Ночной уют

      Внутренние часы Экспресса показывают время — почти час ночи. Келус, немного взбодрившийся после горячего душа, тихо входит в свою комнату, прикрывая дверь. На одной из рук покоится почти вся его верхняя одежда, которую он поспешно откладывает на ближайший стул. Как же он устал.       Краеведческий музей Белобога хоть и достаточно интересное место, но даже он начинает быстро надоедать, если тебе приходится почти в одиночку носиться по всем поручениям, при этом пытаясь им руководить. Первопроходец всё ещё находится в блаженном неведении относительно многих вещей. И в особенности того, каким таким магическим образом их троицу успели заснять во время миссии по спасению города. Честно говоря, это настораживает. В любом случае, с уверенностью можно сказать только одно — этим людям есть чем его удивить. И он до сих пор не до конца определился, хорошо это или не очень.              Золотистые глаза выцепляют в полумраке комнаты до боли знакомый силуэт. Дань Хэн сидит на его кровати и читает очередную книгу, сложив ноги на подобие позы лотоса, или как там она называется, парень уже не помнит. На нём нет его излюбленного пояса и плаща, а причёска уже не выглядит такой аккуратной, из-за чего на лицо небрежно спадает пара тёмных прядок, выбившихся из общего объёма. И весь он такой по-особенному домашний, что Келусу с трудом удаётся удерживать себя от широкой глупой улыбки на половину физиономии. Сдержал же слово, и правда ждал его до самого вечера. Наверняка волновался, хоть и не скажет об этом напрямую. Ещё не привык выражать свои мысли словами, а не исключительно действиями.       В последние дни им редко удавалось качественно побыть наедине, а работа над восстановлением музея так и вовсе отнимала последние силы, из-за чего приходилось даже ночевать в местном отеле. Стоит ли говорить, что в те ночи Келусу было гораздо тяжелее уснуть. Тогда он часто засматривался на блестящее полотно звёздного неба, неосознанно пытаясь отыскать в случайных линиях образы, что уже встречались прежде.              Парень растягивает губы в лёгкой улыбке. Он и правда дико соскучился по их совместным вечерам.       Архивист замечает на себе внимательный взгляд и тут же откладывает книгу в сторону. Уголки его губ едва заметно приподнимаются в ответной полуулыбке. Он раскрывает руки в приглашающем жесте, и Первопроходец спешит принять столь щедрое предложение. Сразу забирается на край кровати, придвигаясь вплотную, и усаживается поверх чужих ног. Позволяет себе зарыться пальцами в пушистые волосы, что словно самый дорогой и качественный шёлк скользят по ещё слегка влажной коже. Келус чуть прикрывает глаза и прислоняется своим лбом ко лбу Дань Хэна, выдыхая на грани слышимости:       — Как же я скучал по тебе.       Тот в ответ проворно забирается пальцами под тонкую чёрную майку и медленно оглаживает бока, ведёт к пояснице, останавливается там и любовно вырисовывает только ему одному известные узоры, иногда задевая короткими ногтями чувствительную кожу. От знакомой прохлады по спине начинают бегать колкие мурашки, отдаваясь приятными зарядами где-то около паховых связок.       — Я тоже, Келус. Очень сильно, — шепчет Дань Хэн, обдавая тёплым дыханием изголодавшиеся по ласкам губы. Не спеша придвигается немного ближе и как бы на пробу касается их, ощущая лёгкую благоговейную дрожь тела под ладонями.       Келус сегодня не особо терпелив, его искренний энтузиазм закончился ещё пару часов назад, когда Хультен в очередной раз за день просил его починить ещё один, чтобы его автоматон раздавил, чрезвычайно важный экспонат для выставки. Поэтому сейчас юноша почти сразу углубляет поцелуй, напористо проводя кончиком языка по чужим губам. Архивист прекрасно понимает намёк и приоткрывает рот, отдавая ведущую роль Келусу. Сам же опускает одну из рук немного ниже, проводя кончиками пальцев по задней кромке штанов, а после ведёт ещё дальше, устраивая широкую ладонь на одной из скрытых тканью ягодиц. Дразнит, едва сжимая её, но тут же отпуская, чем вызывает громкий выдох и более активное движение бёдер навстречу его руке. Келус в открытую наслаждается долгожданными прикосновениями и ещё больше придавливает своим телом Дань Хэна к стене, продолжая то покусывать раскрасневшиеся губы, даря им естественную припухлость, то съезжать языком глубже и исследовать дёсна, внутреннюю поверхность щёк, и так по кругу…       