Последнее лето

Солнце лезло в окно сквозь плотные рыжие шторы и играло яркими солнечными зайчиками на лицах парней. Сережа недовольно промычал что-то невнятное сквозь сон. Из соседней комнаты слышался голос проснувшихся вожатых. Акумов недовольно завыл в подушку, когда они вломились в их спальню. Некоторые парни подскочили сразу, а кто-то остался спать, недовольно прячась под одеяло с головой. — Всем доброе утро, — хрипит Рейзов и громко зевает. Кир на его слова закатывает глаза и бросает первый попавшийся под руку предмет с тумбочки — ручку. — Тебе, Кир, в особенности. — Завали свой рот, — ворчит Курседов и тоже недовольно тянется. Замечает спящего Сережу и, хмыкнув, тычет в макушку пальцем. — Отъебись, — шипит Сережа и отмахивается от назойливой руки парня сверху. Сборы на зарядку проходят в тишине, но в спешке. За десять минут собраться тяжело, тем более когда вас пятеро. Все-таки наконец натянув свободные кофты парни выбираются на улицу. Солнце печет ещё сильнее, но при этом задувает холодный ветер. Сережа ежится. Глазами в толпе он находит заспанную Алю и ее соседку — Соню. Физрук голосит о трех кругах и толпа школьников пускается в бег. Некоторые просто идут, а некоторые и правда выполняют поручение учителя. Компания Кира идёт отдельно, к ним пристраиваются Аля и Соня. Говорить особо не о чем, поэтому они лишь обмениваются приветствиями и продолжают ход в тишине, прислушиваясь к музыке из колонок у крыльца общежития и к смеху остальных отдыхающих. Толпа медленно тянется к стадиону, на котором дети уже медленно выстраиваются в колонны. Кир жестом указывает в конец поля и ведет товарищей туда, где их будет не особо заметно. В поле зрения попадает странно знакомая фигура, после чего лица некоторых вытягиваются в удивленном жесте. — Максим! — Аля реагирует первая, напрыгивая на старого знакомого и обвивая шею того руками. — Почему тебя не было вчера? И что ты тут делаешь вообще? — У меня был турнир. Я буду в вашем отряде, приколите! — Мур — а именно таким было прозвище парня — улыбается и жмет руки Киру и Кириллу. — О, Сереж, не ожидал тебя тут увидеть, — улыбается и сжимает того в объятиях, на которые Акумов отвечает. — Вы знакомы? — лицо Кира непроизвольно вытягивается и он удивленно смотрит на Акумова и Озорняка, которые весело улыбаются. — Ага, на сборах познакомились. Потом на олимпиадах виделись, — тычет в бок Мура Сережа и снова заливается смехом. Зарядка проходит спокойно, без особых проблем. На удивление, детей сразу же пускают в столовую. Ребята все вместе занимают целый стол, рассчитанный как раз на восемь человек. Завтрак оказывается вкусным и оставляет всех сытыми и довольными. Счастью Кирилла и Рейза нет предела, когда они узнают, что отхапали себе самых лучших преподавателей смены — Виктора Александровича и Валерия Дмитриевича. Первый как обычно опаздывает, в принципе, не особо отличаясь от ребят, которые задержались в общежитии за уборкой. Они занимают четыре парты в ряду — Максим и Миша усаживаются позади всех, за ними Сережа с Муром, следом Соня с Алей и ближе всех к учителю Кир с Рейзом. Виктор Александрович как был, так и остался приятным и интересным учителем, чьи уроки и правда любопытно послушать. Он часто рассказывает интересные вещи, о которых юные школьники ещё понятия не имеют, но это не мешает им наслаждаться лекцией. На перемене, когда Соня отходит в туалет, Кир вызывается показать ей школу, заверив Алю в том, что он и сам справится. Он ведёт Смирнову на второй этаж и ждёт ее у двери в дамскую комнату. Интерес и желание узнать больше о незнакомом человеке одолевает Курседова, и когда девушка выходит из помещения, Кир озвучивает вопрос. — Сегодня, после мероприятия, вечером, будет свободное время. Не хочешь пройтись? Покажу тебе тут