***
Подлый лис расположился сзади, осторожно массируя плечи. Размеренное виляние хвостом из стороны в сторону несколько раздражало, так как бурый мех то и дело мельтешил перед глазами, хлопал по страницам тетради. Дазай сжимал и пощипывал трапециевидную мышцу, водил круги большим пальцем. Это было в духе вечно ластящегося поводу и без кицунэ, тихо урчащего под ухом. Однако, когда же возник недовольным обстоятельством óни, ситуация начала принимать иные обороты. Чуя примял своим телом тетради на кровати и никак не реагировал на возмущения Ацуши, лишь цокнул и скинул их на пол. Накаджима страдальчески взглянул на смятую и разбросанную лекционную тетрадь, которую он так аккуратно и тщательно вел в течении семестра. — Подними их теперь, обалдуй, — процедил Дазай, уложив голову на плечо Ацуши и обвив талию руками. Чуя нахмурился, раздраженно цокнув, но со скрипом слез с кровати и подобрал листы, сложив их в тетрадь и убрав на стол. — Доволен? — возник он вновь перед ними, только ещё ближе к Ацуши. Дазай провел языком по шее Ацуши, обдав его горячим дыхание. Накаджима дёрнулся от неожиданного влажного касания и рвано выдохнул. Осаму продолжал смотреть в глаза Чуи, опыляя плечо Ацуши легкими, невесомыми поцелуями. В гетерохромном взгляде Накахары под ярко-алым блеском сверкнула недобрая мысль, и его руки забрались под футболку, обжигая живот горячими касаниями. И, казалось, Ацуши оказался в безвыходной ситуации, стиснутый между óни и ёкаем. — Но... — хотел было что-то возразить он, вдыхая воздух через рот. Но в шею вонзились клыки Дазая, отчего растеклась щемящая боль по плечу. Осаму мазнул языком по ране, слизывая выступающие капли крови. Ацуши поперхнулся, сдавленно выдохнув. Совсем сбитый с мысли, он схватился за Чую, сосредоточенного на очертаниях его худого тела. Ногти, выкрашенные в красный, немного царапали бледно-молочную кожу. Оставалось лишь поджать губы и откинуться назад, на Дазая. Они бы все равно не услышали его возражений, а помолчать все же стоило. За хлипкими, тонкими стенами были соседи. В голову часто закрадывалась мысль, что они делали это специально: всячески дразнили и ласкали. Всё, чтобы смутить и вогнать в краску его и его соседей. В иные случаи эти двое едва уживались в одной комнате. Накаджима даже не осознал, в какой моменте оказался на коленях лиса. Осаму, повернув голову Ацуши к себе, мельком бросил взгляд на недовольного Чую, лукаво улыбаясь. Он, жадно впиваясь тонкие губы, скользнул языком внутрь, посасывая небу, проводя по ряду верхних и нижних зубов. Особенно он любил обрывать поцелуй и облизывать губы, резко и безболезненно покусывая их. Был в этом какой-то собственнический жест, который в свою очередь не нравился Накахаре, что грубо оттягивал Ацуши на себя. Голодным зверем безропотно сцеловывал чужие поцелуи. Осаму был кусачим, Чуя же был жарким, пышущим жаром каждой клеткой тела. Осаму разорвал поцелуй, прикусывая щеку Чуи, вплетаясь и теснясь языком к ним. Он сжимал руки на талии, под футболкой. Блуждал от груди до паха, сжимая в когтях сосок. Отчего Ацуши дышал тяжело, пытаясь вобрать в лёгкие больше воздуха, топя стон в поцелуе. Чуя скользнул к шее, прикусывая и оттягивая кожу на ней. Он лизнул длинным шершавым языком по кадыку, немного посасывая его. Осаму стянул с него футболку, щелчком убрав её осторожно на стул. Знал, что беспорядка Ацуши не терпел. Его обдало легкой прохладой, несмотря на пыл, исходящий от Чуи. Прохлада сменилась жарой