Нетерпеливость продолжает брать верх, и парень с трудом отрывается от желанных губ, но только для того, чтобы в следующий момент перенести руки чуть ближе к бледной шее, пока так неудобно скрытой знакомой водолазкой. Как хорошо, что это дело поправимо. Одна из молний звучно шумит, расходясь под напором быстро слетевшего бегунка, обнажая пару лишних сантиметров кожи. «И вовсе они не лишние», — успевает пронестись в голове Келуса, прежде чем он припадает к открывшемуся участку, старательно выцеловывая весь путь от подбородка к надключичной ямочке. Дань Хэн чуть более часто дышит, откидывая голову назад настолько, насколько позволяет его поза. Влажные касания несколько раз сменяются более сильными укусами, из-за чего чужие пальцы, что проходятся по дёргающемуся кадыку, продолжают ненавязчивые поглаживания. Горячее дыхание обдаёт оставшиеся мокрые следы, чем посылает приятные волны удовлетворения по всему телу.       Когда архивисту кажется, что они готовы зайти чуть дальше, Келус внезапно отстраняется от порозовевшей шеи и кладёт свой подбородок ему на плечо, обвивая руками талию.       — Извини, мне кажется, я устал больше, чем думал поначалу. Давай продолжим утром или когда захочешь? Мне правда нужен отдых, — тихо говорит он, доверительно расслабляясь в чужих объятиях. Дань Хэн отчётливо улавливает в его голосе нотки вины. Ещё бы, Келус, вероятно, думает, что испортил такой многообещающий вечер.       В темноволосой голове зарождается новая шальная идея. Юноша только хмыкает самому себе. Всё же изобретательности ему не занимать.       Почему бы и нет?       — Тогда я могу предложить тебе другой интересный вариант, — на губах Дань Хэна расцветает лёгкая хитрая улыбка, и Первопроходец не то, чтобы пугается. Это не совсем правильное слово. Он в ужасающем восторге. В восторженном ужасе. Проще говоря, не знает, чего ему следует ожидать от слова совсем. Каждый раз, когда архивист улыбается вот так, в их жизни происходит какой-то переломный момент. В последний раз он увидел такую улыбку перед тем, когда они впервые решили продвинутся дальше невинных поцелуев. И вот сейчас он вновь оказался лицом к лицу с ней. С этой очаровывающей невозможной улыбкой.       — Что ты задумал? — нервно облизнув губы, с живой заинтересованностью спрашивает Келус.       Дань Хэн отвечает не сразу. Осторожно обхватывает за талию, в молчаливой просьбе предлагая приподняться. Парень беспрекословно повинуется, соскальзывая с чужих коленей. Архивист, кажется, только этого и ждёт, потому что в следующую секунду немного разворачивает Келуса и укладывает его спиной на кровать, неторопливо оттесняя его торс своей ладонью. Сам же значительно меняет позицию, оказываясь по итогу меж разведённых в стороны бёдер. Положение не то чтобы сильно смущающее, но чуть более покрасневшие скулы с головой выдают внутреннюю бурю Первопроходца. Дань Хэн упирается локтем одной руки где-то сбоку от его левого плеча, а другой нежно заправляет тонкую пепельную прядь за горячее ухо.       — Позволь мне взять дело в свои руки. Буквально, — зачем-то уточняет он и едва слышно кратко посмеивается, оглаживая бархатную кожу щёк. У него сегодня явно хорошее настроение, и Келусу думается, что отказываться от такой идеи — непростительный грех.              — Ты не обязан этого делать, — всё же озвучивает своё беспокойство парень, устраивая ладони на крепкой спине. — У нас ещё много времени, наверстаем.              — Не волнуйся, — ласково едва ли не мурлычет Дань Хэн, почти полностью укладываясь поверх его тела. — Я и сам этого хочу. Просто расслабься.       Келус, немного сбитый с толку таким вкрадчивым возбуждающим тоном, слегка медлит с ответом, но всё же сдержанно кивает и улыбается.       Архивист, очень довольный полученным разрешением, начинает с малого: вновь вовлекает партнёра в чувственный поцелуй, очерчивая пальцами свободной руки линию нижней челюсти. Ненавязчиво надавливает на неё большим пальцем, проникая в зовущую желанную глубину уже собственным языком. Келус самозабвенно отвечает, активно отзываясь на любую самую незаметную мелочь, что ему удаётся ощутить. Дань Хэну нравятся долгие и размеренные прелюдии, но сегодня он решает чуть сократить их объём. В конце концов, уставшему телу разрядка требуется куда быстрее, чем обычно, а выматывать и мучить медленно зреющим удовольствием можно ведь не каждый раз такой близости.       