Кто-то нагло дёргает за плечо в попытках разбудить.
– Чара! Чара, пожалуйста! Проснись! – Плаксиво молит детский голосок, доносящийся, будто из-под воды.
Пробормотав что-то невнятное, Чара грубо оттолкнула назойливую руку. Возник вопрос, почему рука покрыта шерстью, но сонное сознание решило оставить его без ответа.
– Чара... Ты снова говорила во сне эти жуткие слова...
Тяжёлые веки не без труда разлепились и явили калейдоскоп размытых пятен. Но стоило несколько раз моргнуть, и картинка приобрела чёткость.
При виде заплаканной мордочки монстрёнка вспыхнуло раздражение. Белая шёрстка под его покрасневшими глазами слиплась от слёз. Мохнатые лапы встревоженно теребят подол зелёного свитера в жёлтую полоску, по каким-то причинам эта картина пробудила чувство дежавю.
– Хватит реветь! Ты же знаешь, я не люблю это! – Поёжившись от лёгкого отвращения, упрекнула девочка.
– Знаю, я просто... Я просто рад, что с тобой всё хорошо, – он улыбнулся и шмыгнул носом.
Ожидая от монстрёнка услышать в ответ такие же недовольные упрёки, Чара застыла в недоумении. Реальность разбежалась с привычной картиной мира по разным дорожкам, это вызвало странные ощущения.
На одно короткое мгновение окружающий мир стал плоским, растерял всю свою многомерность. Кажется, что если ухватиться за воздух и резко потянуть вниз, то можно будет услышать звук рвущейся бумаги.
Чувство дезориентации охватило леденящей и стремительной лавиной. Но на смену краткому приступу ужаса пришла бессознательная злость от непонимания своих собственных ощущений.
Глаза напомнили о себе внезапной болью, Чара устало потёрла их. Оказывается, за всё это время девочка ни разу не моргнула.
– Азраи... Азриэль. Можешь принести мне воды? – Подумав секунду, она добавила: – Пожалуйста.
Азриэль кивнул.
– Конечно! Подожди немного, я скоро!
И забыв обо всём на свете, Азриэль поспешил к выходу из комнаты. Удивительно, насколько быстро сменилось его настроение.
Чара предприняла осторожные попытки сесть, спустя несколько неудач это удалось. Рука под бинтом неистово чешется, а в венах точно копошится колония муравьёв. Вся рука, начиная от кончиков пальцев и заканчивая плечом, кажется невесомой, будто кости и мышцы состоят из одного лишь воздуха.
Это побочные эффекты лечения магией. Оно в разы эффективнее всяких способов лечения, доступных человеку. За те три дня, которые Чара пробыла в Подземелье, она уже почти выздоровела. Не сказать, что девочка рада этому, она всё же предпочла бы умереть, но и не сказать, что сильно расстроена, ведь можно было ожидать от монстров и худшего.
За эти три дня живущие в Подземелье монстры показали себя лишь с лучшей стороны, но всё ещё впереди. Чара не так много монстров видела, чтобы судить. Лишь королевскую семью и нескольких врачей. Возможно, в будущем она возненавидит жителей Подземелья так же, как и людей. Если так, то тогда появится ещё один повод для ненависти к этому миру, и можно быть уверенным, что уже он добьёт окончательно.
Всплыли образы недавнего кошмара.
Письмо, написанное детской рукой Азраила. Снимающий ремень пьяный отец. Размытые силуэты зданий и людей, когда Чара бежала как можно дальше от дома... А потом корчащийся от боли одноклассник, в чью плоть так безжалостно, но заслуженно вонзился нож правосудия.
Чара уверенна: там, на поверхности, её яростно осуждают. Осуждают за то, что она взяла на себя роль кармы и наказала монстра, что посеял неисчислимое множество семян ненависти в душах окружающих его людей. Но, несмотря на его поступки, когда она вернётся на поверхность, тогда вся неудержимая волна порицания обрушится на Чару.
«“Когда”?»
Люди будут жалеть «несчастную жертву нападения», но никак не тех, кого эта «жертва» очернила. Но если не Чара, то кто тогда? Кто бы ещё взял на себя эту грязь, кто бы кроме неё предотвратил распространение спор плесени под названием «ненависть»? Никто. Конечно же, никто. Если бы не Чара, то тот безмозглый увалень продолжил бы размахивать кулаками, а все как всегда закроют на это глаза.
Чара совершила добрый поступок. Но как пробившаяся сквозь занавеску тонкая полоска света не способна осветить целиком мрачную комнату, так и разовое усилие Чары оказалось лишь жалкой потугой. Ненависть подобна плесени, а плесень – это гриб. Чтобы грибы перестали распространяться по округе, нужно вырывать их с корнями. Только так этот мир ещё можно спасти.
Но всякая надежда растворяется точно призрак при осознании всех миллиардов существующих людей. Нет, эта разросшаяся система корней не поддастся никаким способам уничтожения. Чара быстрее сама запутается в ней и задохнётся, чем успеет что-то сделать.
Теперь она вспомнила. Вспомнила, как после осознания этой истины решилась на отчаянный шаг, и, как она думала, на последний в своей жизни. Падая в яму можно было ожидать чего угодно, но только не живущих под землёй монстров. Неужели судьба настолько ненасытна страданиями Чары, что готова пойти даже на такой откровенный абсурд и придумать целую разумную расу из ничего? Да такое даже крылатая фантазия Азраила не смогла бы сотворить! И всё это «спасение» было лишь ради того, чтобы душа девочки продолжала гнить заживо. Смерть была бы более милосердной участью вопреки всей заботе, которую успели подарить монстры.
Каменная корка ненависти, покрывшая детское сердце, не способна пропустить и лучика света той любви, которую дарят монстры. Сколько ни пытайся, а пробить её ни за что не получится. Никогда не удастся в полной мере насладиться теплом, которого так не хватало при жизни на поверхности. Ещё одна злая шутка жизни: сначала избить человека неоправданными ожиданиями, чтобы он потерял всякую надежду, а после дать то, о чём он грезил всё это время. Остаётся лишь дожидаться добивающего удара, ведь, зная жизненные законы, Чара понимает, что всё самое страшное лишь впереди.
Ручка двери тихонько скрипнула, ненавязчиво обратив на себя внимание погрузившейся в раздумья Чары. В проёме между комнатой и коридором показался Азриэль.
– Я принёс воды, – сказал он, со всей осторожностью закрывая дверь и стараясь не разлить полный до краёв стакан.
С появлением Азриэля чёрные тучи над головой рассеялись, а спутанные мысли вытянулись в ровную струнку. Губы девочки дрогнули в намёке на улыбку.
– Спасибо, Азра... Азриэль.
– Тебя напоить? Мне несложно!
Кольнула непонятная обида, резко контрастируя с минувшим порывом тёплых чувств.
«Ещё чего! Ты совсем меня за слабоумную принимаешь? Уж стакан-то удержать смогу без твоей помощи»
Но сквозь зубы вырвалось простое:
– Нет, – и чтобы ответ не прозвучал совсем уж грубо, она добавила: – Спасибо.
Азриэль с недоверием посмотрел на забинтованную руку, перевёл взгляд на Чару, но всё же протянул стакан. Несколько капель выплеснулось за края.
Она взяла кружку и жадно выпила всё залпом, большими глотками. Было похоже на то, будто Чара прошла сотни километров по пустыне без единой минуты отдыха.
На дне не осталось ни капли. Девочка протянула стакан обратно Азриэлю, но от резкого движения что-то неприятно защемило в районе плеча. Чара прошипела. Забыв о сломанной руке, она попыталась взяться ею за плечо, чтобы помассировать, однако место перелома пронзила боль. Раздался девичий вскрик, пальцы невольно разжали стакан и ухватились за сломанную руку. Осколки разлетелись по полу.
Звук разбитого стекла дубиной вышиб из головы все мысли о боли. Теперь глаза были прикованы только к осколкам бывшего стакана.
– Чара! Чара, с тобой всё хорошо?! Мне позвать королевских врачей? Пожалуйста, ложись на кровать, тебе нужно...
Но как луна затмевает собой яркое солнце, голос Азриэля затмил другой:
– Ах, ты! Мелкая тварь! Я тебе деньги печатаю, чтобы новые стаканы покупать?! Вечно руки из жопы растут! Чего стоишь? Убирай сейчас же, не то...
