Русская сирень

18.01.1919 год Г. Париж, Франция:        Зал своеобразного суда. Стояло два стола: один распологался немного выше другого, чтобы те, кто сидел снизу, хорошо видели обращающихся к ним. За первым столом сидели три страны: Франция, Англия и США. Так же был и третий стол, который стоял по правую сторону от других двух. За ним сидел Сербия. Ну и низший стол. За ним сидели проигравшие в Мировой Войнe страны: Германия, Болгария, Австро-Венгрия и Османская Империя. Многие были уверены, что хотя бы одна страна сегодня будет приговорена к смертной казни. И, скорее всего, это будет Австро-Венгрия. Франция, сидевший и мирно о чём-то болтавший с Англией, вздохнул и встал. Он был одет в рубашку и пиджак, чёрные туфли и брюки. — Всем внимание, — Франция говорил по-французски, все страны, находившиеся здесь, перевели свой взгляд на него. Кроме США, который на данный момент преспокойненько жевал какую-то вредную ерунду. Демократ был одет почти так же, как и француз, только на своё лицо он напялил довольно странные очки. — Сегодня, 18-го января, я, Франциск де Бернар, страна Франция, буду проводить Парижскую Мирную Конференцию, на которой и решится судьба проигравших держав. Никто ничего не мог сказать, ведь это был бы признак неуважения среди проигравших. Некоторые страны Тройственного союза были очень этим недовольны. — Итак начнём, — Франция обвёл низший стол взглядом и, улыбаясь, начал, — Юрген Раубаль, вы признаёте, что в 1914 году объявили войну Сербии? Де Бернар обращался к Австро-Венгрии. Раубаль сидел спокойно, даже можно было сказать изящно. Клаус всегда ему подражал. К слову, Николаус Шикельгрубер – младший сын Германской Империи. И сейчас он сидел за низшим столом. Сказать, что он не был доволен таким раскладом – ничего не сказать. По правую сторону от Николауса сидел его старший брат – Веймар Шикельгрубер. Тупой зануда, к сожалению, был преемником Германской Империи. Они с братом были от разных матерей из-за чего сильно отличались внешне. У Веймара были чёрные волосы, а у Клауса блондинистые, глаза у Веймара были цвета летнего леса, ну или просто зелёными, а у Клауса холодные, ледяные голубые. Так же Веймар был тупым социал-демократом, и этим очень сильно бесил Клауса. Он недовольно сидел и кидал гневные взгляды на Францию и Англию. К слову оба были блондинами с яркими зелёными глазами. Слева же от младшего Шикельгрубера сидела дочь Австро-Венгрии – Гели Раубаль. Как Клаус помнил, эта девчонка была довольно милой, когда они вместе учились в Мюррене. Клаус сказал бы, что даже был влюблён. И было во что. У девушки были недлинные смоляные волосы и тёплые голубые глаза. Да и на фигуру она дурна не была. Сегодня она было одета в чёрное траурное платье. Раубаль младшая была точной копией отца, только в женском обличии. А вот её старший брат – Алмос Раубаль был больше похож на свою мать – Юльхен Раубаль, которая была обычной смертной женщиной. В общем, преемник Австро-Венгрии был шатеном с карими глазами.       Юрген Раубаль уверенно встал из-за стола и с сильным австрийским акцентом ответил на французском: — Да, я и вправду напал на Павле в 1914 году. — Для тебя Королевство Сербия или Павле Дере, Раубаль! — из-за среднего стола вспыхнул Сербия. Молодой на вид парень, лет 25, но это только на внешний вид, серб был намного старше. — Für du das Königreich Serbien oder Pavle Dere, Raubal, — слишком уж громко передразнил его Клаус. На него уставился весь зал, но Шикельгруберу было ни капельки не стыдно. — А ты вообще заткнись. Проклятое дитя, ты ведь сын Шикельгрубера и Вэрес! Напомнить, как твой папаша зарезался, когда узнал, что проиграл, мали идиот?! — гневно прокричал Сербия. Николаус яростно смотрел в карие глаза Дере. Его мать – Николетт Вэрес – покойная сестра Австро-Венгрии. Венгерская часть, умерла от туберкулёза в 1906 году. Клаус понимал, почему тупой серб назвал его «проклятым дитём»: он был рождён в браке между кузеном и кузиной. Родственный брак, о котором Шикельгрубер не любил рассказывать. — So, everything is quiet! — прикрикнул на всех Англия, — Сербия, замолчите. А ты, мальчик, — Эдерлли обратился к Николаусу, — на стороне проигравших, так что не имеешь права оскорблять победителей. Николаус шокировано смотрел на злорадствующее лицо Чарльза Эдерлли. Глаза Англии тоже были зелёными, как и у брата, но эти были наполнены презрением, холодом и триумфом. В этот самый день Николаус понял, что на политической арене спокойно быть лидирующей страной у него не выйдет. Каждый день будет, как самая настоящая война. Николаус хотел самолично задушить чёртового серба, который посмел упомянуть в слух его покойную мать. Шикельгрубер старший повернулся к нему. — Клаус, ты и вправду поступил очень глупо. Опозорил и без того опозоренный род, — вымолвил Веймар, зло глядя на младшего. Родной язык из уст брата звучал больше успокаивающе, чем зло. Хоть младшему Шикельгруберу и было всё равно, но в глубине души ему было обидно. Нет, не из-за слов брата. Ни одна из стран его не поддержала. Даже его любимая учительница математики – Белославна Божанова, которая являлась Третьим Болгарским Царством. Всё остальное время Клаус не слушал, как судили дядюшку, но услышал