***
Стол накрыт, и вся королевская семья собралась за ним этим восхитительным вечером. Не радует своими переливами фарфоровый сервиз, вместо него спутниками застолья являются простые керамические тарелки. Не пленят своим ярким блеском драгоценности, зато вместо них сияют радостные улыбки. Вопреки отсутствию дорогих шелков, королевская семья Подземелья счастливее любой другой королевской семьи на поверхности. А причина тому крайне проста: любовь монстров не сковывается формальностями. Этикет – гость, которого не ждут даже за королевским семейным столом. Второй нежеланный гость на любом празднике – отрицательные эмоции. Их по праву можно назвать жуткими собственниками, потому как в спутники до самого конца выбирают лишь одного человека и не позволяют тому слиться с общим весельем. Несчастному ничего больше не остаётся, кроме как смириться с этим и в тяжком унынии провести время в одиночестве, пока другие гости безудержно смеются. На этот раз жертвой второго незваного гостя стала Чара. Взгляд тревожно прожигает ненавистный всей душой пирог. В напряжённом теле нет и намёка на радость от времяпровождения с новой семьёй. Лишь беспокойство и злоба на саму себя от непонимания собственной тревоги. Азгор отделил от порции очередной внушительный кусок и с протяжным мычанием удовольствия отправил его в рот. – Ммм, дети, это чудесно! Не хуже пирогов, которые готовит Тори. Мордочка Азриэля горделиво просияла, Ториэль со смущённой улыбкой отвела взгляд. – Хм, только... – Продолжил он, чавкая, даже и не думая считаться с какими-либо нормами королевского этикета. – Только вот привкус горьковатый. Но это совсем не мешает королю взять с противня ещё один кусок пирога. Ториэль настороженно отделила чайной ложечкой кусочек от своей порции и принялась его рассматривать. – Горьковатый привкус?.. Дети, что вы такого туда добавили? Если делать всё по рецепту, то его быть не должно. Азриэль беспечно пожал плечами, в то время как Чара сжалась под давлением нарастающей тревоги. В животе почувствовалась невыносимая тяжесть, картинка перед глазами на одно мгновение расплылась. Голова закружилась, Дримурр поставила локоть на стол, и устало помассировала висок. – Не знаю, может, в духовке передержали? – Предположил Азриэль и взял вилку. Зубчики вонзились в мягкую начинку. Достигнув дна тарелки, металл звякнул о керамику. Звон врезался в барабанные перепонки, точно кувалда ударила о наковальню. В то же время Ториэль уже поднесла ложку ко рту. – С-стойте! – Прикрикнула Чара, внезапно для себя вскочив со стула. Озадаченные взгляды в тот же миг обратились к ней. Под их напором Чара нервно поправила слипшуюся от пота чёлку. – Дитя, что-то случилось? У тебя такое бледное лицо... Хочешь, я проведу тебя до твоей комнаты? – Обеспокоилась Ториэль. – Если что, я тоже могу проводить, мне несложно, – добавил Азриэль. – А я потом могу принести для тебя чашечку ароматного чая, ты только попроси, – улыбнулся Азгор. – Нет! – Замахала она рукой. – Нет, не надо! Со мной всё хорошо, правда. Просто я... Мысленно она хлопнула ладонью по лбу. «Молодец, идиотка! И что ты теперь скажешь? Ты вообще сама хоть поняла, для чего вскочила?» Взгляд лихорадочно перебегает с одного члена семьи на другого. Пряжа свитера стала невыносимо колючей. Ворот сдавил горло. – Просто я... «Думай, тупица, думай!» На кухне загудел холодильник. – Просто я хотела посмотреть на ваши семейные фотографии! Я видела на холодильнике несколько! Может, у вас ещё есть? «Семейные фотографии? Серьёзно, Чара? Ничего лучше не могла придумать?» Ториэль