Мой лучший друг

Жизнь текла своим чередом и, может быть, стала даже очень хорошей. Я всё ходил учителем у Иволгиным, но платить мне перестали. Вернее, после третьего занятия Ганя мне пообещал потом отдать и всё обещает, да обещает, а ничего не даёт. Конечно, на Колю это не влияло, однако раздражало меня тем, что факт бедности Ганя не признает. Столько раз говорил ему, что не нужны мне деньги, что хожу сюда не работать, а помогать другу. Этот гад мне всё равно одно и то же твердит:"Всё верну! Всё верну!" В день, когда обыденность пошла под откос, всё начиналось нормально или даже очень хорошо. Уроков у нас не было, поэтому мы компанией пошли гулять и, по сложившейся традиции, направились за Колей. Он был рад нашей встрече. В прицепе, удовольствие ему доставляло любое взаимодействие с миром за пределами комнаты. Сегодня даже сил у него было больше. Даже был чуть более радостный, чем обычно. Должно быть, теплая погода на улице повлияла хорошо. Мы его под радостные возгласы вытащили из дома. Какой-то слабо знакомый мне человек из компании заметил это изменение и стал интересоваться: — Чегой-то ты у нас такой весёлый сегодня? Повод какой-то? Неужели выздороветь решил? Коля заулыбался смущённо и отрицательно замотал головой: — Нет, выздоравливать не стану... Но повод небольшой есть — мне сказали, до октября дожить точно сумею. Все засуетились, зашумели, захлопали так, как будто бы увидели замечательное представление в каком-то театре. Сразу послышались возгласы: "Это отметить надо!", "Тащи его с нами!" Собственно говоря, мы и потащили его в кабак. Коля скривился, когда понял место назначения, однако молчал до последнего. Когда же нам налили какую-то настойку, мальчишка стал воротить нос и отнекиваться. Ему эту настойку дальше пытаются подсунуть, а он на меня начал смотреть, мол, "Что мне делать, Ипполит?". Я ему лишь улыбнулся — пусть попробует. Вряд-ли это из него пьяницу сделает, а другой возможности может и не быть. Что может пойти не так? Мы ведь следим за ним, а до октября не сопьется. Кажется, это одобрение расстроило Колю — грустно отвёл от меня взгляд. Мы его ещё долго уговаривали, однако он стал собираться домой. Ну и пусть! Может, к лучшему... Я уже хотел вызваться проводить, но несчастного хватают и почти насильно вливают эту настройку ему в рот. Конечно же, неокрепший больной ребенок такого спокойно не перенес. Он упал на четвереньки и закашлялся с кровью. Я ринулся к нему и подхватил: — Коля, Коля.. Домой тебя сейчас отведу... Он уселся: — Да, я только... Только отдохну... Однако после этого никого домой я не повёл — прогулка продолжилась. Коле внезапно легче стало от выпитой рюмки, хотел даже ещё выпить на спор, но никто не дал. По крайней мере, надеюсь на это. Мы двинулись по городу, несколько раз теряли больного. После третьего или четвертого раза мне было поручено держать его за руку, будто бы мамашка сына. "Сын" мой пребывал в настоящем экстазе от видов грязного города. Возможно, от алкоголя улицы казались приятнее на вид. Пока мы так шли, Коля успел поведать мне почти всю свою биографию:"Здесь я кошку нашёл, кормил её долго... Она потом пропала... А здесь... Здесь! Я книгу Епанчиным нёс... Кто это такие? А Вы... Ты их... Не знаешь же, да? Я эту книгу в лужу уронил... От Ганьки влетело, но ему ещё больше от меня! Нос случайно разбил ему..." Также этот неугомонный пьяный и больной мальчонка успел залезть на какой-то столб, обкашлять его и упасть с него чуть не в фонтан. Откуда столько сил было? Да и я не понял... Чувствую, что потом он пластом будет лежать ещё долго. Быть может, мы ему жизнь на недели две так урезали... После заката стало заметно, что Коля всё слабее и слабее снова. Нужно было выдвигаться домой. Чувствую я, что будет стыдно перед ним, ведь влететь может не слабо за такую выходку. Ближе к концу пути Колю пришлось тащить на руках, однако всё было вполне хорошо. Даже в дом получилось спокойно зайти. В коридоре, правда, слышал Ганину брань и какой-то до боли знакомый пьяный голос... Ничего страшного, внезапно, не произошло — больного удалось тихо положить на место. Спит, кажется... Только собрался уходить, Коля сел и начал: — Ипполит... — он как-то сжался — Что такое, Коля? — А Вы когда-нибудь желали умереть? Я испугался и поник. Что ему могу ответить? "Да, Коля, когда окно разбил и мать увидела" Это ему сказать? Я же никогда так как он не жил, а поэтому и знать не знаю что ответить. — Нет, — честно отвечаю — Не хотел... — А Вы знаете, что нужно выпить, чтобы это закончилось? Знаете ведь, наверняка — Коля укутался в простынь. — Не знаю, Коля, не знаю... Он меня обнял и продолжил вопросы задавать: — А я бы хорошим врачом был? Я всегда думал:"Подрасту, подучу анатомию и всех