и духотой даже при открытых окнах. Где-то пение цикад растворялось в гуле бьющегося сердца. Они томили и тянули с ласками, обхаживали Ацуши со всех сторон, вытесняя любую здравую мысль из его головы. И не было никакой тревоги о грядущем экзамене, когда Дазай по-животному вылизывал загривок, проводя языком по уху. По телу волной катились мурашки от ощущения, что оставлял после себя Осаму. Терялось и окружающее пространство, когда Чуя игрался с сосками, покусывая и посасывая их, когда его рука дразняще оглаживала пах. Хотелось выть и лезть на стенку от такого напора разнообразных чувств и ощущений. В животе щекочуще тянуло, стягивалось узлом. Вместе с тем, что Ацуши был прижат к Дазаю и стиснут Чуей, его руки искали за что схватиться, чем унять ту приятную дрожь. Он потянулся к ушам Дазая и мягко погладил ухо от мочки по завитку, отчего лис резко и громко простонал, отстраняясь. Осаму опустил уши и прижал их голове: — Просил же не трогать, — весь он был раскрасневшимся и смущенным. Ацуши знал, что уши были самой чувствительной частью тела кицунэ. — Ха, слабак, — гордо отозвался Чуя, довольно улыбнувшись и хмыкнув. Потеряв опору, Ацуши принялся за рога Накахара. Проведя вдоль: от основания до макушки, он помассировал большим пальцем верхушку. Впрочем, и Накахара оказался не из стойких, шумно выдохнул и прикрыл глаза, зависнув от блаженства. — Кто бы говорил, — заметил Дазай, потянувшись к другому рогу Чуи, повторяя манипуляции Ацуши. — Вы можете хотя бы сейчас не соревноваться?! — сбито возразил Ацуши, махнув бедрами на коленях Дазая, промычавшего что-то. Ожидания становилось утомительным от оборвавшегося занятия и уперевшейся в шорты эрекции. Чуя перехватил их руки и опустил. Щеки налились кровью, взгляд похабно блуждал по полуобнаженному телу Ацуши. Кажется, они разгорячили его пуще прежнего. И óни был готов выйти на охоту. Накахара подтянул к себе Ацуши за ноги, уронив его на колени Дазая, и развел ноги, стянув шорты вместе с бельем. Те небрежно слетели на пол, однако возбужденному Накаджиме уже не было дела до них. Чуя хищно улыбнулся, облизываясь острым языком. Руки томительно проводили по внутренней стороне бедра, сжимая мягкую кожу, дразнились у паха. Ацуши завороженно наблюдал за действиями óни, хватаясь за медленно виляющий хвост Дазая, отчего тот хмурился, отвлекаясь на самого себя. В конце концов, он и вовсе спрятал его. Накаджима разочарованно вздохнул, когда из-под пальцев исчез пушистый шелковистый мех, о котором заботился самостоятельно. Чуя мог дразнить и любоваться раскрасневшимся и смущенным Ацуши целый день, уповая на эту скромную красоту. Однако и оставлять его без особого внимания и заботы не хотелось. Кровь ещё подождёт. Он провел ладонью по члену, прищипнув кожу на головке. Накаджима мелко задрожал над ним и, поджав губы, рвано выдохнул. Руки тянулись к Дазаю, что массировал подушечками большого пальца соски, сминал грудь. Искали в нем опоры, чтобы не затеряться в гуле чувств. Движения Чуя были методичными и медленными. Он наклонился к Ацущи, проводя по губам языком, колючим и шершавым, ловя на лету обрывки полустонов. Разум отпускал любую мысль легко, едва она успевала зарождаться. Прикрыв глаза, Накаджима пытался сосредоточиться на жаре, сбивающем дыхание; стягивающем лёгкие. Тяжелое дыхание шелестом разносилось на слуху ёкая и óни, хитро улыбающихся прекрасной картине. В миг он потерял опору за спиной, Дазай сместился, пересев чуть левее. Ему не