по-доброму засмеялась и к счастью для Чары отложила ложку. Стул, отодвигаясь, неприятно скрипнул о паркет. – Конечно, дитя, я сейчас принесу альбом. И необязательно было для этого вскакивать со стула. Присаживайся, хорошо? Вдруг голова закружится, – не в силах сдержать улыбку, сказала Ториэль. Проходя мимо, Ториэль лёгким движением погладила принцессу по макушке. Вместе с облегчённым выдохом Чара уселась на место. Но всякое спокойствие, едва успев вернуться, вновь устремилось в дальний полёт. – Азриэль, стой! Не ешь! Давай подождём маму? Монстрёнок замер с вилкой у рта, но вскоре его голова склонилась в замешательстве. – Чара, с тобой точно всё хорошо? «Пожалуйста, брось ты эту вилку, Азриэль! Не заставляй меня этого делать, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...» – И правда, Чара. Говорят, чай расслабляет, сделай пару глотков, – вмешался в их диалог Азгор и сдержал внезапно подступивший порыв кашля. Но порыв не прошёл мимо Чары, он ударил, точно хлыстом. Усмирив подступившую панику, Дримурр начала сверлить взглядом Азриэля. Монстрёнок растерянно опустил вилку, но так и не выпустил её из лапы. Чтобы угроза не дошла до ушей Азгора, губы принцессы чётко очертили всего два слова: «Брось. Сейчас». Вместе с немым приказом в радужке алых глаз сурово заиграл огненный блеск. Хмурые брови явственно дают знать, чем будет чревато непослушание. Едва заметно поджав уши, Азриэль положил вилку и отодвинул от себя тарелку. Вместе с этим девочку охватило облегчение. – Я что-то не голоден... Пойду в свою комнату, – пробубнил Азриэль, вставая из-за стола. «Прости, прости!.. Я обязательно перед тобой извинюсь, буду на коленях прощения молить, но сейчас я просто пытаюсь...» Поток мыслей прервался образом сотканного из пара черепа. Нет, Чара никогда не верила в суеверия, но снизошедшая на отчаявшуюся душу надежда изменила всё. Монстры – один из немногих, и потому ценных подарков судьбы. Они смогли очистить сердце от ненависти и пролить свет на затянутое мглой будущее. Единственный и последний лучик света. Единственная и последняя надежда. Именно на ней, как на тонком волоске, висит Чара над бездонной пропастью. Лишнее движение, один неосторожный вздох – и та окажется на дне. И тогда, падая в холодные объятия того туманного силуэта, останется лишь наблюдать, как меркнет за горизонтом последний проблеск солнца. Белоснежный оскал теперь из раза в раз будет являться в ночных кошмарах. Аквамариновые переливы вязкой субстанции никогда не покинут мыслей. Ни за что не забудет тело той раздирающей боли от потери души. Только больная фантазия несчастного ребёнка может придумать столь жестокое чудовище. Маленький творец в ужасе дрожит перед плодом собственной ненависти и страхов. До чего же страшно слепо жить только ими. Но когда они – единственные маяки, то ничего другого и не остаётся. Мозг сыграл злую шутку, подарив былой ненависти воплощение в лице чудовища. И если оно вновь предстанет перед Чарой во всём своём кошмарном обличии, то это будет значить бесповоротный конец всего. Если ненависть вновь захлестнёт с головой, то её безумный шквал не позволит вернуться назад к свету. Но Чара сможет этого избежать, если будет внимательной. Если досконально просчитать малейший шаг, то этого не случится. И девочка отчаянно готова пойти даже на веру в суеверия, лишь бы только не позволить последнему шансу ускользнуть. Ещё не всё потеряно, всё лишь в её руках. Фигура Азриэля тоскливо проплыла мимо воротившейся с альбомом Ториэль. Чару хлестнула вина, но призрачная боль от удара утихла, стоило