Мой лучший друг

Я ринулся к окну, но не успел — уже раздался звук, похожий на падение мешка картошки или чего-то этакого. Выглянув в окно можно было увидеть распластавшегося подростка, но долго глядеть на это не стал — побежал вниз вместе с Ганей и, видимо, его сестрой. Уже всем всё равно стало на деньги и прочие проблемы. Наша троица устремилась под окна дома. Ганя что-то восклицал, бранился, но никто не слушал — в мыслях был только Коля. Он неподвижно лежал на мокрой от крови земле. Красная жидкость сочилась откуда-то из головы. Пробил? Вот и всё? Так закончилась эта жизнь? Глаза были широко открытыми и были будто ненастоящими — стеклянными, как у чучел разного рода животных. Внезапно грудь его зашевелилась, лёгкие издали какой-то странный и крайне отвратный булькающий звук. Коля будто захлебывался их содержимым, что было, вероятнее всего, от болезни, но дополняло общую ужасную картину. Я упал на колени и поднял его — тело совсем податливое, будто тряпичная кукла. Делать подобного рода махинации, похоже, было нельзя, ведь глаза у него сразу закатились, а рот распахнулся и оттуда послышался громкий хрип. Этот звук расшевелил остальных: Ганя куда-то рванул, Варвара засуетилась вокруг нас с Колей, приложила какую-то тряпку к разбитой голове, а я просто прижал его к себе и стал ждать чего-то. Все что-то сказать пытались Коле, но он лишь подергивался иногда и, кажется, мы уже смирились с его кончиной. Однако Ганя привёл какого-то мужчину. Как оказалось, это был доктор. Сначала он выглядел обеспокоенным, всё осматривал голову, обдумывал, но, стоило ему только заметить общий болезненный вид упавшего, забинтовал голову и лишь посоветовал иногда менять повязку после чего покинул нас. Колю мы занесли в дом и положили на маленький диван. Я всё сидел рядом и смотрел, пока старшие родственники решили, наконец, поменять закашлянное постельное белье на чистое, после чего перенесли подростка туда. Он не был в сознании, но иногда приоткрывал глаза и смотрел в пустоту. Позвать его мы пытались, но Коля никак на это не реагировал. Семейство Иволгиных я, кажется, нервировал, поэтому решил покинуть их дом. Ганя, правда, подошёл ко мне и принялся извиняться, а мне пришлось принимать эти извинения, чтобы меня просто выпустили. У Иволгиных не появлялся несколько дней — винил себя и боялся увидеть Колю. Вдруг ещё хуже стало? Вдруг из-за меня это всё? Однако я вызвался быть ему другом, поэтому пересилил себя и побрёл в этот злосчастный дом. Там меня встретил Гаврила Ардалионович. Был он уж очень измученным. За братом решил поухаживать? Вряд-ли без особой надобности он решил побыть милосердным. Значит, что-то случилось... Только я открыл рот, чтобы поздороваться, Ганя выпалил вперёд меня: — Уходите отсюда. Вы с Колей урок вести не будете... — Иволгин уж очень измученно это сказал. Во мне ярость закипела. Какие уроки, Ганя? Коля едва живой был, а ты ещё рассчитывал, что я его уроками дальше мучить буду? Руки уже были готовы вцепиться в лицо этого гада: — А почему это Вы опять меня выгоняете?! Вы его довели, а видеть его нельзя мне? Наверное, Гаврила должен был рассвирепеть после таких слов, однако тот лишь опустил голову и продолжил: — ...Коля совсем безумным стал... Вы от такого вряд-ли чего добьётесь. Только изведет так же, как и всех нас. Меня это успокоило, но отступать не хотелось от природного упрямства, поэтому почти вломился внутрь. Где-то звучал хохот. Идя на звук, я пришёл к Колиной комнате и открыл дверь. Подросток лежал на полу и смеялся. Глаза то и дело закатывались, а тело напрягалось и то тряслось, то принимало неестественные позы: болезненно выгибалось, сжималось и снова выгибалось. Руки, казалось, вот-вот сломаются от градуса их поворота. Лицо у Коли было красное, он был весь взмокший то ли от лихорадки, то ли от вечного движения. Я ещё долго вглядывался в бешеные движения мальчика, пока тот не вцепился ногтями в собственное лицо и не принялся реветь от боли. Пришлось хватать его за руки и пытаться обездвижить. Больной долго боролся, но внезапно замер и посмотрел на меня красными глазами. Мне казаться начало, что в себя пришёл, однако, стоило