***
В ушах зазвенело от протяжного победоносного и непрекращаемого писка трекера, и волей-неволей приходится продрать, слипшиеся от тяжелой усталости и дождевой влаги, веки. Со стоном перевернувшись на бок и закинув на простреленное бедро одну из четырех рук, Ллойд имел твердое намерение понять, где он находится и что ему нужно делать. Мощная увесистая золотая броня под горькими слезами судьбы очернялась в багрово-черную. Чье-то холодное, продрогнувшее могильным морозом, окровавленное тело обжигало кровавый бок. Свернувшись в позу эмбриона, не двигаясь и не дыша, сплошное пятно приобрело узнаваемые очертания. Стеклянные глаза с покрасневшим белком, навсегда замерев, счастливо поблескивали; из-за нанесённых многочисленных травм нельзя детально рассмотреть глаза. Пряди каштанового оттенка слиплись и теперь больше походили на солому. На теле не удалось распознать где ткань, а где кровь — тело превратилось в сплошную алую смесь. Открытый перелом, с противно выпирающим суставом выглядел не менее устрашающе. Прикоснулся двумя когтями к разодранной шее — действительно, мертв. Не дышит, не двигается, не смотрит, не зовет, не смеется. Ничего. Только оглушительно молчит и невольно замерзает под неумолимым ливнем. Одна из пар рук бережно, медленно и аккуратно, как самое настоящее сокровище, подняла с холодного асфальта. Вставать трудно - колени жутко стреляло, бедро обжигала застрявшая гильза. Больно. Ллойд не знает, чем он думал в тот момент — разумом и рассудком или чувствами и эмоциями — когда склонившись, прижал к себе слабого, молчаливого и мертвенно-бледного Кая. Труп давно остыл. Он умер день, а может два назад. Умер, страдая, не имея светлой надежды на спасения. Сломленный не только телом, но и духом. В темных заброшенных кварталах Ниндзяго-Сити раздался душераздирающий и холодящий душу, вой чистокровного Они. Прогремела гроза.***
— Ллойд, все нормально? У тебя руки дрожат. Сколько я пробыл в собственных мыслях, если не сразу среагировал на голос? Почему я не чувствую ног? Мне холодно? Я онемел? Почему я ничего не слышу? Я опустил глаза на свои ладони — и в правду, трясутся. Дрожь заметна. Почему немеют кончики пальцев? Перед глазами прошлась смутная рябь, как статика на телевизоре. — Ллойд. — Кто-то взял меня за плечи, грубо сжав. Узнаваемые касания. Я не могу поднять взгляд, ничего не могу сделать. Что происходит? Мозолистые пальцы вцепились в мой подбородок требовательно, заставляя меня поднять тяжёлую голову. — Посмотри на меня. — глаза цвета красного чая вперились в меня серьезным и холодным взглядом, и я невольно вздрогнул. По коже у шеи пробежались мурашки. Всего пару секунд назад мне казалось, что мир вокруг меня с ума сошёл, приобретая кроваво-красные размытые очертания молящих о помощи. Всего на пару мгновений увидел неприветливое темное ночное небо, багровую лужу и пустые, обрамленные неонами вывесок, радужки янтарного оттенка. Кошмар. Я не могу ему об этом сказать, даже под дулом пистолета не подумаю об этом. Ему ни к чему знать. — Не пытайся пиздеть мне, что ты «просто задумался». Вы, возможно, не поймёте меня, за что я так с Каем. Не рассказываю, утаиваю от него свои проблемы и тараканы в голове. На то есть весомые причины — я сам ещё не смог прийти в себя после случившегося. Да, может и прошли месяцы после победы в войне с Хрустальной Империей и недели с момента последней схватки с неуязвимой армией Фотоков. Все мы повзрослели в нашей команде, стали друг другу безоговорочно доверять свои жизни и секреты. Мы стали больше, чем просто семья. Но это не то, о чем стоит разговаривать. Не та тема, которую хочется поднимать. По себе скажу — умирать болезненно, а видеть ту боль от пережитых воспоминаний у родных еще хуже. Сейчас, я