нравилось, что члена своего человека касался лишь один óни. Ацуши чуть не задохнулся от добавившегося напора движений. Чуя и Осаму водили рукой вразнобой: кто-то сжимал болезненно крепко, кто-то позволял себе переместить руки на мошонку и теребить их. Это было безумно жестоко по отношению к стенящему Ацуши, сжимавшего рот рукой. Все тело напряглось в приятной тянущей неге, доводящего до исступления. Он кончил в руку Чуе, ослаблено распластавшись на кровати. Дазай осторожно слизал белесую жидкость с пальцев Накахары, издавая тихий лисий визг. Óни нахмурился и скривил уголки губ в отвращении. Ацуши тоже, впрочем, не понимал особой любви лиса ко всяким телесным жидкостям. Должно быть, пища для кицунэ имела и вполне себе физическую форму. Вдыхая через приоткрытый рот, Ацуши наблюдал за ними, ожидая дальнейших ухищрений. Однако они, казалось, не определились кто и где будет сегодня. Это несколько забавляло и становилось чем-то привычным, нежели точно выверенная синхронизация до. Слизав сперму до последней капли, Осаму хищно облизнулся и улыбнулся. — Все ёкаи такие мерзкие? — отозвался Чуя, обтирая руки о свои хакамы. Дазай промолчал, чуть толкнув Накахару в сторону. Из кармана своего хаори он выудил баночку со смазкой. Тогда Ацуши лишь откинул голову назад, вглядываясь в белый потолок. По телу пошли мурашки от прохлады, отдающейся от касания смазанных пальцев. Он рефлекторно напрягся, пытаясь поджать ноги, однако Дазай не дал, придерживая за бедро, впиваясь когтями. Чуя провел рукой по впалому животу, рисуя круги от пупка. Демонический язык прошёлся по шеи, вдоль сонной артерии к мочке. Он огладил одним мазком ухо, проникая в слуховой проход, щекоча. Ацуши дёрнулся, сжимаясь плечами от щекотки. Когда же сфинктер раздвинул второй палец Дазая, Чуя вонзился клыками на месте прошлого укуса, глубже и болезненнее. Накаджима рвано выдохнул, резко прикусив губу. Отзвук стона донесся до слуха óни и ёкая. Ощущение пальцев в анальном проходе выбивало воздух из лёгких. Шея горела хлеще, нежели тело от нежных и осторожных манипуляций Дазая. Чуя лежал рядом, слизывая и покусывая плечо. В пропитании кицунэ и óни была весомая разница: Осаму вбирал энергию с секса, Накахара - из крови. В иные случаи он раскусывал запястья до крови, оставлял багровые следы на бёдрах. Теперь же вкусил плоть у шеи. Внимание рассеялось между ними двоими, и Ацуши остался где-то в середине, слабо чувствуя пульсирующую боль в изгибе шеи и рефлекторно махая бедрами. Дазай разводил пальцы ножницами, водил по кругу, сминая другой рукой бедро и пощипывая его. Сбитый с толку Накаджима сжимал руку у рта, пытаясь все ещё дышать ровно. Давалось с трудом. Дазай раздвинул ноги шире и мазнул языком от сфинктера до мошонки. Ацуши затрепетал, тихо простонав в руку. Он начисто вылизал бедра от смазавшейся смазки, толкаясь внутрь, водя круги языком. Накаджима ныл, дергаясь ногами, отрывался от Чуи, поворачивая голову в сторону. Óни грубо потянул его обратно, сжимая руку на шее, сдавливая горло. Ацуши хотел что-то возразить, но раздался лишь глухой невнятный звук. — Ты его придушишь, — сказал Дазай, вставляя обратно палец и надавливая на простату. По телу импульсом прошла волна удовольствия, отчего он едва не вскрикнул. Чуя цокнул и ослабил хватку. Осаму положил руки на талии Ацуши, приставив головку к сфинктеру. Немного войдя, он резко потянул его к себе, вставив член полностью. Накаджима прикусил губу, сжав в руках хаори. Его