все. Ну, и узнаем друг друга поближе. — Зовешь на свидание? — хмыкает девушка и смотрит на Кира, складывая руки на груди. — А если да, то ты согласна? — зеркалит он позу девушки. — Да. — Тогда сразу после второго ужина, договорились? — Да, давай. День прошел без особой спешки, в приятной размеренности и за нечастыми диалогами. Ветер приятно задувал в открытые окна учебных комнат, что давало некоторым ученикам хоть каплю сил. Преподаватель объяснял какие-то интересные темы из олимпиадной геометрии, а ученики внимали каждому слову преподавателя. Такие знания, особенно от известных учителей страны, получить с глазу на глаз нелегко, а здесь все как на тарелочке, лишь записывай и слушай. Ученики с удовольствием конспектиповали подаваемый материал и даже не заметили, когда «пара» — как было принято называть часовые занятия в этом лагере — закончилась. Пришло время обеда. В столовой как обычно стояла неприятная духота, но запаха еды не было. На столах стояли тарелки с пюре, котлетами, какой-то суп в кастрюлях, компот и что-то сладкое на тарелках. Под гомон голосов застучали приборы по посуде. — Приходите к нам на тихий час, — приглашает Миша девушек, которые увлеченно что-то рассматривали в телефоне. — Посмотрим, — отвечает Соня. — Но спасибо. Мы просто хотели посмотреть фильм, — неловко добавляет девушка. Ее ответ показался ей же самой грубоватым, но Кожевников лишь улыбается и поправляет челку. Аля и Соня все-таки решают остаться на тихий час в комнате. Они задергивают шторы, предварительно открыв окно. Прохладный воздух остужал помещение, даже слегка развевая волосы подруг, сидящих на кровати Смирновой. На экране ее планшета играл какой-то фильм, который, по счастливой случайности, обе хотели посмотреть, так что проблем с выбором не было. Фильм заканчивается на моменте счастливой жизни молодой пары и ссоры двух подруг, одна из которых была той ещё сукой. — Вот поэтому я не верю в дружбу между девушками, — откидывает голову назад Соня, опираясь ею о стену. — Почему? — выгибает бровь Аля. — Потому что это всегда борьба. — Но ведь любая дружба это борьба, просто вопрос в том, кто с кем воюет, — возражает Петрова. — Не знаю. С парнями как-то проще. — У тебя есть близкий друг парень? — Нет. Я особо ни с кем не общаюсь. С парнями не складывается, а с девочками тем более. У меня есть старший брат, и мы в очень хороших отношениях, мне больше и не надо. — Поняла. А почему ты решила тогда общаться со мной? — Ты хорошая, — правильнее было бы сейчас ответить что-то вроде «Ты моя соседка по комнате, как я могу не общаться с тобой?», но сказанная фраза сама вырывается изо рта Смирновой и она виновато закусывает губу, дожидаясь реакции Али. Та улыбается и укладывает голову на ее колени, прикрывая глаза. До конца тихого часа ещё около половины часа, так что можно позволить себе отдохнуть. — Ты тоже, — шепчет Петрова и теперь точно погружается в дрему, пока Соня округляет глаза, а темп ее сердце увеличивается в несколько раз. Руки приятно покалывает, а в животе сворачивается узел. Вечернее мероприятие оказывается довольно интересным и подвижным. Отряду нужно обойти восемь станций и выполнить восемь испытаний и получить больше всего баллов. Задание предельное ясное и понятное, так что взяв маршрутную карточку команда направляется к первому пункту. Канатная дорога с низа выглядит пугающе, но подростки решают не комментировать ничего и дождаться правил. Их уже ждет вожатый десятого А отряда, того самого, что является самым частым напарником на мероприятиях у Б-шек, — невысокий парень с тёмными волосами, прической под шторы. Он довольно часто тусуется с их собственным вожатым, что неудивительно. — Я Никита. Итак, сегодня мы проходим канатную дорогу. Мне нужно пять добровольцев, их я выберу