Беречь и защищать (18+)

Джин с откровенным восхищением рассматривал картину, что висела над большой оттоманкой, придвинутой к стене в небольшой уютной нише. На полотне, которое занимало почти весь простенок, была изображена королевская охота. Стояли, подбоченясь, придворные альфы, разодетые в свои лучшие охотничьи костюмы, пажи в богатых сюркотах и шляпах, украшенных богатыми белыми перьями, готовили закуски на небольших столиках, рвались с поводка собаки, сдерживаемые сильными руками мрачного вида егерей. И всё было так живо, лица были так хорошо прописаны, что каждый герой словно рассказывал свою историю. Джин невольно округлил рот в немом восхищённом «О!» и любовался гармонией цвета и света, которые странным образом давали явно понять, что писана картина была на рассвете, то есть события на ней происходят тогда, когда солнце ещё не заняло всё небо, а лишь игриво поднимается над макушками виднеющегося на горизонте леса. — Я вижу, что творчество этого художника задело ваше сердце, — услышал он мягкий низкий голос за спиной и невольно чуть дрогнул — и внешне, так как на самом деле засмотрелся на картину, и — внутренне, сердцем и душой. Сладко дрогнул, потому что голос герцога Ким Намджуна был ласковым, даже, может… очень ласковым. — И если всё будет хорошо, я познакомлю Вас с ним, герцог, когда мы приедем в Хаб. У него тяжёлая судьба, но он поцелован Звездой просветлённых. Думается, именно, чтобы искупить… — Он вдруг умолк и печально улыбнулся, а потом скомкано закончил: — …всё остальное, что есть в его… жизни. Джин немного растерянно улыбнулся в ответ и неспеша обернулся. Намджун стоял в нескольких шагах от него и держал в руках два великолепных хрустальных бокала на высоких витых ножках. Хрусталь был редкостью на юге, а вот север славился им, так что Джин оценил и тут же сделал два шага навстречу альфе, впиваясь восхищённым взором в поистине чудно сделанные бокалы. Он протянул руку и осторожно взял один. Намджун, когда они вошли в его покои, которые располагались в другом, северном, крыле, предложил ему на выбор Фелерно или Вьельское, и Джин выбрал знакомое, так как и сам ценил восточных соседей Королевства именно из-за того вина, что производилось в провинции Фелерно в Тане. И теперь чудный бокал был наполовину наполнен прозрачным, нежно-золотым игристым вином. Не сводя взгляда с румяного от смущения Джина, Намджун приподнял свой бокал и негромко сказал: — Предлагаю выпить за то, чтобы всё у нас с Вами и у наших драгоценных принцев получилось, господин герцог. Джин кивнул, прикрыв глаза, сделал вдох над вином — и блаженно ахнул. Великолепный аромат грейпфрута и персика, знакомые и обожаемые, приятно освежил глотку, а потом он сделал глоток, и, словно лёгкие бабочки, порхнули по языку свежесть цитруса и терпкость дыни. — Рад, что Вы предпочитаете это вино, герцог, — всё так же негромко сказал Намджун, и Джин, распахнув глаза, погрузился в его взгляд: тёмный, бархатный, он был таким же пронзительным, как вкус вина, что уже чуть кислило на языке вкусом свежего яблока. — Почему же? — едва слышно спросил он, не в силах оторвать взгляда от прорезей маски, которая по-прежнему была на лице Намджуна. — Приятно, что у нас с вами есть общее, — по-прежнему чуть печально улыбаясь, ответил тот. — Тем более, что нам с вами это сейчас очень нужно — найти то общее, что поможет нам избежать большой опасности. Джин сделал ещё один медленный глоток, чтобы приглушить кольнувшую грудь тревогу, поставил бокал на столик и подцепил серебряной вилочкой кусочек сыра. — Какого рода опасность, герцог Ким? — тихо спросил он, прожевав и успокоив дыхание. — Что-то случилось? — Прошу Вас, присядем, — сказал Намджун и показал на оттоманку. — Располагайтесь. Сам он сел в высокое кресло чуть в стороне и сцепил пальцы на груди, внимательно глядя на присевшего на край и изящно облокотившегося на единственный подлокотник Джина. А потом вздохнул и начал говорить. — Мы с Вами, господин герцог, взрослые люди, опытные придворные, которым не нужно играть друг с другом в игры, чтобы выяснить что-то. Вы, как и я, видите, что принц Чонгук и принц Тэхён не то что не сумели поладить — они смотреть друг на друга спокойно не могут. Джин кивнул и опустил глаза, чувствуя, как снова заливается румянцем. Он ненавидел эту свою особенность, но теперь ничего не мог с этим уже сделать. А Намджун, как ни в чём не бывало, продолжил: — Наши страны нуждаются в этом союзе, и Королевство, смею предположить, ничуть не меньше, чем Бантан, заинтересовано в том, чтобы и обручение, и свадьба, и последующие визиты Их Высочеств в провинции Бантана и к родителям принца Тэхёна прошли слаженно, спокойно и мирно. Но для этого, как Вы понимаете, нужно, чтобы мирно научились