Тёплый солнечный свет вновь выглянул вместе с объятиями Азриэля. Его мягкая шёрстка согрела. Приятная волна жара прошлась по телу, напомнив, что Чара находится далеко от отца и ей теперь ничего не угрожает.
«Вот же слабачка! Чуть что, так сразу нюни распускаешь!»
Девочка настойчивым нажимом здоровой руки отстранила Азриэля от себя.
Он потянулся к её щекам, чтобы вытереть дорожки горячих слёз, однако Чара резко отвернулась и сделала это сама.
– Всё хорошо. Тебе не стоит так переживать. Я всё уберу, – приободрил монстрёнок.
– Спасибо, Азраил... – Сдавленно прошептала она.
Азриэль на короткое мгновение замер, но, в конце концов, бережно уложил девочку в кровать и укрыл одеялом. Оно неприятно укололо, поэтому Чара сразу же, не скрывая раздражения, резким движением стянула его с себя, но немного подумав, снова укрылась. По каким-то причинам на этот раз ткань оказалась мягкой и тёплой.
Монстрёнок ушёл за метлой и совком, а когда вернулся, старательно подмёл пол по нескольку раз, чтобы не пропустить ни одного стёклышка. Он даже приподнял ковёр и смёл всё под ним, хотя, конечно, осколки никак не могли там запрятаться.
После уборки Азриэль сел на кровать Чары. Они разговорились, будто знают друг друга не три дня, а целую жизнь. В прочем, по ощущениям Азриэля именно так оно и есть. Для счастливых детей несколько дней могут стать целым периодом жизни, а для взрослых и Чары это всего секунда.
Свободные от горечи раннего взросления дети изучают этот мир через игры, пока взрослые строят для них детские площадки и делают на заводах игрушки. Придёт время, и повзрослевшие дети хороших родителей начнут взращивать новое счастливое поколение.
Пока есть возможность, нужно позволить себе вдоволь повеселиться, ведь потом взрослая жизнь возложит на твои плечи груз скучной, но необходимой рутины. Сейчас ты можешь вкусить плоды чужих трудов, но потом тебе самому предстоит заботиться о саженцах будущего для следующих поколений. И это вовсе неплохо, ведь это необходимость для здорового и счастливого общества. К тому же, статус «взрослого» это вовсе не клеймо, запрещающее всякое веселье, ведь порой даже взрослым необходимо на время стать детьми.
Но это всё в реальности Азриэля.
В реальности Чары одно обиженное поколение взрослых детей выращивает другое точно такое же несчастное поколение. В реальности Чары взрослые дети выплёскивают накопленную боль на своих маленьких детей. В её реальности по-настоящему взрослых людей очень мало. Даже сама Чара, если вдруг дорастёт до возраста тридцати лет, не будет чувствовать себя взрослой. Она будет чувствовать себя брошенным на произвол судьбы ребёнком, которого заставили выживать во враждебном мире. Она будет чувствовать себя всего лишь маленькой девочкой, которой не дали родительского тепла и вышвырнули из дома на мороз.
Чаре пришлось надеть на себя маску взрослого человека, при этом, не понимая значения слова «взрослый». Она сомневалась, что кто-то из людей вообще его понимает, ведь планету населяют взрослые дети, надевшие такие же маски и играющие такие же роли, как и сама Чара.
– А расскажи что-нибудь о людях, Чара! Ну, пожа-а-алуйста!
– Хорошо, но... Что именно тебе рассказать? Хм...
Азриэль в нетерпеливом ожидании заёрзал на другом конце кровати. Чара задумалась, но ненадолго. Мысли сами собой начали беспрепятственно течь бурной рекой.
– О, я знаю! Представляешь, люди всю свою жизнь чему-то посвящают. Единственное время, когда можно ничего не делать – это период детства до двух лет. С двух и до шести-семи лет ты посещаешь детский сад и проводишь там почти каждый свой день с утра до вечера. Примерно с семи и до восемнадцати лет ты ходишь в школу, а приходя домой возишься с уроками по три-четыре часа. Потом ВУЗ, а потом работа... Добавь к недостатку времени собственные хобби, желания и стремления, и вот, ты уже угрюмый ворчливый старик с нереализованным потенциалом. И зачем только люди продолжают так жить, если от обиды они портят жизнь другим и после смерти оставляют лишь...
Чара внезапно оборвала свой рассказ, увидев непонимающие глаза Азриэля. Монстрёнок явно желал услышать нечто другое.
– Ха-ха... – Нервно засмеялась она. – Слушай, а расскажи-ка теперь ты о монстрах.
Попытка разрядить обстановку оказалась удачной. Азриэлю не хотелось раздумывать над рассказом Чары об обиженных и злых людях, девочка в этом его прекрасно понимала. Она сама хотела бы стереть себе память и забыть об их жалком существовании. Наверное, родись Чара изначально монстром, она была бы гораздо счастливее...
– Монстры очень любят головоломки! Ты знала об этом? Хи-хи, конечно, не знала! У нас в Подземелье много головоломок. Руины, Сноудин, Ватерфолл, Хотленд – везде есть головоломки. Так что, когда мы с тобой будем гулять по Подземелью, скучно нам уж точно не будет!
– «Руины»? «Сноудин»? «Ватер»... «Ватер» - что, прости? На каком таком языке ты сейчас говоришь?
– У меня была такая же реакция, когда ты говорила о своих ВУЗах или как их там, ха-ха... Но я тебе объясню. Раньше все монстры жили в Руинах, поэтому они так и называются. Но сейчас монстры живут в других частях Подземелья: Сноудин, Ватерфолл, Хотленд. В Сноудине всегда снег, его без тёплой одежды лучше не посещать. В Ватерфолле очень красиво, это моё любимое место! Там много воды и в некоторых местах всегда идут дожди. А в Хотленде наоборот дождей никогда не бывает, там повсюду лава и очень-очень жарко.
В который раз привычная картина мира в голове Чары расходится с реальностью. В школе её учили, что не бывает вечных дождей, а снег не может покрывать землю круглый год, только если это не полюса Земли. И вновь уколола непонятная злоба.
– Как-то странно это всё... Такого же не бывает. Дожди не могут лить без остановки вечность, а снег должен сойти весной под лучами солнца. И вообще! Как у вас под землёй могут идти дожди и снег? Это всё глупости. Ты говоришь какой-то бред.
Чара задумчиво поджала губы и нахмурилась. С другой стороны, её не учили и тому, что под землёй живёт целая разумная раса, так почему не имеют места быть и подземные снегопады? Пожалуй, вероятность их существования звучит даже разумнее, чем вероятность существования монстров.
Прежде, чем безумная воронка мыслей окончательно затянет в себя, Азриэль прервал поток запутанных размышлений:
– Подожди-подожди! Можно я задам один вопрос?
– А? Ну, да. Задавай, конечно.
– А что такое... «Солнце»?
– Ты действительно не знаешь? Солнце – это звезда. Наша планета, на которой мы живём, крутится вокруг неё. Есть суточное вращение и орбитальное. Благодаря суточному вращению происходит смена дня и ночи. Ах, да, мы же говорим о Солнце... Я читала в школьных учебниках старших классов, что Солнце, как и другие звёзды, светит за счёт процесса ядерного синтеза в его ядре. Там всё очень сложно, но если кратко и простым языком, то один химический элемент превращается в другой: водород становится гелием. В процессе этого высвобождается энергия в виде тепла и света. Знаешь, что ещё интересно? Если посмотреть на далёкие звёзды и планеты, то можно, по сути, заглянуть в прошлое, потому что скорость света...
Рассказ Чары прервал скучающий зевок Азриэля. Если монстрёнок и пытался что-то понять, то всякие попытки он бросил на упоминании ядерного синтеза.
Чара раздражённо вздохнула.
– Ай, ладно! Солнце – это такой светящийся шар в небе. И оно настолько яркое, что если на него очень-очень долго смотреть, то можно выжечь себе глаза и ослепнуть. Так понятнее, надеюсь?
Как и следовало ожидать, Азриэль в тот же момент оживился.
– Ух ты! Наверное, оно волшебное, раз может висеть в небе и не падать? А я думал, что на поверхности нет магии!