раздражало, что голым был он один. Дазай в принципе ничего не носил под кимоно, однако Чуя был более чем при параде. Осаму помогал двигаться Ацуши, который подрагивающими руками пытался опустить кимоно, хотя бы до пояса. Взобравшись под нижнюю юкату, он потянул его вниз по плечам, открывая полубинтованное тело. В отличие от óни Осаму не отличался атлетичным телом, даже наоборот его тонкие изящные очертания напоминали чем-то женскую фигуру. И только сейчас, когда дышалось тяжело, у паха стянулось трепещущее чувство возбуждения, он понял, что Дазай ведь дзинко, а не кицунэ. — Ты дзинко? — спросил он прерывистым голосом. — Мне кажется, не самое лучшее время об этом спрашивать, — ответил, лукаво улыбаясь, Дазай. Ацуши провел пальцем по завитку ушей Дазая, вырвав очередной стон. В этот раз он ничего не мог поделать, руки были заняты. Лишь прикрыл глаза и жалобно протянул: — Какая разница: женщина я или мужчина. Чуя переместился за спину, оставляя обжигающие поцелуи на плечах, покусывая загривок. Ацуши хотелось развернуться, чтобы поцеловать его в губы. Он обхватил его шею рукой, притягивая к себе, как бы то было неудобно. Накахара управлялся языком умело. В отличие от Дазая, у него не было магии обращения. Потому язык был длинный, заостренным и грубоватым. Этого все будто было слишком, но вместе с тем мало. Тело горело, по лбу катились капли пота, на глазах наворачивались слезы. И Ацуши был бы готов выть: "ещё", зная во что все обращалось зачастую. Чуя ввел два пальца в анальный проход, сбив и Ацуши, и Дазая от движений. Дазая тяжело выдохнул со стоном, отзвуки же Накаджимы поглотил Накахара. Он медленно водил пальцами вдоль члена Осаму. Казалось, катастрофически не хватало воздуха в горящих лёгких. По щёке катилась слеза, все же это было перебором. Все тело кричало в смеси разных чувств. Чуя развернул их и уронил на кровать. Осаму остался снизу, Ацуши – сверху. Он неторопливо ввел свой член в анальный проход, сжимая талию своего человека. Накаджима прикусил плечо Дазая, вонзившись зубами в бледную кожу. Лис протяжно простонал, пытаясь за что-то схватиться. Ограниченные в движении, но полностью отданные собственному вожделению они сцеловали каждый стон, от каждого ускоряющего толчка Накахара. Óни были свирепы в своем гневе, что кипела в них вместо крови. Дрожащая рука Дазая переместилась на член Ацуши и пыталась повторить движения Чуи, в такт сводя с ума юношу. Накаджима впивался сильнее в плечо Осаму от переизбытка чувств, которые никак не получалось вытеснить. Дыхание сбитое, воздух встрявал в горле, вырываясь заглушенным полустоном. У ёкая и óни было право стонать и выть, их кроме Ацуши никто не слышал. А вот его более чем. И уж там совсем дурно становилось от осознания, что проделывал все это будто он в одиночку. Движения Дазая все сбивались, хватка была слабой, но достаточной для перенапряженного тела. Чувствительность достигла своего пика, и каждое касание казалось обжигало тело, привносило более глубокие ощущения. Ацуши что-то промычал в изгиб шеи Осаму, ощущая прилив возбуждения и накатывающего удовольствия. Однако вместе с тем по телу прошло неприятное чувство от резко разрыва – Дазай сжал пальцы у венечной борозды, подло улыбаясь ему. Накаджима со злости болезненно прикусил его за опустившиеся ухо, отчего раздался визг. Чуя начал двигаться рвано с большей амплитудой, на исходе прикусив загривок Ацуши. Тогда и Осаму отпустил его. Кончив на живот Дазая, испачкав края кимоно у