Я подарю тебе любовь...

Белая… черная… белая… черная. Клавиши фортепиано, как жизнь. Как бы тебе не хотелось постоянно играть на белых клавишах, как бы ты не жаждала белых полос в твоей жизни, тебе приходится касаться пальцами черных клавиш… ведь если это не сделать, музыка не родится. Жизнь не родится. Сейчас я играю на фортепиано, стоявшем в главном зале дома Ястреба. Оно огромное, старинное. Таких я не видела даже в репетиционных залах у мамы. Оно прекрасно… мои пальцы играют грустную музыку, бегая то по черным, то по белым клавишам. Мелодия моей души. Не замечая сама, с моих губ срываются слова… тихие, почти безмолвные. - Путь у каждого свой… и куда мы идем, мы не знаем… глупо спорить с судьбой, ведь мы сами её выбираем… - последняя фраза получается ещё более хриплой, я сама её не слышу. Только губы продолжают шептать любимую песню. Свобода… - «Птичка, единожды попытавшаяся сбежать из клетки, лишается крыльев и запирается на замок до самой смерти». В моих мыслях снова встал недавний разговор с Ривеном. - Я, кажется, ясно выразился в прошлый раз! – он не кричит на меня, нет. Его голос соразмерный, четкий, он чеканит каждую букву, ставит ударение на каждое слово. Он затащил меня рывком внутрь особняка через главный ход, и сейчас мы стояли в холле. Огромном, длинном, в красных тонах. Кровь… цвет крови. Он ужасен. Это коридор ужасен. Я смотрю на Него словно слепыми глазами, я не осознаю, что сейчас происходит. Кто Он? Что Он хочет от меня? Почему Его глаза пронизывают моё тело, мою душу, моё сознание? Я чувствую, как на щеках застывает кровь. Слегка касаюсь пальцами щеки, но потом понимаю, что так сделала ещё хуже. Мои руки тоже в крови. От боли и ужаса хочется кричать, бить кулаками об стену, ругаться, рвать на себе волосы…. но сейчас я слишком слаба для этого. Я не могу ничего делать, я не могу говорить, кроме как… дышать и молчать. Животное, какое-то. Но в этом помещении всего одно животное. И это Ястреб. - Ты ведешь себя как маленькая девочка! Чего ты хотела добиться, выйдя на улицу? У тебя бы всё равно ничего не получилось. Заработала бы себе пулю в башку и всё. Не понимаю. Он опирается спиной об стену, трёт переносицу так долго, что после того, как он убрал пальцы, там остается два красных пятна. Но вскоре они пропадают также быстро, как и появились. Его глаза были закрыты всё это время, но сейчас он смотрит на меня. Прямо в глаза. А у меня даже нет сил, чтобы отвести взгляд, как я это делала раньше. Смотрю в упор. Как не странно, но мне больше не страшны и не чужды эти глаза. Эти глаза, которые видели столько крови… море крови… фиолетовые, жадные, ненасытные глаза… они ужасны, но одновременно я вижу в них то, что видела раньше. Обманчивое, нелепое чувство. Любовь. - Муза… - его голос переходит на шепот, он отталкивается одним локтем от стенки, его тело непослушно освобождается от опоры, словно у него тоже, как и у меня нет сил, даже чтобы просто сделать пару шагов, словно его душа тоже изнеможена и просит умиротворения. Ещё пару жалких шагов, пару секунд, которые длятся вечно… и он подходит ко мне на расстоянии вытянутой руки. Он устал. Я вижу это. Нет, я чувствую это. - Ты хотела сбежать от меня? – ты спрашиваешь такие очевидные вещи, Ривен Джонсон! Я мотаю головой из стороны в сторону, решив, что молчанку пора хоть как-то заканчивать. - Я лишь хотела увидеть небо не через толстое стекло… - шепчу я. Мой голос такой жалкий. Я жалкая. Всю свою жизнь я ненавидела себя за свою глупую слабость перед силой. Ненавижу. Он молчит, а потом, резко наклоняется головой к моему уху и шепчет: - Птичка, единожды попытавшаяся сбежать из клетки, лишается крыльев и запирается на