не готов принять тот факт, что вот он, цел, жив и здоров. Что прямо сейчас Кай разговаривает, дышит, смотрит, двигается. Он может волноваться, испытывать беспокойство. Был мёртвым, а сейчас... Он жив. — Тогда я буду молчать. — слабо улыбаюсь ему, понимая, что руки все так же дрожат. Прячу в широкие карманы кимоно, чтобы лишний раз глаза не мозолить. — Ллойд. — Прости-прости, не буду шутить. — Я же знаю, что ты что-то умалчиваешь от меня. Не знаю, что именно, но… — Это не так. Я просто… — тяжело вздыхаю, стараясь быть более уверенным — не получается. Ощутимо стучит сердце в груди, прерывисто дышу, глаза не могу поднять на его лицо. Я боялся увидеть осознание. — Дело не в тебе и ни в каких секретах. — Тогда что происходит? Почему ты избегаешь меня? — Я… Много всего произошло за последнее время. — даже не заметил, как до крови прикусил губу. Кай, не отрывая взгляда, смотрел куда-то за алеющий малиновым горизонт. Ощущение назревающего конца света. — Это сложно объяснить. И тебя я не избегаю. — Н-да? Мелкий, а ты точно уверен в своих словах? — медленно растянулась фирменная ухмылка на его лице, а я зачарованно смотрел на это со стороны. За последнее время я и вправду мало чем интересовался, кроме обучения своих новоиспеченных учеников. Но сейчас, сидя на красной черепице крыши храма, я начинал понимать суть маленьких драгоценных моментов. Малы, до невозможности драгоценны. — Да. Не пытайся меня переубедить. — Простите, Мастер Ллойд, за мое вольное поведение и отвратительную манеру речи. — Довыебываешься. — А вот за такое, Мастер, вам бы стоило промыть рот с мылом. — Кто бы говорил, огонёк. — Я старше тебя на семь лет. — улыбнувшись и положив ладонь на мою голову, резко взлохматил мои волосы, от чего я сразу шикнул на него. — Ой, какие мы злые! — Прекращай. — Ни за что, малыш, ни за что. Шутливо пихнув его локтем, я в считанные минуты заметил, как отразились и в тот же момент менялись его эмоции. От веселья до испуга. Широко раскрытые глаза, руки застывшие в воздухе. Корпус тела опасно откинулся назад и Кай, неуклюже качнувшись, повалился с крыши вниз. — Кай! — вскрикнул я, испугавшись. Сразу подскочил к краю, где секунды назад сидел Смит. Я опустил взгляд вниз и… никого не оказалось. Сердце зашлось в быстром темпе, паника предательски застилала глаза. Я почувствовал, как страх сковывает мое тело, как в горле застрял так и не вырвавшийся крик. Из под земли, плотной плитки двора, вздымались ко мне когтистые лапы. Черные, скользкие, они вонзали когти в мои ноги, царапали, сдирая кожу. Я не мог ничего произнести или хуже того, крикнуть, закричать, позвать. Я мог лишь в ужасе смотреть, открывать и раскрывать рот. Воспоминания того дня вновь пробирались в мою жизнь. Резко повернув голову в сторону звука, я забыл, как дышать. Мир окрасился в алый. Небо потемнело. — Ллойд? Передо мной стоял он. Мокрый, истекающий кровью, с серыми глазами, покачиваясь, сверлил меня своими равнодушными глазами. Тянув ко мне неестественно изогнутую руку, он что-то усиленно шептал, едва шевеля побелевшими губами. Я не мог опустить взгляд на вторую его руку, потому что знал, что там. — Нет… Нет-нет-нет… Смолянистые когти сжимали мои ноги, тянулись к лицу, выворачивали суставы, ломали кости. А я мог только молчать. - Этого не может бытб! Тебя не существует! Усилился звон в ушах. Прикрыв заслезившиеся глаза, я вцепился ногтями в собственное горло, пытаясь стащить с себя нечто, что не давало мне дышать. Противно извиваясь, утолщенное, склизкое, оно ползло по глотке вниз. — Эй, Ллойд. Ллойд! А ну остановись! — сдерживая мои руки, черное нечто приближалось к моему животу. Шатаясь, едва держась, я хрипел, не понимая, почему не могу вздохнуть. — Да что, блять, с