только взглянуть на целый кусок пирога в тарелке напротив. «Прости, Азриэль. Так нужно...» Короткий кашель Азгора выдернул из размышлений. По спине разошлась орда ледяных мурашек. – Азриэль, ты куда? Разве не хочешь показать Чаре фотографии? – Спросила Ториэль вслед Азриэлю. Он замедлил шаг и помотал головой. – Нет, спасибо, мам... Я что-то нехорошо себя чувствую. – Вот как... Давай-ка тогда... Звон упавшей на пол вилки, заставивший сердце сжаться. Каждый новый порыв изнурительного кашля беспощадно ударяет по ушам. Испуганный вздох мамы пробрал до самых костей. Альбом ударился о пол, в один миг став ненужным. Азриэль, с беспомощным ужасом в глазах, бросился к папе мимо брошенных фотографий. – Азгор! Гори, дорогой, что случилось? Тебе плохо? Скорее, я отведу тебя в комнату! Ториэль закинула тяжёлую лапу любимого себе на плечо. Сквозь тяжкий груз, сжав челюсти, она потянула Азгора. Попытка поднять его не увенчалась успехом: вместе с очередным диким приступом кашля Азгор упал обратно на стул, тот жалобно затрещал. Отбивая ритм по груди одной лапой, второй он опёрся о стол, но та соскользнула и задела тарелку. Осколки разлетелись по полу. – Гори, милый, вставай, пожалуйста! – Дрожащим голосом взмолилась Ториэль. И игнорируя всякую тяжесть, она вновь взяла Азгора под руку и одним рывком заставила того встать. Стул пошатнулся и с грохотом упал, объявляя о бесповоротном конце застолья. Лишь Чара осталась сидеть на месте, стеклянными глазами прожигая одну точку перед собой, и за всё время ни единая тень эмоций не проскользнула на бледном лице. Всё рухнуло внезапно, всего за одно кроткое мгновение. Раздирающий кашель всё удаляется, а за ним, будто призрак, следует плач Азриэля. – Мама, с папой всё будет хорошо? – Раздался вдали заплаканный голосок. – Азриэль, открой дверь в комнату, живо! – Прозвучал в ответ не терпящий возражений приказ. Желание пойти вслед за ними так и оставалось лишь желанием. Тело точно стало каменным. Кости, вены, мышцы и капилляры – всё это пустило корни в спинку и сидение стула. Чара не может найти в себе силы взглянуть на мучащегося от кашля папу, боится смотреть в глаза собственной вине. Она могла это остановить, если бы только проявила чуть больше внимательности, если бы только просчитала наперёд все возможные варианты... А ведь череп предупреждал, чем закончится счастливое поначалу чаепитие. Прояви она немного больше решимости... В сторону кухни послышались спешные шаги. Ториэль пролетела мимо Чары на кухню. Поток воздуха всколыхнул пряди каштановой чёлки. Азриэль стоит у входа в гостиную, не смея оторвать взгляд от пола. На самом деле, Чара ни в чём не виновата. Она не имеет к этому никакого отношения. Если так подумать, то исход можно было предугадать. Всё идёт по заданному сценарию, как в книге. А сама Чара – лишь персонаж. Ничего этого не существует на самом деле. Доказательство тому найти несложно: что бы Чара ни делала, а всё сводится к одному и тому же – она всегда остаётся виноватой. Всегда вокруг неё крутятся одни неприятности. Этот мир имеет лишь чёрные и белые цвета, здесь нет серой морали. Чёткое разделение на «хороших» и «плохих» бывает только в книгах. А это значит, что девочка не в силах повлиять на свою судьбу, ведь всё идёт по сценарию. Всё уже давно предрешено. Остаётся лишь смиренно принять отведённую роль злодея. Скрипнул стул. Монстрёнок вздрогнул от неожиданности и обратил заплаканный взгляд на решительно надвигающуюся Чару. Она схватила Азриэля за рукав и потянула его на кухню. – Чара, я не хочу идти