замок до самой смерти, - после этих слов он отстраняется от меня и уходит. Я нажимаю на клавишу резко, громко, так, что звук распространяется по всему залу. Сначала он громкий, властный, его слышно в каждом уголке… а потом он затихает, словно стены поглощают его, не давая выйти за пределы этого особняка. Из этой клетки… Я закрываю глаза. Обычно я делала так, чтобы увидеть что-то яркое, красивое, то, от чего на сердце стало бы хоть чуточку теплее… но сегодня я вижу лишь труп девочки и траву, обрызганную багренной кровью. Поняв, что так я только усугублю своё самочувствие, открываю глаза и начинаю играть мелодию по новой. Ужасное чувство, когда хочется плакать, а понимаешь, что не можешь позволить себе даже такой простой вещи… не потому, что так ты показываешь своему врагу, что он победил в борьбе и может спокойно забирать приз в виде свободы… нет. Я не могу выдавить из себя даже слезинки. Кажется, будто я выплакала всё, что у меня было. - Великолепно играешь! – слышу я чей-то голос. Знакомый, ужасно знакомый голос… мои пальцы перестают играть, но повернуть голову в сторону говорящего я так и не решаюсь. Этот кто-то молчит, больше не проронив ни слова. Неизвестность и в то же время жуткое любопытство пугали меня, и я развернулась в пол-оборота на стуле. - Кайа… - прошептали мои губы. Там, около входа в зал, стояла Кайа, та самая подруга из интерната, которая так неожиданно появилась, когда мне было одиноко… и так неожиданно исчезнувшая, когда мне нужна была помощь. Только вот сейчас в ней что-то не так. Она больше не выглядит на девушку моего возраста. Она намного старше. Её волосы стали немного длиннее с того момента, когда я последний раз её видела. Странно. Ведь прошло так мало времени… быть может, мне просто так кажется, ведь моё общение с людьми ограничивалось только двумя, и то на время. Кайа стоит в тёмном обтягивающем спортивном костюме. Длинные лосины, полностью скрывающие ноги, черные строгие ботинки на шнуровке, какие я часто видела на военных, когда была маленькой, и чёрная толстовка, слегка расстёгнутая, что позволяет мне увидеть немного иной цвет – белый, а это значит, что под низом, очевидно, белая футболка. - Не Кайа. Сколько имен у меня только не было – Лилина, Луиза, Кармен, Мира, целая дюжина! Но только одно настоящее – Хина. Я смотрю на неё непонимающими глазами. Я не могу поверить, что она тоже лгала мне! - То есть всё это время ты лгала мне?.. Но зачем? – мой голос уже приобретает оттенок моего настоящего голоса, хоть хриплость пройдет не скоро. - Это был всего лишь приказ. Ничего большего. Я правая рука Ривена, Муза. И я следила за тобой для него с самого начала. Я слышу её через слово. Она. Тоже. Лгала. Мне. Она работает на Ястреба, она является один из членов мафии, которые захватили этот мир, которые безжалостно убивали… и она тоже убивала. Она такой же монстр, как и все они. Да к тому же и правая рука Ястреба! Я не могу поверить, что всё это время я была искренне с теми, кто не был искренен со мной! Но таковы правила жизни, не так ли? Мало, кто по-настоящему искренен с вами. Все ищут выгоды для себя. Ничего большего. - Правду всегда тяжело принимать. Но только вначале. Потом ты поймешь, что всё, что мы делаем во благо. - Что ты мелешь? – я начинаю злиться. Мои руки трясутся, словно в судороге, а глаза смотрят в упор на «рыжую». – О чём ты вообще? Как ЭТО всё, что вы натворили, может быть хоть кому-то кроме вас во благо? Если бы я узнала хотя бы на день раньше до вашей великой революции, что все вы лгали мне, я бы успела убежать, и сейчас… - меня перебили ровным и строгим голосом. - Ты была бы мертва. Ривен не убивает тебя только потому, что