только ослабить хватку, руки тут же вцепились мне в волосы и Коля с надрывом завопил: — Опять поучать пришёл, гад?! Я тебя сейчас учить буду!.. Я пытался всё отцепить от волос его так, что б не навредить и всё кричал:"Коля, пусти! Пусти же меня!" Но выпустил он меня лишь после того, как пришёл Ганя и фактически отодрал от моих волос. — Я Вам говорил! Я Вас предупреждал! — Гаврила Ардалионович выволок меня из комнаты и запер сумасшедшего брата, — Он отлежался, а потом подскочил и начал тут с ума сходить! Мать с отцом только пугал... Я кое-как поднялся с пола и отряхнулся. Что мне теперь делать было? Понятия не имел. Можно было просто уйти и забыть об Иволгиных, как о страшном сне. Никто не посмеет что-то против сказать. Даже наоборот. Все бы, наверняка, хотели моего ухода из дома. Я чувствовал себя виноватым, поэтому решил, что вину эту следует искупить. Теперь уже Гане пришлось соглашаться на мою помощь лишь бы я отцепился от него и покинул дом. С этого момента я для Коли не учитель, а что-то вроде сиделки. Вернее не для Коли, а для того, что от него осталось. Я ещё надеялся, что всё не так плохо, что он приходит в себя иногда, однако в следующую же встречу стало понятно, что это не так. Ганя со своей сестрой решили уйти, как они выразились, "по делам". Конечно же, они просто хотели отдохнуть от больного брата, а мать с отцом решили не тревожить лишний раз. Мне наказали просто быть недалеко от двери комнаты и иногда заглядывать, если становится слишком шумно. Безусловно, из-за природного упрямства делать полностью как они сказали не стал. Я сидел на полу рядом с дверью и слушал звуки ударов о пол и стены. Это очень нервировало. В голове рисовалась жуткая картина происходящего в комнате. Хотелось зайти и посмотреть, остановить Колю и попытаться успокоить, но страх получить по лицу снова пока что был сильнее. Я постучался в дверь и только попросил: — Коля, успокойся.. Ему это не слишком понравилось, поэтому с нечеловеческим рёвом принялся стучаться в дверь и что-то мне возражать. В какой-то момент удар получился слишком сильный и Коля затих. Это заставило меня подняться и войти — мало ли? Сделал это очень кстати — ребенок лежал на полу и, корчась по обыкновению, со всей прижимал к лицу подушку. Ещё бы немного замешкался и точно потерял бы его! Младший Иволгин отчаянно брыкался, вопил и никак не давал убрать от лица подушку. Когда же мне удалось одержать победу, совершил жуткое открытие — о дверь Коля стучался головой, да так сильно, что на лбу зияла кровавая отметина, проглядывающаяся сквозь бинт. Нужно было посмотреть ближе, но больной продолжал бесновать: — Прочь! Вон отсюда! Кто тебя звал?! Кто тебя звал?! — он опять попытался вцепиться в голову мне, но в этот раз успеваю отреагировать и крепко хватаю за руки. Можно всё ещё было ударить меня ногами, но действительно навредить стало существенно сложнее. Рана на голове оказалась не такой страшной, но сделать с ней что-то нужно. Помимо спирта в выпивке отца семейства, найти можно было мало что, поэтому, пару минут спустя, я уже лил на бинт чем-то резко пахнувшим. Конечно же, Коле это ощущение не понравилось. Он до этого даже успокоиться ненадолго смог, но жжение в ране вернула всё к кошмару. Это уже не был тот Коля, которого я знал. Это лишь оболочка, слабое напоминание о человеке по имени Николай Иволгин. Глаза были словно у зверя, лицо постоянно красное, брызгал слюнями и кричал будто дикий зверь. Он бил меня руками и ногами, однако заметно ослаб, поэтому получилось обнять и даже утихомирить его. Коля вдруг обмяк и снова стал похож на себя после падения. Кажется, стало невозможно жарко — лицо горело и покрылось каплями. Однако, прикоснувшись рукой к своей щеке, осознал — это мои слёзы. Я плакал как маленький ребенок. Плакал и повторял "Прости меня, Коля, не уследил.." Плакал над своим умирающим другом. Сколько это будет продолжаться? Может, это сейчас закончилось? Я смотрел в стену и боялся поглядеть на лицо младшего Иволгина. Если умер, то лицо его невероятно искажено. Если увижу, никогда не забуду, никогда не смогу спать нормально, слягу и доведу себя до изнеможения. Оставалось