сам. К каждому приставляется по напарнику, по одному, либо по два. Важно, если вы напарник у одного — вы не можете быть им у кого-то ещё. Проходить будем ту полосу, что чуть ниже второй, плюс она не такая длинная. Самое главное — те кто проходят не будут видеть ничего. Остальной отряд направляет вас и помогает перетаскивать что-то тяжелое, либо что-то катит, когда это нужно. Каждый человек — два балла. Итог зависит от того, сколько человек дойдут до конца. Итак, я хочу, чтобы испытания проходили, — Никита оглядывает отряд. Он показывает на некоторых людей и огни выходят в центр. Каково же удивление ребят, когда подзывают Сережу, Соню и Максима. — Кто идёт первым? Первым вызывается идти Максим, ему в напарники сразу вызываются Рейз и Миша. Работа выходит довольно слаженной, Максим почти ни разу не падает и не ударяется ни о что. Отряд помогает им дотащить деревяшку по канату и довозит Сабирова в бочке до финиша. — Следующий. Дальше проходят какие-то два ноунейма, о которых даже Киру ничего неизвестно, но его это не особо беспокоит. Сережа, как джентльмен уступает Соне право идти первой. Аля встает рядом с дорожкой. — Не ссы только, просто слушай меня и все. Я плохого ничего не сделаю, — притягивая за руку Соню, шепчет ей Аля на ухо. Глаза Смирновой уже прикрыты повязкой, так что она ещё острее чувствует дыхание девушки на своем ухе и касание по спине. Голос Петровой и правда успокаивает. Она четко говорит куда ставить какую ногу, объясняет что делать с руками и как правильно нагнуться, чтобы не удариться. Смирнова добирается в целости и сохранности, а когда с нее снимают повязку Аля, улыбаясь, стоит перед ее лицом и радостно улыбается. — Ты прошла! — Петрова стискивает девушку в объятиях, покачиваясь в разные стороны. Та отвечает на такой нежный жест тем же. К Акумову пристраиваются Мур и Кир. Времени осталось не так много, но и большая часть прошла трассу до конца. Озорняк бросает какую-то шутку, с которой Сережа разом сыпется, отвлекаясь от испытания. — Потом этим вашим позанимаетесь, заебали, — Акумов уже не бесил так сильно, оказался достаточно ровным и клевым пацаном. Сережа был интересен Киру, так как его друзья, с которыми он приехал, были уже давно известными ему людьми, а этого парня он видел впервые. Легкая, незаметная игла ревности кольнула Кира — парень, который был интересен ему, разумеется только с дружеской точки зрения, как человек, не более, мило смеялся с другим, более давним своим другом. Курсед непроизвольно сжал челюсти. В итоге с горем пополам, под шутки Мура, звонкий смех Сережи и едкие фразы Кира они добираются до финиша. Максима, как держателя карточки, которую ему передал какой-то левый чувак, позвал Никита для проставления баллов, а Курсед остался помогать Сереже с креплением. Он помог с оборудованием, аккуратно его сняв и отложив, осторожно развязал платок и снял его с лица. Акумов несколько раз проморгался от яркого света, который на пару минут стал непривычным. Курседов непроизвольно улыбнулся от такой реакции парня и сам надел ему очки. — Спасибо, — улыбнулся Сережа и прижался к Киру с короткими объятиями. — У нас десятка! — Курседов опешил. Он не привык обниматься, но отталкивать интересную себе личность не хотелось, так что он тоже обнял Акумова. Разочаровать того в том, что это лишь первое испытание, и первая десятка это лишь один шаг к успеху не хотелось, так что он тактично промолчал. Мероприятие прошло в приятной атмосфере. Отряд и правда сдружился, большинство друг друга запомнили, а кто-то нашёл себе хороших товарищей. Сережа и Соня смогли влиться в коллектив и теперь спокойно общались с компанией, не переживая за себя и за то, что те их обидят или заденут. Юра, который стоял на последней станции, был искренне рад видеть своих