туда! Отпусти! Пожалуйста! – Начал вырываться монстрёнок. Но Чара не слушала. Если уж и играть роль злодея, то отдаться ей она собирается целиком и полностью. Это единственное, что получатся без всякого труда. – Пошли! – Рявкнула девочка и дёрнула Азриэля за рукав. Он послушался, став тряпичной куклой в руках сестры. Но тихим эхом раздалась из глубин подсознания краткая мысль: «Прости, Азриэль... Рядом с тобой мне будет спокойнее и легче взглянуть в глаза ответственности. Мне жаль» Ториэль со стуком поставила синюю банку на столешницу, а красную показала детям. Лапа дрожала, от чего и без того кривые буквы теперь прочитать было совершенно невозможно. – Вы добавляли это в пирог?! – Истерично завопила Ториэль. Первым глаза в пол опустил Азриэль. За ним машинально повторила Чара, не до конца осознавая смысл этого действия. Оно с самого детства вошло в привычку, как способ показать своё раскаяние и не нарваться на ещё большие проблемы. – Я спрашиваю ещё раз: вы добавляли ЭТО в пирог?! – Срываясь на рыдания, повторила Ториэль свой вопрос. Азриэль еле заметно кивнул. Из-под поникшей головы раздались всхлипы. Монстрёнок вытер нос рукавом. «Слабак и тупица», – подумала Чара, но быстро себя осекла. Нет, она не позволит себе думать такое об Азриэле. Ториэль в ужасе прикрыла рот лапой. Её зрачки расширились, и это было похоже на расползшееся пятно нефти по лазурному озеру. Ступор прошёл так же быстро, как и нагрянул. Ториэль отбросила банку и принялась в спешке искать нужные лекарства. Банка повалилась на бок и покатилась по столешнице. Ненужные лекарства пачками оказывались на полу. Раздражающие всхлипы доносятся под ухом. Звуки бьются внутри черепной коробки, раскатывая мозги в лепёшку. Челюсти напряглись в непреодолимом желании разорвать что-нибудь зубами, ладони сжались в кулаки. – В этой банке масло из лютиков! – Спешно пояснила Ториэль, собирая в охапку горсть лекарств. – В книге же всё написано, дети! Почему вы не прочитали?! Чара вымученно вздохнула и закатила глаза. – Да курица без лап и то лучше пишет, как я могла разобрать эти закорючки? Ториэль не обратила внимания на саркастичное замечание. Рукав свитера ненавязчиво натянулся. – Чара... – Тихо обратился к сестре Азриэль. Она перевела взгляд на монстрёнка. Зелёные, блестящие от слёз глаза, молча спрашивают: «Неужели ты не боишься за папу?». Немой вопрос обезоружил, оставил девочку без всякой защиты. Потеряв маску непоколебимости, пришлось встретиться с горькой правдой: это всё происходит на самом деле. Никто не повинен в невнимательности Чары, кроме неё самой. Это по её вине над Азгором навис серп смерти. Приготовить пирог – её идея. Безответственность к готовке – лишь её вина. Чара боится. Боится за чужую жизнь, как никогда. Желание порадовать близких сердцу монстров обернулось катастрофой. Всё, до чего бы ни дотронулась рука, оборачивается в прах. Как же наивно было полагать, что судьба снизошла до милости. Нет, она позволила девочке сбежать от людей не для того, чтобы та обрела счастье. Пусть Чара ушла от тьмы с поверхности, но тьма не покинет её душу никогда. Последняя надежда была дарована судьбой лишь для того, чтобы девочка загубила её своими же руками. Ряд неудач, сопровождающий Чару всю недолгую жизнь, не может быть простым совпадением. Судьба существует. Она возвышается над маленькими людишками настолько высоко, что те не смогут разглядеть её за полотном густых облаков, даже если соизволят поднять головы к небу. Зато судьбе облака не мешают дёргать жизни людей за ниточки. Всё предрешено. Чара обрела несчастье быть