– Ага... Волшебное...
Чара с трудом сдержалась от того, чтобы не закатить глаза. Очень уж её раздражает детская склонность Азриэля находить нечто мистическое и волшебное в обыденных вещах.
«Конечно. Проще же списать абсолютно всё на магию, чем попытаться понять хоть что-нибудь своим маленьким умишком, да?» – Язвительно подумала девочка.
– Ты такая умная! Прямо как доктор Гастер!
Всякая едкость вмиг улетучилась, на смену пришло любопытство.
– Хм? А кто это?
– Это наш королевский учёный. Точно, теперь же моя очередь рассказывать тебе о нашем мире! Ещё даже когда я не родился, доктор Гастер построил Ядро, которое сейчас является главным источником энергии для всего Подземелья. Ты говорила что-то о ядре Солнца. Может, наше Ядро чем-то похоже на него, не знаю.
– Интересно. А как оно работает?
Азриэль стыдливо почесал затылок.
– Ну... Я не знаю, если честно, ха-ха! Главное, что благодаря ему у нас есть энергия, а всё остальное не так важно. Но когда выздоровеешь, ты можешь спросить у доктора Гастера сама. Но ты не переживай, он пусть и выглядит суровым, но на самом деле он очень хороший! А ещё недавно папа и мама поставили ему в помощницы ассистентку. Кажется, её зовут Альфис. Я не виделся с ней, но мама и папа говорят, что она очень милая, пусть и немного неуклюжая.
Нет никакого смысла в том, чтобы расспрашивать про Ядро и дальше, но мысленно для себя девочка отметила, что хотела бы лично встретиться с доктором Гастером.
Тогда Чара решила продолжить диалог темой, которая её точно так же интересует и о которой Азриэль наверняка знал хоть что-то.
– Слушай, а расскажи о магии? У нас на поверхности в неё верят только дети. Есть, конечно, и некоторые взрослые, но таких взрослых обычно селят в комнаты с белыми мягкими стенами... Кхм...
Азриэль решил не предаваться размышлениям, о какой комнате с мягкими стенами говорит Чара. Человеческий мир представляется монстрёнку как людям инопланетные цивилизации – такой же непривычный и сложный для понимания.
– Ну... Не уверен, как именно работает магия. Большинство монстров, как и я, никогда не задавались этим вопросом. Она просто есть, вот и всё. Но мама с помощью магии зажигает плиту на кухне и готовит вкусные пироги! А у вас на поверхности разве так не делают?
– Не-а. У нас на поверхности всё гораздо сложнее. Мы всё делаем руками. И плиту зажигаем тоже руками.
Чара вытянула здоровую руку и, изображая клешню, несколько раз сжала и разжала пальцы. Азриэль поднёс лапу ко рту и рассмеялся.
– Хи-хи-хи! Это так странно, Чара! Но очень забавно. Хотелось бы мне побывать на поверхности и посмотреть на это всё вживую...
Он устремил мечтательный взгляд в потолок, будто сквозь него мог разглядеть богатые земные просторы. Кажется, что Азриэль, никогда не видевший вольных полей, ценит их в разы больше, чем владеющие ими люди. И правда, зачем же что-то ценить, если оно в изобилии и всегда рядом? Так ведь будет всегда.
Вещи, которые укоренились в привычном обиходе жизни, редко когда по-настоящему ценятся. Прогуливаясь по городу, люди не задумываются, что в один момент улицы могут вспыхнуть огнями пожаров или что землетрясения магнитудой в девять баллов сотрут с лица планеты всякие намёки на былое величие человеческой расы. Пока разрушительные силы спят, мало кто остановится хотя бы на минуту, чтобы вглядеться в непостоянные облака и понять, что в их непостоянстве кроется суть жизни.
Но когда будет уже поздно, когда обыденность вещей окажется потерянной, тогда каждый человек осознает, что больше не является собой. Сорвутся все маски и обнажат животное нутро своих бывших носителей. И только тогда люди поймут, обладателями каких сокровищ они являлись когда-то.
Даже на грани смерти люди будут видеть друг в друге лишь врагов. Будут убеждены, что каждый в округе хочет забрать у ближнего последний кусок хлеба. Но если вдруг монстры потеряют свою магию, то есть тусклая надежда, что даже эта потеря не сможет сломить их сплочённый дух. Мечтательные огоньки в глазах Азриэля заставили тлеющие угли в душе Чары робко вспыхнуть. Пусть вспыхнули они слабо, но этого достаточно, чтобы найти в себе крохотную частичку силы и помечтать о маловероятном будущем, в котором миром будут править монстры.
– Ты обязательно побываешь. Ты, и все остальные монстры. А пока... – Девочка хитро прищурилась. – Готовить пироги с помощью магии это, безусловно, быстро. Но хочешь посмотреть, как возятся с готовкой люди? Держу пари, ты и минуты без магии не протянешь!
– А вот и протяну! Если ты проиграешь, то будешь должна рассказать мне ещё больше о поверхности!
– Ха-ха, да я и так могла бы тебе об этом рассказать, дурачок.
– Ой, тогда можно я поставлю какое-нибудь другое условие?
– Нет, нельзя! Слово не воробей! Тогда если проиграешь ты, то должен будешь в первый же день, как я выздоровею, провести меня через всё Подземелье.
– Хорошо, это будет весело! Тогда пошли печь пирог, – взгляд зелёных глаз беспокойно опустился на забинтованную руку. – Ой... Чара, а как же твоя рука?
Девочка отмахнулась.
– Ай, да какая разница! У тебя же их две. Пошли уже. Только... – Она неловко поджала губы и быстро пролопотала следующие слова, будто говорила нечто постыдное: – Помоги мне встать с кровати.
Азриэль кивнул и осторожно протиснул лапу под затылок лежащей девочки. Второй лапой взял её за предплечье и помог сесть. В глазах потемнело, перед лицом заплясали разноцветные пятна.
– Всё в порядке? Голова не кружится? – Поинтересовался монстрёнок, придерживая Чару.
– Не-а, – и это было чистейшей ложью. – Давай уже, помоги встать на пол.
Азриэль послушался. Чара попыталась сделать первые самостоятельные шаги, но пошатнувшись, ойкнула. Болезненного столкновения с полом так и не случилось: Азриэль вовремя подоспел на помощь.
– Нам некуда спешить, Чара. Давай подождём, пока ты привыкнешь? В конце концов, ты же три дня подряд в кровати лежала...
– Ага... Да, пожалуй.
Чара присела на кровать и отдышалась. Придя в себя, она вновь встала, на этот раз без всякой помощи.
– Ну, полный вперёд готовить пирог для мамы и папы! Если мы успеем к их приходу, то...
Осознав глупость, которая только что ненароком вырвалась из неё, Чара резко умолкла. Взгляд метнулся к Азриэлю. Девочка была готова к любой реакции: к ревности, к злости. Но только не к радостному блеску в зелёных глазах. К чему угодно, но только не к тёплой улыбке.
– Конечно, пойдём, сестрёнка.
«Сестрёнка»... – Вновь и вновь Чара прокручивала в голове это слово, будто не осознавая его значения.
Азраил. Так имеет право называть Чару только её маленький Азраил. Никто больше. Всепоглощающая пустота заныла в груди, впервые за три дня давая о себе знать в полной мере. Девочка ошарашенно замерла в незнании, как отреагировать на это родное слово, по которому сердце так истосковалось. Как же встретить это близкое слово, сказанное кем-то другим, но не Азраилом?
«Сестрёнка»...
Он остался на поверхности. Он больше никогда не получит ответных писем. Больше никогда не увидит рисунков Чары. Её надежда, её напоминание того, что даже в мире людей есть что-то хорошее, её возможность спасти себя саму... И Чара так легко променяла его на другую семью. Променяла на тех, кого знает всего три дня. Да, Чаре не хватает родительской любви, но разве это причина для того, чтобы бросать Азраила и стать сестрой для кого-то чужого?
Но что более важно: действительно ли беспокойство за Азраила является причиной неопределённости? Чара в этом сомневается, ведь чётко ощущает в любви к младшему брату непонятные для себя эгоистичные нотки. Не только сейчас. На самом деле, она всегда их ощущала.
«Сестрёнка»...
