Serment

Глава четвертая Первый раз       Гермиона целую неделю ходила курить на башню Астрономии, но становилось все холоднее, октябрь плавно готовился перетекать в ноябрь, ветер за окнами и бойницами выл все громче, а утром и вовсе температура опускалась до нуля. Ветер бил Гермиону по щекам, когда она тайком сбегала покурить ранним утром. Она скучала по пыльному уюту Выручай комнаты, но пока не находила в себе сил туда вернуться, опасаясь, что Малфой попытается провернуть еще какую-нибудь мерзкую вещь или же, спаси Мерлин, будет высмеивать то, что он увидел в ее голове. У Гермионы сводило зубы от злости, стоило ей только вспомнить об этом. Как этот мерзкий хорек, этот заносчивый ублюдок посмел? Посмел. Вот так вот просто. Выгнал ее из тайного убежища, вытряс из нее воспоминания, потоптался в ее мозгах с изяществом горного тролля. Как же Гермиона его ненавидела, до покалывания в кончиках пальцев, до искр перед глазами, стоило только белобрысой макушке замаячить на горизонте. — Да какого хера, собственно? — спросила девушка вслух, выбрасывая окурок с башни.       Ветер подхватил его, закружил в порывистом танго. Гермиона поплотнее запахнула мантию, хватит, это был последний раз, пора встретиться со своим страхом, со своей ненавистью лицом к лицу. На трансфигурации гриффиндорцы были вместе со слизеринцами. Гермионе пришлось бежать с другого конца замка, поэтому она влетела в класс последней, со всего размаху впечатываясь в чью-то спину. — Грейнджер, твою мать! У тебя что, развилась куриная слепота? Смотри, куда прешь! — ну, разумеется, в кого бы еще она могла влететь. Роскошно. — Не стой на проходе, Малфой, — рявкнула она, отпихивая довольно ощутимо парня локтем. — Не прикасайся ко мне, идиотка! — прошипел Малфой. — Не стой у меня на пути, придурок, — отозвалась она, ощущая, что адреналин разгоняет по ее венам кровь, а щеки становятся пунцовыми не от бега и холодного ветра, а от ярости. — Пошла ты! — Сам пошел! Весь класс замер, наблюдая за перепалкой. Рон выглядел ошарашенным, но довольным, Гарри хотел было вмешаться, но Гермиона резко дернула его за руку: — Не лезь, Гарри. Я и сама способна справиться с этим куском дерьма. — Да, не ожидал о тебя, Гермиона, ты не устаешь меня поражать, — отозвался Рон. — В каком смысле? — вопросительно подняла она бровь. — В самом лучшем, Гермиона, — расплылся в улыбке Уизли, — в самом лучшем. Лекция прошла в относительном спокойствии. Малфой вновь был погружен в свои мысли, явно забив на все увещевания МакГонагалл, Гермиона украдкой бросила пару косых взглядов. На лице Малфоя застыла маска абсолютного безразличия, его серо-зеленые глаза смотрели сквозь предметы. Он настолько глубоко ушел в свои мысли, что не сразу понял, что лекция окончена. Из ступора Драко вывел голос Грейнджер: — Простите, профессор, вы обещали подписать мой допуск в особую секцию. — Да, мисс Грейнджер, давайте сюда, тема вашего доклада? — «Как запечатать проклятье в предмете. Свойства превращения предметов в магические артефакты», — отчеканила девушка. Малфой перестал дышать. Его мозг напряженно работал. — Вам тоже что-то нужно, мистер Малфой? — голос старухи ворвался в суматошный поток его мыслей. — Нет, профессор, я просто задумался, уже ухожу, — поспешно ответил он. — Задумался? — походя бросила ему Грейнджер, — не знала, что ты умеешь. И первой вылетела из кабинета, не дожидаясь потока брани в свой адрес. *** Вечер в гостиной Гриффиндора проходил в ожидании. Гермиона заканчивала писать эссе, Рон тоже пыхтел над своим, стараясь списывать у подруги не слово в слово. Гарри же ушел на встречу с Дамблдором. Гермиона потянулась как кошка, спина затекла, а еще хотелось курить. Но нужно было дождаться Гарри. — Как ты думаешь, Герми… — Рон поймал предупреждающий взгляд девушки и поспешил закончить, …миона, как воспоминания о прошлом Лорда помогут Гарри его победить? — Я думаю, что в его прошлом есть какая-то тайна, ключ к его могуществу. Дамблдор куда-то ведет Гарри, стараясь дать ему полную картину того, каков Темный Лорд по своей природе, — задумчиво проговорила она. — Да, просто нам не будет, — протянул Рон, — я жопой чую, что грядет что-то, отец и мать все лето были на собраниях Ордена, мама в этом году даже отказалась от вязки свитеров, потому что ей некогда. Да еще и