ты ещё не сделала, что-то для него. В тебе есть выгода, - она перестает опираться об стену. Она не такая усталая, как Ривен. - Выгода? Какая же? Какая может быть выгода от шестнадцатилетней девушки? – меня всю трясёт. - Может быть просто секс? – она говорит об этом так легко, непринужденно. – Хотя я не могу точно предположить, какие там у него планы на твой счёт… но, по-моему, это очевидно. Что ещё нужно мужчине, который получил власть над этим миром и всё теперь его?.. - Зачем ты говоришь об этом? – она втоптала мои чувства в грязь. И сделала это так, что сразу и не скажешь. Умная стерва. Подумать страшно, ведь я считала её своей подругой! - Я лишь хочу, чтобы ты поняла, что у тебя нет никаких полномочий перед всеми членами мафии и в том числе передо мной. Выйди ты сейчас за пределы территории особняка Ривена, как сразу же тебе всадят пулю в башку. Так что не зазнавайся, дорогая, - она нажимает на клавишу фортепиано, и по всему залу разносится громкий, строгий звук, словно начинают играть похоронный марш. Я молчу. Просто смотрю в одну точку, именно туда, именно на ту клавишу, на которую только что нажала Кайа. Нет. Хина. Она поворачивается ко мне спиной и уверенным, размеренным шагом уходит. Последнее, что я замечаю – это белого ястреба на её спине. (Текст будет идти от лица Ривена). Смотрю на себя в зеркало. Усталый, ссутулившийся вид, под глазами черные круги. Если так дальше буду, скоро совсем превращусь в госпожу Смерть. Ухмыляюсь. А разве я уже не стал ею? По-моему всё правильно. И мой вид полностью соответствует моей душе. Включаю душ на полную, в ванную бьет мощная струя воды. Я не сразу залезаю в ванную, а ещё долго смотрю на впустую текущую воду. Глубоко вздыхаю, как обычно делаю, когда становлюсь под воду. Но сейчас она холодная, ледяная…Она должна, обязана приводить в чувства, но сейчас мне ничего не помогает. И это ужасно. Стискиваю зубы и слышу их противный скрип. Вода уже намочила волосы, и они, потеряв свой вечно стоящий дыбом вид, ложатся на моё лицо. Капли воды стекают с них на тело, и я убираю волосы с глаз. Всего на мгновение, на пару секунд, я сумел увидеть свою спину в отражении зеркала. Ударяю кулаком об плитку. Этот шрам позора… он никогда не исчезнет. Я никогда не смогу избавиться от него. Зубы скрипят сильнее и громче, и я чувствую легкую боль, а затем привкус крови во рту. Но мне наплевать. Когда я вижу себя со спины, мне хочется сейчас же взять нож и перерезать себе горло. Почему? Потому что уверен на все сто процентов, что не смогу жить с таким знаком… постоянно вспоминать, что со мной делали, как опозорили, что я пережил. Но именно эти воспоминания и рождали во мне злость, а затем ненависть ко всем, кто даже частично, кто хотя бы одним глазом видел, что со мной делали. Год за годом…Эта ненависть облилась на них как лава горячим оружием и свирепым огнем. Я смёл тех, кто унижал меня с лица земли… я убил каждого. Никого не осталось. А вместе с тем, я подарил миллионам людей из моей мафии свободу и чувство удовлетворенности. Ведь они тоже кому-то мстили. Месть – это плохо. Месть – это ужасно. Так твердил мне всякий, кто хоть когда-то слышал о моих планах на будущее. Но вы даже не представляете, что вы чувствуете, когда эта месть наконец осуществляется. Вы никогда не сможете меня понять, потому что ваша жизнь не была настолько кровавой… вы никогда не сможете меня понять, потому что вы не я. Никогда. И если бы Муза хотя бы на минуту оказалась в моём прошлом, она бы поняла, почему я так одержим своими идеями, почему я так хочу свергнуть власть, почему я так хочу убивать…чтобы это клеймо на моей спине больше никогда не смогло обременить мою свободу даже на мгновение. До сих пор в моей памяти свежи воспоминания из детства. Всё до последнего кадра. Я помню всё. - Так-так-так,- мой надзиратель, имя которого мне было неизвестно, ходил взад-вперед, с плеткой из тяжелых железных проволок, наконечники которых были заточены, как копья. Я лишь слышу его шаги, но не имею возможность видеть.