***
Сора улыбалась, машинально отвечая на адресованные ей вопросы. Волосы, обычно туго скрученные узелком, сейчас были собраны в сложную прическу. Шпилька-канзаши в их темноте выделялась ярким пятном. Неуместным. Сора была мила и приветлива. Только глаза заблестели ненавистью, когда она заметила вошедшего в зал Тобираму. Он приковал к себе все ее внимание, и у Соры не было никаких сил переключиться на кого-то другого. Ее интерес не остался незамеченным. Такой опытный, закаленный в боях шиноби, просто не мог не почувствовать, направленного на него уничижительного взгляда. Он медленно обернулся, безошибочно отыскал среди множества гостей Сору и нахмурился, правильно истолковав разжигающийся огонек в ее потемневшем взгляде. Но Тобирама лишь кивнул ей в знак приветствия. Будто они были давними знакомцами, хотя сегодня они виделись впервые. Сора Учиха слишком похожа на своего отца, чтобы не догадаться, кем была эта с виду хрупкая и маленькая девушка. И дело было вовсе не в типичной учиховской внешности, сходство крылось глубже — оно шло изнутри. Ее аура, ее уверенность выделяли ее среди остальных женщин, в компании которых она сидела. Тобирама задержал на ней взгляд дольше, чем хотелось; окинул ее цепким, выискивающим все слабые точки, взглядом. Это всего лишь привычка — ответ на молчаливую угрозу. Разумеется, дочь Мадары не могла представлять для него никакой опасности. Это было бы смешно! Он даже и не рассматривал ее в качестве серьезного противника. Всего лишь ответ на очевидную ненависть. За те несколько секунд, что они смотрели друг на друга, Сора не отвела взгляда, не смутилась. А огонь, поднимающийся в ее душе, разгорался в ее взгляде с каждым мгновением все сильнее. — Эй, Тоби, куда это ты смотришь? — окликнул его Хаширама. И Тобирама нехотя повернулся к брату, а потом и вовсе потерял ощущение обжигающего взгляда на своей спине. Когда он посмотрел в тот угол, где сидела Сора, то заметил, что ее место пустовало. И в зале ее тоже уже не было. Виновник торжества — подумать только! Хаширама стал чьим-то мужем — смотрел в тот же угол, который уже второй раз приковывал внимание брата, а потом улыбнулся в своей раздражающей манере и понимающе сказал: — Красивая она, эта девчушка. Подумать только, что у Мадары мог получиться такой цветок, — Хаширама громко захохотал, довольный своей шуткой. К счастью, самого Мадары в этот момент не оказалось рядом, чтобы обидеться на подобные замечания. — Красивая, — согласился спокойно Тобирама. — И ядовитая, словно аконит. — Неужели тебе довелось познакомиться с ней поближе? — с ехидцей уточнил брат. — Нет. И не вижу повода для близкого знакомства. Хаширама понимающе кивнул. — Говорят, Мадара хотел выдать свою дочурку за кого-то из нашего клана, — будто невзначай вспомнил он. Хотя, почему «будто»? С Хаширамой и не угадаешь, когда он говорил серьезно, а когда важные вещи умудрялся облачить в шутку. — Да неужели? — действительно удивился Тобирама. Он не слушал досужих домыслов и не собирал по округе сплетен, поэтому был не в курсе подобных планов. Было сложно даже представить, что этот проклятый Мадара всерьез намеривался отдать свой ядовитый цветок кому-то из Сенджу. Да и зачем ему это? — Ну… — почесал щеку Хаширама. — Это было еще до того, как Изуна… — Он оборвал свою мысль. И так совпало, что в этот самый момент в зал, в сопровождении своей дочери и жены, зашел Мадара. Они прошли к столику, за которым сидел Хаширама, и церемониально поклонились. Поднявшись с татами, Хаширама поклонился в ответ. — Прими мои поздравления, — сказал Мадара своим неизменным суровым тоном. Будто не счастья в семейной жизни желал, а как минимум подавиться. — Поздравляю, Хаширама-сан, — взяла слово за мужем его жена. Сора же промолчала. Правда, взгляд, которым она быстро окинула Тобираму, не остался для Хаширамы незамеченным. Так вот, что привлекло внимание его брата! И тут в голову закралась безумная, абсурдная, просто кощунственная мысль. Может, он просто уже выпил слишком много, а может, и сам находил эту идею слишком привлекательной, чтобы не