пояса, он обмякше рухнул на него. В привычку возникшей от лиса, коротко слизывая шею. Рядом упал довольный óни, кровожадно улыбаясь. По бедрам Ацуши стекало семя, щекоча, но он был слишком уставшим, чтобы думать об этом. Хотелось быть укутанным всеми девятью хвостами Дазая и уснуть, однако лис не мог оставить его "грязным". Лёгкой дымкой он возник сзади, раздвигая ягодицы, слизывал сперму по бедрам, с мошонки. Языком толкался в анальный проход и старательно вычищал сжимающиеся стенки. Ацуши нервно дергался, когда он проводил по чувствительному сфинктеру. Довольный своим трудом Осаму перебрался к Чуей и дразняще провел языком по его члену, слизав остатки и там. Накахара недовольно цокнул и лишь подтянул обратно хакаму, подвязав оби на поясе. — О, не нравится? — посмеялся Дазай, ластясь и укладываясь на груди Ацуши. Чуя лишь раздраженно хмыкнул, ничего не сказав. — Можно я полежу в тишине от ваших разборок? — устало произнёс Ацуши, поглаживая завиток на ухе Осаму. — Пойду за саке, — осведомил их óни, поднимаясь с кровати. — На трезвую голову у меня не получится не ободрать хвост этому лису. — Гляди, рога не сломай у дверного проема. — Я не дос... Ах, ты ж, бесполезный кусок шерсти, — вспыхнул Чуя. — Вы только во время секса умеете молчать? — прикрыл Ацуши глаза, тяжело вздохнув. — Да, предлагаю чаще это делать, — уткнулся носом лис в шею. — Тогда снизу будешь ты, придурок. Людям такие частые махинации вредны, — ответил Чуя. — А мне без разницы, главное, чтобы Ацуши-кун был рядом, — забвенно ворковал Дазай. — А у кицу... дзинко бывают течки? — спросил Ацуши. — У этого может быть. Он из лисы стал кицунэ, а не от человека, — хлебнул из возникшей из ниоткуда бутыли Чуя. Дазай уснул на груди, укрытый своим хаори, хвосты распластались по всей кровати. — Чуя-сан, вы с ним знакомы были? — Ацуши погладил Осаму по спине. — Давно было дело. Эта мусорная лиса любит к людям привязываться, таскается с ними, пока те не умирают. Он был частым гостем на пировании у клана Мори, где бывало и меня звали. Хоть и не люблю ёкаев, тенгу я уважаю, — он сидел на изголовье кровати. — Бывало встречались на Хякки Яко, когда они ещё проходили. — Чуя вновь хлебнул саке с горла. — Кто же знал, что мы вновь встретимся. — А какими были люди, к которым привязывался Дазай? — его уколола необъяснимая для себя ревность. — Одного звали Ода Сакуноске, остальные все как на одно лицо и характер. Избирательный чёрт, — Чуя бросил бутыль и свалился на кровать рядом с ними. — Добрый ночи, Чуя-сан, — погладил Ацуши его по рыжим волосами. Накахара что-то промычал и уснул. — Добрый ночи, Дазай-сан...
29 июня 2023 г. в 18:29
Дазая он подобрал на мусорке.
Казалось странным, что в городе водились лисы. Ацуши подумалось, что лисенок сбежал из какого-то зоопарка и решил его забрать к себе, после уведомив в соответствующие инстанции. Его даже не насторожило, как легко бурый лисенок шёл на руки, сразу взобравшись на плечи. Уже в общежитии он понял свою ошибку, когда лисенок обернулся ребёнком с ушами и хвостами - кицунэ.
Лис быстро обжил свой новый дом, небольшую комнату в студенческом общежитии. Здесь была кровать, приставленная к стене, там же стол, с кучей вещей в коробках под ним. Небольшое окно выходило на площадку за зданием. В одном уголке была столешница с компактной плитой и небольшой холодильник. Места едва хватало одному Ацуши, а тут без прочего обжился ёкаем, маленьким, но тем не менее существом не самым безобидным.
