«Не было бы ничего более утомительного, чем есть и пить, если бы Господь не сделал это для нас необходимостью и удовольствием одновременно» — кто-то и когда-то это написал, да, припоминал Кейд, и был прав. Неувязкой оставалось лишь то, что непонятно было, кем был тот, кто создал трансформеров, и что он имел в виду, когда предусматривал возможность преобразований, как тех, которые произошли несколько часов назад. Другими словами, вопрос еды встал очень остро, когда они уселись наконец в самолет.
Подъем по трапу, предпринятый несколько минут назад, был не самым приятным — самолет осаждали отчаявшиеся — они не успели купить билет и теперь надеялись то ли на удачный штурм, то ли на сострадание. Кейд оглядел счастливых обладателей пропуска в полет: к его облегчению, он не заметил, что это были сплошь богачи — с простыми рюкзаками, телефонами массовых моделей, стоптанной обувью. Он, конечно, не знал: может, богатые тоже такие вещи носят? А может, они уехали еще в начале, пока средний класс гадал, стоит ли шумиха денег на билет. Кейд заметил также круглую мордаху ребенка из туалета, он сидел у матери на руках и, хотя на вид ему было не меньше четырех, бесцеремонно пускал слюни ей на плечо. В его возрасте Тесса надирала задницы ее соседям по детской площадке своей желтой лопаткой и пинала их игрушки с мощью первого игрока FIFA! И теперь, указав Прайму на место у окна, он обнаружил, что именно этот толстощекий слюнявчик будет его соседом. Что ж, дети ведь цветы жизни — сегодня он будет окружен ими со всех сторон.
Прайм втиснулся в проход, стоически перенес удар головой об верхнюю полку, сел и шумно выдохнул. Кейд сел за ним. Малой угукнул и надул огромный пузырь. Кейд знал, когда он лопнул, потому что почувствовал пару мелких брызг у себя на правой щеке. Когда худосочная черноволосая стюардесса завела свою песенку о технике безопасности, щебеча сначала на китайском, потом на английском, Кейд устроился поудобнее, пристегнулся, вытер щеку, расслабился. Прайм же сидел как на иголках и слушал стюардессу
очень внимательно. Признаться честно, акцент у нее был ужасный, Кейд не понимал половину того, чего она говорит и потому не слушал.
Когда она закончила, Оптимус развернулся и сказал:
— Но тут же дети!
— Что? — Йегер явно не догонял.
— Мы можем разбиться, а тут дети!
— И?
— Как вы можете ставить их в такое положение? В таком небезопасном транспорте?
На этом моменте Кейд поперхнулся воздухом.
—
Что? Во-первых, самолет — самый безопасный транспорт по статистике. То, что мы добрались сюда живьем — гораздо большее чудо, чем возможность долететь без происшествий. Во-вторых, и тут я готов тебя пнуть — какого хуя
ты говоришь о возможных жертвах, когда каждое первое ваше поле боя — самый густонаселенный город!
— Ни ругатесь при детих! — прошепелявила на ломаном английском мать малого.
Но Кейд уже снова был на взводе:
— Да что ему — он же китаец, мать его! У вас весь язык хоси-хусоси, хуси-хуюси, так вот пусть и разговаривает на своем китайском!
Мамаша не набрала еще в рот воздух, как карапуз звонко пропел:
— Хуууя!
Кейд искренне удивился, что из всего потока его речи он с меткостью ястреба выбрал именно непотребную его часть. Не промах. Пацан надул еще один пузырь.
— Он ходит на кюрсы англиського! Не сметь ругаться!
Пузырь у пацана снова лопнул. Кейд остыл и как мог попытался извиниться перед мамашей, упирая на то, какой у него стресс. Мамаша ответила, что у нее, вообще-то, тоже «стлессь», но ссору усугублять на стала. На этом и порешили.
Самолет начал движение по полосе, сначала медленно, потом все быстрее, и Кейд заметил, что его соседка, которую, кстати, звали Нингонг, уперлась головой в спинку сиденья спереди.
— Зачем вы этого делаете?
— Чиво?
— За-чем! Зачем упираться головой? — он показал на лоб и на сиденье.
— Чтобы голова не гуляла!
Голова? Гуляла? И тут самолет оторвался от земли — и Кейд вспомнил. Он давно не летал, и совсем забыл про легкую перегрузку в начале полета, но то ли самолеты стали быстрее взлетать, то ли он был тогда моложе, но теперь веки его потяжелели, голова закружилась, в животе что-то защекотало, и ему показалось, что салон вокруг него начал крутиться как на русских горках. Где-то на периферии он услышал счастливый смех карапуза, который оказался жилистее его в этом испытании, и еще какой-то неидентифицируемый звук откуда-то слева. Вооооу — пропел его мозг. Но через мгновение все вернулось в норму: салон больше не крутился, веки перестали весить по фунту, Нингонг села ровно.
