваний Сна, а от обжигающих солнечных лучей на бледной коже. — Ну вот, дал наконец-то выспаться! Хотя можно было и не терпеть моё сопение до обеда. Сон, ты.. — она обернулась по сторонам, не понимая, почему не слышит в ответ ни усмешек, ни подколов. Ничего. Подумала, что он просто обиделся и куда-то спрятался, но в их белой комнате такой возможности не было. Она разглядела каждый угол, каждую щель, пока с ужасом не поняла — в палате осталась только одна койка. Одна койка, одно окно, одна пара тапочек и одна зубная щетка на умывальнике. И она, она тоже была одна. Их услышали. А тот, кто слушает — не понимает шуток и не обладает никаким чувством юмора. Она еще долго кричала, выла, звала его и засыпала на белом кафеле, залитая слезами. В одну из тех ночей она впервые за многие годы снова услышала вой Ветра. Сначала тихо и протяжно, почти шепотом. Потом резко, пугающими рывками и грубыми фразами. Больше всего ей хотелось, чтобы Сон ее разбудил, защекотал до боли в ребрах и никогда, никогда и никуда больше от нее не уходил. Но их услышали. И мир перевернулся.