изгоем в глазах невидимого судьи. Нет смысла гадать, чем она это заслужила, ведь будущее уже ничто не изменит. Это подобно отказавшей в управлении машине: что ни делай, а конец поездки предельно очевиден. Всё предрешено. Нет никакого смысла держаться за маски в жалких попытках выстоять перед волей судьбы. Остаётся лишь в тяжёлой тишине ожидать финального удара молотка, который поставит точку в трагичной истории. – Я боюсь, Азриэль... Азриэль не успел дать ответ. Ториэль промчалась мимо детей, обронив по пути коробочку с лекарствами. Монстрёнок подхватил её и побежал вслед за мамой. – Хватит мешаться под ногами, Азриэль! Живо зови медиков! – Донёсся из холла непривычно строгий голос Ториэль. – Х-хорошо, я уже иду! Хлопок входной двери ударил по ушам. Проклятая банка с отравой не позволяет отвести от себя взгляд. Глухим эхом раздаётся беззаботный смех Азриэля и Чары. Призраки прошлого даже не подозревают, что их ждёт в недалёком будущем. Время – лучший друг, когда твоя жизнь тебе подвластна, и худший – когда ты плывёшь по течению судьбы. Время неустанно идёт, часы неизменно тикают, а счастье продолжает утекать, как сквозь пальцы песок. Со стороны плиты раздался глухой «дзынь», оповещающий о готовности пирога. – Стой-стой, подожди! Без меня не доставай, ладно? Я сейчас, только умоюсь! Над пирогом клубится ароматный пар. Призрачный запах ирисок, сливок и корицы заполнил своим танцем вкусов всю кухню. Чара из печального настоящего прошептала послание в счастливое прошлое: – Пирог нужно было выбросить... И с этим шёпотом клубы пара в завораживающем вальсе сплелись между собой в смутную фигуру черепа.***
– Простите, дети, но мне придётся вас наказать. Рёв брата режет по ушам, но Чара не спешит винить его за слёзы. Если кто и заслуживает обвинений, так это лишь она. Когда нет возможности перечить воле судьбы – остаётся лишь смеяться над безвыходностью положения. Боль требует выхода, слёзы стремятся омыть все обиды, чтобы облегчить душу. Но в облегчении нет никакого смысла, когда твоя жизнь тебе не принадлежит. Наоборот, нужно стремиться к скорейшей смерти от накопленного горя, лишь бы страдания закончились как можно скорее. Пока Азриэль плакал под строгим взглядом Ториэль, Чара безудержно смеялась. Чтобы не дать слезам выхода, она их осмеивала, ведь тогда смерть от накопленного горя станет на шаг ближе. Монстры, не заслуживающие печального конца, вместе со смертью Чары обретут счастье. Пока Азриэль плакал, Чара смеялась. Смеялась, смеялась, и смеялась...***
Она не смеет выходить из комнаты вот уже как второй час после воспитательных бесед над ней и Азриэлем. Одиноко сидящую на кровати девочку нещадно гложет вина. Говорят, смех продлевает жизнь, но с этим утверждением Чара ни капли не согласна. В её случае смех забрал последние силы а взамен оставил новый повод для ненависти к себе. «Что, опять сопли распустила, да? Лучше бы ты умерла. Лучше бы они тебя не спасали. Ты такая идиотка, раз поверила, что действительно заслуживаешь быть счастливой», – без продыха тараторит внутренний голос. Слушая заслуженные обвинения, и не отрывая взгляда от точки перед собой, девочка поджала колени. Ручка двери ненавязчиво повернулась, в комнату впервые за пару часов ворвался поток свежего воздуха. – Как там папа? – Сухо спросила Дримурр, не сдвинувшись с места. – Он спит... Мама тоже уснула. – Врачи что сказали? – Вообще-то, мама запретила мне находиться там, но я подслушал разговор врачей и... – Кончай резину тянуть. Я задала чёткий вопрос. – Папе очень плохо... Он может... – Азриэль побоялся