Так и не сумев найти подходящих слов, Чара лишь молча кивнула. Весь энтузиазм растворился, как сахарная вата в воде. Вина за предательство привела Чару к безнадёжному тупику. Никогда. Никогда больше она не назовёт этих монстров своей семьёй. Семья Чары – Азраил.
Азриэль под руку вывел Чару из комнаты. Каждый шаг давался с тяжким трудом, но вида она не подавала. Чара всегда была сильной, будет сильной и сейчас.
Глаза внимательно цеплялись за всё, что только можно, будто бы таким образом получится отойти от чувства вины и раствориться в окружающей обстановке. Постепенно так и произошло.
Монотонный вид серых стен и блёклого дощатого пола помог окрасить все мечущиеся мысли в такие же тусклые оттенки. Время в стенах этого дома идёт совсем иначе. Всё здесь существует своим неспешным чередом, показательно игнорируя бурную жизнь снаружи. Лишь выразительные пятна стоящих в вазах лютиков дерзко бросают вызов серой монотонности.
Они вышли в фойе и прошли мимо застланной серым ковром лестницы, ведущей куда-то вниз. Ступени скрываются в мистическом мраке, зазывая проверить, что таит в себе бархатистая темнота. И даже стоящая в дальнем углу ваза с лютиками не способна затмить эту манящую неизвестность.
Из фойе они попали в гостиную. Гостиная, как и ожидалось, ничем не выделяется из общей серости дома. Стоящие на обеденном столе лютики больше не притягивают к себе должного внимания, ведь даже их дерзость начала казаться однообразной.
Вокруг стола расположились четыре стула. По одному из них для Азриэля, Ториэль и Азгора, а четвёртый ждёт Чару. Интересно, он появился недавно или был тут всегда, будто зная, что она рано или поздно в буквальном смысле свалится с неба?
У камина одиноко стоит кресло, а чуть дальше почти упирается в потолок книжный шкаф. И всё вышеперечисленное, – даже обложки книг, – грустно сливаются по цвету со стенами.
С трудом верится, что королевские особы живут в такой сдержанной обстановке. Вспомнить только тех людей, которые обладают чуть большим достатком, чем все остальные. Они всеми силами показывают свою «особенность»: увешивают шеи дорогими ожерельями, хотя Чара считает, что петля смотрелась бы куда лучше. Они расхаживают по улицам в дорогих костюмах и чуть ли не теряют сознание, если вдруг увидят на своих шелках малейшее пятнышко. Но когда Чара смотрит на принца Подземелья, одетого лишь в полосатый свитер и свободные чёрные штаны, она вновь убеждается, насколько же сильно монстры отличаются от людей. И тогда снова пробегает мимолётная мысль, бросающая вызов безнадёжности:
«А что если этот мир ещё не потерян? Возможно, монстры когда-нибудь начнут бороться за свою свободу. Может быть, им под силу искоренить человеческую ненависть, раз это не могу сделать я»
Они дошли до маленькой и уютной кухни. Никаких королевских излишеств, лишь всё самое нужное: несколько непримечательных столешниц, самая обычная раковина, старая плита и мусорное ведро в углу. По правую сторону от холодильника к стене прибит кухонный рейлинг, а на нём за крючки зацеплены поварёшки. Стены не изменили своей серости, но пол теперь уложен ромбовидной плиткой.
Это заметно не сразу, но к наружной стороне дверцы холодильника магнитами прикреплены записки и семейные фотографии, последние особенно зацепили любопытство. Заметив интерес Чары, Азриэль улыбнулся.
– Скоро к этим фотографиям добавятся новые, и на них будешь ты, вот увидишь! Ты ведь теперь тоже Дримурр.
Девочка поджала губы и хмуро промолчала, но мысленно выругалась на безысходность ситуации всеми известными ей ругательствами, которые только слышала от отца.
Нет никакого желания расстраивать Азриэля, этого милого монстрёнка, что так напоминает Азраила даже одним только своим именем, что уж говорить об их общей детской наивности. Но точно так же не хочется становиться частью семьи Дримурр, ведь это означало бы предательство Азраила, её настоящего брата. Что он скажет, когда узнает, что у Чары появился новый брат?
«Подожди-подожди, Чара. Что ты только что себе сказала? “Когда”? Снова? Что это значит?»
Внезапное осознание предательски увело землю из-под ног.
«Нет... Это глупости! Что ты себе придумываешь? Ты действительно хочешь вернуться туда? Если это так, то ты и правда идиотка!»
Мир схлопнулся в маленький шарик. Груз неопределённости сковал и начал тянуть всё существо вниз, а оно в свою очередь и радо подчиниться, чтобы провалиться ещё ниже под землю и сгореть в ядре планеты.
Чара в очередной раз почувствовала себя преданной самой же собой. Неужели это колебание между Азраилом и Азриэлем значит, что в глубине души живёт желание вернуться в ад на поверхности? Наравне с желанием остаться в Подземелье и правда существует стремление выбраться из него?
«“Не хочу расстраивать Азриэля, потому что он похож на Азраила”... Это ты себе сказала некоторое время назад. А это значит...»
А это значит лишь одно: даже желание остаться в Подземелье существует в большей степени благодаря Азраилу. Благодаря тому, что монстрёнок Азриэль так похож на маленького Азраила... Смотря на Азриэля, Чара видит на его месте своего настоящего братика. Чара может говорить со своим Азраилом, слышать его смех, жить вместе с ним в любви и заботе, но при этом находиться от него так далеко. Не просто в разных городах или странах, а ещё дальше: пока Азраила окружают люди – Чару окружают монстры. И в этих монстрах девочка видит возможность реализовать своё неосуществлённое детство.
– Можешь подождать? Я найду книгу рецептов, мама её где-то в шкафчиках оставила.
– Да, конечно, Азраи... Азриэль. – Отрешённо ответила Чара.
Азриэль осторожно отступил на несколько шагов, но отходить далеко не спешил. Убедившись, что Чара уверенно стоит на ногах, монстрёнок оставил её и начал копаться в шкафчиках. Поиски не заняли много времени.
Сидя на корточках, Азриэль выглянул из-за открытой дверцы и победно воскликнул:
– Нашёл!
Но триумф в момент сменился забавной брезгливостью:
– Иу! Фу, она чем-то заляпана! Это что, варенье?
Монстрёнок положил книгу на пол, встал и закрыл дверцу. Он оглянулся в поисках полотенца, но так того и не найдя, вытер лапы о свитер. Пряжа собрала на себе гадкие комочки от малины и пропиталась липкими пятнами. Так же Азриэль вытер и обложку книги. Чара недоверчиво покосилась на увеличившееся бордовое пятно.
– Азра... Азриэль! Ты что это такое делаешь? Прекрати! Разве тебя за это не ругают?
– Нет, конечно! А за что ругать? Свитер можно потом постирать.
Монстрёнок открыл книгу и жестом подозвал недоумённую Чару к себе.
– Ну, какой пирог будем готовить? – Спросил он, перелистывая страницы.
Девочка пересилила чувство несправедливости, устроившее бунт где-то внутри, и оторвала взгляд от липкого пятна на свитере Азриэля.
– Дай сюда, – она грубо выхватила книгу из лап и принялась сама перелистывать страницы. – Слишком банально. Это невкусно. Не то. Тоже не то. И это... Так, подожди-ка...
Брови вопросительно приподнялись. Чара вернулась на несколько страниц назад.
– А это ещё что? Пирог из улиток? Серьёзно? – Девочка повернулась к Азриэлю и посмотрела на него так, будто это он автор столь странного рецепта.
Монстрёнок пожал плечами.
– Мама часто его готовит. Хи-хи, он довольно вкусный! Правда, во рту немного вяжет, но это ничего страшного. Чаще него мама готовит разве что ирисково-коричный пирог.
– Хм... А на какой странице находится этот твой ирисово... коричневый... Ай, ты понял!
– Давай покажу, – Азриэль осторожно взял у Чары книгу и открыл её на нужной странице. – Вот тут!
– Ага...
Глаза принялись бегать по напечатанным строчкам. Чара пыталась прочитать и оставленные Ториэль заметки, но никак не могла разобрать почерк, хотя буквы и казались знакомыми. Единственное, что она смогла разобрать: «ВАЖНО! В банке с красной крышкой», а дальше неразборчивые пляшущие волны и зигзаги, лишь отдалённо напоминающие слова.