Малфой, отец пытается выбить разрешение на досмотр их поместья. Но Министерство против. — Никто такого разрешения ему выдаст. Малфои слишком влиятельны, пока война не объявлена, но, думаю, что она уже идет, — печально закончила Гермиона. И тут тихо открылся портрет. Гарри скинул свою мантию-невидимку, убедившись, что в гостиной никого, кроме его друзей. По просьбе директора он скрывал их встречи. — И как прошло, — встревоженно спросил Рон, отодвигая от себя недописанный пергамент. — Он — полукровка, и он — прямой потомок Салазара Слизерина, — выдохнул Гарри, садясь в кресло напротив друзей. — Что? — в один голос отозвались друзья. И Гарри пересказал печальную историю Меропы Мракс и маггла Тома Реддла. — Вот такая история любви, — закончил он. — Лорд — плод не любви, а суррогата, Амортенция не создает любовь, она создает лишь одержимость, тень, подобие, имитацию чувств, — тихо и грустно сказала девушка. — Мерлин, — проворчал Рон, — уж не собираешься ли ты жалеть Темного Лорда? — А почему бы нет, Рон. Он был ребенком, ребенком, чей отец его не хотел, чья мать умерла. Он был одинок, раздавлен, и он нашел выход этого всего в ярости, в ненависти, он не пытался найти любовь. Он пытался ее уничтожить, поскольку, не зная любви с детства, он страстно желал ее получить, но ничего не выходило. — По-твоему выходит, что Лорд — это глубоко травмированный мальчик, которого стоит принять? — потрясенно выдохнул Рон. — Нет, Рон, — откликнулся Гарри, — Гермиона имеет в виду, что все мы склонны искать утешение, просто находим его в разном. И да, я не могу не проводить параллели с собственным детством. — Но ты тоже вырос без любви, Гарри, но ты же не стал психопатом! — Лорд лишил меня родителей, невольно обрекая на свою судьбу, но мне страшно повезло, в отличие от него. — И в чем же? — В том, Рон, что я видел, как могут родители любить своих детей на примере моего кузена, и на примере твоей семьи. И я понял, что значит обрести друзей. А Лорд… — А Лорд абсолютно эмоционально стерилен, потому что он считает любовь и дружбу слабостями, когда как слабостью является как раз-таки одиночество, — закончила Гермиона. — Примерно то же самое сказал мне Дамблдор еще в конце первого курса, — кивнул Гарри. — И все равно, — упрямо выпятил нижнюю губу Рон, — я никогда не смогу пожалеть такого, как он. — Сейчас его никто и не жалеет, мы с Гарри жалеем тот союз, того мальчика, который еще не был ни в чем виноват, но который ступил на кривую дорожку из-за своих неверных взглядов на жизнь, — отозвалась Гермиона. — Пойдемте спать, — устало провел рукой по итак встрепанной шевелюре Гарри. — Идите, я еще немного почитаю. И они ушли, пожелав спокойной ночи. А Гермиона взяла мантию, которую забыл Гарри на стуле, затолкав ее в рюкзак. Отдаст завтра, нельзя ее оставлять в гостиной. А потом достала мантию, ну раз уж так само произошло, то просто грех не сгонять на перекур. Все эти мысли о Лорде, о судьбе Гарри, о выборах пути — это заставляло нервничать, а мысли метаться в голове. Ей просто была необходима доза успокоительного дыма. *** Гермиона сняла мантию перед дверью, закрыла глаза. В Выручай комнате было темнее обычного, она подстраивалась под ритм жизни замка. На столике все еще лежала забытая ею пачка. Она открыла ее, странно, казалось, что сигарет в ней было больше. Но может она уже забыла за эти дни. Прикоснулась кончиком палочки, затянулась. Хорошо. Свободной рукой стянула резинку с волос, расстегнула несколько пуговиц на рубашке, вытянула ноги. Она совершенно не замечала, что в комнате не одна. Он наблюдал за ней, за тем как усталые плечи отпускает напряжение, как в вырезе рубашки отчетливо виден край ее белья, а ложбинка выглядит довольно соблазнительно. Малфой мог говорить что угодно и кому угодно, но то, как Грейнджер затягивалась сигаретой, вызывало в нем какие-то абсолютно странные, ненормальные чувства, ему хотелось смотреть за тем, как она курит. Он пытался одергивать себя, когда в Большом зале взгляд тянулся к ней, бегущей за стол, потому что он знал, что она бегала курить в башню Астрономии. Поначалу его искренне позабавило, что ему удалось влезть ей в голову. Все эти неловкие обжимания с тем блондинчиком. Перепалки и словесные стычки с ней заставляли хоть ненадолго вынырнуть из болота своих мыслей, которое