– Может, всё-таки повторишь? - Я убью вас, - повторяю я предыдущую фразу, сказанную мною. И повторяю без промедления, таким же уверенным голосом. Плетка рассекает воздух, и с моего лица на пол срывается кровь. Сейчас я в каком-то подвале, или заброшенной фабрике… не знаю… здесь жарко от труб, которые тянутся по всей площади комнаты, охватывая даже потолок. Трубы горячие, как раскаленная сковорода. Темно. Лишь небольшой свет падает на меня, позволяя надзирателю видеть меня, но, не позволяя мне видеть его. Я слышу смех. Он надсмехается над моей беспомощностью. Конечно, я ведь ничего не могу сделать, подвешенный на цепях на стенке. Словно мученик, которого рассекли на кресте. Я поднимаю глаза и смотрю в темноту. Словно хочу разглядеть лицо этого зверя. Но это не так. Я лишь хочу показать, что меня невозможно сломить. - Маленький десятилетний мальчик, ты возомнил себя мужчиной, не так ли? Нагрубить директору интерната, а потом поджечь его кабинет… Смело, скажу я тебе, - в этот момент его лицо появляется из тьмы, и я вижу по-настоящему страшного, уродливого человека. Его лицо всё в ожогах, на голове совсем не волос, а правый глаз закрыт, так как глаза там давно нет. – Но очень низко. Он снова смеется. И исчезает в темноте. - Помнишь свой план по захвату мира, как ты там говорил… хочешь свергнуть своего отца за то, что он подарил тебе столько мучений, сослал тебя в интернат… но не боишься ли ты? Ведь ты последний из его детей… и самый выносливый. Остальные давно уже в мире ином, - он вздыхает и снова ударяет меня. Я слегка вскрикиваю. – Как тебя только уже не пытались мучать, но видимо убить тебя можно только одним способом, - он приближается ко мне с правой стороны и шепчет на ухо: - Прострелить башку. Потом отдаляется и вновь исчезает в темноте. - Но я знаю способ получше, способ более мучительный… - он замолкает всего на секунду, словно готовится произнести что-то более страшное, чем до этого. – И поверь, твои надзиратели уже всё придумали. - Я не боюсь, - удивляю своими словами я мужчину. Он долго молчит. Даже стоит на месте, так как его шагов я больше не слышу. Дую на свой упавший на лицо волос, пытаясь убрать. В эту же секунду острое лезвие ножа летит на меня и отрезает этот волос. Локон падает на пол, на лице появляется рана. Капает кровь. - Ну же! Плачь, как маленький ребенок! Ты же так мал. Плачь! – кричит мужчина и снова кидает в меня нож. - Слезы – это слабость, а я сильный. Намного сильнее вас. Я намного сильнее вас! – кричу эти едкие слова в темноту, в надежде, что этот мужчина сейчас хорошо видит моё лицо. Я хочу, чтобы мои слова остались в его памяти навечно… но, кажется, они остались вечными лишь для меня. Не чувствую пальцы на ногах. Видимо это холодная вода постаралась. Но я не хочу выходить. Не хочу. Сейчас, когда я увидел свой шрам и вспомнил всё… мне хочется дойти до самого конца. - Может, иногда тебе стоит быть пай-мальчиком, маленький урод? – это случилось ночью. Я сбежал из интерната, моё сердце пело, ведь я успел убежать на достаточно приличное расстояние от здания. Но всё только начиналось. Эта ночь стала для меня роковой. Мужчины, которые меня поймали, не показывали своего лица и больше ничего не говорили. Они прижали меня к осеннему мокрому асфальту и налегли всем телом. Я брыкался, кричал, но всё было бесполезно. Мои