Русская сирень

21.07.1918 год. Г. Люблин, РСФСР:       Прошёл уже час, как Виктор шёл к хоть какому-нибудь населённому пункту. Но ему на встречу только лес, лес и лес. Больше ничего. Уже ярко светило солнце, пели птицы, а с листьев деревьев падала роса. Или дождь? А он был? Виктор не знал, но это хоть как-бы объяснил то, куда делась вся кровь с рубашки и кожи. Ни крови ни ран. Только два шрама. Это было очень странно. Ему, конечно же, рассказывали насчёт регинерации стран, но она могла быть такой быстрой Только у стран. Он же был регионом. У Виктора попросту не могли зарасти раны за такой маленький промежуток времени. Он выдохнул. Сейчас как раз было время, чтобы об этом всём поразмышлять, но вот он этого совершенно не хотел. Не хотел не думать, не знать. Он просто уже хотел добраться хоть до какой-нибудь деревни. Но ему навстречу только лес, ветер, солнце и пение птиц. В этой местности было как-то не по себе. Здесь не росли берёзы, не слышалось пение воробьёв. Птицы пели, да. Но какие именно Виктор не знал. У мальчика уже начинали болеть ноги. Он снова вздохнул, мысли с каждым разом возвращали его на два дня раньше. На собственный день рождения. Все мертвы. Когда Виктор отгонял эти мысли, появлялись новые. Он вспоминал то, как легко Анна украла у него подвеску. Виктор в ближайшее время не сможет вернуться на родину, а может вообще никогда там больше не появиться. Он уже был не в силах плакать. Внутри он был полностью выжат, подавлен и растопчен. Ничего уже не чувствовал, лишь тупое желание выжить, не попасться в руки брата, уделать ему нос, сделать всё, чтобы отобрать у него всё то, что ему сейчас дорого. Виктор более-менее пришёл в себя, и он хочет мести. Как-бы клишированно это не было. Он устало выдохнул и уставился в серо-голубое небо. Ноги отзывались тупой болью, и Виктор уже задумывался о том, чтобы остаться здесь. Но он бы не принадлежал роду Воскресенских, если бы не был настырным.       Прошло ещё не менее часа. Виктор вспотел и хотел пить, как-никак на дворе жаркое назойливое лето. Радовало то, что он не надел тогда брюки, как этого советовала мать. И о боги, Виктор наконец-то увидел дома. Не такие величественные и красивые, как в Петрограде, но Виктор был рад даже таким. Эта местность очень сильно отличалась от той, в которой Виктор раньше жил. Он шёл всё быстрее, игнорирую боль. Виктор устремился в город (?). Даже люди здесь выглядели совсем иначе, чем на родине. Вместо русых волос здесь преобладали каштановые, а вместо бледный лиц аристократов, загорелая кожа простых людей. Здесь Виктор выделялся ещё сильнее чем в столице. Пепельные волосы здесь и сейчас выглядели намного ярче, а светлый сиреневый взгляд всё чаще улавливал на себе чужие карие. Виктора немного настраживало такое пристальное внимание к своей персоне. Но сразу же он об этом забыл, как только услышал русскую, любимую, родную речь. «Да, мне по пути. Я же в Германию еду,» — Виктор заметил рослого мужчину, который разговаривал с какой-то полячкой. Сзади них стояла повозка с сеном, в неё были запряженны две чёрные лошади. Такие повозки Виктор видел только в детских книгах с иллюстрациями. Наверное, мужчина был не богат. Единственный здесь русский поцеловал женщину польского происхождения. Она мило улыбнулась и прощаясь, удалилась в дом. Мужчина тоже улыбнулся и направился к повозке. Германия. Из неё будет намного легче добраться до Франции. И что радует, Виктор знает немецкий. Там будет уже легче в общении с людьми. Не долго думая Виктор залез в заднюю часть, прячась среди сена. Оно кололо и пахло отвратительно, но Виктору больше нечего было поделать. Он поудобнее улёгся и устремил свой взгляд в небо. Они тронулись. Под равномерный стук подков Виктор не заметил, как уснул.       Он проснулся из-за сильно светящего солнца. Повозка не ехала. Виктор испугался, немного приподнимаясь, он осмотрелся. Они были в городе. Это было заметно по ровным дорогам и уже более красивым домам. Отовсюду доносилась польская речь. Виктор их естественно не понимал, но оборачивась назад не заметил того самого русского мужчину. «Ну замечательно» закрывая лицо руками, подумал Виткор. Он не долго горевал от потери водителя, потому что почти сразу же заметил, как тот покупает что-то у лавки. Рядом с Виктором находились коробки с едой: яблоки, груши, огурцы и помидоры. Пока никто не видел Виктор наполовину вылез из повозки и схватил два яблока, сразу же залез назад и откусил от первого часть. Есть хотелось очень сильно. В целом всё складывалось не так уж и ужасно. Виктор