Приписка «ВАЖНО!» Чару ничуть не смутила, и она предпочла отмахнуться от наставлений кривых букв.
– Итак... Азраил, доставай ингредиенты!
Монстрёнок на пару мгновений застыл в вопросительном смятении. Чара не поняла, в чём дело. Прежде чем девочка могла успеть понять, Азриэль, подобно солдату, приложил лапу к виску и звучно воскликнул:
– Так точно!
Девочка опёрлась здоровой рукой о поверхность столешницы и принялась читать список ингредиентов.
– Для теста понадобятся: мука, яйца, соль, разрыхлитель и сливочное масло. Вперёд на разведку кухни, рядовой!
Спящую кухню пробудили скрипы и стуки открывающихся и закрывающихся шкафчиков. Нужные ингредиенты быстро собрались перед Чарой в ровный ряд. В строю недостаёт лишь масла.
Азриэль озадаченно переводит взгляд с одной банки на другую, всё не решаясь выбрать одну из них. Чара с тихим вздохом закатила глаза и решила вмешаться.
– Ну, что ты там возишься?
– Тут, кажется, две банки с маслом. Только у одной крышечка красная, а у другой синяя. Какую брать?
Она взглянула на банки в его лапах.
– А на этикетках что написано? – Спросила она, сощурив глаза в безуспешных попытках рассмотреть надписи.
– Не знаю. Они заляпаны чем-то, да и надписи потёрты. Видишь? – Монстрёнок протянул их девочке.
Здоровой рукой она бесцеремонно выхватила банку с синей крышкой и приблизила к лицу, чтобы лучше разглядеть. Но сколько ни щурься, а прочитать потёртые эльфийские иероглифы никак не получается. Содержимое банок почти идентично, разве что в красной масло имеет более желтоватый оттенок.
– Да что это такое! Ай, ладно. Возьмём красную. Там в книге что-то про красную банку написано было.
Она протянула Азриэлю ненужную банку, и тот вернул её на место. Банка с красной крышкой заняла своё место в ряду среди других ингредиентов.
– Для начинки нужны будут сливки, ириски, творожный сыр, молоко, кукурузный крахмал и корица. Действуй, солдат!
– Так точно, капитан!
Дверца холодильника открылась. Азриэль взялся за бутылку молока, стоящей в боковой полке, потянул её вверх, но та на полпути выскользнула из лапы. Плохо закрученная крышка отлетела, и, стукнувшись о плитку, покатилась под холодильник. Белая лужа молока растеклась у босых ног Азриэля по ромбовидной плитке.
С горлышка ритмично капают белые капли, рябью сливаясь с молоком на полу. Точно так же на мозг Чары едкой кислотой капает ужас, навеянный смутными образами из несчастного детства. Вглядываясь в отражение потолка на белой поверхности, девочка не имеет смелости даже вздохнуть, чтобы не раскалить ярость породившего её чудовища. И пусть на самом деле он находится далеко, но замершее в беспокойном ожидании тело прекрасно помнит и знает: если издать хоть малейший шорох, то отец достанет Чару даже из самого Подземелья.
– Ой! Ну, ничего. В холодильнике ещё одна бутылка есть. Сейчас достану!
Азриэль уже было потянулся к ней, но паническая нотка в голосе Чары осекла его:
– Стой! Надо же вытереть! Я сейчас принесу тряпку! Если мам... – Она мотнула головой и яростно шлёпнула себя по губам. – Если Ториэль и Азгор узнают!
Азриэль издал растерянный смешок.
– Чара, ты чего? Это же просто молоко...
– Это не просто молоко, это разлитое молоко! «Просто молоко» должно быть в бутылке, а не на полу, Азриэль! Ты как хочешь, а я сейчас возьму и пойду за тряпкой. Меня не радует возможность получить по затылку за лужу.
Она развернулась, и уже хотела было направиться за тряпкой, но за спиной раздался гадкий хлюпающий звук.
– Подожди, Чара! Смотри!
Девочка обернулась. Азриэль топает ногой по луже, капли обрызгивают ближайшие столешницы и стекают вниз, оставляя за собой белые полупрозрачные дорожки.
За чувством отвращения подступил лёгкий порыв тошноты, идущий рука об руку с головокружением, пусть и терпимым. Сейчас Азриэль топчет не лужу на полу, он топчет Чару и насмехается над всеми её страхами. Страшно и вообразить себя на месте монстрёнка, так по-детски дурачащуюся и пачкающую всё вокруг. Так почему когда Чара не осмеливается даже представить себя счастливой, Азриэль смеет так храбро воплощать свои детские прихоти в жизнь? Чем она хуже него?
– Видишь? Молоко не кусается! Мы потом обязательно всё вытрем, не переживай. Ну же, попробуй, это весело! – С беспечной улыбкой Азриэль уступил Чаре место и подбоченился.
Девочка недоверчиво посмотрела на монстрёнка и осторожно приблизилась к луже, будто из неё могло в любую секунду выскочить чудовище.
«Ничем не хуже, правда ведь? Я тоже могу быть счастливым ребёнком, как Азраи... Азриэль. И как Азраил. Просто я...»
Нога поднялась над разлитым молоком, готовая в любой момент решительно растоптать все былые страхи. Но те оказались гораздо больше крохотной детской стопы. Стоя перед ними лицом к лицу, Чара чувствует себя меньше муравья, меньше микроба. Она будто маленький рыцарь, идущий на огромного дракона, что на своём веку повидал зарождения и крахи множества империй. И пусть у рыцаря есть доспехи, есть меч, зато у дракона имеются крылья и огонь. Меч можно выбить из рук, доспехи сорвать, а огонь и крылья буду с драконом навечно. Исход этой битвы маленькому рыцарю кажется предельно ясным.
«Просто я не достойна! Я хуже абсолютно всем! Азраил и Азриэль не нападали на людей с ножом! Дети не держат окровавленных ножей в руках, я не могу быть ребёнком!»
Чара резко развернулась и решительно направилась к выходу из кухни, чтобы убрать устроенный непоседливым ребёнком беспорядок: так делают все взрослые.
– Жди здесь. Я за тряпкой, – грубо отрезала она.
Азриэль опешил от внезапной смены настроения.
– Я сделал что-то не так, Чара?.. Прости! Стой! Если хочешь, я могу сам вытереть молоко!
Но девочка не удостоила растерянного монстрёнка ответом: так делают взрослые, когда хотят всем своим видом показать, что ребёнок сделал что-то неправильно.
Чара оставила Азриэля в одиночестве, а вместе с ним оставила и последнюю надежду для своего внутреннего ребёнка. Маленький рыцарь остался стоять на кухне, и последнее, о чём он успел подумать перед своим сожжением грозным драконом, так это о несбывшемся детстве.
***
К моменту начала готовки от былой весёлой атмосферы не осталось и следа. Уют покинул кухню, как покидают свои норки звери перед началом разрушительной катастрофы. В этих стенах больше не раздаётся смех, Азриэль теперь не изображает солдата, а Чара не отдаёт ему приказы. Пирог готовится в полном молчании, лишь венчик, шаркая о стенки миски, что-то неумолчно тараторит. Азриэль желал вставить хоть слово в эту враждебную тишину, хотел ослабить петли тяжкой напряжённости, но всякое желание пришлось отбросить под гнётом чёрных глаз девочки. Азриэль задался вопросом: «С каких пор они стали чёрными?»
Когда Чара посмотрится в зеркало, она тоже задаст себе этот вопрос. Задаст, но предпочтёт оставить без ответа, ведь тот находится за семью замками в чертогах подсознания. Девочка не хочет иметь с ним никаких дел, ведь ненависть к тому, что оно хранит, может потягаться с самой ненавистью к человечеству.
Звук венчика давит на уши, сжимает голову в тисках. Мозг будто пульсирует и давит на черепную коробку изнутри. Чара могла бы заявить Азриэлю о плохом самочувствии, но все взрослые терпят, пока не доведут дело до конца.
Девочка заглянула в книгу. Следующим шагом было измельчение ирисок. Рука потянулась за ножом, но остановилась на полпути. Нож был окровавлен. Но нет, это оказались всего лишь остатки варенья: Азриэль недавно делал себе тост.