силы сейчас в меньшинстве. Слышу какой-то звук. Словно кто-то достал нож из ножен. В этот же момент с меня сорвали майку и резко, сильным рывком вонзили острие ножа прямо в спину. Ночная тишина огласилась моим нечеловеческим криком. Нож пошел дальше, охватывая всю мою спину, касаясь даже плеч и начала ягодиц. Они рисовали на мне ножом, словно я полотно… словно нож – это кисть… а кровь - краска. Они выводили каждую черточку, долго, мучительно. Я не знаю, сколько времени я так орал, но когда они, наконец, закончили я не чувствовал абсолютно ничего. Моя спина онемела, с неё стекала кровь, от чего на асфальте перемешались краски грязи и алой жидкости. Руки были в ссадинах и царапинах. Ведь от боли я бился руками об землю, разбивая их вдребезги. У меня нет сил, даже чтобы подняться. Я лежу. Лежу. Лежу. Мужчина, наконец, встает с меня и, резко хватая за волосы, шепчет на ухо. Я узнаю этот голос. Это мой надзиратель. - Ты больше никогда не будешь сильным, потому что сегодня мы доказали, что ты слабый. И этот знак на твоей спине будет вызывать отвращение у любого, кто когда-либо его увидит… Отвращение… у любого. А что делать, если это самое отвращение у меня? Рука сама дотрагивается до крана и закручивает воду. Я выхожу из ванной, и даже не обтиревшись полотенцем, надеваю свободные штаны. Ещё раз смотрю на себя в зеркало. Ничего особого в моей внешности не изменилось, только, кажется, взгляд стал ещё более жестким и пронзающим изнутри. Я долго смотрю на своё отражение, а потом резко ухожу от него, выходя из ванной. Сейчас я без майки, и любой, кто будет проходить по коридору, увидит то, что я так долго скрывал. Будет это Хина, Муза или какая-нибудь горничная. Неважно. Всё перестало иметь всякое значение и слилось в тёмное пятно безысходности. Захожу в спальню. Там сидит Муза. Она расположилась на подоконнике, смотрит на горизонт и отбивает пальцами ритм какой-то мелодии по стеклу. Медленно и чётко. Она замечает меня не сразу, только тогда, когда я подхожу достаточно близко, чтобы увидеть меня. Её тусклый, безразличный взгляд смотрит на меня сначала так, будто вовсе и не видит. А потом, так нехотя, но и так ненавистно, произносит: - А, это ты, - и снова переводит взгляд на горизонт. (Текст будет идти от лица Музы). Сейчас я не хотела никого видеть. А тем более, Его. Человека… нет, монстра, который сказал, что лишит меня крыльев свободы. Да кто он такой, чтобы так говорить? Я знаю, что ему нравится унижать неравных ему людей, убивать… но почему я так усердно вижу и верю, что в этом человеке живёт две личности? Ведь он не мог претворяться всё это время. А я не смогла бы не заметить этого. Быть может, я просто обманываю себя? И между нами не было ровным счётом ничего? Ему нужна была власть над интернатом, он получил её с помощью меня. Но тогда почему сразу не избивался от меня после этого? Ведь я знала, что это он убил директора интерната и знал, что я могла это кому-нибудь разболтать. Тогда почему? - «Может быть просто секс?» - снова всплыли у меня в голове слова Кайи… нет, Хины. Тогда всё объясняет. Он не хотел выдать себя, что он главарь мафии и готовит план по уничтожению всего живого на этой планете. Он просто не мог так рисковать. Переспи он со мной раньше, и я могла бы на следующий день заявить на него в полицию, которая возможно загребла бы его. Ненадолго, конечно, с его-то возможностями и деньгами. Но это заставило бы отложить его планы как минимум на несколько месяцев. Объяснения, что он не торопил меня только потому, что любил – чистая ложь. Для этого человека нет ничего важнее выгоды. Жаль, что я поняла это не с самого начала. Но почему сейчас он просто стоит