озвучить ее прямо здесь и сейчас. — Мадара, — начал он, пытаясь сохранять серьезный тон, — слышал, у тебя было в планах породниться с нашим кланом? Думаю, это замечательная идея! Моему брату тоже давно пора жениться, и как думаешь, если твоя дочь выйдет за него? Мадара не сразу нашелся с ответом. Бестолково уставившись на старого друга, он молчал целую минуту. — Ты серьезно? — наконец спросил он. Что-то, похожее на удивление промелькнуло в его взгляде — всего на миг, надежда, что он отвлекся и ему просто послышалось. Не мог же Хаширама действительно предлагать что-то такое… — Конечно серьезно! — слегка насупился Хаширама, но тут же расплылся в широкой улыбке и выглядел так, будто не был обременен совершенно никакими заботами. Сора, стоящая за плечом отца, была вся напряжена. Одна только мысль о том, что она может выйти за человека, который принес в их семью столько боли, вызывала в ее душе удушающую волну протеста и отвращения. Но вдруг она подумала, что лучшего шанса подобраться к своему врагу у нее никогда не будет. Тобирама всегда был начеку, всегда ждал удара в спину. Но он не будет столь подозрителен в отношении своей жены, которой сам же и поклянется перед богами и людьми. — Ты пьян, — покачал головой Мадара. Кивком головы он дал понять, что церемония поздравления окончена и женского присутствия больше не требуется. Обе, и Сора, и ее мачеха, поспешили уйти. — Если Мадара-сама согласится на этот брак — это будет большой удачей, — шепнула Соре мачеха, когда они заняли свои места. Она прикрыла рот раскрытым веером, а голос ее звучал так тихо, что невозможно было заподозрить, что госпожа Учиха вообще произнесла что-то. Но Сора услышала, ведь именно ей предназначались эти слова, и теперь ей предстояло обдумать их и дать достойный ответ. Она мрачно взглянула туда, где за своим столиком сидел хозяин дома — судя по всему, уже пьяный и плохо контролирующий себя. Он держал руку на плече ее отца, громко что-то доказывал ему и все время поглядывал на своего хмурого, словно грозовая туча, младшего брата. Сора думала, что он пьян — это было последним, что она услышала произнесенным отцом. Да и что другого она могла подумать? Вести себя подобным образом в приличном обществе было неприемлемо, а Сенджу Хаширама даже не пытался хоть немного соответствовать общепринятым нормам. Конечно, лично знающие Хашираму Сенджу люди сказали бы, что глава клана Сенджу всегда ведет себя столь беспечно; он вовсе не пьян — такое поведение для него было нормой, и он не считал нужным утруждать себя лицемерием, как делали это все вокруг. Он казался Соре простым, понятным, будто бы знакомым, но она не позволила себе попасться в эту ловушку. Прикидываться простачком — тоже работающая тактика, а о силе главы клана Сенджу все шиноби знали не понаслышке. Затем ее взгляд скользнул к Тобираме, и Сора вздрогнула, когда поняла, что и он смотрел на нее. Но он не поспешил отвести взгляд, наоборот, он прищурился, заставив чувствовать Сору себя чем-то маленьким и незначительным. Она — химе могучего клана Учиха, — напомнила себе Сора. Она не позволит никому и никогда считать ее недостойной. Сора расправила плечи, вскинула подбородок, не отводя пристального, смеющегося взгляда со своего врага. Тот только хмыкнул чему-то и, наконец, отвернулся. — Я согласна с вами, госпожа, — сказала Сора своей мачехе. — Это действительно было бы большой удачей.Хрупкий мир
3 мая 2024 г. в 20:53
Соре семнадцать.
Все вокруг улыбаются ей, приветствуя, словно дорогую гостью. Сора улыбается им тоже, треплет детишек по непослушным, растрепанным вихрам и, изображая натуральный интерес, спрашивает у их родителей, что в их семьях происходит нового.
Деревня Скрытая в Листве — больше не мечта ее отца и его старого друга. Теперь Коноха реальность, в которой предстояло учиться жить.
Вчерашний враг отныне — вечный союзник, тот, ненависть к кому взращивалась в ней всю ее жизнь сегодня приглашает их на большое событие.
Свадьба Хаширамы Сенджу и Мито Узумаки — важнейшее празднество в жизни их пока еще небольшой деревни. Слишком знаковое.