затянуло его. Прошло уже столько времени, а у него ничего не выходило. И он знал, что расплата последует очень скоро, если он что-то не придумает. Тревога поглощала его, он перестал нормально спать, его перестало заботить хоть что-то. Он отдалился ото всех. Даже роман Паркинсон и Забини за его спиной вызвал в нем лишь чувство досады и необходимость показать, что он контролирует ситуацию. Он безо всякого удовольствия ударил Блейза и закатил сцену Пенс. Просто потому, что это было в его стиле, а скорее в стиле его прошлой жизни. Он сделал это, но не почувствовал ничего. Херова пустота. А Грейнджер с ее такими детскими секретами, с ее внезапным дерзким языком. Она бесила, злила, но она, черт бы ее побрал, заставляла Драко держать себя на плаву. И еще она неосознанно подкинула ему идею. Он проследил за тем, как тонкие пальцы тянутся к еще одной, до него долетел аромат пряной вишни. Там, в кабинете, когда она налетела на него, он почувствовал этот запах, смешанный с холодом ветра и жаром ее разгоряченного бегом тела. И, блядь, его первым порывом было вдохнуть этот запах глубже. Просто охереть. Поэтому он отреагировал так зло, ему хотелось, чтобы она пошла нахер со своим запахом, вызывающим в нем желание вдыхать его глубже. Просто бред. И теперь она снова здесь, распускает свои идиотские лохмы, и так, Мерлин помоги, он не хотел говорить себе это даже мысленно, но… Черт, так охерительно сексуально курит. Драко был эстет, ну а кем он еще мог быть, воспитанный Нарциссой? Поэтому он списал все свои грязные мыслишки на счет этого эстетизма. Грейнджер все чаще вторгалась в его пространство, занимая мысли, которые должны быть заняты совершенно иным. Он был уверен, что долго она не выдержит и все равно вернется сюда. Когда она сегодня метала в него молнии, он понял, что Грейнджер ни за что не упустит случая ему отомстить, а поэтому он сможет ее использовать. Таков был план, план нахер без особого плана. Ему просто было нужно получить от нее кое-что. И он это получит. Он смотрел, как Гермиона тушит второй окурок. Пора. — От тебя несет за километр, Грейнджер, странно, что твои дружки не замечают того, что рядом с ними сидит вонюча пепельница, — Малфой вышел из тени, приближаясь к Грейнджер, вздрогнувшую всем телом. — Какого хера ты здесь делаешь, Малфой, в час ночи? — Тот же вопрос, Грейнджер, не смогла потерпеть до утра? Или боишься простудиться на башне? — Откуда ты знаешь, что я… — Видел, как ты швыряешься окурками, дрожа на ветру. Жалкое зрелище, — продолжил он. — Жалкое зрелище — это ты, пользовался бы тональником, Малфой, твои синяки под глазами чудно гармонируют с твоим галстуком. — Уж не человеку с тушей дохлого бобра на бошке говорить о внешности, Грейнджер. — Лучше иметь бобра, чем жалкие белобрысые три волосинки, Малфой. — Да что ты? Тебе же нравятся блондины, Грейнджер. Ты же так страстно целовалась, буквально сожрала бедного парня. — Заткнись, ублюдок, ты не имел никакого права лезть мне в голову, — Гермиону буквально подбросило от бешенства. — Я имею все права, потому что делаю, что хочу, не скрываясь по темным углам. Что, боишься, что твой нищебродный женишок узнает, что ты не хранила ему верность? Или же Поттер упадет в обморок, узнав, что ты способна раздвигать свои ноги перед любым, кто вытрет твои слезки? А, Грейнджер? Гермиона сама не заметила, как двинулась на него, как размахнулась и звон пощечины разлетелся сразу же после диких, таких болючих слов Малфоя, очевидно успевшего во всех красках обсмаковать внутри себя ее воспоминания. Малфой несколько секунд ошарашено на нее смотрел. Одновременно с тем, как начала гореть его щека от пощечины, он схватил Грейнджер за плечи. — Только попробуй сделать еще хоть раз это, Грейнджер, только, нахуй попробуй! И я тебя уничтожу, я тебя раздавлю, поняла?! Не смей даже пальцем меня касаться, ты грязная, вонючая грязнокровка! — пелена ярости застилала ему глаза, эта пощечина перенесла его сразу же не несколько месяцев назад, туда, куда он возвращаться не хотел. — Ты ничего мне не сделаешь, Малфой, отпусти меня, немедленно! Ты такой же жалкий, как и твой отец! — Заткнись, сука! — Не заткнусь! Ты ни на что не способен! Я же вижу, что ты что-то задумал. Но у тебя ничего не получается, поэтому ты плюешься ядом, давишься собственной желчью. Ты