– Измельчи ириски, у меня рука сломана, – первое, что она сказала Азриэлю за долгое время.
Больная фантазия нарисовала образ Азриэля с ножом в животе. Зелёные глаза потухли и невидяще глядят сквозь пространство. В месиве из комков крови, кишок и гноя, жужжат жирные мухи и откладывают своё потомство.
Пока Азриэль занимался ирисками, Чара распределяла тесто по форме для запекания. Монстрёнок решил рискнуть и продолжил диалог:
– Чара... Ты не обижаешься на меня?
Девочка тяжело вздохнула.
– Нет. Ты закончил с ирисками?
– Да... Почти. Тут немного осталось.
– Чудно. Я пока пойду плиту включу. Как закончишь – ириски нужно будет растопить в молоке.
Монстрёнок бросил печальный взгляд на Чару. Он открыл было рот, по-видимому, чтобы о чём-то предупредить, но передумал. А Чара тем временем уже подошла к плите.
Нет никаких оснований, чтобы даже предположить, что что-то может пойти не так: плита выглядит обычной, точно такая же стоит в доме отца и Тома на поверхности.
Рука потянулась к переключателю и повернула его. Лёгкий треск, казалось бы, предвестил огонь, но тот так и не зажёгся.
«Конфорка сломалась, наверное. Следующая должна работать»
Вновь треск, за которым должно было бы вспыхнуть пламя, но этим треском плита и ограничилась. На лбу проступили первые капли пота, Чара вытерла их и беспокойно повернула следующий переключатель. И будто издевательски насмехаясь, конфорка высекла лишь несколько искр. Напряжение нависло над Чарой тучным силуэтом отца. Громовые раскаты его голоса бьют по ушам:
– Да ладно, неужели ты настолько тупая, что даже с чёртовой плитой справиться не можешь?!
А маленькая Чара из далёких, блеклых воспоминаний в мольбе кричит в ответ:
– Но, папа! Я боюсь! Тут огонь! А если будет пожар?!
Эхо хлопка. Фантомное жжение в щеке, пришедшее прямиком из прошлого. Всхлип.
– Кончай ныть, тряпка! Пошла вон, сам разберусь!
Вне себя от ядерной смеси из злобы и страха Чара нервно повернула оставшийся переключатель.
– Да работай же, ты, поганая дрянь...! – Вырвалось у неё.
Но плита не издала даже того тихого треска. Своим высокомерным молчанием она окончательно вывела девочку из себя. Под расцветающим гневом руки напряглись. Со злым рыком Чара сделала рывок и выдернула крышку переключателя, швырнула её куда-то в дальний угол кухни. Потом сразу же взялась за следующий, и крышка уже от этого переключателя полетела вслед за предшественником.
Чара даже не поняла, как её нога, следуя внутреннему буйному порыву, ударила по нижнему выдвижному ящику плиты. И ещё. И ещё один раз... От пальцев до пятки расползлась жгучая боль.
Ногти на пальцах ног будто впились в кожу. Казалось, что под обувью теперь можно будет увидеть не ступни, а кровавое месиво с кусочками ногтей, из которого будут проглядываться желтоватые кости. Металл плиты дрожит от ударов и издаёт громовой грохот, будто бы кричит в предсмертной агонии. Нога ноет от рвущей боли, но девочка продолжает.
Ещё один удар! Другой! И ещё!
– Ненавижу! Как же я ненавижу это всё! Достало!!!
Глаза и нос щиплет от горячих слёз гнева и вместе с тем потаённой обиды. В груди жжётся всепоглощающее ощущение огненной ярости. Пламя бесконтрольного пожара пожирает органы изнутри, и чёрный-чёрный дым поднимается к горлу, перекрывая дыхание.
– Тупая плита! Тупые люди! Тупой мир! Ненавижу это всё!!! – Надрывно кричит она о своей боли, вцепившись здоровой рукой в плиту так, что кончики пальцев побелели.
Мрак заполнил комнату, проник в каждую частицу воздуха и утяжелил лёгкую по своей сути стихию. Стены сочатся чёрной жидкостью, отдельные вязкие капли сияют в океане тьмы бирюзовыми бликами. Чей-то мглистый силуэт затянут аквамариновым туманом. Его щупальца стремительно пронзили дымку и обвили Чару. Басовито-скрипучий голос повторяет ненавистное имя:
– Чара! Чара!
Она яростно сбросила с себя гадкие отростки. Но те вновь потянулись к ней, решительно не оставляя попыток затянуть во тьму.
Щупальца свистят с одной стороны, бьют с другой, хватают с третьей. Их вечное копошение не позволяет стоять на месте. Безумие неустанного движения путает мысли. Каждый новый удар вышибает из мозга всякий разум, оставляя всё больше места для хаоса. Пропитанные ненавистью образы из жизни вспыхивают перед глазами бирюзовыми вспышками, выжигая из разума осознание своего «Я».
«Письмо дорогому человеку. Пегасы. Очередная неудавшаяся встреча. Бутылки. Разбитое окно. Осколки в ногах. Следы на асфальте. Клещ. Окровавленный нож. Огромные опарыши съедят планету...» – Неустанно хлестал поток пока что связных между собой мыслей.
Но с каждым новым образом эта связь тускнела. В конце концов, всякие границы между «Я» и остальным миром стёрлись. Клетки тела наполнились воздухом, позволили остаткам самоощущения слиться с окружающим пространствам, заставили стать всем и ничем одновременно.
Потеряв себя, девочка отшатнулась и прижалась спиной к стене, точно отчаявшийся заяц.
– Нет! Нет, пожалуйста! Хватит! Хватит, я не могу так больше! – Отрывистым воем взмолилась она и сползла по стене на пол.
Лёгкие не вбирают в себя воздух. Сердце не колотится в грудной клетке, не пытается вырваться из неё от ужаса. Кровь не течёт по венам и не снабжает ткани организма кислородом.
– Чара... Чара! – Всё угрожающе повторяет сокрытый в тумане обладатель щупалец.
Лишь пропитанная ненавистью душа продолжает колыхаться. Свободная от тела, она манит гадкие отростки своей беззащитностью. Склизкое щупальце последовало за манящей уязвимостью. Вот-вот оно утащит душу за собой в забвение.
Куда подевался весь гнев, вся ярость? Почему оставили наедине с этим истинным кошмаром? Растеряв весь свой бешеный пыл решимости, девочке оставалось лишь обессиленно качать призрачной головой и шептать чьё-то чужое, но в то же время такое родное имя...
– Азраил... Азраил... Аз... Азриэль...
Или это были разные имена? Имена ли? Может, бессмысленный набор букв?
– Я тут, – с хрипловатым смехом отозвался мглистый силуэт.
«Лжец», – подумала о нём девочка.
– Чара, это я, твой лучший друг – Азриэль! – Продолжал всё тот же пугающий голос.
«Кто такая Чара? Кто такой Азриэль?»
Проблески осознанности просияли сквозь пляшущие безумные мысли, как горизонт за тающим туманом. Едва коснувшись трепещущей в тревожном ожидании души, склизкий отросток вдруг дрогнул и изменил направление, прошёлся по макушке, имитируя заботливое поглаживание. Вязкие чёрные капли стекли по виску, одарив отрезвляющим ощущением прохлады. Сердце едва заметно забилось, неспешно разогнав кровь по венам. Кровь напитала внутренние органы слабо уловимым теплом, а тепло смутно очертило границы тела.
– Это я.
Азриэль. Ты узнаёшь мой голос? Это я! Всё хорошо. Я рядом, Чара, – эхо смутно знакомого голоса робко прорезалось сквозь чужой угрожающий тембр.
«Кто такой Азриэль? Кто такая Чара?»
Как по волшебству, одно из этих незнакомых имён вновь выстроило между безумием и порядком призрачную грань. Но какое из?
«Кто такая Чара?»
И без того хрупкая стена здравого рассудка, которая только-только начала выстраиваться, при упоминании этого имени снова принялась осыпаться. Девочка не знает, кто такая Чара, но это прекрасная причина для ненависти к ней.
Склизкое щупальце вновь дрогнуло, будто проснувшись ото сна. Не желая больше медлить ни секунды, сияющий бирюзовым ореолом силуэт обвил сочащуюся ненавистью душу и рванул на себя.