Соре хотелось бы, чтобы ненавистные братья Сенджу захлебнулись сегодня в собственной крови.
Она вертела в руках пузырек с ядом и размышляла каким образом сумеет добавить отраву в питье сразу обоих братьев-демонов.
Нет, выбрать нужно лишь одного. И сердце уже столько лет знало ответ. Тобирама должен умереть сегодня.
Сора уже несколько недель продумывала каждое свое слово, каждый жест и тренировала выражение лица. И все это ради пары минут, которые ей позволит провести рядом с собой Тобирама.
Она подсядет к нему и поздравит Тобираму с тем, что его клан обзавелся такими грандиозными связями. Потом невзначай упомянет дядю, что, мол, как жаль, что он не дожил до мирных времен. Тобирама потеряет бдительность, предавшись воспоминаниям. У Соры будет лишь пара секунд. Ее козырь в том, что она женщина, а значит ни один мужчина не станет ожидать от нее подвоха там, куда же сами ее и пригласили.
— Сора-химе, — позвала ее приемная мать. — Нам пора.
Юна Учиха была женщиной средних лет, по меркам их страшного времени, приравнявшего ее чуть ли не к старости. После гибели матери, именно Юна стала воспитывать детей главы клана. А после смерти последнего брата Соры, на попечении женщины осталась только одна химе Учиха.
Воспитывать детей — не мужское дело. Потерявшие матерей дети, словно дворняжки, переходили на воспитание в другие семьи. После двенадцати мальчиков забирали отцы, а девочки так и оставались в чужом доме, ожидая того часа, пока отцы не объявят о том, что нашли доченьке кого-то в мужья.
По мнению Юны, Сора засиделась в девках, и Мадаре давно надо было подыскать ей достойную партию. Но отец то ли забыл об этом, то ли по неизвестным причинам откладывал столь важное дело. Только Сора знала, что после смерти брата, Мадара потерял всякий интерес к жизни.
Где-то глубоко в подсознании, в тех мыслях, что никогда не мелькали на поверхности и никогда не обличались в слова, Мадара не хотел отпускать от себя дочь. Сора была его единственной семьей, последним родным человеком. Расстаться с ней, значит самолично обрубить последнюю ниточку, соединяющую его с прошлым.
А Юна все ворчала, без устали повторяя, как важно уже не молодой девушке поскорее выйти замуж. С каждым годом шансов на успешное замужество оставалось все меньше.
Своих мыслей она бы никогда и не подумала пересказывать угрюмому главе, так что Сора единственная, кто удостаивался сомнительной чести выслушивать эти обременяющие нравоучения.
Но она не сердилась на приемную мать. Женщина действительно сделала для Соры все, что могла. Даже больше, чем ее родная мать.
— Конечно, матушка, я уже готова, — отозвалась Сора, торопливо пряча пузырек с ядом в потайной карман в рукаве кимоно.
Это незамысловатое действие не скрылось от бдительного ока приемной матери. Та нахмурилась и приблизилась к Соре.
— Надеюсь, вы не задумали совершить какие-то глупости, Сора-химе?
— Ну что ты, никаких глупостей, — простодушно заверила ее Сора.
— Очень хорошо, — степенно кивнула Юна. — Было бы весьма плохо, если на празднике случилось бы что-то ужасное. Доверия к нашему клану в деревне и так нет. И ваш досточтимый отец приложил слишком много сил, чтобы установить даже такой хрупкий мир.
Юна ушла, а Сора осталась один на один с этой оглушающей правдой. Действительно, то, что она собиралась сделать — настоящая глупость. Непростительная ошибка. Где угодно, когда угодно, но только не на празднике нужно осуществлять свои мстительные планы.
От досады Сора швырнула пузырек на пол, и тот разбился, оставляя на татами едкое, желтоватое пятно.
Такое же пятно уже не первый год расползалось кислотным ядом в ее душе, выжигало внутренности и не оставляло никакой доброты.
Правда их страшной жизни была такова: только мужчины имели право страдать, а женщины, служащие прекрасным дополнением к их воинствующим жизням, не могли позволить себе подобной роскоши. Раскрасить заплаканное в ночи лицо, облачить свой тихий траур в пестрое кимоно и нести свой тяжкий груз на хрупких плечах всю свою жизнь, вот он — женский удел.
Вот она неказистая действительность, которая была ядовита и темна, как и впитывающиеся в бамбуковое покрытие мокрое пятно на полу.