невыполненное обещание

— блять, — кудрявый парень выругался себе под нос, обнаружив, что сегодня в его кармане не оказалось зажигалки. — ну еб твою мать, ты серьёзно!? глеб обращался куда-то вверх, высоко подняв голову. он хоть и не верил особо в Бога, но в такие хуевые дни очень хочется поверить в то, что кто-то там на верху услышит молитвы. — ну что, ангелы-хранители, я сегодня снова пьяный, посмотрите на меня! — хриплый крик викторова уносился осенним ветром вверх, растворяясь в листопаде красного клёна. с каждым днём глеб всё чаще думает, а нахуя ему это всё. утром на завтрак у него панические атаки, на обед ссоры с девушкой, крики, разбитая посуда, а на ужин какой-то бар, где он наливает за двоих виски, а если повезёт на дессерт перепихнется с кем-то, чтобы, как ему казалось, заглушить наплывавшую боль. единственные дни-отдышки были дни концертов, где на сцену (чаще всего) выходил тот самый настоящий глеб. до смерти притягательный своей энергетикой, в какой-то степени грозный, но одновременно он совмещал в себе и спокойное пламя зажигалки и бушующий костёр. он отрывался, передавая всю ужасающе яркую энергию зрителям. его тексты откликаются в душах многих людей. и викторов искренне не понимает. нахуя с ним остаются люди, если все знают, о его зависимостях. и, что самое страшное, его любят. по мнению хейтеров, он уже должен валяться где-то в канаве, задыхаясь и глотая пену во рту. но глеб жив. побитый жизнью, проткнутый десятками клинков, преданный, жалкий. живёт. в этот вечер викторов запутался окончательно. он вспомнил две неудачные попытки суицида. в голове мелькает третья. он прямо видит : его тело летит вниз с бешеной скоростью с моста, а на небе отражается лицо ее. той, которая и сломала знаменитого рокера. растоптала, превратив его в маленькую лужу. где на дне остался осадок из бесконечной любви глеба к ней. любил до смерти. пылко, жарко, с такой же страстью, с которой он выходил на сцену. казалось, викторов уже не существует без неё. она всегда его вытаскивала из почти предсмертного состояние, спасала каждым своим сообщением о любви. но в какой-то момент и её это заебало. помахав ручкой, девушка ушла, оставив за собой тонкий аромат дешёвых сигарет и свою зажигалкзажигалку zippo. её-то глеб и оставил сегодня. и , по большому счету, викторов мог сейчас плюнуть, перелезть через ограду моста, и проверить свои теории из детства : если прыгнуть с моста, насколько глубоко ты нырнешь. глеб уже по факту душой был там. певец затуманенным разумом слышит лай собаки. но с каждой секундой этот лай глеб начинает понимать сам. и тут до него уже доносятся пронзительные, иногда прерывающиеся крики. — эй, кто-нибудь! крик девушки откуда-то из-под моста. спустился по лестнице, и ты на месте. женский голос звал отчаянно на помощь. глеб обещал себе не вляпываться в говно. в ещё он обещал себе не обещать. разум мигом прояснился, будто ему дали волшебный отрезвительный пинок под зад. и викторов сорвался с места. но не в воду, как он рассчитывал пару минут назад, а в направлении голоса. алкогольное опьянение давало о себе знать, из-за чего парень пару раз спотыкался, сдирал колени в кровь через свои рваные джинсы. "черт, а мама в детстве говорила не носить их. "— пронеслось в голове. первое, что увидел глеб была голая спина девушки. исцарапанная, испачканная в смеси крови и грязи. обладательница такой картины обернулась. прикрываясь руками, она широко распахнула глаза. они были красные, стеклянные. викторов мог видеть своё отражение в них. из-за слез не было даже видно настоящего цвета глаз девушки. певец взглянул за жертву. в трёх метрах стояли не менее удивлённые две осóбы. в голове викторов назвал их суками. у одной в руках был уже наполовину обнажённый перочинный ножик, вторая же держала белую рубашку. девушки переглянулись. их недавняя ухмылка спала с лиц, зло горящие глаза показали испуг, а руки легонько поддрагивали. — а ну-ка. пошли вон отсюд-д-аа. мрази ебанные. — пытаясь не выглядеть пьяным, глеб смело шагнул вперед. закрыв собой спасенную, он закатил рукава. негодяйки либо испугались татуировок парня, подумав, что он только что вышел из тюрьмы, либо их поразило обращение, которым из назвали. но они повыроняли всё из рук и вылетели, как пробка, из-за тёмного пространства под мостом. безмолвное безумие воцарило над головами у двух совершенно незнакомых людей. парень медленно подошёл к рубашке цвета карамели. она была мокрая, уже местами порвана, рукава испачканы в грязи. но вещь сохранила запах своей хозяйки. необычных, лёгкий, который глеб ещё никогда не встречал. во всех женщинах он почему-то чувствовал запах сигарет. даже в тех, кто не курил. в этом случае, в нос ударил запах дождя, кофе и.. ежевики? викторов посмотрел