— Дазай Осаму, — и у него было имя, полное. Ацуши был повергнут в культурный шок. И не кицунэ его смутило, а фамилия. Ёкаи, что он прежде встречал, едва одним-то именем похвастать могли, а у этого мальчика с бинтами на глазу и по всему телу, с взъерошенными волосами в колтунах было и то, и другое. Из-под хаори выглядывало два хвоста. Молодой, всего двести лет.
— Накаджима Ацуши , — пожал он ручку лисенку.
Вот так, лис сел ему на шею. Таскался с ним везде, ластился подобно домашнему животному. Правда, просил кормить всякими крабами и персиками. Был привередлив в еде: "Это не буду, такое не ем". Канючил совсем малым ребёнком, несмотря на долгий, по человеческим меркам, срок жизни.
Ацуши даже понять не успел, когда к ёкаю присоединился маленький óни. Рыжий с короткими рогами, в черном топе и хакаме, подвязанный оби и неким хаори. Казалось, что он сам пришёл к ним и решил остаться на проживание:
— Мы не оставим этого оборванца в нашем доме, — возразил Дазай, вздернув нос.
— Дом мой, — поправил Ацуши. Óни нахмурился и сам вошёл в комнату, облюбовав кровать.
— Сделай что-нибудь, я жить с этим отродьем не планирую, — тянул за брюки недовольный Осаму, показывая на óни, что уже распивал горячительный напитком из глиняной бутыли.
— Эй, сам ты отродье, — грубо отозвался мальчик.
— Он же ещё пьянчуга, такого однозначно нельзя оставлять, — щёлкнул пальцем Осаму, и óни оказался за порогом. Он захлопнул дверь, попрощавшись.
И, вроде бы, óни не зашёл в тот день обратно, Ацуши расслабился. Однако на пары теперь его сопровождали двое детей, которых к благу не видели остальные сокурсники. Óни, назвавшийся Накахарой Чуей, держал его за плечо, на другой, пишущей руке, повис Дазай. Каждый вразнобой что-то предлагал:
— Пойдём проведаем столовку. Может там подают крабов? — дергал ушами Осаму.
— К черту пары, идем в бар, — сильно хлопнул по плечу Чуя.
— Тебе бы только пить!
— Тебе бы только крабов своих жрать!
— Хватит! — шепнул Ацуши, пытаясь не привлекать внимание посторонних глаз в аудитории. — Я куплю креветок с пивом вечером. Только оставьте меня, пожалуйста.
Они и отстали, просидев пары смирно. Ацуши, как и обещал, угостил их креветками и пивом. Как угостил, один объелся первым, второй завались на ковре после двух банок. В привычку Дазай спал у ног Ацуши, щекоча кожу грубоватым мехом. Как-то даже свыклось, что с ним жили два юных ёкая и óни. Было как-то не одиноко впредь. И было все чудесно, пока они не обернулись двумя вполне себе половозрелыми мужчинами, которые в никакую не хотели уживаться вместе.
Накаджима едва отошёл от их полного обращения, как драки между ними стали серьёзнее и кровопролитнее. Лис постоянно подливал в бутыль Чуи воду, заменяя им сакэ. Óни в ответ обещал выдрать тому все его девять хвостов. Ацуши же был несколько обижен тому, что Дазай скрывал реальный возраст, но виду старался не подавать.
Одним поздним вечером он возился с ужином, уставший после занятий и короткой смены в магазине. В разуме скользили разные мысли от простого желания поспать до вопроса, что в нем нашли сразу и ёкай, и óни. Его не смутило шебуршание полов кимоно, вместо непривычной ругани. Нож выпал из рук, когда его оглушил лисий визг. Перепугавшись Ацуши, обернулся к мужчинам. Сердце стучало в груди от прилива адреналина.