сосуществовать сами принцы. А это, как опять же Вы видите, становится всё труднее и труднее. Джин слушал его внимательно, и его постепенно начинало томить ощущение, что Намджун мучительно хочет, чтобы он, Джин, сам к чему-то пришёл, сам о чём-то догадался. Джин навострил уши и чуть прищурился, вслушиваясь в мерно журчащий, мягкий голос: — Я сразу прошу Вас не поднимать вопрос о том, что произошло тогда, семь лет назад. — Джин напряжённо стиснул руки, которые держал на коленях, и Намджун тут же внушительно повторил: — Я убедительно прошу Вас не списывать всё, что сейчас происходит между принцами, на то… недоразумение. Джин в изумлении распахнул глаза, но лицо Намджуна, скрытое полумаской, оставалось неподвижным. — Прошлое, господин герцог, должно остаться в прошлом, — негромко и строго сказал альфа. — Того, что случилось, не исправить, но я уверяю Вас, что нынешнее поведение принца Чонгука никак не связано с тем, что было. По крайней мере, не совсем с тем связано. — Джин нахмурился: кажется он совсем ничего не понимал, и это было ужасно. Однако Намджун терпеливо вздохнул и продолжил: — Чонгук — прекрасный альфа, господин герцог. Он сильный и смелый, он отчаянно любит тех, кто был к нему добр, кто был ему верен, с кем он прошёл и пережил что-то. Он никогда не предаст, несмотря ни на что. Его брат… С Его Величеством у него сейчас сложные отношения. Раньше наш король просто обожал младшего брата, однако ряд обстоятельств… недопонимание, которое было вызвано интригами и… — Намджун запнулся и пожевал губами, решаясь. — Ну, да, интригами, которых стало слишком много при дворе нашего славного короля Монгуна, — всё это стало причиной тому, что принц стал нежеланным гостем в покоях Его Величества. Увы, король стал подозрительным, он не видит больше в Чонгуке верного союзника, а наш принц слишком открыт, дерзок и горяч, чтобы умело и терпеливо лелеять доверие короля. И я, увы, далеко не всегда могу ему в этом помочь. Намджун вздохнул и, взяв бокал, отпил из него. А потом заговорил снова, переводя взгляд на лицо Джина, который старательно обдумывал всё, что только что услышал. — И именно поэтому Чонгук, который искренне любит своего брата, в конце концов не стал противиться его требованию, чтобы принц Бантана взял в мужья принца Истинного Королевства, причём именно Вашего господина, несмотря на их ссору. — Джин распахнул глаза от неожиданности и с недоверием заморгал, глядя на удивлённо поджавшего губы Намджуна. — Что? Вы… Вы думали как-то иначе? — Разве это не было условием принца Чонгука, что именно принц Тэхён должен стать его мужем, для того, чтобы сделка… — Слова замерли на устах Джина. Он уже и сам понял. — Значит… — Он выдохнул, чуть морщась от горечи в горле. — Значит, это было условие Его Величества короля Монгуна? — Не совсем… — Намджун внимательно смотрел на него, а потом мягко улыбнулся. — Не это сейчас важно, герцог, совсем не это. Важно то, что во всей этой кутерьме, что поднялась из-за столь поспешной помолвки Чонгука и вашего милого принца, среди всех этих государственных интересов, политики и интриг жестоких и нечестных людей — среди всей этой суеты некому подумать о том, что я лично считаю главным: о чувствах двух юных принцев, которые должны будут стать залогом мира, но не могут его обрести ни в душе, ни друг с другом. Джин вздохнул и, тоскливо потупившись, кивнул. Герцог Ким был совершенно прав, он озвучивал то, о чём Джин и сам с болью думал, однако не знал, что может сделать. Намджун же сделал ещё один глоток вина и, откашлявшись, продолжил странно хрипловатым, но всё так же уверенным голосом: — Именно поэтому я настоял, чтобы обручение состоялось здесь, вдали от интриг и грязи, чтобы они закрепили свои отношения на бумаге и получили право называться женихами вполне официально, чтобы они попробовали найти общее, коснулись друг друга душами и сердцами, чтобы Звёзды их путей смогли найти друг друга во мгле старых обид — и только после этого наши драгоценные принцы встретились лицом к лицу со всеми, кто их ждёт там, за стенами Хаба, с острыми зубами лжи и ядом сплетен. Герцог говорил пафосные слова, они были, возможно, слишком поэтичными для приватного разговора, однако тон, каким были они сказаны, — проникновенный, тёплый, дружественный — делал их искренними, и Джин слушал, затаив дыхание и не сводя взгляда с лица Намджуна, которое казалось ему, несмотря на маску, вдохновенным и… прекрасным. Альфа снова мягко улыбнулся и продолжил печально, но уверенно: — И, как вы понимаете, надежды на то, что они сами смогут найти дорогу в этой мгле, теперь, после сегодняшнего недоразумения, ещё меньше, чем ранее. — Джин быстро опустил глаза и нахмурился. А Намджун тяжело вздохнул и сказал: — Поэтому я и решился всё же