Тело поволочилось вслед за душой, но когда та скрылась за дымкой тумана вместе с чёрным щупальцем, Чара с раздирающим воплем боли повалилась на липкий пол. Жгучий холод тягучей субстанции отрезвляюще ужалил.
– Азраи... – Девочка выкашляла сгустки чёрной слизи, всматриваясь сквозь марево слёз в сумрачный силуэт.
Тот низко и насмешливо рассмеялся. Туман со всех углов комнаты потянулся к центру и начал клубиться вокруг фигуры незнакомца.
– Прекрати сражаться и лучше поблагодари меня. Разве не смерти ты хотела?
Блеск белоснежного оскала просиял сквозь сгущающееся аквамариновое облако.
«Нет! Я всего лишь хочу быть нужной и любимой! Всё, чего я хочу – стать для кого-то светом! Но когда никто из людей этого не ценит, то остаётся ли другой выбор кроме смерти?!» – Хотела возразить Чара, но слипшиеся от чёрной горькой дряни губы не позволили этого сделать.
Грудная клетка заныла, требуя свою душу обратно. Чара сжала свитер и, разлепив губы, леденяще завыла.
– Азра...
«Он далеко, он никогда меня больше не услышит. Он вырастет и станет таким же, как все люди»
Мглистая фигура вот-вот растворится в туманном облаке. До желанной когда-то смерти остались считанные секунды. Но почему «когда-то»? Что изменилось сейчас? Ради кого Чара борется за существование?
–
Азриэль!!!
Азриэль, помоги мне! – Задыхаясь, оглушающе завопила она в яром желании жить.
Впервые судьба услышала молитвы несчастной девочки.
– Прочь! – Решительно потребовал новый незнакомый голос и выпустил голубую стрелу в царствующий мрак.
Сияющий наконечник легко разрезал густую тьму. За оперением потянулся шлейф света, в ту же секунду озаривший пространство. Хаос сменился гармонией за одно мгновение...
***
В пространстве из чистого света парит запачканная ненавистью душа. Но окружающая непорочность вовсе не порицает её за то, что она позволила себя очернить, нет. Напротив, её звенящая мелодия поёт о том, что окружающий свет надежды готов помочь пережившей столько ужасов девочке.
Надежда гладит уши исцеляющей симфонией о счастливом будущем вместе с монстрами. Счастье, царящее в этом неподвластном времени пространстве, нежно перебирает струны арфы. Каждая нота, дотрагиваясь до души, ласково смывает с неё всю грязь.
Не в силах противостоять силе просиявшей веры, капли порочной ненависти стекают на пол, а достигая его поверхности, с шипением гибнут в небытие. С каждой новой каплей Чара всё чётче ощущает небывалую лёгкость. Девочка ошибалась, думая, что у её сказки не будет счастливого конца. Счастливый конец придёт, когда с её души сойдёт последняя крупица ненависти.
Когда душа очистится, Чара сможет принять любовь монстров. Она сможет стать сестрой Азриэля и дочерью Азгора и Ториэль. Сможет позволить себе без всякого зазрения совести стать принцессой, как мечтала в детстве... Стать Дримурр... Стать счастливым ребёнком.
Счастье ближе, чем кажется. Ближе Азраила.
Как только сойдёт последняя капля – монстры обретут заботливую и любящую принцессу. Чара будет устраивать для своего народа праздники и пиршества, протянет нуждающимся руку помощи. Будущая принцесса Дримурр не будет такой, как те высоко задёрнувшие нос богатые люди с поверхности. А всё потому, что их богатство состоит из денег, а богатство Чары будет состоять из искренней любви.
Продолжая наблюдать за своей очищающейся душой, Чара позволила ожившему внутреннему ребёнку сочинить сказку.
Маленький рыцарь подобно фениксу восстал из пепла. Когда-то ослеплённый мнимым могуществом дракона, он не мог видеть, что за его спиной всё это время было нечто большее: сказочное королевство под магическим куполом.
Народец этого королевства когда-то жил бок о бок с драконами, но злобные драконы посчитали их непорочность опасной, а потому соорудили из магии прочный купол, куда согнали всех чистых душой.
Перед маленьким рыцарем простёрлась дорожка из золотых лютиков, ведущая к сказочному королевству. Такой чести удостаивается не каждый, а потому рыцарь без всяких сомнений ступил на золотой ковёр и отправился в путь за счастьем...
Последняя капля издала своё предсмертное шипение. Чара подняла полный умиротворённого спокойствия взгляд к душе и услышала от неё продолжение сказки:
Рыцарь без всяких сомнений ступил на золотой ковёр и отправился в путь за счастьем, но в крепком и стальном кулаке он сжимал рукоять меча. Когда-нибудь с его лезвия будут свисать кишки всех драконов, что слепо сжигают леса вокруг себя. Но такова цена счастья. Драконам придётся умереть, чтобы дать счастливую жизнь народу купола.
Шагая по золотой дорожке лютиков, маленький рыцарь через плечо оглянулся на царство драконов. Он прожигает их королевство полным решительного гнева взглядом и обещает, что скоро подарит народу купола долгожданную свободу.
Сколько бы ни оглаживала мелодия надежды пульсирующие чёрные пятна на алой душе, но вычистить их не удаётся. Они подобны глубоким шрамам на человеческом теле. Последняя крупица ненависти никогда не сойдёт с решительного духа, ведь та уже давно стала несводимым клеймом. Но пусть оно станет мотивацией к тому, чтобы очистить поверхность от паразитов и подарить Землю тем, кто достоин. Ценой свободы достойных будут жизни миллиардов недостойных слепцов. Монстры будут любить принцессу Дримурр ещё сильнее, как только она перестанет смиренно надеяться, начнёт действовать и подарит им свободу.
Чара не стала светом для людей лишь потому, что они слепы. Слепые не умеют видеть. Они не видят окружающей красоты природы, не видят окружающих лиц и играющих на них эмоций. Незрячие заперты в своём внутреннем мироощущении, и даже самый яркий свет не вылечит их слепоту. Выход только один – очистить поверхность от невидящих и дать дорогу тем, кто сможет увидеть пути к светлому будущему.
Чара всегда была и будет за справедливость. У неё есть выбор остаться в Подземелье и забыть о людях, но разве это справедливо – оставлять зло безнаказанным? Все драконы должны быть убиты. Пусть ненависть к людям и решимость станут ей в этом нелёгком, но героическом пути верными помощниками.
Приняв свою дополненную новой надеждой суть, Чара осторожно потянулась за душой, будто боялась, что малейшее резкое движение спугнёт её. Когда кончики пальцев коснулись решительного духа, алая вспышка мягким объятием пробудила от первого за долгое время сладкого сна.
***
<
Едва рёв монстрёнка коснулся ушей, и едва девочка успела открыть глаза, та обняла Азриэля настолько крепко, насколько только позволяла здоровая рука. Ни единая тень сомнений больше никогда не закроет собой солнце новой надежды. Никогда.
– Чара... Мне было так страшно! Почему ты не просыпалась?.. – Дрожащим голосом прошептал Азриэль, зарывшись мордочкой в каштановые волосы.
– Всё хорошо, Азриэль. Всё теперь будет хорошо.
Девочка положила ладонь на мохнатую макушку и провела ею по мягкой шёрстке.
– Не плачь, всё теперь будет хорошо...
Ни единая тень сомнений не затмит веру в монстров, в своё счастливое будущее рядом с ними. Ничто не пошатнёт веру в новую семью и маленькую принцессу Дримурр. Ничто и никогда.
Когда-нибудь Чара вернётся на поверхность, но не ради Азраила. Маленький рыцарь вернётся в царство драконов лишь для того, чтобы вспороть каждому из огнедышащих ящеров брюхо и построить на костях чудовищ мост к светлому будущему.
В Подземелье везде царят любовь и понимание, это можно с уверенностью сказать, пробыв в нём всего три дня и увидев лишь нескольких монстров. На поверхности за все одиннадцать лет жизни Чара встречала много людей, но чистой искрой среди чёрных углей оказался один Азраил. Так хочет ли Чара до сих пор вернуться ради него одного, к тому же понимая, что на самом деле любовью это назвать трудно?