Чуя схватился за один из хвостов Дазая и выдирал мех клоками, попутно, кажется, прикусив их: на уголках его рта застрял бурый мех. Ацуши встал между ними, Осаму мигом спрятался за ним, подбирая свои хвосты и взвывая. Накахара, несколько озадаченный появлением Накаджимы, отпустил лиса и выплюнул пух.
— Я просил его прекратить. По-другому все равно не понимает, — пояснил Чуя, скрестив руки на груди.
— Дал бы подзатыльник. Зачем рвать ему хвост?! — тяжело выдохнул Ацуши. — Хотите жить у меня, живите по моим правилам. И правило первое: никаких драк ни тут, ни где-либо. Ясно?
Они молчали: Дазай ткнулся лбом в плечо, Чуя опустил голову вниз. Условия никому из них не нравилось.
— Я не слышу. Вам ясно или нет? — повысил голос Ацуши, на что раздался стук по стене. Однако ему было не до того.
— Ясно, — тихо ответил Дазай и взобрался на плечо Ацуши лисой. Чуя лишь неразборчиво прорычал в качестве ответа.
Ни сказать, что это помогло наладить их отношения, но в комнате стало тише. Их перепалки перетекли в гляделки и с площади комнаты переместились непосредственно на Ацуши. Осаму и мальчиком был прилипчивым, но, приняв свой настоящий облик, совсем уж не слезал с него: то в объятия лезет, то на коленях лисой спит, то ещё чего удумает. И все на глазах у раздраженного Чуи.
Накаджима в прямом смысле почувствовал себя добычей для óни и кицунэ. Это нервировало и пугало, пусть дрожи и волнения он не выдавал. Однако за тактильностью Дазая скрывались явные ухаживания за ним, и это смущало. Не сказать, что кицунэ был не из привлекательных. Наоборот, им положено манить своей харизмой и красотой своих жертв. После и Чуя стал вести под стать лису, пусть и более неумело уделяя ему свое внимание.
— Вы меня съесть хотите? — напрямую спросил Ацуши, одним вечером за ужином. Дазай и Чуя потупили на него взгляд.
— Откуда такие мысли? — спросил Дазай, ковыряясь в миске с рисом.
— Ну, ёкаи и óни этим ведь и занимаются. И вы так странно... — Ацуши покраснел, опустив глаза на тарелку. — В общем, странно вы себя ведёте...
— Разве люди так не выражают свою симпатию? — нахмурился Чуя, повернувшись к Дазаю. Он хотел въехать кулаком по его голове. — Ты...
— Я вам нравлюсь? — смущённо спросил Ацуши, прервав Накахару.
— Мне очень даже, — промурчал Осаму, сощурившись и улыбнувшись. — Про него не знаю, его все ещё можно выгнать отсюда. — Махнул он головой в сторону Чуи. И удар все же пришёл по нему.
— Да, — немногословно ответил Чуя, ещё раз ударив Дазая, который болезненно охнул, потирая место удара.
— Тебя это удивляет, Ацуши-кун? — спросил Дазая, шипя.
— Да, — тихо ответил Ацуши, ковыряя остатки риса. Как-то и аппетит прошёл от такой откровенной беседы.
— Я слышал у людей не принято любить двоих одновременно, — испил из чарки Чуя.
— Да, поэтому предлагаю тебе свалить, Чуя-кун, — нахмурился Дазай.
— Не принято не значит запрещено, — ответил Ацуши, все ещё разглядывая рисинки.
— То есть ты согласен на нас двоих? — поддался вперёд Чуя.
— Вы меня и не спрашивали, — отозвался Накаджима, мельком взглянув на óни и кицунэ, которые взирали на него взглядом полной надежды. — Дайте все обдумать.
Ответа он так и не дал, а обхаживания все также продолжались с их сторон и иногда становились совсем уже обоюдными, несвойственные им. И, кажется, грань разумного стиралась с каждым тяжелым вздохом и молчанием.