на воротник рубашки. сгусток ежевичной жвачки красовался прямо на самом видном месте. кинув вещь на землю, глеб снял с себя свою чёрную кожаную куртку. подошёл к девушке, которая до сих пор дрожала и плакала, и накинул ей на плечи кожанку, плавно поглаживая по плечам. нос глеба коснулся белых волос. пушистых, растрепанных, мягких. только спустя минуту девушка начала реагировать. она сильнее укуталась в куртку, пропахшую алкоголем, но ей это не мешало. — с.. спасибо. — еле выговорила дрожащим голосом та, но глеб приставил палец к губам напротив. на секунду ему показалось, что он утонул в пропасти. — тс. будешь галдеть - ещё хуже станет, — а внутри проклинает себя за грубость. — блять, кто эти мрази?! — не важно. — девушка вынырнула из космоса внутри карих глаз и поспешно отвернулась. парень взял её за плечи, но уже нежнее, пытаясь вернуть в прежнее положение легко поддающееся тело. — не еби мозги. ещё чуть-чуть и твою тушку нашли в километре отсюда на берегу реки. это в лучшем варианте. а так осталась бы гнить ту.. эй! ты чего?! ну еб..— проныл глеб, видя, как его слова лучше нифига не сделали, а девушка упала голыми коленями на асфальт и закрыла глаза руками. опустившись рядом с ней, викторов забрал растрёпанные пряди волос ей за уши. в этот незамысловатый жест он вложил столько нежности, сколько, кажется, не каждый раз его бывшая видела. — извини. дуреха, ну ты чего. всё прошло. выдыхай. — парень приблизился и уже мог развидеть мелкие и еле заметные веснушки на щеках. спасённая утерла слезы, уже полностью размазав тушь по лицу, шмыгнула носом и закрыла глаза. но тут же распахнула вновь. оказавшись заключённой в тёплые объятия, как птица в золотой клетке, она не могла вырваться, но и сопротивляться сил не было. вместо этого она просто полностью утонула в горячих руках глеба. изучая, каждую татуировку, в голове пронеслась мысль, что хочет каждую из них поцеловать и провести по ним пальцем. и пусть раны на спине ныли, девушка дала себя поглаживать, чтобы не нарушать эту невесомо повисшую атмосферу. — даша. — еле слышно прошептала она. имя ножом прошлось по ушам, но викторов сделал вид, что не услышал, ссылаясь на последствия алкоголя. — зовут меня, даша. нет, он не ошибся. отстранившись от девушки, парень провёл большим пальцем по аккуратному личику напротив. — я глеб. глеб викторов. — мои однокурсницы.. они.. они называют меня шлюхой универа, я отбиваю якобы у них парней. и решили загнать меня сюда. и.. и, — по щекам снова покатились слезы. — вот суки. бдять, это нихуя не дело. с какого они так думают?! ты даже на шлюзу не похож.. а. ладно, с ними отдельная тема. глеб взял за руки дашу, положил её хрупкие ладошки себе на шею. медленно поглаживая, он приблизился так, что их лбы соприкасались. — дыши. просто дыши со мной в унисон. — и даша дышала. вместе с викторовым. растворяясь, как сладкая галлюцинация, мысли уносились куда-то вдаль. с закрытыми глазами, оба сидели, громко и протяжно вдыхали кислород, жадно напиваясь каждой молекулой. — ещё, ещё и ещё.. раздался гром. где-то рядом хлынул дождь. но их ни одна капля не доставала. будто они находятся внутри огромного костра, на котором сжигают чучело на масленице. — дождь уже третий день идёт. глеб первым открыл глаза и, казалось, первый раз за месяц улыбнулся. искренне и тепло. так, как он умеет. на эти минуты он почувствовал себя тем самым глебом, который существовал два года назад. без зависимостей. без синяков под глазами, убитого взгляда, вечно холодных рук. — да, это три дня дождя. — дарья взглянула на своего героя. из кармана штанов видна была неначатая единственная сигарета. девушка достала из своих джинс бордовую зажигалку zippo . — дать? глеб удивлённо раскрыл глаза. волосы даши небрежно падали на плечи, мокрые пряди слиплись со лбом, губы, обветренные, обкусанные, все в крови, улыбка, такая кроткая, нежная, в нее, казалось, вложена целая душа, хотя парень понимал, что душа её настолько глубока и загадочна, что на её исследование уйдёт годы. как в марианской впадине глеб тонет во взгляде кофейных глаз напротив. викторов был снова пьян. но уже не оо виски, а от создания, светлого и яркого, которое сейчас ему предлагало поджечь сигарету. разум затмила пелена тумана, в глазах помутнело. не соображая, продвинувшись ближе к даше, глеб впился губами в чужие. он никогда не целовался нежно, всегда с вызовом, что-то требуя взамен, резко, покусывая. но сейчас он лишь аккуратно касался, боясь спугнуть, сделать больно. это был тот самый поцелуй, который обычно описывается в самых прекрасных сказках про любовь. Дыши со мной в унисон ещё, ещё и ещё Потратим весь кислород, пока мы с тобой не в ноль Дыши со мной в унисон ещё, ещё и ещё Я чувствую твою дрожь, ведь это мой обезбол