вылечу! Чахотка как простуда для всех будет, потому что Николай Ардалионович Иволгин — чудо врач. Вылечит всех..." — Хорошим был бы врачом... — похлопал его по плечу, — Хорошему врачу даже не вылечивать главное, а больного понимать... А ты бы понимал... Мы ещё так посидели, а потом он уснул и мне нужно было уходить. Я тихо иду к выходу, как вдруг вижу крупную фигуру... Ганя? Нет, так быстро состарится не успел бы... А может... — Кто это тут идёт? — какой-то мужчина приблизился неспеша с улыбкой на лице. Я немного напрягся, но взял себя в руки: — Здравствуйте. Меня зовут Ипполит Терентьев. Прихожу учить Ко... Договорить мне не дали. — Терентьев? — мужчина приятно удивился, — Так вот, в доме чьей матери... Чья мать радушно принимала меня столько лет!... Кричите ещё громче! Нашему окружению просто необходимо знать, что Ипполит Терентьев — учитель больного ребенка — сын отцовской любовницы! Я, конечно, знал, что у матери есть ухажёр, но надо же мне было так попасть! Надежда на то, что это недоразумение закончится, безусловно была, ведь кроме, кажется, этого пьяного тут никого не было, однако с каждой секундой его возгласов эта надежда таяла. Я пытаюсь завершить этот диалог: — Может быть. Если желаете, мы потом с Вами переговорим, а сейчас мне нужно домой, — открывается какая-то дверь, а там... Ганя. Стоит, слушает нас. Я было хотел что-то сказать, а потом взглянул ему в лицо — само по себе оно было спокойным, но глаза остекленели со злобы и говорили: "Беги, Ипполит, беги, пока не нашёл, чем тебя колотить". Собственно говоря, я побежал. Бежал ещё долго. Сам не заметил, как подобрался к дому. Только прибежал и грохнулся на кровать. Спал я беспокойно — всё вспоминал разговор с Колей и столкновение с ухажёром матери. Пустят ли меня вообще к Иволгиным после такого? Может, не идти к ним завтра? А с другой стороны я же не был виноват в чужих любовных интригах... Как же надеюсь на то, что Ганя такого же мнения! Не совсем идиот же... На уроки я не только опоздал, но и чуть не был истреблён учителями, ведь нормально не смог ответить ни на один вопрос из-за сонливости. После уроков неожиданно для себя рванул к Иволгиным. Предчувствие было нехорошее. Пусть выгонят, пусть кричать на меня будут! Всё равно так просто я не уйду. Начнут нападать — всё им выскажу. Постучался в дверь — как и ожидалось, мне не открыли. Однако, дёрнув слегка за ручку, оказалось, что не было заперто вовсе. Я прошёл внутрь и услышал Ганину брань: — Не придёт он к тебе сегодня! Вообще не придёт! Я ему, видите ли, денег мало дал! Он вообще с тобой последнее время делом не занимается. Да на кой чёрт такой нужен?! Следом слышится женский голос: — Какие деньги, Ганя? Ты же сам говорил, что... — Молчи, Варвара Ардалионовна! — не дал договорить Ганя, — Я не с тобой в диалог вступаю... — Что же ты хочешь от Коли добиться?! Он едва живой. Живой ли вообще? Коля, Коля... Вроде бы он что-то проговорил, но я уже не слушал: шёл разбираться с лгуном. Слишком много о себе возомнил! — Милостивый государь, а для чего это Вы меня оклеветать решили?! — меня разрывало изнутри от того, как этот гад врал, — Я Вашу обиду насчёт отца понять могу, но, позвольте!.. — Не позволю! — Гаврила Ардалионович явно не ожидал такого внезапного нападения и, видимо, не был в состоянии сдерживать себя. Шанс получить в глаз резко возрастает с каждой секундой пребывания в этом доме. — Нет, Вы всё-таки позвольте! — я продолжил, — Я бесчисленное количество раз повторял, что деньги мне не нужны, ведь к Коле хожу как к своему приятелю, а Вы мне продолжаете... По-гадски деньгами мне тыкаете в лицо! "Верну, всё верну!" А Коля?! Вы видели как он спит?! В тонкую грязную тряпку кутается! Это чтобы он побыстрее комнату освободил?! Чтоб сдавать можно было?! Я явно перестарался, ведь все смотрели остекленевшими глазами. Только Коля сел и уставился в пол так, будто бы слушал не гневную тираду, а скучную обыденную вещь. Он лишь вздохнул и сказал, потупившись в пол: — И Вы туда же... Смысл этой фразы я не успел понять, потому что моему взору предстало раскрасневшееся от злобы Ганино лицо. Он сжал кулаки, как будто бы готовясь к драке: — Да как Вы... Как Вы такое говорить осмелились?! В моём доме! В глаз получить стало почти неизбежным событием. Девушка что-то браниться начала: — Ганя, если ты его ударишь... — она не успела договорить, — Ганя! Я получил не кулаком, а пощечину. Правая сторона лица горела, однако это всё же лучше, чем разбитый нос или тот же глаз. Все снова замерли и, наконец, посмотрели на Колю. Коля, в свою очередь, добрался как-то до подоконника, стал взбираться на него и бубнить: — Как будто бы и нету меня вовсе.. Все принялись кричать:"Коля! Коля! Куда ты?!" Шаг — и комната опустела.