рядом, облокотившись об стену, и смотрит в окно, также как и я? Почему сейчас бездействует? Ведь я беззащитна, беспомощна. Делай, что хочешь. Смотрю на него, он сразу же замечает мой взгляд на себе и поворачивает голову ко мне. На этот раз я не отвожу взгляда, а продолжаю смотреть на него. Долго. Мы молчим. Мы бывало так делали, до того момента, когда не начиналась война. После таких переглядок следовал страстный, долгий поцелуй. Но не сейчас. Мы определенно стали дальше… чья вина? Мы оба виноваты. Я ничего не знаю о нём. Абсолютно ничего. Тогда… почему я до сих пор люблю его? Слепая любовь безжалостна. Он глубоко вздыхает, отталкивается одной рукой от подоконника и отходит от меня, по направлению к кровати. О Боже! Только сейчас я увидела, что было у него со спиной. Полностью изуродована непонятно чем. Это точно не татуировка, это сделано чем-то острым… холодным оружием. Может, ножом? Но кто? А главное зачем? Неужели в этом мире есть что-то сильнее, Ривена? Что это за существо? Я долго не могла разобрать рисунок, но когда увидела острый клюв… всё стало на свои места. Огромный ястреб, лишенный крыльев, был заключен в круглые рамки «рисунка», как в клетке. Его клюв был открыт, голова запрокинута вверх, словно он кричал от боли в небо, пытаясь как-то скрасить свою судьбу. На местах крыльев были воткнуты стрелы, показывающие, что такой ястреб никогда не сможет взлететь и, естественно, умрет. У такой птицы нет больше возможности парить в небесах, как позволено другим. Она навсегда привязана к земле. - Как отвратительно! – слова сами сорвались с уст. Я хотела подумать об этом, но не сказать. – Ты помешался на этом идиотском ястребе! Он резко остановился на месте, не сделав больше и шагу в сторону кровати, хотя уже был близок к своей цели. Его тело не двигается, он продолжает стоять ко мне спиной. Но эта тишина пугает меня. Жалею, что вообще произнесла такие слова. - Давно бы убил тебя… - начал Ривен, сжимая пальцы в кулаки и, поворачиваясь ко мне лицом в пол-оборота. Он не договаривает, а продвигается ко мне уверенными шагами, пока не касается рукой моей щеки. Я зажимаю глаза. Его прикосновения черствые и холодные. Или мне так просто кажется, потому что в последнее время он стал моим самым главным страхом? - Убил, если бы так сильно не желал тебя, - он договаривает свою фразу до конца, и я открываю глаза в удивлении от услышанных слов. Что?.. Не дождавшись моего ответа, хоть каких-то эмоций, он впивается губами в мои губы. А я даже не имею сил оттолкнуть его. А может не только сил, но и желания. Его руки ползут по моей шеи, опускаясь на плечи, затем устремляются к талии. Я, поддавшись этому странному чувству, обвиваю руками его шею, и отвечаю на поцелуй. Что со мной происходит? Нет, Муза, нет. Он же убийца! Он желает овладеть тобой, а потом убить! Не верь ему! Не верь…Но всё это бесполезно перед полотном страсти. Я чувствую его тепло и мне хочется прижаться к нему ещё сильнее, ещё ближе, чтобы между нами не было абсолютно ничего. Это желание погубит меня. Я знаю. Но… я так жажду этого. Ривен прижимает меня к стеклу окна. Я чувствую, как на меня давят с двух сторон. С одной крепкое стекло, с другой сильный Ястреб. Внутри всё сжимается, дышать становится сложнее, но я продолжаю идти шаг за шагом за этим грешным чувством. Руки Ривена опускаются на мои ноги, дотрагиваясь концами пальцев до ягодиц. Его прикосновения заставляют меня дышать ещё тяжелее. Я издаю легкий стон во время поцелуя. Чего он ждет? Чего добивается? Через несколько минут нашего непрерывного поцелуя, всё заканчивается. Ривен отдаляется от моих губ, но остается на месте, так и стоя. Его ноги между моих ног, не давая