подопечных хоть и уставшими, но веселыми и счастливыми. Он позвал некоторых обняться после испытания. Несмотря на то что парень не особо любил детей, эти ребята были не особо младше его самого, так что он чувствовал себя с ними как в своей тарелке. Их отряд оказался на втором месте — первое взял какой-то из восьмых классов. Печали особой не было, так как все получили положительные эмоции от игр. Юра ободряюще улыбнулся и показал отряду кулачок, на что те отправили ему сердечки. Никита пихнул того в бок и усмехнулся. — Ты же не любишь детей, — окинув взглядом свой и Юрин отряды. — Ты тоже, но мы оба здесь и заметь, не по моей инициатиаве, — отвечает ему Юра. Парни давние друзья, ещё со школы. Около десяти лет они общаются, помогают и поддерживают друг друга. Вот и сейчас, на смене они тоже вместе. — Нам еще в столовой дежурить, пошли, — ещё раз пихает того в бок Никита и идет в сторону. Юра подбегает следом. — Они клевые, — говорит Миша, когда вожатый десятого А разрешает ему взять ещё одну порцию ужина в столовой. — Они кстати друзья давние, — вдруг говорит Рейзов. — Откуда знаешь? — оживляется Аля. — У них в инсте фотки совместные, а ещё подвески одинаковые, только у Никиты красная, а у Юры голубая. — Снова здравствуй, — Соня слабо улыбается, склонив голову в сторону. Слабый ветер развевает волосы, из-за чего приходится постоянно их поправлять. Совсем скоро закат: есть хорошая возможность посмотреть на уходящее солнце, чтобы вскоре встретить восходящую луну. — Привет, — немного мешкает парень, улыбается коротко, на лицо спадают отросшие пряди, частично закрывая обзор. Девушка топчется на месте, ждет продолжения. Тянущаяся атмосфера неловкости повисает тяжким грузом в воздухе, только сгладить заострившиеся углы неуверенности не получается вовсе. Слова комом застревают в горле, напрочь отказываясь формироваться в стройные предложения. Хочется, наконец, разбавить глухую, повисшую тишину, но второсортные анекдоты в стиле «Два клоуна в душе» здесь не кстати. Совсем не вписывается в изначально сформировавшуюся картину мыслей парня. Общаться обычно получалось на отъебись, тем более с парнями — там стараться не нужно: мат кроет мат, но в конечном итоге кроет всех. Сейчас же перед тобой девушка интересная стоит, ждет грандиозного выступления, чтобы от зубов отскакивало и не заикалось. Потому что Курсед обещал про лагерь рассказать. Потому что Курсед тут не впервые и может, еще немного, ей понравился. Только загвоздка в том, что Курсед буквы в слова складывать не умеет, а слова — в предложения. Монологом в его случае будет выступать длинные рассуждения на бытовые темы, и продолжительное «Э» в промежутке. Но никак не впечатляющий рассказ об умопомрачительной истории этого места. Он по жизни позиционируется совсем не гуманитарием, ему история как петлей на шее завязывается: медленно, сгребая остатки здравого разума в попытке вычленить хоть что-нибудь из напечатанных пару лет назад учебников. Он — чистый физмат, там цифры да числа считать, сладостно насмехаться над теми, кому километровые сочинения катать нужно. — Куда идем? — девушка поджимает губы, глаза устремляя на Курседа. Обстановка еще больше провоцирует бежать отсюда, сломя голову, поскорее закончить цирк, ведь ничем другим это не назовешь: двоим неловко, двое не знают, что сказать. Если посмотреть с одной стороны, общие темы можно искать лишь на дне старого колодца, давно заржавелого, неприятно пахнущего. Курседу неприятно — не этого хотелось. Хотелось, например, как в летающих, расплывающихся в мимолетных мыслях: чтобы диалог шел как по маслу, чтобы отдавало сладкой карамелью с привкусом совсем недавно купленной новой Ашки. Чтобы улыбка на лице была мягкая, вовсе не саркастично-подъебистая, как такие, что видит