А вот Прайм, похоже, въехал в аффект как грузовик в чернобыльский саркофаг: он едва дышал и смотрел на Кейда широко открытыми глазами.
— Опти… ээ-э, Питер! — Кейд огляделся: ему казалось, что стоит ему проболтаться, все сразу узнают кто этот, слева от него. Поэтому он искусственно кашлянул и повторил, — Питер! — не отрывая от несчастного глаз.
Тот, забыв то, что ему полагается быть шокированным, свел брови, наклонился легонечко и с озабоченным выражением прошептал, совершенно
естественно:
— Питер это кто? Аа! Понимаю… Питер это
я!
— Нереально… — Кейд шлепнул себя по лбу.
— Неряльно! — пропищал слюнявый и тоже смачно повстречался со своей ладонью, только та приземлилась ему на щеку.
— 干得好! — возрадовалась его мама и погладила его по головке. В ответ он сделал губами радостное «брррр», после чего Нингонг в очередной раз достала салфетку и вытерла его мокрый подбородок.
—
Питер, просто успокойся.
— А сто, в первый лаз в полете? — нет, акцент Нингонг был просто очаровательный! Точно как в фильмах! Он вспомнил термин, который гуглил однажды, «milf», — оказывается, это аббревиатура, и прямо сейчас, глядя то на мамашу, то на отпрыска, он как нельзя соглашался с друзьями поп-лингвистами.
— Не то чтобы в первый. Но в качестве пассажира — никогда не летал. Хотя… нет, не важно.
— Неузели? Это как же вы так тогда боитесь та?
— Я… сомневаюсь в компетентности пилотирующего состава и в надежности транспортного средства.
— Ну мы узе взлетели, так что узе все. Если долетим — то долетим, если упадем — то судьба. Чего тогда боятся та? Вот Шайнинг сидит, смотри какой спокойный!
Оптимус наклонился и впервые посмотрел на малого. Тот высунул язык и икнул.
— Какой ты… маленький.
Кейд увидел, как уголки губ у Прайма чуть приподнялись. Малой же, тоже поглядев на него, вдруг протараторил:
— 别吵了，你们这些白痴!
— Ах! Простите его, это он, наверное, из фильма…
Кейд махнул рукой пренебрежительно — даже если там трехэтажный мат, и даже если бы он знал, какой, ему было все равно. А вот Оптимус замер, тоскливо посмотрел на свои коленки, а потом и вовсе отвернулся.
Несколько минут прошли в относительной тишине — в салоне тревожно переговаривались, Шайнинг смотрел свои китайские мультики на планшете. Кейд задумался об их истории — Нингонг не выглядела подавленной, как остальные, и багаж у нее был хорошо собран — вон, планшет у дитя заряжен, само дите чистое… ну, не учитывая подбородок. Подбородок у него вообще никогда нельзя было учитывать.
Словно почуяв, что думают о нем, Шайнинг поднял голову и с силой ткнул в экран, показывая его Йегеру. На экране, к его удивлению, оказался Губка Боб. Он уважал сериал, но так странно было слышать непривычные звуки и голоса.
— Жжешь, пацан. Губка боб!
— Жож! Бубкабоп!
Подошла стюардесса, и Кейд вывел Прайма из транса, тряхнув за плечо со словами:
— Ну смотри, твой золотой час! Нам обоим и воду, и сок, и закуски, и мы еще доплатим, побольше положите.
— Извитити, колисество огланичено в связи с необычайной ситуасией.
Оо, это была та самая — косноязыкая инструкторша. По сравнению с ней его соседка была гением фонетики.
— Тогда давайте, что можно.
— Холосо. — И добавила на подносы снеков из низа тележки. — Вот васе, и вот ссёт.
Кейд проглотил приступ смеха и чуть не подавился. Интересно, а Нингонг так же «счёт» произносит? В любом случае, подносы он взял — их обед состоял из одного только сухого пайка: орешки, несколько батончиков, чоко-паи, булочка, плавленый сыр в треугольничках, сок, бутылка воды и еще куча всякой бестолковой мелочи.
На свой поднос Прайм взирал с недоверием.
— Начнем с азов. Вот бутылка, ее надо открутить — вот так. Потом набрать в рот и проглотить. — Кейд искренне надеялся, что остальными его инструкции будут восприняты не более как шутка. Если бы он стал объяснять это шепотом — вот тогда бы это стало выглядеть действительно подозрительно.
Оптимус открутил как сказано, приложил к губам и отдернул, забрызгав каплями штаны и Кейда. Тот прошипел:
— Ты Прайм или кто? Возьми себя в руки и пей!