заканчивать фразу, будто тогда печальный исход событий точно станет неминуем. Чара грустно усмехнулась и смиренно кивнула своим мыслям, будто получила чему-то очередное подтверждение. – Ясно. Чего в проходе стоишь? Заходи. Понимая, что сестра находится не в лучшем расположении духа, Азриэль замялся и опустил взгляд в пол. – Азриэль, не раздражай меня, а. Я сказала, заходи. Быстро. Дверь робко щёлкнула, будто любой громкий звук мог послужить началом катастрофы. Азриэль, перебирая в лапах подол свитера, остался стоять около двери, боясь издать лишний шум. Чара с отвращением оглядела с головы до ног, нет, не Азриэля, а прошлую версию себя, которую видела на его месте. Такую же жалкую и слабую, до сих пор ненавистную всей душой. Если бы эта слабачка проявила хоть каплю решимости в нужные моменты, то сейчас ничего этого не было бы. И пусть с этим Чара сделать ничего не может, но она может сберечь Азриэля от такой же участи. На поверхности всегда действовало, действует, и будет действовать лишь одно правило: убей или будешь убит. Только на костях ближних можно построить свою жизнь. Но если замешкать на секунду, то уже ты станешь фундаментом для чужого будущего. Чара была послана с поверхности в Подземелье самой судьбой. Сама судьба распорядилась так, что ребёнку, выращенному в жестокости, суждено поставить точку в беззаботном существовании монстров. Против капризов невидимого судьи Чара пойти не в силах. Но девочка может научить монстров закону, которому следуют все люди, ведь тогда хотя бы некоторые из них смогут спастись. «И поверить сложно. Как ты дошла до этого? Ты серьёзно хочешь загубить их собственными руками? Они не заслуживают того, чтобы стать такими же, как те твари с поверхности» «Так распорядилась не я. Я не буду винить монстров, если они станут такими же, как люди, потому что я точно знаю: они не виноваты в этом. Всё предрешено, я ничего не могу сделать», – мысленно ответила Чара самой себе. – Хочешь, я закончу ту фразу за тебя? Азриэль обратил непонимающий взгляд на сестру. – Азгору очень плохо. Он может умереть. И он умрёт. Монстрёнок в ту же секунду сорвался на безудержные рыдания. Не в силах выдержать его несчастного вида, девочка резко отвернулась и закрыла глаза. Сердце обливается кровью с каждым новым воем. «Прости. Так нужно... Сила взращивается болью. Только так у вас будет хоть какой-то шанс... Мне жаль, что с моим приходом вам приходится страдать. Но это всё предрешено. Прости, прости, прости...» – Не надо так говорить! Почему, Чара?! Скажи, что ты так не думаешь, пожалуйста! – Сквозь безудержный рёв взмолился Азриэль, согнувшись пополам и прикрыв рот лапой. – Я так не думаю. Я это знаю. Всё предрешено. Отчаянные рыдания с последней фразой стали подобны диким воплям раненного животного. Монстрёнок замотал головой и закрыл уши лапами. – Это правда. – Нет! Ты не можешь этого знать, хватит говорить такое, пожалуйста! – Взревел Азриэль в ответ. Девочка со злым рыком вскочила. – Прекращай ныть, плакса! Ты думаешь, мне приятно это осознавать?! Почему ты не можешь принять это, как приняла я?! Я живу с этим всю жизнь, и ты привыкай! Всё предрешено, никто не в силах ничего изменить, я для тебя же это делаю! Азриэль схватился за ручку и резко распахнул дверь. Не успев сделать и шага, он врезался в Ториэль, но сразу же убежал, как только та отшатнулась. Входная дверь дома распахнулась и захлопнулась. На мгновение стало непривычно тихо. – Чара Дримурр! Что это я только что слышала?! Тебе следует сейчас же извиниться перед Азриэлем! – Возмутилась