возможности мне свести их. Он давит на меня, словно хочет сжать во что-то маленькое и компактное, чтобы просто взять и положить к себе в карман. Он наблюдает за мной, как я тяжело дышу, как пытаюсь прийти в себя, сжимая своими руками меня ещё больше. И это его забавляет. Я уверена, внутри он пляшет от счастья и наслаждения. - Ты тоже считаешь меня слабым мальчиком?!? – сейчас его слова ещё больше грубы, чем раньше. - Нет, - качаю головой я. Интересно, он видит мой страх в глазах? Ведь мне действительно страшно. - Тогда кем? Скажи громко!!! – его голос властен предо мной. - Ты Ястреб. Сильный и беспощадный, - слова льются сами под натиском силы Ривена. - Ты так говоришь, потому что боишься или потому что хочешь всё это прекратить?!? – он приближается к моему лицу ближе. Я чувствую его дыхание. Раньше оно нежно щекотало меня, как пёрышко, выбившиеся из подушки, но сейчас это похоже на огненное дыхание дракона, желающего испепелить свою беззащитную жертву. Я не отвечаю, потому что сама не знаю, что на самом деле чувствую. Страх… это однозначно. Но и желание слиться с Ривеном в море страсти. Правда, сейчас он больше похож на хищного зверя, чем на страстного любовника. А разве есть разница между этими словами? - Сейчас я боюсь, - шепчу я, смотря ему в глаза. Я слежу за каждой черточкой его лица, пытаясь поймать хоть какую-то эмоцию… но ничего не выдаёт то, что он сейчас чувствует. - А что ты чувствовала пару дней назад? - Дикую боль. - Нет. До того, как узнала, какие у меня планы, - продолжает он, не отпуская меня и на сантиметр от себя. Я знаю, что он хочет услышать… я знаю. Но так боюсь сказать ему. Потому что это будет признак того, что я сдалась и готова стоять перед ним на коленях. Это не так. Любовь – не всегда унижения. Наша любовь – это невероятная сила. Сила разбитых людей… - Я любила тебя, - отвечаю я. - Любила? А сейчас? Что же произошло сейчас? И почему отвечала на поцелуй, если не любишь? – он сильно сжимает меня. Я слегка вскрикиваю, но не позволяю себе более, хотя было ужасно больно. - Сейчас я тоже люблю… сильнее, чем прежде. - Ложь. Разве можно любить, боясь? – он серьезнеет. - Можно. Любовь – вообще очень опасное чувство. - Есть примеры? – он оскалил зубы. - Да. Например, мы с тобой, - разговор сам развязался. И было так легко говорить… как будто мы уже заучили свою роль и просто исполняем её на сцене. И исполняем профессионально… нам должны аплодировать стоя. – Я слабая, а ты сильный. Разве это не опасно? Ты можешь сделать со мной всё, что захочешь. Ударить или приласкать, быть жестоким или быть нежным – лично твой выбор. Я не смогу предупредить его и не смогу предотвратить. Остаётся только подчиняться. Он долго смотрел на меня после этих слов. Прямо в глаза, не желая отпускать. - Но я ведь не буду этого делать. Я не хочу причинять боль тому, кого люблю, - он, наконец, ослабляет свою хватку. – Потому что таких людей очень мало… Я облегченно вздыхаю, когда он отпускает меня и отстраняется. Затем он зачем-то протягивает свою руку в мою сторону, чего-то ждав. Я недоуменно смотрю то на него, то на распростертую руку. - Позволь мне кое-что рассказать тебе. Возможно, это что-то прояснит, - я ещё долго смотрю на его руку, не решаясь протянуть свою. А он настойчив. Он стоит, не шевелясь, и ждет. Ждет. Ещё сомневаясь, я даю ему свою руку, и он нежно обхватывает мою ладонь. Как когда-то делал… Так непринужденно, но так властно, он обнимает меня за талию и садит меня на кровать рядом с собой. Сейчас мы спрятаны под пеленой балдахина… и кажется, словно мы одни в этом мире. Только мы. Ривен долго сидит, просто смотря в пол, как будто выжидает подходящего времени. Подумав