каждый день на лицах своих друзей. — Не знаю, — пожимает плечами, взглядом бегает по окружающей обстановке и думает, что неплохо было бы территорию показать: так, для наглядности, чтобы если что, он знает каждый укромный угол в этом лагере, каждый куст и ветку. Чтобы если, вдруг, что, пусть обращается к нему — он знает. — Похуй куда, я тут те ща такой экскурс забабахаю. Погнали. — Окей, — кивает, усмехаясь. — Только в лес не надо. — Да расслабься, я там каждый пень знаю. — Поэтому и не надо… У меня все еще не атрофировалось чувство самосохранения, — скрываясь за поворотом здания-общежития, говорит девушка, оборачиваясь к Курседу. — Я не внушаю доверия? — Честно? — Можешь не продолжать. — Ну давай, что ли, рассказывай, че тут как. — Мне лень, — вздыхает, жмурясь от заходящего яркого солнца, что совсем скоро полностью опустится за горизонт, слепящего прямо в глаза. Любимая погода — это когда не холодно и не жарко. Нормально, нейтрально. Курсед сам нейтральный, никакой скорее. А может быть перетекает время от времени из крайности в крайность. Когда слишком счастлив для грусти или слишком печален для радости. — Может сама как-нибудь? — Ты че, ахуел? — Есть немного, — хмыкает, осматривает открывшейся вид на центральную площадку перед, непосредственно, зданием с учебными кабинетами, администрацией и столовой-буфетом. Все это находится на одной площади, где обычно собирается огромная толпа подростков. Сейчас никого, практически, нет: все расплылись в своих комнатах яркими пятнами, разбирают привезенные пожитки по местам и ложатся спать после загруженного занятиями дня. — Ну смотри, значит, обычно здесь дохуя народу, в большинстве своем очень много долбоебов с колонками и безвкусной музыкой. Чаще мониторит это все жаба одна, жена директора. Потом прилетает вожатым, но остальным похуй. — Интересно. Тебе вообще как здесь? — Да норм, особенно если с друзьями, вот тогда заебись. Да и учителя лучше будут, хоть какой-то плюс этого всего. Они проходят дальше, на тропу меж высоких стройных деревьев, совсем еще молодых, не пустивших толстых корней далеко, те пока еще не появились в мягкой, после полива, почве. Аккуратные клумбы ярких цветов огораживают стены здания, Соня восхищается людьми, которые этим занимаются. Вот честно — сколько же времени и терпения нужно выращивать, не забывать поливать, ухаживать и тщательно бдить за каждым кустом. Пока что, терпения хватает лишь на пару страниц учебника по математике, и то с перерывами. — Здесь раньше этого не было, че за хуйня? — осматривает красиво украшенную тропу, ведущую к берегу реки. — Может ты не замечал? — Да я не слепой по идее, — нахмуривается, но вскоре забивает, идет чуть впереди девушки. Заводит тему насчет учебы и скорого поступления. Из-за все еще витающего в воздухе еле заметного напряжения, перескакивает с темы на тему резко, без каких-либо причинно-следственных связей и Соня теряет нить повествования через минуты две, когда Курсед уже обсуждает пользу и вред современных технологий. Когда солнечный берег встречает их холодным ветром и тихой гладью воды, только начинает вступать в силу закат. Песок, нагретый высокой температурой еще хранит остатки тепла, рассыпается в ладонях. Речка, скорее всего, еще холодная, не нагретая каждодневным пеклом, хотя казалось бы, в такую жару самое то жить в водоеме, стать речным раком. Или вполне себе сойдет лягушкой, спрятаться в рожь и жить посуточно в тени и прохладной воде. Кир смахивает волосы с лица, садится ровно на песок, поднимает голову на девушку. Та приземляется рядом, внезапная усталость резонирует с нежеланием двигаться, складывается впечатление, что можно уснуть и тут: укрыться зелеными листьями дуба или каштана (пальмы в здешних кругах не водятся, остается искать