лишь прижимать сильнее и сильнее к себе. Казалось, ещё чуть-чуть и сломаю ему все кости. Голова не работает. Странные мысли. А что, если сломаю? Он так быстрее мучиться перестанет. Ему так легче будет... Глупая мысль, глупые размышления. Просто взглянуть на лицо нужно. Сдвинуть взгляд... Я посмотрел. Коля тоже на меня смотрел. Недоуменно моргает. Даже показалось, что сделался прежним, но взгляд говорил другое — совершенно отупевший, бессмысленный. Я слёзы быстро вытер и попытался улыбнуться, но это ничего не дало. Паренька я поднял и уложил в кровать, сел рядом. Похоже, подобное безумие изматывало больной организм до крайности. Конечно. Когда в порядке был, лежал или сидел большую часть времени, а сейчас носится больше, чем здоровый человек. "До октября точно сумею дожить". Тут бы до завтра дожить с таким образом жизни... Только я укрыл больного, голова пошла кругом и земля стала ускользать из-под ног. Я было попробовал вцепиться в подоконник или что-то такое, но это не помогло. Падал? Не помню? Кажется, будто бы прошло пара мгновений. Ещё чуть-чуть, я поднимусь и поброжу по дому, пока Коля не в состоянии бесновать. Однако обнаружил себя на диване. Что-то мокрое на голове... Тряпка какая-то... Какая-то немолодая женщина меня зовёт... Я её не знаю, но кого-то напоминает... Это же... Это, видимо, генеральша? Попытался сесть, но она обратно толкнула: — Лежите, лежите... Коля Вас так?.. Совсем с ума сходит... Надо мной вдруг Ганино лицо появилось: — Проснулись? Приложил он Вас? Сил было не очень много, но я подскочил и завизжал: — Да не трогал!.. Не сделал ничего такого! Конечно же, умалишённым посчитали и обратно в диван вжали. Не осталось ничего, кроме принятия этого. Пришлось просто лечь и закрыть глаза. Подожду, пока оставят и тихо уйду... Казалось, ждал не очень долго, но, встав с постели и увидев улицу, обомлел — был либо вечер, либо очень раннее утро. Из дома никто не гнал, поэтому лёг и продолжил спать. Пробуждение настало не от лучиков солнца, не от птичьего пения и даже не от криков Гани. Не хватало воздуха. Я даже не испугался. Часто такое бывает, когда сплю плохо. Кажется, что кто-то душит. Нужно лишь успокоиться и всё проходит... Но не проходило, а воздуха всё меньше. Открываю глаза и вижу кто меня душить пытается — Коля. Опять это красное лицо со злобным взглядом и пеной у рта. Выбрался из комнаты всё-таки... Голова не соображает, я его опрокидываю с себя на пол и, конечно, послышался вопль. Мне жаль было, но позволить удушить не дам. Уже хотел попытаться успокоить, наклонился с дивана, но Коля уже подскочил и начал ломать всё на своём пути. Вот, бьётся какая-то ваза, летит на пол картина неизвестного автора, ногтями сдирается краска со стены... Голова раскалывалась от такого, хотелось закончить этот кошмар, но я просто сидел и смотрел. Тело охватило какое-то оцепенение, из которого я вышел только тогда, когда шум наводить стал Ганя: — Что Вы сидите?! Не видите, что творит?! Только после этого осознание вернулось ко мне и мы вдвоем начали ловить бесноватого. Я пытался навредить как можно меньше, пытался уговорить, а его старший брат будто пытался переломать побольше костей — валился на него, руки заламывал. На это смотреть больно было, но оставалось лишь просить перестать. Совместными усилиями мы младшего Иволгина всё-таки поймали, засунули обратно в комнату и даже не сломали ему ничего. Ганя что-то мне сказать хотел про деньги, но меня и след простыл. По пути домой ноги и руки дрожали. На меня как-то все странно смотрели, будто на пьяного. Дома расспрашивать стали, но проигнорировал все разговоры и снова упал на кровать. Все события мелькали в голове. Я, кажется, впал в лихорадку. События повторялись, наступала тьма, вдруг оказываюсь у себя комнате, а потом опять в события проваливаюсь. Пытаюсь только изменить что-то, кажется, что поймал тогда Колю, но снова у себя в комнате лежу и сразу плакать начинаю, а потом всё снова по кругу. Только иногда думал: "Интересно, сколько же я уроков уже пропустил? Ко мне кто-то приходил?" А потом опять. В какой-то момент снова очутился в комнате и ждал нового круговорота событий, однако