Асгард против Олимпа

– Я не думала, что получится так… Всеотец, я раскаиваюсь… Она обещала увести всех… Перед Локи сидела Фрейя и рыдала. Рыдала навзрыд, очень жалобно и мерзко. Слёзы лились так сильно, что уже залили ворот платья. Фрейя всхлипывала носом и утирала сопли. Она вытирала лицо рукавами, и они тоже были мокрыми от слёз, хоть выжимай. Никогда Локи не видел, чтобы кто-нибудь так рыдал. – Значит, ты утверждаешь, что помогла нашим врагам проникнуть в Асгард? – спокойно спросил он. – Да! – взвыла Фрейя и упала на колени. – Афродита просила, и вы же представляете… она выглядит как я… невозможно отказать. – Ты знала, что она хочет украсть один из ценнейших артефактов? – Да, знала… Но я не думала, что из-за этого разразится война… – Знаешь ли ты, сколько асов умерло? Фрейя замотала головой и от стыда закрыла лицо руками. – Тысяча. Тысяча асгардцев погибло. Из-за тебя! – крикнул царь. Фрейя унизительно распростёрлась по полу и завыла. Но на самом деле сейчас Локи был зол даже не на неё, а на себя. Раньше, когда он размышлял, кто именно является предателем в Асгарде, он был уверен, что Фрейя невиновна. – В Асгарде введено военное положение, – продолжал царь. – В общем, это означает значительное упрощение судебных разбирательств. В частности – наделение меня полномочиями карать без суда и следствия. Раньше для правосудия над таким высшим асом, как ты, пришлось бы собирать совет министров, но теперь достаточно одного моего слова. Фрейя неверяще смотрела на Всеотца. Локи ждал, что она скажет, но Фрейя лишь открывала и закрывала рот, не находя слов. – Ты должна понимать, что мы обязаны сделать это для всего Асгарда. Лично я мог бы простить тебя, поверь. Но как царь я должен показать всему народу, что предательство карается смертью. Ведь если асы узнают, что ты привела сюда армию из Мидгарда и продолжаешь жить в Золотом дворце, наслаждаясь жизнью, они могут подумать, что вступить в заговор с двойником-олимпийцем – неплохая идея. – Но… – тихим шёпотом заговорила Фрейя, – вы могли бы отправить меня в изгнание… как однажды вашего сына Тора… чтобы искупить вину. – Тор нападал на йотунов, а не на асгардцев, – напомнил Локи, – Сейчас для нас наступили не лучшие времена, и если в Асгарде расшатается дисциплина, мы не сможем оказать достойного отпора в следующем сражении. Поэтому я приказываю тебе, высший ас Фрейя, с гордостью принять смерть на благо всех нас! Предательство Фрейи, как оказалось в ходе расследования, проведённым Хёдом, было не уникальным случаем. По всему Асгарду открывались новые и новые случаи заговоров с врагом. За сведения о предателях была назначена награда, и люди с удовольствием сдавали друг друга за горстку монет. Так как из-за военного положения жалобы не подвергались тщательной проверке, а обвиняемые карались без суда и следствия, то невозможно было сказать, действительно ли кто-нибудь был в заговоре со своими мидгардскими двойниками, или же это всё была клевета. Локи сознательно устроил этот террор. Он видел, что во время атаки олимпийцев, войска неохотно подчинялись его командам, а жители столицы неохотно эвакуировались, как будто не верили серьёзности слов царя. Локи понял, что до сих пор был слишком мягким правителем и что во время войны такая мягкость неуместна. Он искал не только предателей, связанных с Олимпом. Локи также приказал командирам частей казнить тех, кто бежал с поля боя, проявил трусость или прививал товарищам пораженческие настроения. Локи хотел выковать из той заготовки, которую оставил ему Один, острый клинок – боеспособную армию. Для этого нужно было отсечь всё лишнее: трусов, предателей и самоуправцев. В бою ему пригодятся только исполнительные, как роботы, рубаки. Если бы Асгард знал чуть больше о своём царе, то возможно сумел бы найти и другое объяснение столь резкому изменению в его политике. Если бы они знали, что их царь имеет две ипостаси: Одина и Локи, дневную и ночную – они поняли бы, куда теперь их царь растрачивает всю заботливость и доброту. Раньше Локи занимался только управлением Асгарда и испытывал детское желание понравиться тем, кем он управляет. Он наблюдал за всем царством из окна кабинета, которое умело приближать и отдалять объекты, и по-настоящему радовался, когда видел, что его реформы действительно работают, что засеиваются новые районы, что асы исполняют его указания. Наблюдение за улучшающейся жизнью Асгарда было для него отдыхом и отдушиной. Но теперь началась война, и Локи чувствовал, что Асгард перестал ему подчиняться так, как он бы того хотел. Ему больше не доставляло удовольствия наблюдать за подвластной страной, его голова была забита делами, к которым прибавились ещё и фобии: страх быть раскрытым, страх перед Хёдом, страх проиграть Олимпу. Локи был жизненно необходим отдых. И тогда