***
Панси стоит перед зеркалом в своей спальне и не узнает женщину, представшую перед ее взором. Посеревшее от недосыпа лицо, большие голубые глаза, излучающие лишь обреченность, и волнистые черные волосы, затянутые в не очень аккуратный пучок. Девушка уже давно не следила за модой и больше не проводила свой досуг, гуляя по магазинам в сопровождении безмозглых, но весьма очаровательных подруг. Теперь ее дни занимали погони за преступниками по подворотням, лесам и подвалам и быстрые глотки кофе в течение дня, она буквально жила своими делами… Нервная, быстрая, жаждущая адреналина, она проникалась «маньяками», а потом ловила их, смакуя каждую неожиданную деталь преступления. Казалось, что никто и ничто не способно вывести из себя ту, что спокойно ловила серийных убийц и прочих преступников, но в реальности все было ни совсем так. Ее вечной болью, ранящей ее на протяжении всего жизненного пути был ее отец. Персея Паркинсона упекли в Азкабан за пособничество Темному Лорду, Панс ему не сочувствовала, считая, что наказание даже слишком легкое, чем заслуживал этот недочеловек, мать скорее всего не согласилась бы с дочерью, так как умерла от разрыва сердца, узнав, что отца посадили. Этот ублюдок никогда не любил ее и был постоянным гостем борделей, но она сама не представляла свое жалкое существование вдали от мужа… Паркинсон отошла к окну. Поттер заставил ее взять выходной, так как сегодня годовщина смерти ее матери. Будучи сиротой отношения с родителями ценишь превыше всего, увы, Панс не придерживалась таких взглядов. Люди, родившие ее на свет не отличались хотя бы толикой человеколюбия. Паркинсон была для них кем угодно кроме любимой дочери. Мать дорожила лишь отцом, а тому были важны лишь статус и деньги, много денег. Детство девушка помнила смутно, оно было переполнено репетиторами, приемами и ледяными взглядами взрослых, запретами и дорогой и неудобной одеждой. После смерти матери и заключения в Азкабан отца Панси начала одеваться только в черное, изредка разбавляя «траур» по неудавшейся жизни зелеными галстуками и сережками с рубинами. Подарок Драко на ее восемнадцатилетие. Этот заносчивый и противный блондин был ее самым близким человеком на протяжении всей жизни. В самые тяжелые минуты он был рядом, даже тогда, когда его собственное существование крошилось мелкой крошкой под дорогой обувью судей, пытавшихся посадить Малфоя вслед за родителями. Их отпустили одновременно благодаря «Золотому трио». Паркинсон помнила, как рыдала, сидя на полу своей комнаты, не веря, что кошмар позади. Больше не будет рейдов Псов, ударов мокрым хлыстом по спине от Персея Паркинсона, рыданий матери, забывающейся от кошмара в алкоголе. Она свободна… С-В-О-Б-О-Д-Н-А От осознания этого девушка сходила с ума, еще никогда ей не предоставлялся шанс решать что-то самостоятельно. В это верилось с трудом. Так, она пошла учиться в аврорат, терпя обзывания и унижения, которые ранее раздавала магглорожденным. Финниган, с которым она попала в одну подгруппу начал ее звать в лицо «Мопсом», но ей было плевать, старое прозвище данное школьными недругами перестало что-то значить, в какой-то мере оно даже возвращало в те времена, когда все было хорошо, когда у Драко не было татуировки, был жив Крэбб, Забини пил и отпускал шутки, исполняя роль главного клоуна школы, а она сама носила красную помаду, желая хотя бы так отличаться от семьи. Тренировки, унижения, неудачи и наконец выпуск. Так, она запомнила период учебы на аврора. Несмотря на внешнюю хрупкость, Панси с легкостью разбивала носы и скручивала руки, но самое главное она нашла свое призвание. Она научилась ловить маньяков, изучая их поступки, догадываясь об их тайнах, Панс примеряла личину нелюдей на себя. Ее это завораживало, давало тягу к жизни. Любовь, отношения, секс и алкоголь были не способны ее «разбудить» от гребаного кошмара, происходившего с ней весь подростковый путь, но жажда вычислить убийцу, распутав «созданную им