Больше нет нужды обманывать себя. Чара любила не Азраила, а шанс спасти через него своего внутреннего ребёнка от окружающего безумия. Но сейчас спасение близко, как никогда. Во что бы то ни стало, она будет бороться ради тех, кто этого достоин и кто умеет видеть свет.
– Азриэль... Пообещай, что будешь со мной до самого конца. Всегда.
Азриэль мягко отстранился и обеспокоенно взглянул в ярко-красные глаза с тёмными глубокими вкраплениями.
– Что? Чара, я не понимаю... О чём ты?
– Просто пообещай. И потом мы пойдём дальше готовить пирог для мамы с папой, хорошо?
Улыбка озарила его мордочку, безоблачное счастье осушило слёзы.
– Хорошо. Я обещаю, сестрёнка!
Здоровая рука, ведомая душевным порывом, крепче заключила Азриэля в объятия.
– Кххх... Ты меня сейчас задушишь!.. Чара!.. – Прокряхтел монстрёнок.
Но вопреки этому протесту объятия всё крепчали под натиском лавины нежных чувств. Теперь невыраженную любовь ничто не держит. Наконец-то изголодавшаяся по нежности кожа может насладиться теплом чужого тела, наконец-то рукам позволено обнимать. И обнимать они будут до хруста чужих костей, пока вдоволь не выразят когда-то затаённые нежные чувства. Вопреки всей той ненависти, что раньше терзала душу, теперь Чара знает, что способна на искреннюю любовь.
Тёплые слёзы радости щекочут щёки. Девочка глубоко вздохнула, желая насытить кровь чувством всепоглощающей любви, витающей в воздухе. Сердце переполняет необъятное и лёгкое тепло, всё тело готово хоть сейчас взмыть в небо на крыльях счастья. В животе порхают бабочки, каждый взмах их крыльев распыляет пыльцу блаженства.
Руки сами собой сжали Азриэля ещё сильнее, но Чаре пришлось упасть с небес на землю, как только она услышала писк боли.
– А-Азриэль! Прости, п-прости, пожалуйста! Что это на меня такое нашло... Сильно больно? – Резко отпрянув, встревожилась девочка.
Азриэль жадно глотнул воздух, пару раз ударил кулаком по груди и откашлялся, а успокоившись, бросил хитрый взгляд на Чару.
– Что? Что ты задумал?
– Месть!
И с наигранно-злорадным хохотом он набросился на сестру с такими же крепкими объятиями, какими одарила его она минуту назад. Девочка вскрикнула, когда Азриэль придавил сломанную руку весом своего тела.
– Ой, Чара! Прости, прости! Я забыл...
Она тихо рассмеялась, осторожно массируя место перелома.
– Ничего. Зато теперь мы квиты. Помоги-ка встать, а.
Монстрёнок помог сестре подняться на ноги. Чара виновато наблюдала за тем, как Азриэль старательно ищет по всей кухне разбросанные крышки от переключателей и вкручивает их назад в панель управления плиты.
– Да уж... И... Что будем с этим делать? – Смущённо спросила она, глядя на расшатанную дверцу нижнего ящика.
– Не переживай! Скажу, что это я в мяч играл.
Азриэль повернулся к Чаре.
– Кажется, у вас на поверхности плиты устроены по-другому, да? Иди скорей ко мне, я покажу, как включить её без магии.
Оказывается, всё было до абсурда просто: стоило лишь обратить внимание на встроенную рядом с нижним ящиком педаль. Азриэль наступил на неё, из конфорки раздался треск. Затем монстрёнок повернул переключатель, и огонь вспыхнул танцующим кольцом. Чара повторила эти простые действия и мысленно обвинила себя в невнимательности.
Наконец, они могли продолжить творить кулинарные чудеса. Судя по часам, мама и папа уже скоро должны вернуться, а потому следует поторопиться. Пришлось забыть о заключённом пари и всё же использовать огненную магию для ускорения процесса. Любуясь пляшущими лепестками пылкого огня в лапах Азриэля, девочка в очередной раз пожалела, что не родилась монстром. Кто знает, может, и она могла бы так же создавать огонь из ничего, как и её брат?
Всё остальное время протекло плавно и без всяких проблем. Никакие туманные силуэты больше не мешали детскому счастью, а драконы улетели и забрали с собой всякие страхи.
Вновь разлилось молоко. Чара и Азриэль дурачатся в луже, брызги разлетаются по всей кухне.
Азриэль запускает лапу в мешок с мукой и вскидывает ухваченную горсть в воздух. Тысячью белых мушек она будет взмывать всё выше и выше, пока не начнёт оседать на детские головы снегопадом.
Чара хватает несколько яиц и со смехом кидает их в брата. Азриэль вооружился крышкой от кастрюли в качестве щита и принялся кидать во вражеский фронт помидоры.
– Так нечестно, Азриэль! У тебя две руки, а у меня всего одна, как я буду защищаться? – Возмутилась девочка, уворачиваясь от съедобных снарядов.
Чара распахнула дверцы морозильника и холодильника, чтобы полностью скрыться за ними. Взгляд принялся бегать по полкам в поисках оружия и наткнулся на идеальный вариант. Девочка победно ухмыльнулась и схватила с боковой полки взбитые сливки в баллоне.
Обстрел прекратился, но то было лишь затишье перед бурей. Монстрёнок подло подкрался к холодильнику, выскочил и с воинственным кличем замахнулся помидорами.
Чара вытянула руку и нажала на кнопку. Струя сливок с грозным шипением ослепила монстрёнка. Помидоры вывалились из лап и покатились к ногам Чары, символизируя верный проигрыш брата и окончание великой «сливкопролитной» битвы на ромбовидной плитке.
Девочка звонко рассмеялась.
– Приятного аппетита, ха-ха-ха!
Азриэль провёл лапой по мордочке и принялся слизывать сливки.
– Спасибо! А они вкусные. Можешь ещё раз так сделать?
– Да без проблем, мне только в радость.
Девочка вновь вытянула руку и нажала на кнопку. Раздалось шипение.
– Ай, Чара! На лапу надо было!
– Чётче формулировать просьбу – вот что надо было.
Со стороны плиты раздался звонкий «дзынь», оповещающий о готовности пирога.
– Стой-стой, подожди! Без меня не доставай, ладно? Я сейчас, только умоюсь! – Смахивая с мордочки остатки сливок, Азриэль добавил: – А пирог мы украсим этими сливками, они вкусные.
***
Над пирогом клубится ароматный пар. Сладкий запах ирисок, сливок и корицы заполнил своим танцем вкусов всю кухню. Один лишь вид лакомства заставляет фантазию в предвкушении рисовать красочные образы счастливого семейного застолья. Местами бортики покрыты аппетитной, слегка подгоревшей корочкой. Корица тёмной крапинкой украшает поверхность лакомства, так и вынуждая в трепетном блаженстве вдохнуть пряный аромат. Эфемерное ощущение тающей на языке нежной начинки настойчиво заставляет как можно скорее отрезать от пирога кусочек. Нет, целых два! А ещё лучше, не меньше трёх! И короной соблазнительной вкуснятины по праву можно назвать воздушное облако взбитых сливок по центру.
– Чара, может, отрежем по ма-а-аленькому кусочку? – Умоляюще предложил Азриэль, пока он сам зачарованно-голодным взглядом гипнотизирует пирог.
– Отставить! – Приказным тоном воскликнула Чара и легонько шлёпнула Азриэля по тянущейся лапе. – Приказа не было, рядовой! Пойдём-ка отсюда, а. Нужно маму с папой дождаться, вот тогда и поедим все вместе.
Девочка взяла монстрёнка за лапу и потянула его за собой прочь из кухни.
– Ну, Ча-а-ара! Всего кусочек! – Плаксиво взмолился он, с досадой наблюдая, как заветное сладкое сокровище всё отдаляется.
– Отставить нытьё на посту, солдат!
Глубокий вздох досады был его ответом.
Как и Азриэль, Чара не смогла удержаться от соблазна взглянуть на пирог в последний раз.
Девочка никогда не верила в так называемые знаки судьбы и суеверия. Они – несуразная глупость для недалёких людей, которые во всём видят тайный и магический замысел высших сил. Но наблюдая за тем, как клубы пара в завораживающем вальсе сплелись между собой в смутную фигуру черепа, Чара спросила себя: а не является ли она одной из тех сумасшедших, раз обратила на это внимание?