тобой не так?! А ну успокойся! Испугавшись живого голоса, я быстро отшатнулся. Почему они здесь? Почему они сейчас вернулись, спустя несколько месяцев? Что происходит? — Отпусти меня! Отпусти! — Совсем с катушек полетел?! — резким и грубым рывком, меня прижимают — чужое тепло, исходящее от прижавшегося тела отрезвляет меня. Наконец-то мертвый Кай исчезает, уступая до смерти испуганному Каю. — Ты, блять, совсем ебу дал, малой?! Это что за припадок сумасшествия был? Ты чуть горло себе не разорвал в ошметки! — Кай, послушай, я… — Подожди, стой-стой, тихо, молчи. Просто молчи ладно? Молчание затягивалось. Прикрыв глаза, я не видел, куда смотрел Кай. Но почему-то казалось, что его взгляд уходил далекого не за стены храма и окружающей вечерней идиллии. — Ты всё-таки что-то скрываешь. Я теперь еще более чем уверен, что тараканы, которые у тебя вот здесь. — болезненно ткнул пальцем мне в висок. — явно перекачены какой-то дурью, раз тебя так сносит. А теперь вопрос на засыпку, смышленыш, что случилось. И не говори мне сейчас про Сору и Арина. Я промолчал. Я не мог ему сказать. Он не должен об этом узнать. Никто не должен об этом узнать. Видимо заметив мой настрой, Кай разочарованно выдохнул. В янтарных глазах плескалась обида, страх, шок и волнение. Дрожаще выдохнув и положив на мою макушку подбородок, пальцами успокаивающе перебрал несколько отросших прядей на затылке. — Ты, прости что я так резко накричал. Просто послушай, ты наверняка прекрасно понимаешь, что я не могу просто взять и забить на это. Я могу устроить допрос с пристрастием, но не буду этого делать, потому что… Ну, если ты захочешь поговорить со мной и сказать мне, ты это сделаешь. Он живой, с ним все в порядке. Я успел. Я не ошибся. Он сейчас стоит и разговаривает со мной. Все хорошо. — Но и ты знай, что я не в восторге от того, что с тобой происходит. Ты можешь поделиться со мной, я не ребенок. — Так было нужно. — шепчу я, сильнее прижимая к себе Кая. Я знаю — он не поймет о чем я. — Я понимаю. — Нет, не понимаешь. И не поймёшь. Никто не поймет. — Видно в этот раз шутка не удалась. Попытался шутить. Я не смогу сейчас улыбнуться. Не после того, как видел его другую, жуткую и ужасную версию. За горами погас багровый закат и я отстранившись от Кая, устало кивнул, то ли себе, то ли ему, даже не видя его лица. Наверняка он так разочарован в том, что опять в неведении. Я не могу ему сказать. И не скажу. Даже если придётся поставить под удар наши взаимоотношения. — Как продвигаются тренировки с Вайлдфаер? Сказал с такой сильной уверенностью, что позавидовал бы сам Кай. Но сейчас Кай не завидовал — смотрел на меня недоверчиво. Пристально, холодно. «Ты серьезно хочешь сейчас об этом узнать?» — читалось на дне красного чая. Я не мог понять, как ему удаётся менять эмоции. Ещё секунду назад я смог разбить его, раскрыв мягкую сторону, глубоко запрятанную в теле. — Её сложно учить понятиям «дисциплины и самоконтроля». На обучение искры уйдет не одна неделя. Смит привязался к ней, как я к Арину и Соре. Они друг друга стояли: постоянно подкалывая друг друга, чуть ли не доводя всё до безумной драки. С Вайлдфаер трудно общаться, но возможно. И странно, что единственный кто смог с ней действительно «сдружиться» — подразумеваю не подожженную задницу — это чертов Смит. Смотря на Арина и Сору, видевших во мне едва ли не всемогущего, я испытывал одновременно и страх, и гордость. Идеализировали, но не знали правды. Мне не хотелось ломать образ героя и одновременно существовало огромное желание показать обратную сторону золотой монеты. — Вы поладили. — Хэй, мастер «очевидность», это называется не поладили, а нашли некоторые точки соприкосновения. Она тот еще уголек в заднице. Нам с ней не быть