он всё не начинался. Выздоровел что-ли? Но тело не даёт двигаться. Только моргать могу. Страшно стало, воздуха не хватает. Опять душит? Коля? Какой Коля в моём-то доме? Пытаюсь кричать, но только мычу. И вот где-то снизу засветилось что-то. Больно от того, насколько оно яркое. Оно двигается на меня. Что это такое? Лик будто бы? Чей он? Он весь размытый и излучает невероятный свет. Знакомое что-то, но пока не понимаю, кто это. Знаю его. — Ипполит, что же Вы слегли? Вы ко мне ходить не будете больше? Коля? Пришёл? Быть такого не может! Он же совершенно безумный, а тут стоит, да бодрый такой! Как сумел выздороветь, да и светиться так? Хочу спросить, но только простонал что-то и заплакал. Коля ко мне ещё ближе: — Вы только не плачьте сильно по мне. Вы ещё жить будете, а меня почти и нету уже. Не убивайтесь так, — он сел рядом, — Ипполит, Вы мне помогли хорошо... И я помогу! Только придите завтра.. Он мне руку на лоб кладёт, жжёт ужасно сильно, однако могу только ждать. Коля мне улыбается. Он слишком размыт, чтобы это видеть, но улыбается точно. — Вы не переживайте, — Продолжил образ, — Мы с Вами обязательно ещё встретимся, поговорим хорошо. Не скоро, правда, но всё будет!.. Видение закончилось, а я снова провалился в воспоминания. Утром всё-таки стало существенно легче, хотя отвратное чувство сохранилось. Надо было сходить, надо было проведать Колю. Конечно, вряд-ли он меня навестил ночью, но нужно было... Только встав с кровати понял, что не дойду. Кое-как дошёл до уборной, а к Иволгиным разве что приползу. Остался в своей кровати, но на следующий же день подскочил и побежал к Иволгиным первым делом. На крыльце сидела их мать, закрывши лицо руками. Тревожить её не стоило, поэтому сразу прошёл в дом. С порога мне стало нехорошо — все зеркала завешанны. Значит... Действительно жалеть буду? Неужели я всё-таки опоздал к нему? Сразу бегу в сторону Колиной комнаты. Сразу же столкнулся с Ганей: — Поздно Вы... — мужчина дрожащей рукой вытер пот со лба, — Ему уже... Всё равно... Я побежал дальше, будто не слышала этих слов. Открыв дверь, передо мной предстала вполне ожидаемая, но всё ещё крайне неприятная картина — Коля лежит спокойно и, кажется, будто он наконец-то забылся спокойным сном. Ещё чуть-чуть и проснется будто. Только одно отсутствие дыхания давало понять то, что он уже покинул сей бренный мир. Хотелось попробовать разбудить, но не позволял себе. Только других напугаю. Ноги подкосились и я упал на колени, всё ещё в надежде смотря на бездыханное тело. Колю скоро похоронили. Никто не ждал ни дня. Похоронили как можно быстрее. Его семья долго удивлялась тому, сколько приятелей из моей компании пришло попрощаться, а я стоял в стороне и наблюдал за процессией. Себе повторял, что всё это неизбежно, что повлиять на это не мог, однако в голове мысли вертелись о том, что мог поймать его. Ещё больше давило на меня бредовое видение — сказал же, что прийти надо. Вернее, думал об этом видении не всерьёз, пока был уверен, что Коля последний день провёл так, как и предыдущие или просто бессознательное лежал. Ганя это мне испортил. Рассказал, как было всё на самом деле — младший брат его пришёл в себя и чувствовал себя хорошо. Ходил, как будто бы не был болен, общался так, как до чахотки. Даже выглядел почти здоровым, лишь иногда хватаясь за больную голову. Всё спрашивал про меня, а ему отвечали, что и без того долго с ним просидел. Как же хотелось мне узнать здорового Колю! Не больную серую тень, с которой я был знаком, не бесноватый остаток рассудка, а настоящего Колю, однако пролежал этот день в кровати. После этого стал я другим человеком. На улице почти не бываю, с компанией не встречаюсь. Всё гложет меня изнутри из-за этого мальчика. Образ его стал меня постоянно посещать в ночи. Если вижу лишь небольшую искру в окне, то считаю это везением, ведь иначе он приходит и молча кладёт руку на лоб или шею. Добра он больше мне не желает. Голова после этого раскалывается, а воздуха не хватает и просыпаюсь в сильнейшем приступе кашля. Всё чаще и сильнее начались эти приступы. Пошёл к доктору из-за этого, а дальше — только узнаю свою болезнь, получаю срок.