альтернативу). Долгожданный сладкий запах отдыха окрыляет, ощущение невесомости накрывает с головой полностью. — Давай на чистоту? — Я чистый, — проговаривает Курсед, голову повернув в сторону Смирновой. Та недовольно вздыхает, устало смотрит в чужие темные глаза. — Ты подружиться хочешь или потрахаться? — Ни то, ни другое, — спустя время отвечает, пальцы перебирает и выглядит донельзя серьезным. — Ладно, я неправильно поставила вопрос. Тогда, наверное, мне стоит дать тебе ответ сразу? — Если ты уверена, то было бы неплохо, — пожимает плечами, все еще не меняясь в лице, но смирившись со своим положением. — Я бы хотела с тобой подружиться, — невесомо ведет плечом, обнимая себя двумя руками. Никогда у нее не получалось найти силы отказать человеку в романтическом плане: чувство совести и стыда затмевает сознания, невидимая грязь облепляет со всех сторон и отмыться от этого не получается даже самым дорогим гелем для душа. Вина за свои слова распространяется, как вирус на растениях, хоть и здравый смысл кричит о том, что она сделала все правильно. — Я настолько страшный? — парень смеется легко совсем, как будто в словах нет ожидаемого отказа. Мимолетный поток ветра заставляет вздрогнуть. Курседу не обидно, он понимает — не каждый человек может вытерпеть его угловатый, сложный характер. Все без проблем справятся с его гипертактильностью в дружбе и неуверенностью в качестве планирования, принятия решения и заторможенностью в некоторых случаях. Быть в отношениях с ним — испытание на прочность, и вряд ли кто-нибудь полезет в этот омут с головой. Прыгнет, как с высоты девятиэтажного здания и не разобьется. — Нет! Ты дурак? Не в этом дело. Просто… я не хочу сейчас отношений. Не вывезу, извини, — Соня поджимает губы, поднимается с уже прохладного песка, отряхивает одежду и нерешительно замирает, принимая решение. — Пойдем обратно? — Ага, — кивает Курсед, решает не отвечать на предыдущее сказанное девушкой. Лучшим решением в его голове звучит: «Да забей, найдешь еще красивую и богатую милфу с домиком в Монако и заживешь ахуенной жизнью». Во всяком случае, он на это надеется. — Го обойдем, а то эта хуйня может пизды вставить. — За что? Вроде до комендантского еще дохрена и больше. — Ей все равно, темно — значит миролюбивые, хорошие мальчики и девочки уже должны нежиться в своих кроватках. Мне было бы похуй на нее, но орет она как раненная чайка — мы застрянем тут на час. — Дура что ли, — закатывает глаза Соня, все же следуя за Киром в какой-то обход. За зданием администрации почти темно, слабые лучи фонаря дотягиваются, отдают свой свет и требуют бешеные деньги за электричество. Окно открыто, Курсед не прислушивается, проходит дальше, ведь усталость теплится на подкорке сознания и катастрофически требует отдыха. — Ты слышал? — Что? — Стой, — останавливается девушка возле окна, нахмуривается, странно глядя на Курседа. Тот непонимающе оглядывается, вслушивается в речь незнакомого голоса и сердце пробивает не один беспокойный удар. — Че, прям труп? — шокированный голос молодой девушки разбивается о стенки помещения. Ненадолго повисает тишина и Соня присаживается, чтобы вдруг, не увидели пугающий силуэт в окне. — Нет, наполовину! Да реально, в лесу неподалеку нашли, зарезанного, приказали никому ничего не говорить. Какой-то парень молодой, имени не упомянули. — Пиздец… — многозначительно отвечает собеседник, а Соня переводит ошалелый взгляд на Кира. Он в ответ смотрит, не понимает: все это реально или некачественно спланированный наеб. Душа, конечно, хочет, чтобы это было ошибкой, никакой труп не находили — вы ошиблись, случилось недопонимание. Осознание того, что кого-то реально убили не приходит. — Отсюда нужно валить быстрее, пока есть возможность. Я тебе говорю, здесь небезопасно. Завтра