спросонья не беспокоился ни о чём. Он улёгся, прикрывая себя сеном и уставился в небо. Красный цвет предвещал скорый закат. Из-за чего Виктор предположил, что мужчина пошёл в гостиницу, а завтра утро он скорее всего поедет дальше. Спать не хотелось. А вот размяться бы не помешало. Конечно же не сейчас. Позже. Когда наступит ночь, Виктор сможет погулять, не боясь быть увиденным. Воскресенский улыбнулся своим мыслям. А пока можно было и подумать о жизни. Думать Виктор любил и умел. Обдумывать причину почти тотального расстрела всей своей семьи не имело смысла. Естественно это было не из-за того, что тогда утром они с отцом поссорились. Тупая причина. Может проигрыш в Мировой войне или учёба в Мюррене так повлияли на РСФСР. Точного ответа Виктор, конечно же, не знал. Они с Иваном никогда не были близки, в отличии от Николая. Но не об этом. Насчёт странной помощи Анны Ярцевой. Перед бабушкой у неё был какой-то долг. Возможно это как-то разъяснится, когда Виктор придёт на мост Александра III, но шанс того, что он и вправду встретит там нужного ему человека — ничтожен. Ведь он уже опаздывает к назначеному времени. На поезде он бы добрался намного быстрей. Но увы и ах. Что больше всего сейчас интересовало Виктора то, что же такого сделала Анна, что добралась к самой Империи, ни только нарушив уймы законов, по типу неразглашения (1) или аусервисе ду паус (2), но и получив её благословение и оставшись в живых. Любопытненько. Виктор зевнул. Он бездумно пялился в небо и рассуждал о смысле жизни. Сейчас он его не видел, а раньше он об этом и не задумывался. Пока надо было попасть хотя бы в Германию. А оттуда уже как-нибудь во Францию. В Германии жили родственники матери, которые могли бы Виктору помочь. Но они его не видели и он их. Вариант был уже проигрышным. Виктор нахмурился. Сейчас не было смысла так или иначе рассуждать на тему того, что он будет делать, если попадёт в Германию. И даже не «когда», а «если». Об этом всём он будет думать на месте. А сейчас можно было со спокойной душой снова лечь спать, но не хотелось. А бездумно пялиться на закат уже изрядно наскучило. Виктор стал прокручивать в воспоминаниях самые лучшие моменты своей жизни. Воскресенский был влюблён в парня. Его звали Эндрю де Мишель. Мать, когда узнала об этом, была расстроена. Ведь обычным смертным не всегда удаётся понять все тонкости в жизни страны. Де Мишель был на два года старше самого Виктора. Однажды Эндрю спас котёнка, которого пытались утопить. Это оказалась девочка и её после разрешения матери Виктор оставил у себя. Назвали Юльхен. Котёнок был рыженьким с янтарными глазками. Спустя два года кошка пропала, её так и не нашли. Виктор ещё очень долго после этого грустил, а Эндрю пытался его подбодрить. Но Воскресенский сейчас и не вспомнит то, что Эндрю де Мишель умер в 1916 году от туберкулёза. Мозг русского не хотел бить и так уже по потрёпанной детской психике. А красивый, добрый русовласый француз на долгое время ещё останется в памяти Виктора. Но это только до 1936 года. Виктор улавливал пение птиц, слышал разговоры на непонятном языке и прокручивал в воспоминаниях лучшие моменты своей жизни. «На-на-на,» — напевал тихий женский голос. Мать Виктора сидела у окна и аккуратно перелистовала страницы «Повести Белкина» Пушкина. Особенно Фредерика любила рассказ «Барышня-крестьянка» и «Выстрел». В такие моменты женщина ничего и никого не видела, и не слышала. Виктор этим пользовался и частенько подсматривал за матерью, перенимая все возможные жесты и черты. Виктор на мать не был похож внешне и характер аналогично. Матушка была чёрновласой с тёплыми голубыми глазами, а Виктор пепельноволосым с сиреневыми пустыми очами. Фредерика была спокойной, трудолюбивой и находчивой женщиной, а её сын активным, хвастливым и любознательным. Но когда эти двое были вместе создавалась особая атмосфера. В такие моменты никто не мог ссориться. Даже вспыльчивый Иван и то сидел спокойно и пялился по большей части в окно. Николая часто вступал в беседы и дискуссии то с матерью то с младшим братом. А отец, как думал Виктор, был рад тому, что всё хорошо. О тех сложных временнах и о проблемах Российской Империи знали только два человека: Фредерика и Александра. Две женщины; любимая жена и родная сестра. Виктор думал и не мог понять одного: Как его родной брат мог сделать такое? Как он мог убить всю семью? Воскресенский был уверен, что будь на месте Ивана любой другой человек, ненависти и желания мести было столько же, сколько есть и сейчас. Хотя сейчас он уже это не узнает. «Витенька, ты чего?» — спрашивала его тогда мать. А Виктор лишь пожимал плечами. Это было за неделю до сложившейся ситуации. Виктор тогда что-то чувствовал. Что-то такое, как будто он знал, что произойдёт в то самое 19 июля 1918 года. Его личность сейчас была не понятной. Кем ему быть? Он Воскресенский Виктор Владимирович и всегда им будет. Кем он будет для всего социума, с которым так или иначе ему предстоит взаимодействовать? Иоанн де Мишель. Парень. 