Оптимус нахмурился, откашлялся, по-философски оглядел горлышко, и, зажмурив глаза, залил в рот воду, надув щеки, и… кажется, застрял.
— Глотай! — на этот раз почти одними губами сказал Кейд. — Доверься… ну, инстинкты-то где-то там есть? Дышать ведь ты можешь.
Прайм отчаянно замотал головой, жалобливо на него глядя.
— Нет. — отрезал Йегер.
Прайм замотал головой еще сильнее. Щеки, которые, хоть и не превосходили по величию Шайнинговы, но все-таки могли составить им конкуренцию, смешно заболтались, наполненные жидкостью. Кейд почти зарычал.
— Думать прекрати! Мозг отключи свой!
— Плекрати мозьг! — согласился с ним малой.
Кейд обернулся: Нингонг слушала музыку, прикрыв глаза.
— Глотай! — уже почти вслух прошипел Кейд, — Тут все в воде будет!
— Глатаййййй! Вааа! — поддакнул Шайнинг.
Опрессованный со всех флангов, и с мученическим выражением, дернувшись так, словно делал над собой титаническое усилие, Оптимус сделал малюсенький глоточек.
— Еее! — да откуда слюнявый знает, когда радоваться?!
—
Еще!
Под вопли Шайнинга и гневные взгляды Кейда Оптимус наконец вздохнул облегченно.
— А теперь, второй подход!
— О нет.
— О дяяя! Бввврвв!
— Ох, Шайнинг, хватит так делать!
*
Полбутылки спустя Оптимус собой очень гордился, хотя и выглядел как преподаватель теологии после выходных в гей-клубе. Однако девиз «хочешь есть — попей водички» не вполне пригоден для пассажиров самолета ростом с лося, которые только что были инопланетными роботами и успели проголодаться еще перед посадкой. Поэтому урчание обоих животов — и Оптимусова, и Кейдова, стало звоночком к следующему акту их пьесы.
Жевание. Необходимо методически подходить к обучению. Кейд открыл орешки, положил несколько в рот и демонстративно пожевал. Оптимус внимательно за ним наблюдал и… удивительно, но повторил без особенных проблем. На его лице читалось удивление, но он отлично справился.
— Почему?
Прайм посмотрел на него.
— Почему воду пить — не могу, а тут — на тебе? И вообще, у меня вопрос, нафига вам рты?
— Энергон — это кристаллическое вещество. Раньше, на заре нашей цивилизации, когда энергон еще не перерабатывался, трансформеры ели его сырым, а для этого его нужно разгрызать. Однако механизм поступления в собственно организм значительно отличается у трансформеров и людей, наверное поэтому это вызвало у меня такие трудности. То есть я хочу сказать, что я пробовал уже есть сырой энергон.
— Ясен пень. — Кейд был немного разочарован. Этот его аргумент про рты грел его инженерскую душу, ему казалось, что вот-вот он найдет несостыковочку между реальностью и прагматикой. — Что ж, давай попробуем чоко-пай.
— Чокопаииии, — блаженно протянул Шайнинг.
— Давай малой, покажи класс, — Кейд развернул упаковку и отдал щекастому. Тот тут же запустил в пирожное свои маленькие зубки и вгрызся с таким остервенением, что все, что препятствовало ему запихнуть десерт целиком, были его щеки, которые упирались в края. Сделав один укус и обсыпав себя и все сиденье крошками, малой почмокал губами и повторил. Скоро вся физиономия у него и пальцы были испачканы шоколадом, а сам он, уничтожитель, довольно икал.
— Пожалуй, Юникрон в юности походил на него, — смеясь, сказал Прайм. — Но он правда очень маленький. Я таких не видел.
Кейд осекся.
— Не видел детей?
— Ну… нет? Таких маленьких точно не разу.
— Поверь, они бывают еще меньше, когда только вылезают… да пофиг. А теперь — кусай!
*
Чоко-пай Оптимус оценил высоко, хлеб ему не понравился, и спустя еще несколько закусок стало очевидно, что тот — неисправимый любитель дисахарида из группы олигосахаридов, другими словами — сладкоежка. Он настойчиво отказывался от всего, что было не содержало в своем составе сахара и с удовольствием доедал все батончики и печенья. Кейда это очень забавляло. Сам он предпочитал «нормальную еду» — то есть мясо, спагетти и темное фильтрованное.
Наконец, когда они поели, всех троих начало клонить в сон.
— А вот это ощущение мне знакомо, Кейд Йегер. Кажется, нам требуется перезарядка.
— Ты чертовски прав,
Питер.
— Неряльно! Хуяя! — подтвердил малой.