Юноша спускается влажными поцелуями ниже, проходится ими под ухом, ведёт языком влажную дорожку от края выступающей мышцы до самой ключицы, что так часто манит его своей открытостью, слегка прикусывает её. Его руки воодушевлённо хозяйничают под лопатками, чем заставляют Келуса выгибаться навстречу поглаживаниям и шумно дышать, неосознанно зажимая бёдрами чужие ноги. Ещё один укус, ещё болезненнее и сильнее. Дань Хэн довольно улавливает протяжный полу-стон, когда с присущей ему аккуратностью ласково зацеловывает это место. Он нетерпеливо задирает мешающую майку выше и ненадолго останавливается, без всякого стеснения любуясь открывшейся картиной. Первопроходец чуть отворачивает голову в сторону, прикрывая пунцовое лицо ладонью. Такой взгляд, до краёв наполненный желанием, трепетом, обожанием, лаской и чёрт его знает, чем ещё, всего не разобрать, — всегда тяжело выдерживать и невозможно не отвечать ярким, разливающимся огромным бушующим океаном, смущением.       В аквамариновых глазах, подёрнутых поволокой страсти, Келус успевает рассмотреть постепенно сгущающуюся тень возбуждения. Архивист с едва сдерживаемым азартом приближается к оголённой груди и начинает оставлять на ней распускающиеся яркими отметинами засосы. Длинная цепочка ведёт ниже, и когда он доходит до давно затвердевших сосков, сверху раздаётся задушенный низкий стон. Дань Хэн с видом самого счастливого человека в мире трогает, слегка оттягивает, сжимает и поглаживает выступающие чувствительные точки, поочерёдно оставляя осторожные укусы. Когда же он создаёт во рту вакуум и притирается языком, втягивая покрасневшую бусину соска, Келус особенно сильно прогибается в спине, хватаясь за тёмные волосы на затылке.       — Дань Хэн…       Отчаянный хриплый выдох чарующей мелодией оседает в тишине небольшой комнаты, дополняемый звучным хрустом позвонков. Юноша осознаёт, что ему следует чуть ускориться.       Дань Хэн, постепенно скользя подушечками пальцев по напряжённым мышцам пресса всё ниже и ниже, удобнее устраивается между чужих ног. Не торопясь, проходится по самому краю мешающих штанов, бережно оглаживая то подрагивающий низ живота, то выступающие подвздошные ости. Келус под ним понемногу теряет контроль, отчётливо чувствуя накопившееся возбуждение, так неприятно упирающееся в ткань узких брюк. Архивист, прекрасно замечая состояние партнёра, всё же вцепляется в кромку штанов и единым движением освобождает Первопроходца от ненужного элемента одежды. Невольно засматриваясь на выраженный выступающий бугорок, Дань Хэн завороженно обхватывает его пальцами, немного массируя. Шумный выдох и сдавленный сип становятся для него наградой. Уже не в силах сдержаться, он быстро спускает и нижнее бельё, высвобождая почти полностью вставший член. Наступает пора самого интересного.       Юноша наклоняется ниже и всецело сосредотачивается на деле, начиная с лёгких поглаживаний ствола. Розовая головка поблёскивает от выступившего предэякулята, и Дан Хэн считает своим долгом пройтись по ней большим пальцем, размазывая прозрачную вязкую жидкость по чувствительной коже. Келус загнанно дышит, изо всех сил стараясь сдерживать рвущиеся наружу звуки удовольствия, и комкает в руках простыню, приподнимаясь на подушках немного повыше. Вида его парня в таком положении уже почти достаточно для того, чтобы довести несчастного Первопроходца до оргазма. Одна из чужих рук спускается под мошонку, начиная ласково оглаживать промежность, а вторая увлечённо исследует разгорячённый ствол, плавно проводя по нему то вверх, то вниз. Чуть шершавые подушечки пальцев ярко контрастируют с нежной тонкой кожей члена, из-за чего все ощущения удваиваются, или того больше. Лёгкие эфемерные поцелуи щекотно отпечатываются на внутренней стороне бёдер, помогая тёплому тугому узлу в паху закрутиться ещё больше.       