же уволюсь к херам, и тебе советую, — тихо проговаривает девушка, в голосе ее все вперемешку звучит: страх, желание свалить, жгучее чувство паники. Они продолжают что-то говорить, но Соня не слышит. У нее в голове мешанина не складывается в цельную картину, руки потряхивает от информации и в один миг в голове вырисовывается недоверие ко всем. Потому что умирать не хочется, потому что попасть под раздачу может каждый в этом месте. Возможно, это был единичный случай, но среди них, опять же, может ходить убийца. Она чувствует, что кто-то хватает ее руку и ведет вперед. Страх усиливается, попытки выдернуть конечность не увенчались успехом. В ушах бешеный ритм сердца отдается, и темные тучи в небе еще больше сгущаются. Лунный свет мягко освещает тропу, по которой они шли и парень резко останавливается уже возле общежития. — Это пиздец. Ты как? — Хуево, очень, — попытка вдохнуть свежий воздух оказывается провальной, но девушка не сдается. В мыслях формируется тысяча возможных вариантов исхода событий, но думать об этом не хочется. Слишком опасно. Слишком мерзко. Отвратительно. — Че ты такой спокойный? — Тебе кажется. Если это реал правда, то нам пиздец. — Давай не будем заходить так далеко, окей? Просто… забудем?.. Попробуем. — Ты ебнулась? Я точно расскажу своим, на всякий. — Я не знаю. Ладно, обсудим это позже, пожалуйста? Я слишком устала и хочу спать. — Если не сдохнем раньше, — выдыхает парень, оглядывая территорию лагеря. Явно не такого он ожидал, когда в очередной раз приехал сюда. Совершенно точно жизнь плюет ему в лицо, показывая фак и ехидно смеется в оскорбленное лицо. — Очень смешно. Ты антоним к слову поддержка. — Сочту за комплимент. Уже в общежитие, когда Соня направляется к двери в нужную комнату, в горле застревает ком и мысли путаются друг в друге окончательно. Раздумывает, стоит ли посвящать Алю в этот казус, потому что не верится. Первая стадия принятия происходящего — отрицание. И Соня уже скорее ныряет в гнев. Какого хуя, собственно говоря? Не освещать людей в настолько важных аспектах жизни лагеря и около просто неправильно. Жить дальше с этой информацией — тоже неправильно. Глупо. Дверь отворяется резко, Соня чуть не впечатывается в острые углы дерева и делает шаг назад. Перед ней материализуется парень. — Ой, прости, — быстро говорит Сережа, вроде бы, Акумов, и скрывается за поворотом коридора. Нахмурившись, Смирнова проходит в помещение, смотрит на Алю в непонимании. — Че за хуйня? — Это Сережа, — Аля пожимает плечами, не понимая сути вопроса до конца. — Я понимаю. Он меня чуть не снес, бежал так, что пятки сверкали. — Ну… торопился. Ты где была? — Даже не спрашивай, я очень не хочу тебе об этом говорить, но не могу не сказать, — говорит прежде, чем осознает, что сказала и поджимает губы. — Парадокс. — Что такое? — В общем, мы с Киром гуляли и… — Стой, с кем?! — С Курседом, а что? Да это не важно, ты вообще тут с каким-то тюбиком явно не чай пила. — Вообще-то, мы друзья. — Вообще-то, мы тоже и это совершенно не имеет никакого отношения к моему рассказу! — Аля вздыхает, чувствует легкое предательство и совсем немного, дружеской ревности. Потому что она, вот, готова отдавать и принимать в полной мере все искренние эмоции, лишенные лживости и напыщенности. Соня могла бы позвать погулять ее, но пошла с Курседом, который, к тому же, ей не подходит. Они из разных миров и Аля это ей еще докажет. — Слушай, может завтра расскажешь? Я уже ниче не соображаю, — страдальчески стонет Петрова, потирая глаза. Сегодняшний день вытянул много сил, с непривычки к таким физическим нагрузкам. — Блять, ладно. Забей, потом как-нибудь, — дрожь, возникающая во время одной мысли о том, что именно она теперь знает — никак не оставляет. Этой ночью заснуть вряд ли получится.