13 лет. Родился 12.08.1905 года. Живёт во Франции, город Париж. Тихий, добрый мальчик. Никогда не был в других странах Европы. Родители погибли. отец на фронте, мать непережила потери. Обычный сирота. Которых во Франции должно быть не малое количество. «Meine name ist John de Michel,» — тихо на немецком произнёс Виктор. Он не заметил, как небо уже совсем почернело, а люди скрылись в своих домах. Сено кололось и в целом лежать на нём было максимально неудобно. Виктор приподнялся и осмотрелся вокруг. Деревья слегка покачивались от ветра. Звёзды ярко светили на небе. На улице было довольно прохладно. Воскресенский свёл ноги, чтобы хоть как-то, но стало теплее. Он приобнял себя руками за плечи, слегка потирая их. Виктор зевнул. Спать не хотелось. но Воскресенский был слегка уставшим. За такой короткий срок на него так много взвалилось: Смерть родных, побег из страны, идиот старший брат, странная Ярцева Анна, кража золотого кулона. Что будет дальше? Виктор даже боялся предположить. Очевидно, что ничего хорошего. Хотя. кто знает, верно? Виктор встал на ноги в повозке и перекинул правую через борт, затем левую. А потом полностью оказался на земле. Он в Польше. Беспонятия, что за город. Но в любом случае лучше, чем быть убитым в Екатеринбурге на свой же день рождения. Здесь было довольно красиво. Прослеживался так называемый «Европейский стиль», который Виктор видел только на картинках в книгах. Безусловно в живую это выглядит намного и намного лучше. Но Виктору сейчас явно было не до рассмотрения красот польского города. Надо было бы пройтись. И подумать обо всём на более-менее свежую голову. Из Германии будет намного легче добраться во Францию. Хоть через Бельгию, хоть через Нидерланды. Сильной разницы не имело. Осталось добраться. Бабушкина резиденция, мост Александра III и, возможно, что-то прояснится. По крайней мере на то надеется Виктор. Воскресенский осмотрелся вокруг и решил: ему нужна еда. Где её достать? Вопрос хороший. Виктор беспонятия. В руке хорошо лежало не съеденное второе яблоко, а в кармане приятно тяжелил шоколад. Этого было критично мало, но и сам Виктор много унести не мог. Виктора не пугала темнота. Здесь было не страшно. Но глаза почти что абсолютно ничего не видели. Месяц на небе светил ярко, но большую его часть загородили тёмные-чёрные тучи. Подул холодный сильный ветер. Виктор съежился. Он щурил глаза, пытаясь хоть что-то увидеть. Воскресенский боялся темноты в детстве. Сейчас он понимает, что боялся не её, а того, что могло бы в ней находиться. Нет, он не боялся чудищ и монстров из детских сказок. Когда Виктору было лет от силы пять, он шёл по темноте, страшные коридоры Зимнего дворца, которые пугали своими размерами, были очень плохо освещенны. У Николая был так называемый ремонт в комнате. Виктор в темноте напоролся на какую-то железяку. Нога была пробита с двух сторон, чудом не задела кость. Виктор больше никогда в жизни не ходил по темноте. Хоть один, хоть с кем-то. На голени где-то до сих пор красовались два шрама. Так о чём это мы? Точно, еда. Где её можно было бы достать, Виктор всё ещё не знал. Всё и везде было закрыто, и Воскресенский был не уверен, что его кто-то не заметит, если он и будет воровать еду. Да и в чём выгода воровать? Виктора потом заживо сожрёт собственная совесть. Виктор всегда был честным и никогда не думал, что ему придётся врать ради собственной выгоды. Хотя после кражи двух яблок, совесть пока ещё молчала. Может понимала, что Виктору это нужно? «Пропала совесть? Не расстраивайтесь так вам будет жить намного легче» — Российская Федерация. Виктор протянул руку, в которой он держал яблоко и откусил кусок от него. Есть хотелось — это да. А вот воровать — нет. Что теперь делать? Муравью хуй приделать, блять. Воровать да и только осталось. Еды больше никаким другим способом достать нельзя. Конечно, Виктор мог пожевать листьев или травы, но еда ли это? Хотя он уверен, что с голодухи съел бы всё, что угодно. Может быть даже человеченну, раз на то пошло. Виктор вздохнул. Как же его всё заебало. Виктор хотел бы сейчас оказаться дома.