появился Тор. Локи на самом деле пропустил момент, когда Тор по-настоящему «появился» в его ежедневном графике. Просто однажды, когда Локи тяготила личина Одина, он пришёл к брату в надежде избавиться от бессонницы и остался там. Локи льстило, что Тор почти преклоняется перед ним, хотя его преклонение и выражалось в странной форме поцелуев и отнюдь не родственных прикосновений. Но у Локи голова и так была забита заботами всего Асгарда, чтобы думать ещё и о поведении Тора. Он позволял Тору делать что угодно, пока это помогало ему засыпать без кошмаров перед новым днём борьбы с внешними и внутренними врагами. Поэтому получалось, что в жизни Локи баланс был соблюдён. Но соблюдён в ущерб Асгарду. Раньше у Локи была потребность в любви асов, теперь эта потребность пропала, и Локи стал тираном. Раньше Локи получал удовольствие от того, что вникал во все дела страны, теперь его интересовала только организация предстоящей войны. Странным образом спокойствие Локи было куплено беспокойством всего Асгарда. На площади перед Золотым дворцом собралось всё население столицы. Ходили различные слухи: кто-то говорил, что поймали лазутчика с Олимпа, кто-то – что Тор будет набирать добровольцев в армию, а кто-то тихо шептал, что состоится публичная казнь предателя. Когда во дворце стало известно о предстоящей казни Фрейи, Тор первый заступился за неё. Он пришёл к отцу и попытался отговорить того от страшного шага. Он напоминал, что народ любит Всеотца именно за его милосердие. Тор даже упомянул, что пощадил же Один некогда Локи, который был виновен не меньше Фрейи. Это упоминание почему-то особенно возмутило Всеотца, и он прогнал сына. Фрейя просидела всю ночь в темнице, ожидая казни и уповая на помилование. Все высшие асы, и в первую очередь министры, были уверены, что Один решил устроить показательный разнос Фрейе, дабы показать народу, каким царь может быть в гневе, но потом обязательно простить её, дабы показать, что царь может быть и сострадательным к своим подданным. Хёд и Гевьон – первые среди министров – созывали людей на площадь именно с расчётом на устрашающее представление, которое обязано закончиться хорошо. Им обоим казалось, что за множество веков они достаточно изучили Одина, чтобы предугадать его мысли. Фрейю вывели на площадь под конвоем, состоящим из трёх стражников. Она была растрёпана, одета в белое рубище и шла босиком. Глаза Фрейи покраснели и опухли от слёз, а ноги от страха еле ступали по земле. Посреди площади было возвышение, которое использовали глашатаи для объявления приказов царя и министров, а по праздникам здесь устраивались представления. Никто не верил, что сегодня это место станет эшафотом. Фрейя взошла по ступеням на возвышение. Здесь уже стояли Один, Хёд и палач, уверенный что он здесь находится только как актёр комедии. – Хочешь ли ты что-нибудь сказать преданному тобой народу перед смертью? – спросил Хёд, пытаясь придать своему сильному голосу драматичности, чтобы потом сыграть на контрасте и радостно объявить о помиловании. – Я хотела бы… сказать Всеотцу, – Фрейя снова зарыдала, – что я никогда не хотела зла ни вам, ни всему Асгарду. Я всего лишь… дура, которая смиренно молит вас о прощении. Фрейя встала на колени перед царём и преклонила голову. – Значит, ты даже не хочешь покаяться перед народом, который потерял из-за тебя столько славных сыновей и дочерей? – спросил Локи, обводя рукой собравшуюся толпу, которая благоговейно молча. Кажется, присутствующие не понимали связи между произошедшим нападением и стоящей сейчас на коленях униженной женщиной. – Я… – Фрейя тряслась от страха, – я всё сказала, Всеотец… Мне очень стыдно… Пожалуйста… – Палач, давай! – приказал Локи. Хёд повернул голову к царю, палач недоумённо посмотрел на Локи, и вся толпа замерла в ожидании. Стражник, играющий на эшафоте роль убийцы, неуверенно теребил топор в руках. – Чего же ты медлишь? – спросил царь. – Всеотец, – зашептал ему на ухо Хёд, – все уже поверили, можно не продолжать… – Бесхребетный вояка! – ругнулся Локи на палача и выхватил у него топор. Фрейя продолжала стоять на коленях, молитвенно сложив руки и что-то шепча себе под нос. Она не повернула головы, когда царь замахнулся топором и одним ударом перерубил ей шею. Толпа не верила тому, что произошло. Перед ними на эшафоте лежало обезглавленное тело Фрейи, а голова с роскошными волосами катилась по мостовой. Последняя казнь в Асгарде была пятьсот лет назад, последняя казнь высшего аса – три тысячи лет назад. Хёд, услышав, как царь размахивается топором, не посмел его остановить. Услышав, как он отрубает голову Фрейи и как голова упала с эшафота, Хёд подумал, что есть что-то, чего он не знает. Что-то, что заставило Одина так поступить. Не могла же это быть просто прихоть тирана для устрашения всего народа?..