паутину» дала наконец-то вдохнуть полной грудью. В отделе ее не любили, считая «слишком мрачной», самая мягкая ремарка секретаря Поттера в ее адрес. Будучи главой аврората, Гарри Поттер был справедливым и довольно-таки спокойным начальником. Паркинсон его уважала, однако извиниться за давнюю трусость все еще не могла. Тревога и стыд подступали к горлу и она уходила от его двери, после чего часами стреляла по бутылкам из пистолета, выданного на работе в качестве защиты для работы в маггловских районах, в подвале бара Забини. Блейз матерился на ее поведение, но все же помогал ей выплеснуть негативные эмоции, подавая новые бутылки.***
От самокопания и потока воспоминаний Панси отвлекло письмо, очередной черный конверт от человека, у которого не было права ей писать… Письма от отца. Сначала она их читала, задыхаясь от всхлипов и боли, потом складывала в стол, а когда они начали из него выпадать, начала их сжигать. В годовщину матери Паркинсон не стала изменять привычкам, огонь моментально поглотил пергамент. Легче не стало, от дыма захотелось курить. Обычно она курила только с кем-то. Когда она пропустила приобретение новой дерьмовой привычки? Нужно была аппарировать на могилу к матери. Эта мысль била с разбега по вискам. Набравшись смелости, Панс открыла шкаф. Черные рубашки и брюки поприветствовали ее ледяным молчанием, однако среди них затесался недруг. Да, это жестоко осуществлять эту «прекрасную» идею, но сейчас это кажется правильным решением и Паркинсон одевается. Очутившись у надгробия родительницы, Панс чувствует чужие пораженные взгляды. Блейз, Драко и Тео смотрят на ее красное платье с черными розами, не зная, что сказать. Она пылает изнутри, теперь это видно и внешне. Этот алый шелк олицетворяет все то, что она пережила… Малфой отмирает первым, он подходит к камню и создает венок с красными розами, тоже самое делают и остальные слизеринцы, в то время как рука Панс выводит огромную охапку черных пионов. Мать обожала эти цветы с огромными пышными бутонами, их запах все еще стоял в носу Паркинсон, она помнила, как мать переживала за их сохранность на клумбах, когда приходили «друзья» отца, будто бы это самое страшное, а не то, что отъявленные маньяки будут пить чай с ее собственной дочерью. Сглотнув, девушка махнула друзьям и компания аппарировала в бар Блейза. Паркинсон переоделась в привычную черную одежду, ее ноги лежали на Тео, который сидя на кресле, постепенно опустошал бокал с виски. — Выпьешь? Забини обеспокоено смотрит ей в лицо пристальным взглядом, пытаясь найти следы хоть каких-то эмоций, но их нет. Панс должно быть плохо, сегодня годовщина смерти её матери, но в действительности она не испытывает ничего, кроме стыда и неловкости к этой женщине. Долорес Паркинсон не была хорошей матерью, дочь ей была интересна только в качестве дорогой инвестиции, которая впоследствии стала бесполезной безделушкой после войны. Никто не хотел иметь в женах дочь Пожирателя. Панс никого в этом не винила… Она была слишком сломлена, чтобы замечать ещё хотя бы что-нибудь, от чего нормальные люди лежали пластом месяцами, Паркинсон же просто запивала боль кофе или бренди. Она ненавидела выходные, но не почтить память матери не могла, это было слишком… Глаза Паркинсон внезапно сталкиваются с холодным взором Драко. Малфой сверлит ее пронзительным взглядом, пытаясь разгадать, что с ней творится. Парень выглядит сломленным и разбитым больше, чем обычно и причина явно не в излишнем сочувствии к женщине, которую он всегда презирал за отношение к подруге. — Ты в порядке? Спрашивают они почти в унисон. Панс закатывает на это глаза. — Как ты? Бархатный голос Драко сейчас отдает металлом. Да, что с ним, Мерлин? — Как всегда плевать. Отрезает она, а потом быстро спрашивает, пока он не успел скрыть истинные чувства. — Да, что с тобой сегодня? — Я женюсь Что-то ломается внутри у всех троих. Нельзя с таким холодным и посеревшим лицом сообщать такие новости. Что вообще происходит?