Келус инстинктивно пытается подстроиться под нарочито медленный ритм, но Дань Хэн настойчиво удерживает его на месте, перемещая руку на лобок и уверенно укладывая таз обратно на кровать. На этот раз он возвращает свободную ладонь уже немного выше, продолжая неторопливую стимуляцию в местечке над поджавшимися яйцами. Но совсем скоро, видимо, решает зайти на следующий этап, потому что вплотную придвигается лицом к возбуждению Первопроходца и широко проводит шершавым языком от самого основания члена до головки, оставляя мокрый горячий след. Келуса подбрасывает на матрасе, и он откидывается на подушки, пытаясь не сойти с ума окончательно. То, что творит этот человек с ним… Дань Хэн не останавливается на этом и продолжает старательно облизывать ствол, бережно обводя языком каждую выступающую венку. Слюны становится настолько много, что тонкая прозрачная дорожка начинает прокладывать себе путь от уголка широко раскрытого рта до самого подбородка, но архивиста эта деталь нисколько не заботит. Большим пальцем он неспешно массирует головку, периодически поддевая ногтем уздечку, отчего под закрытыми веками Келуса будто рождаются и гаснут за раз несколько миллионов звёзд. Ему приходится вцепится зубами в один из краёв подушки, чтобы не сорваться на громкие бесстыдные стоны. Жевательные мышцы сводит неприятной судорогой, но парень, теряющийся во всей этой страстной ласке и непередаваемых ощущениях, плюёт на любое неудобство. Это всё настолько незначительно, пока самый прекрасный человек во всей Вселенной отдаёт всего себя без остатка прямо сейчас. И отдаёт ему, что может быть лучше?              Дань Хэну кажется, что он достаточно основательно подошёл к подготовке, а потому юноша убирает пальцы и, переметив их на нижнюю часть члена, быстро целует уретру, вновь раскрывая рот. Его мягкие губы плотно обхватывают головку, с каждым поступательным движением заглатывая её всё глубже. О Эоны, как же он хорош в этом. Просто непростительно хорош. На задворках разума сама собой рождается совершенно глупая шутка о том, что на самом деле Дань Хэну запретили появляться на Лофу из-за таких вот навыков, потому что это абсолютно незаконно — быть настолько охуенным в постели.       Взгляд Келуса плывёт и туманится, он с трудом видит хоть что-то перед собой из-за выступивших слёз наслаждения. Всё, что ему остаётся — сосредоточиться на ощущении невероятно горячего рта, что раскалённым вакуумом обхватывает его естество; на широкой мозолистой ладони, которой Дань Хэн помогает себе надрачивать член, немного сильнее сжимая пальцы ближе к середине и ослабляя хватку возле основания; на второй руке, что беспорядочно проходится поглаживаниями то по мошонке, то по промежности, то по открытым участкам упругих бёдер, да мало ли где ещё, он не успевает осознать.       В какой-то роковой момент напряжение мышц пресса подходит почти к максимальной отметке, и парень с ужасом осознаёт, что Дань Хэн это замечает. Архивист, будто получив дополнительное подтверждение своих мыслей, начинает заглатывать ещё глубже и интенсивнее, на самых пределах своих возможностей; непрерывно стимулирует кончиком языка уздечку и толкается им же в уретру, не давая и шанса предугадать своё следующее действие; позволяет себе несколько раз чуть плотнее свести челюсти, проезжаясь самым краем зубов по немыслимо чувствительной коже. Келус кричит. Кричит, заглушаемый подушкой и собственной рукой, в которую он остервенело вгрызается почти до крови. Чувствуя, как поджимаются пальцы на ногах от стремительно приближающегося оргазма, Первопроходец резко ощущает острейшую необходимость воплотить в жизнь желание, что уже некоторое время теплится на подкорке, не решаясь показаться во всей красе.       Он быстро протирает глаза свободной рукой, фокусируя взгляд на любимой макушке. Да, он очень хочет это сделать.       Келус вновь, на сей раз с большим трудом, приподнимается на локтях и настойчиво тянется к чужой голове, легонько зарываясь пальцами во взъерошенные тёмные волосы и утягивая на себя. Дань Хэн, полностью поглощённый процессом, даже не сразу понимает, чего от него хотят, но всё же выпускает член изо рта, на автомате облизывая влажные губы.       — Что-то не так? — едва не задыхаясь, взволнованно спрашивает он, пытаясь рассмотреть хоть малейшую тень недовольства на дорогом лице.       — Всё прекрасно. Просто я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо. Иди сюда, — любовно шепчет парень, уже двумя руками пытаясь дотянуться до плечей архивиста. Тот, немного отстраняясь, чуть изгибает брови и опирается о заднюю поверхность голеней.       — Тебе не обязательно это делать, — встревоженно шепчет он в ответ, продолжая с особой трепетностью поглаживать влажный ствол и внутреннюю сторону бедра. При одном лишь взгляде на эти так им любимые черты лица сердце Келуса неотвратимо обволакивает густой вязкой нежностью. Даже в такой ситуации всегда собранный и хладнокровный юноша не изменяет себе и продолжает ценить его удобство выше своего. Первопроходец совершенно не согласен с таким раскладом и, раз уж поклялся самому себе обязательно изменить эту константу к лучшему, отступать явно не собирается.       — Не волнуйся. Я сам хочу этого, — с улыбкой цитирует партнёра Келус, всё же дотягиваясь до любимого и увлекая его за собой.       Дань Хэн снова укладывается на парня, который тут же вовлекает его в страстный поцелуй с привкусом собственной естественной смазки. «Повезло, что он уже снял пояс», — вспыхивает в светловолосой голове, когда он свободно приспускает чужие штаны вместе с бельём, вызволяя из тесного плена давно вставший член. Его всегда нервировали лишние элементы одежды при ласках, и сложная конструкция пояса его возлюбленного определённо занимала первое место в топе самых нелюбимых вещей.       Выдержке архивиста можно только позавидовать, ведь за всё время их интимной игры он ни разу не притронулся к себе, хотя, конечно, был возбуждён не меньше. Благодаря этому, когда Келус наконец обхватывает рукой оба ствола, плотно прижимая их друг к другу и производя первые неловкие движения, — Дань Хэн низко задушено стонет в приоткрытые губы, почти сразу устраивая свою слегка липкую ладонь поверх пальцев Первопроходца. Его парень уже куда увереннее и энергичнее надрачивает им, то и дело проходясь по влажным от предэякулята головкам, и обнимает юношу за шею, вслепую оставляя мягкие поцелуи везде, где попадётся: на подбородке, щеках, шее, носу, губах. Дань Хэн в какой-то момент не выдерживает и сильнее наваливается на разгорячённое тело под собой, увеличивая общий темп движений до искр перед глазами. Тяжёлые вздохи и полу-стоны смешиваются в один опьяняющий дикий коктейль; даже слух понемногу начинает терять свою остроту, уступая место сплошному монотонному шуму кипящей крови, ускоренно пролетающей по сосудам.       Нет ничего приятнее, чем ощущать удовольствие друг друга, чувствовать сбитое к чертям сердцебиение, сплетаться языками в танце без всяких правил. Вот так — ближе, больше, глубже.              Пиздец как хорошо.       Келус кончает первым — гортанно сипит и выразительной дугой выгибает шею, приоткрывая рот в беззвучном стоне. Неосознанно сжимает чужой член до белых пятен в голове, и архивист, тихо удовлетворённо рыча, помогает этой же рукой довести до грани и себя. Дань Хэн обильно изливается следом, добавляя своё семя к чужому, что уже успело неприятно стянуть кожу, и в порыве эмоций оставляет ещё один хорошо заметный засос. Парень измученно выдыхает от острой кратковременной боли, запоздало проводя кончиками пальцев по контуру очередной свежей метки. Та понемногу наливается багровым цветом, вплетаясь в общий пёстрый букет всех следов, накопившихся за этот вечер. Дань Хэн на самом деле тот ещё собственник, хоть сам навряд ли это признает. Келус давно успел привыкнуть к этой особенности, в глубине души получая постыдное наслаждение от каждого её проявления.       Юноша обессиленно роняет себя на Первопроходца, а тот обнимает его поперёк грудной клетки, размеренно восстанавливая дыхание. До разморённого ласками мозга доходит с некоторой задержкой, но Келус всё же успевает подумать про то, что излюбленную чёрную водолазку после такого захода придётся постирать. Дань Хэн не успел снять её перед оргазмом, а потому она уже пропиталась смесью из их спермы. На своё удивление, парень не испытывает по этому поводу и толики сожаления. Что ж, да здравствует ручная стирка.       — Это было волшебно. Но в следующий раз мы займёмся этим, когда оба отдохнём, — блаженно выдыхает Келус, пытаясь дотянуться до салфеток на столе, но терпит неудачу. — Дань Хэн, подай, пожалуйста.       Архивист лениво приоткрывает глаза и всё же приподнимается на одной руке, на ощупь находя пальцами заветный предмет.       Незаметно выскользнуть из комнаты на этот раз не выходит. Первопроходец плотно обхватывает его тело руками и ногами, кратко вжимаясь нежным поцелуем в уголок порозовевших губ. Грязная водолазка улетает туда же, куда до этого отправилась и вся остальная одежда.       — Не-а. Сегодня ты спишь здесь, — в полудрёме весело басит куда-то в шею Келус, укладываясь поудобнее и накрывая их широким одеялом.       У Дань Хэна нет никакого желания и веских причин для того, чтобы спорить. А потому он без лишних сомнений принимает свою судьбу, притягивая любимого человека поближе к себе.       — Как скажешь.