Ториэль, повернувшись к девочке. – Я не Дримурр. Она плюхнулась на кровать. Отползла к самому углу и с головой укрылась одеялом, хотя ни для какого ребёнка не секрет, что от чудищ с ремнями оно не спасёт. Однако если сейчас пряжка блеснёт над головой, то на этот раз наказание будет заслуженным. – Если будешь ремнём бить, то бей по спине, мне там больнее всего, – глухо донеслось из-под одеяла. Ториэль ахнула в ужасе. Столь пугающие слова, льющиеся из уст маленького ребёнка, в мгновение усмирили пыл всякой злости. Кровать рядом с Чарой просела. Ториэль осторожно положила лапу на спину девочки, сжавшийся под одеялом комочек вздрогнул. – Тише, дитя... Всё хорошо, тебе ничего не угрожает. Что же там, на поверхности, происходит, раз ты говоришь о таких ужасах, милая?.. – То, что скоро будет происходить и тут. – Не понимаю, дитя... – Зря вы меня спасли. Лучше бы оставили дохнуть на тех цветах, и ничего этого не было бы. Но сейчас уже ничего не поменять. Вокруг меня всегда одни неприятности, вы не должны были... вы не заслуживаете... Под одеялом раздался протяжный всхлип. Ториэль взялась за край одеяла и легонько потянула, но Чара не позволила раскрыть его. – Нет! Не смотри на меня! Уходи! Пожалуйста... – Я не могу смотреть на то, как тебе плохо... Неприятности случаются, но, знаешь, если мы будем держаться вместе... – Я сказала, нет! Уйди! Я не хочу делать вам больно! Ториэль предприняла ещё одну ненавязчивую попытку стянуть с девочки одеяло. В ответ на это прилетел яростный пинок. – Что непонятного я сказала?! – Воскликнула Чара, раздражённо скинув с себя покрывало. Надеясь найти в глазах Ториэль хотя бы крупицу отвращения к себе, Чара нашла в них бесконечные океаны сострадания. Попытка оттолкнуть от себя Ториэль не увенчалась успехом. Как раньше не замечала она эту безоговорочную любовь и поддержку? Почему так боялась их потерять, если невозможно потерять то, что не имеет границ? Несмотря ни на что Чара остаётся любимой. Несмотря ни на что они будут рядом, будут дарить любовь паразиту, вместе с тем страдая от его рук. Всё предрешено. «Когда-нибудь их доброта выйдет им боком. Единственное, что тебе остаётся – сидеть в четырёх стенах и не высовываться. Нет тебя – нет проблем» – Прости. Я хотела бы побыть одна. Пожалуйста, – Чара сдержала порыв назвать Ториэль мамой. – Хорошо, моя маленькая Дримурр... Ториэль встала и намеренно не спеша направилась к выходу, желая побыть с Чарой на пару мгновений дольше. У двери она задержалась и бросила прощальный взгляд, полный печали и сострадания. – Я не Дримурр, – последнее, что услышала Ториэль, прежде чем оставить Чару в одиночестве. Дверь закрылась, отрезав Чару от всего остального мира. Со стены сорвался рисунок. Плавно и легко, подобно бабочке, он приземлился на колени. С него на девочку смотрит счастливая семья Дримурр. Из пещеры выходят монстры, и одурманенные свободой, толпой они шествуют в необъятную пустоту. На чистом ночном небе горят звёзды, но Луны в видении художника не существует. Рисунок похож на блеклую картинку из сладкого сна, прогнанного звоном будильника: есть общий образ, но детали стремительно ускользают, и так до тех пор, пока не останется лишь пустое знание о волшебном сне. Художник явно не имеет представлений о мире, который нарисовал, и оттого складывается ощущение несбыточности его мечты. Но вопреки этому, кривая подпись восковым мелком гласит: «Мечты сбываются». Жёлтый лепесток лютика, точно пёрышко, легко опустился на рисунок и закрыл собой часть надписи. Чара оглянулась, но не нашла ни одной вазы с цветами.