просто жалкий неудачник, Малфой! — выпалила она, пытаясь вырваться из его рук. — Тебе повезло, Грейнджер, что мое воспитание не позволяет затолкать тебе эти слова в твою мерзкую глотку, — прорычал он. — Давай, Малфой, ударь меня, твой папашка наверняка бил мать, так давай. Не отставай! — Гермиона не понимала, почему не могла остановиться, она осознавала, что перегибает палку. Но в его глазах бушевал штормовой фронт, он сам залез туда, куда бы ему не следовало, и она била по тому, что ей казалось больным в нем. Грязнокровка — вот все плоды воспитания семейства Малфоев. Все, что нужно знать. — Закрой свой поганый рот и не смей ни единого ебучего слова говорить о моей семье! — Драко с силой оттолкнул девушку, боясь, что нахрен сорвется и просто придушит ее в это комнате. Она отлетела и буквально упала в кресло, тяжело дыша. На лице Малфоя расцвел пунцовый румянец, он сжимал руки в кулаки. То, что произошло сейчас, было невероятно, она сама не ожидала, что ее эмоции настолько возьмут над нею верх. Но то лето, оно что-то сломало в ней. И по всей видимости в нем тоже было что-то сломано, потому что она увидела это в его глазах, когда заговорила об его отце, на дне его бешенства скрывалось что-то еще. Но разбираться в этих эмоциях она не хотела. Она судорожно схватила пачку, прикурила трясущимися руками. Она наблюдала за ним так пристально с начала этого года, сначала из-за Гарри, потом из-за его вторжения. Малфой был совершенно, абсолютно одинок. Он был как будто вместе со всеми своими дружками, но одновременно очень и очень далеко от всей суеты и жизни замка. Он выпадал из реальности, как и она сама. Рон был прав, она тоже чувствовала тягучее ожидание надвигающейся войны, надвигающейся катастрофы. И она действовала на автомате, инерционно посещая уроки. Но Малфой, Малфой был давно не здесь, и только тогда, когда они орали друг на друга, они как будто забывали об этом одиночестве, заполняли пустоту ненавистью. Гермиона молчала. Малфой тяжело дышал. — Хочешь? — внезапно спросила она, протягивая ему пачку. Это была ее попытка извиниться за слова, сказанные о его семье. Она действительно перешла черту. — Зачем мне это дерьмо? — все еще агрессивно спросил он. — Успокаивает, мне кажется, что тебе это нужно. Что бы ты не говорил, но я вижу, что тебе хреново, когда мне было хреново, мне дали это, я почувствовала себя лучше, — она не знала зачем пытается ему что-то донести, но пыталась. Малфой бросил на нее короткий взгляд и, внезапно, протянул руку. Гермиона передала ему пачку. Драко достал сигарету. Он ни за что бы не признался, что пытался уже курить, когда она забыла в прошлый раз здесь свою пачку. Но после первой же затяжки он жутко закашлялся и бросил эту затею. Гермиона подняла свою палочку, он наклонился к ней, она прикурила ему сигарету. Это было странно. Дико. Ненормально. Но тем не менее этот жест, и ее глаза, которые впились в его. Что-то внутри его живота сделало кульбит. Этот год добьет его еще в самом начале, нахрен. Он вдохнул, но снова закашлялся. — Как ты это делаешь, черт? — помимо своей воли выдавил он. — Сначала всегда так. Обжигает, потом привыкаешь. Просто втяни сначала в рот, а потом сделай вдох. Только медленно. И выдох. Драко послушался. Грейнджер снова на него посмотрела. Он сделал еще несколько затяжек и вдруг почувствовал, что комната покачнулась у него под ногами. Гермиона понимающе усмехнулась. — Лучше присядь, будет слегка штормить. И вот они сидят в Выручай комнате после того как чуть не убили друг друга. И она учит его курить. Если бы сейчас хоть кто-нибудь, хоть один ученик вошел в эту комнату, то выбежал бы с воплями ужаса, потому что они были словно предвестники Апокалипсиса. Драко посмотрел на девушку. Ее рубашка в пылу конфликта расстегнулась на еще одну пуговицу, щеки - пылали, она задумчиво смотрела куда-то вдаль, полностью уйдя в свои мысли. И Драко неожиданно почувствовал, как впервые за три месяца ему стало легче. Груз, который ломал его хребет стал чуть меньше. — Мерлин, теперь я понимаю, — пробормотал он, туша окурок в пепельнице. Гермиона поднялась, закинула рюкзак на плечо и направилась на выход, ничего не говоря. — Эй, Грейнджер, ты забыла сигареты, — догнал ее голос Малфоя. — Оставь себе, — просто ответила она и вышла из Выручай комнаты.