приговор, из-за чего и до того бледное лицо стало совсем как снег или как белила, которыми Клаус пользовался довольно часто для своих картин. — Jürgen Raubal, Autriche-Hongrie. Aujourd'hui, 18 janvier, sera condamné à mort par pendaison, — мозг Николауса не хотел переводить французские слова Франциска де Бернара. Он просто не верил, что самого дорогого для него человека вновь заберут так быстро. Как когда-то это произошло с его матерью. Он не верил, что дядюшка, который Николаусу в детстве приносил краски в тайне от отца, ведь ему не нравилось хобби собственного сына. Не верил, что тот самый дядюшка, который заменил ему отца, будет повешен буквально через считаные часы. — Что?.. вы не смеете, — вырвалось из уст Клауса. Англия недовольно посмотрел на него, но ничего не ответил. США всё так же ел какую-то херню и, как будто для него это было обыденностью, ответил: — Вообще-то можем. — Когда?.. когда его повесят? — таким же неверящим голосом спросила Гели Раубаль. — Кстати, насчёт детей Раубаль, — начал Франция, — вы будете разъединены на два разных государства. Австрия – мисс Раубаль и Венгрия – мистер Раубаль, — Алмос, теперь уже Венгрия, смотрел глазами полными страха. Не за себя, а за последнего самого дорогого человека здесь – сестру. До ушей Клауса дошли тихие всхлипы Австрии. Франциск приглушённо посмеялся. — И так, теперь детишки Шикельгрубера, — Клаус чувствовал, что на них с братом страны-победительницы хорошенько отыграются. — Мы тут поговорили и решили, что род Шикельгруберов не должен продолжаться, — в этот момент в голове Николауса пробежали самые страшные мысли: от собственной смерти до того, что их страну передадут кому-либо другому, — вы будете выписаны из семейного древа Шикельгруберов и должны выбрать себе новые фамилии и вторые имена, — наконец-то договорил Франция. Клаус выдохнул. Всего-лишь изменить второе имя и фамилию. Всё лучше, чем стать обычным человеком. Лучше, чем забыть всё. А прийти к власти с другими инициалами ему никак не помешает. — Я.. я буду Веймаром Паулем Матцельсбергером, — подал голос преемник Германской Империи. Клаус сжался, он не знал, что ответить. Кем ему быть? Николаус Фреддерк Шикельгрубер. Его зовут именно так, но если он не изменит собственное имя, на его страну может вылиться ещё больше проблем. — Я... — Клаус замолчал, он просто не знал, кем хочет быть, — я буду Николаусом Николетт Адлером. Николетт, так звали его мать. Der Adler с немецкого переводится, как орёл. На гербе его страны находится именно эта птица. Эдерлли хмыкнул и уставился в окно. На улице было солнечно, но холодно. Джонс всё так же ел. А де Бернар записывал всё это. — Замечательно, — произнёс француз, — а теперь, пожалуй, перейдём к документу, который ознаменует конец Великой Войны, Версальскому Договору. Матцельсбергеру и Адлеру представили два одинаковых документа. Сверху на французском было написано «Traité de Versailles». Открыв первую страницу, Клаус посмотрел на текст. У него полезли глаза на лоб. «1. Германия теряет 1/8 часть своей территории и все свои колонии. 2. Германия обязана выплатить 132 млрд. золотых марок.» — Извините, Герр Франция, но мы с братом никак не сможем выплатить такое огромное количество денег, — тихо произнёс Веймар. Франциск де Бернар хмыкнул. — Нам всё равно. Сможете – не сможете. Вы обязаны выплатить эту сумму, — ответил он. Веймар сглотнул, а Адлер продолжал читать. «3. Запрещается иметь подводный флот, крупные надводные корабли, танковые соединения, военную и морскую авиацию. 4. Оккупация Рейнской зоны союзниками сроком в 15 лет.» В первую очередь в Рейноской зоне находилась Рурская область. Рур являлся промышленным городом, и без него Германии будет худо. Николаус не был доволен таким раскладом. Он мог дальше даже не читать. Его подпись в любом случае не имела веса. Нужны были подпись членов антигерманской коалиции и подпись Веймарской Республики, которой являлся, к сожалению, его брат. Хотя в идеале, конечно, подпись отца. Но тот оказался настоящим трусом и не смог принять тот факт, что он проиграл. Отец самокапитулировал в ночь с 10 по 11 ноября 1918 года. — Адлер, если всё – подписывай и будь свободен, с Турцией и Болгарией мы и без тебя разберёмся, — проговорил Англия. Ему явно не нравился Николаус. Клаус взял ручку и каллиграфическим почерком подписался. Он встал из-за стола, поднял листок на уровне своего лица и показал всем присутствующим средний палец. А тем временем на Версальском договоре красовалась надпись на немецком: «Fick dich, Ederlli». —Да, как ты смеешь! — вскипел Англия, как и его любимый чай. США валялся где-то уже под столом, а Франциск уткнул голову в руки и тихо, чтобы не услышал Чарльз, пытался не смеяться. У него это выходило плохо. — Ты можешь поцеловать мою немецкую задницу, Эдерлли, но я не подпишу эту хуйню, — все шокировано уставились на Клауса, никто не ожидал такой наглости от немца. Адам Джонс ещё громче начал смеяться под столом. — Пошёл вон отсюда! — крикнул на младшего сына ГИ Чарльз Эдерлли. Клаус улыбнулся и на последок у самых дверей хлопнул себя по ягодицам и послал всем странам воздушный поцелуй. Повезло, что Клаус выбежал раньше, чем в него прилетел чемодан Англии.