об этом, я непроизвольно бросаю взгляд на часы. Уже полдесятого ночи. Он, наверное, устал. Да и я выгляжу не особо. Но я просто обязана его выслушать, ведь по тому, как он собирает свои воспоминания по кусочкам, он хочет рассказать мне всё до последнего фрагмента. Я вижу часть его «рисунка» на спине, и от него меня бросает в дрожь. Каково Ривену носить его на себе, не имея возможности избавиться? - С самого детства я был не любимым ребёнком. Да и помню ли я своё детство, кроме вечных трёпок и крови?.. Поверь, я жил в таких условиях, которые я бы никому не пожелал даже увидеть одним глазком. Надзиратель из моего интерната дарил мне столько боли, что сам правитель ада мог позавидовать его способностям. Кто бы мог подумать, что сын президента будет столько страдать?.. Именно. Моей кровью были запачканы все подвалы и залы интерната. Всем было, как бы мягче сказать, плевать на то, что там избивают детей. Но я был особенным, - Ривен грустно улыбается и откидывается спиной на кровать, подложив руки под свою голову. – А лишь потому, что с самого детства обладал огромной силой воли… этот мир не казался мне идеальным уже с того времени. Но тогда я жил принципами, что все люди такие, как мой надзиратель, и все заслуживают самой мучительной смерти. С каждым годом мои идеи укреплялись, пока я не нашёл сообщников. Сколько всего мафий на этой планет? Много. А кто действует? Никто. Они только и способны, что грабить и жить на халявные деньги. Моя мафия отличается большим богатством не только денежных средств, но и богатством внутреннего мира. Ты когда-нибудь видела мужчин-мафиози, которые оставшись наедине с красивой девушкой не стали её домогаться? Я думаю, нет. Даже простой мужчина стал бы приставать к ней. Но в моей мафии царит уважение к любому полу. Хина – это единственная девушка в нашей мафии. Но ни одни парень ещё ни разу даже не сделал колкого намека своих грязных намерений. Все считают её равной. И так и есть. Я лишь хотел сказать, что не я стал таким жестоким и беспощадным, а меня создали таким. Это клеймо… зрелища с насилием и кровью с самого детства сделали меня таким, какой я есть. Это ужасно, ты думаешь, но такова моя жизнь. Я не представляю себя примерным семьянином, более того, я даже не представляю себя отцом, хоть и люблю детей, которых так легко истребил несколько дней назад. Я чудовище с клеймом ястреба на спине. Но кто может меня осуждать? Вырасти я в любящей семье, я бы послушал критику людей насчет моей нравственности. Но никто не в состоянии находиться со мной долго в одном помещении, узнав о моих планах, - он глубоко вздыхает. – Наверное, то, что я сказал, ты не особо разобрала. Ведь я скрыл подробности под пеленой неизвестности. Уверен, у тебя много вопросов. Но со временем, проведенным со мной, ты начнешь понимать всё, что только что услышала, ты найдешь ответы на все вопросы. Ты поймешь, когда станешь сильной. Когда станешь сильнее меня… - он закрывает глаза и замолкает. Я сижу в той же позе, в какой меня посадили и смотрю на Него. Он хочет понимания. Ведь я могу подарить его ему. Но… я ещё не смогла понять его, чтобы что-то говорить. - Ривен, - зову его я. Он открывает глаза и смотрит на меня в продолжении. – Я обещаю понять тебя. По-настоящему. Мне надо выйти на улицы города, чтобы сказать, прав ты или нет. У меня будет такая возможность? - Два дня. И ты сможешь выйти, - отвечает он как запрограммированный робот. Два дня. Они будут вечны. Я киваю. Он, не изменяя своих эмоций на лице, притянул меня к себе. Я устроилась на его груди и вскоре уснула. Раз этот мир уже не вернуть в прошлое, к которому я так привыкла, так может стоит учиться жить заново?