настолько близкими, как, например, с тобой. В груди потеплело и я невольно улыбнулся краешком губ. Обрывки воспоминаний проносились перед моими глазами. Вот мгновения назад Кай и я смотрели вместе телевизор. Прижимаясь к плечу мастера огня, я сонно моргал на фильме — кажется, это был только вышедший на экраны боевик. Вчера, это было только вчера. Нет. Прошли месяца. Ты мог его потерять полгода назад. — Кто знает, Кай, кто знает. Может ты привяжешься к ней и всё будет намного лучше, чем у нас с тобой когда начиналось. — Не-ет, ты не понимаешь. — горизонт, окутанный мраком, приносил не только темные сумраки, но и легкий мороз. Поежившись, я дернул плечами будто скидывая с себя осевший холод. — Между мной и Вайлдфаер есть взаимоотношения, как у наставника и ученика. Не больше. Даже если вдруг получится нам сблизится, максимум, что выйдет это я окажусь для нее кем-то вроде второго отца. Но между нами — это что-то вроде того, чего нельзя произнести. У нас гораздо большее, чем обыкновенная семья. Мы гораздо ближе и роднее друг другу. «Ты нужен мне. Ты заменил мне отца, друга, напарника.» — слова, которые я хотел произнести разжигали во мне уверенность и доверие. Но вместо этого вырвалось: — Я понимаю тебя. — Мои слова странно прозвучали. — искренне расхохотавшись, я увернулся от рук Кая, что намеревались испортить мне прическу и встав от него на расстоянии вытянутой руки, я важно и горделиво пригладил волосы, стряхнув невидимую пыль. С самый серьёзным выражением я посмотрел на Смита — тот театрально возвел тыльную сторону ладони к лбу, слегка откинувшись корпусом назад. Словно падал. — Не то слово. Многое поменялось. Поменялись взгляды на мир, пошатнулось наше мнение на привычные шаблонные стереотипы. Мы добились многого на нашем пути. Видели, как каждый из нас умирал, возрождаясь в нечто новое, неизвестное. Каждый из нас потерял ценное, приобретая в сто крат лучше. Я получил то, чего хотел. Семью. Отец, хоть и не стал достаточно близок со мной, оставался рядом. Я мог рассчитывать на него. У меня появились настоящие братья. Коул, Джей, Зейн. Я не мог ошибаться насчет них. Они никогда не бросят меня. Новоиспеченная сестра стала для меня опорой. Ния, младшая Смит, давала не просто дорогие советы. Она направляла меня. И я не смел не следовать по пути, освещенный ею. И конечно же Кай. Тот, кто заменил всех. Тот, кто был не просто ближе всех. Он увидел во мне то, чего никто не увидел. Тот, кто защищает меня изо дня в день ценой своей жизни. « — Вот, здесь находится чайная. Конечно же тебе придётся знатно попотеть, но ты же все-таки ниндзя. Ради такого-то дела ты, не брезгуя, возьмешься за дело. Заторможено кивнув, фигура в золотом, осторожно подойдя к центру комнаты, к обшарпанному иссиня-черному дивану и найдя взглядом побелевшее с глубокими черными синяками под веками, лицо, скривила зубы в злобном оскале. Уголки рта покраснели и натянулись от напряжения, длинные и изогнутые, будто бивни, клыки опасно заблестели в свете бледно-желтой старой лампочки. Зелёные склеры искрились словно оголенные электрические провода. — Ты ещё отомстишь им. А теперь иди. У тебя мало времени. — вор, легко подхватив стерильно чистый скальпель, лежавший рядом в металлическом подносе, прищуриваясь, глянул из-под полов широкополой вьетнамки на Они, что настороженно смотрел на нож в руках Ронина. — Не парься, мастер огня не пострадает. Я только извлеку чип, чтобы его не отслеживали. Ты же не хочешь огласки? — И да, Ллойд. С тебя ящик пива. Отплатишь, когда спасем твоего дружка.» Я помню этот, полный безумства, горечи и боли день. В тот день я потерял его, лишившись рассудка в первый и последний раз. Сейчас он рядом. Живой, дышащий, улыбающийся, уставший. Не мертвый.