***

20.07.1918 год. Г. Екатеринбург, РСФСР: «Товарищ Ленин, младший сын царя, он. — Иван замялся, он не знал, как более мягко объяснить то, что он «совершенно случайно» допустил то, что его брат смог сбежать, — сбежал» Рябинин решил не церемониться. Сказать как есть. В комнате находилось трое человек. Они было в доме Владимира Ипатьева, который любезно предоставил им ночлег. Дом не был обставлен богато, в самый раз для «простых» рабочих. «Как это сбежал?!» — взревела Надежда. На ней было пальто, чёрная водолазка, длинная юбка до щиколоток и кирзовые сапоги. Надежда Крýпская — российский революционер, советский государственный, партийный, общественный и культурный деятель, организатор и главный идеолог советского образования и коммунистического воспитания молодёжи. Известна главным образом как супруга Владимира Ильича Ленина. Доктор педагогических наук. Иван сжался под гневным взглядом женщины. «И в самом деле дьяволица» подумал Рябинин. «Няденька, успокойся,» — попросил её супруг. Он был одет похоже, тоже пальто, тоже сапоги, только ко вместо юбки и водолазки, рубашка и брюки. Крупская зло посмотрела на мужа, но ничего не ответила. Владимир Ленин мужчина средних лет, с которым Иван познакомился ещё во время учёбы в Мюррене. Это примерно около двух лет назад. И уже как год Ленин и Рябинин оба устраивают революцию. «Ваня, как так получилось, что Виктор сбежал?» — спросил РСФСР товарищ Ленин. Иван сжался. Он явно не мог сказать то, что специально отпустил брата. Но Рябинин и вправду хотел потом поймать Витю и заставить того отказаться от сущности страны. Пока Ленин жив он не сможет оставить Виктора рядом с собой живым. «Ма — то есть Фредерика Августа всё это подстроила. она. она знала, что это рано или поздно произойдёт,» — Ленин смотрел в упор на Ивана. Рябинин отвёл взгляд. «Ты врёшь!» — крикнула на РСФСР Надежда. Она подошла почти в плотную к парню и начал тыкать в него пальцем. «Ты. ты просто не смог убить всю свою семью! Ты, Иван, не сможешь достигнуть той цели, которую себе поставил раз ничем для этого не жертвуешь!» — Рябинин упёр взгляд в пол. Он был полностью согласен с Надеждой. Он не мог. Он просто-напросто должен был оставить хоть кого из своей семьи в живых. Виктор. Они с ним никогда не были близки, но Иван всё равно любил младшего братика. И Рябинин всё равно упустил брата. Не смог сберечь. Объясниться. «Ваня.» — как-то настороженно произнёс Ленин. Иван поднял взгляд на обеспокоенное лицо революционера. «Да, товарищ Ленин?» — не шибко живо спросил Рябинин. «Что у тебя.?» «С флагом?» — закончила за мужа Крупская. Иван непонимающе посмотрел на обоих революционеров и не мешкая, подошёл к рядом стоящему зеркалу. «Твою же.» — тихо произнёс Рябинин. На щеке РСФСР расцвёл другой флаг. Вместо красного флага с золотой надписью «РСФСР», появился такого же цвета в флаг с такими же золотыми серпом и молотом. Смена флага в данной обстановке могла значить только одно. Виктор Воскресенский стал Республикой нового коммунистического государства и Иван, к сожалению, с этим ничего не мог сделать.