побеспокоить Вас и осмелился позвать сюда для беседы. Джин кивнул. — Я согласен с вами, — тихо ответил он. — И поверьте… — Он поднял взгляд на Намджуна и твёрдо продолжил: — …мне так же горько осознавать, что мой принц, мой нежный и ласковый омега, которого все в Королевском дворце нашей Столицы считали образцом сдержанности, такта и умения вести себя с достоинством, здесь отчего-то постоянно попадает в странные и нелепые ситуации, которые выставляют нас не в лучшем свете. Но и принц Чонгук ведёт себя воистину странно: если вы говорите не поминать былое и, наверно, говорили ему то же, тогда его ярая неприязнь к моему принцу, то, как он грубит ему и пытается его задеть своим невниманием, — разве это достойно? Разве так должен вести себя альфа в отношении того, кого собирается назвать своим? Мне всё труднее заступаться за принца Чонгука, всё труднее… — Но ведь это потому, что они истинные! Как же иначе… Джин, которого Намджун перебил этим явно вырвавшимся у него вскриком, умолк и недоумённо приподнял брови. — Истинные? А это… — Я знаю, знаю, что у вас, южан, нет веры в связь, которую дают Звёзды, — начал торопливо, словно пытаясь оправдаться за то, что перебил, Намджун, — но принц Чонгук, как вы знаете, из восточной ветви нашего Королевского древа, его папа был из Тана, именно поэтому он так не похож на своего брата и на… многих. — Намджун словно бы смутился, но тут же продолжил увереннее: — А там, на востоке, да и здесь, у нас, во многих семьях принято верить в то, что есть альфы и омеги, которые связаны от рождения и до смерти особой связью — Связью Истинных. Их Путеводные предназначили альфу и омегу друг другу, чтобы они могли найтись на путях земных и дать Истинному своему самое большое счастье, каким может одарить один человек другого! Джин слушал, широко раскрыв глаза, а когда Намджун умолк, тихо спросил: — Почему… Почему вы думаете, что принц Тэхён… и принц Чонгук… — Но разве вы не замечаете, как действует на Чонгука аромат Тэхёна? Он мечется, он тянется к нему — и старается совладать с собой! А сам не способен порой ни мыслить трезво, ни делать разумные выводы! Альфа внутри него с ума сходит, чуя свою пару и желая одного — получить её! Джин, поражённый этой почти откровенной непристойностью, заморгал и мгновенно зарумянел сильнее прежнего, а Намджун вдруг хрипло ахнул и виновато прикусил губу. — Простите… — с явным сожалением сказал он. — Я знаю, что задел Вашу скромность, что Вы можете подумать, будто я всего лишь стараюсь оправдать принца, но это так, понимаете? Джин качнул головой. — Нет… Не понимаю. — Он ощутил смятую горечь в горле и криво усмехнулся. — Но это понятно, я-то ведь… — Послушайте! — В голосе Намджуна была откровенная мольба. — Всё это ерунда! Простите, что говорю так, но я уверен: вы точно поймёте! Если не вы… Неважно, что вы не омега и не альфа, я знаю, что любой человек с добрым, горячим и любящим сердцем способен понять, насколько трудно удержаться от желания обнять того, кого ты буквально каждой частичкой души, всей кожей ощущаешь своим! И это прозвучало так страстно, так откровенно и так непохоже на обычного герцога Ким Намджуна, что Джин снова поражённо уставился на него и приоткрыл рот в попытке спросить… Однако Намджун не дал ему, заговорил снова сам: — Простите, простите меня, прекрасный мо… господин герцог, я знаю, что это не оправдание — но это объяснение. Я уверен, что Чонгук пытается держать себя в узде, что он всеми силами хочет обуздать свои страстные порывы, но пока откровенно проигрывает. И я хочу, чтобы вы поняли: это не злоба, это не жестокость и внутренняя порочность, которая заставляет его быть таким вот — грубым, злым. Это альфье желание обладать тем, что считает своим полностью, понимаете? Это собственничество? Да, но это ведь свойственно всем, всем нам! Это ревность — вы ведь можете это понять! Намджун прикусил губу и замер, словно решаясь. А Джин между тем, совершено сбитый с толку, едва смог произнести: — Ревность? Ревность — к кому?.. — К Вам, — выдохнул Намджун. Выдохнул — и замер, впившись взглядом в пытающегося поймать челюсть в полёте Джина. — К… К кому?.. — Джин откашлялся и помотал головой: ему навязчиво казалось, что он только что провалился в сон и ему приснилась какая-то… — К Вам, герцог Ким, — твёрдо сказал Намджун. — То, как ведёт себя рядом с Вами Ваш принц, у нас принято считать поведением возлюбленных. И то — лишь в близком кругу самых родных людей! — К-как это… — пролепетал Джин. — А… а как он себя ведёт? — Он склоняется к вашему плечу, он шепчет вам на ухо, он едва не целует вас и ваши руки, он смотрит на вас едва ли не влюблённо, он… — Хватит! — Джин резко поднялся и быстро подошёл к окну, рванул боковую часть и открыл, глотая жадно прохладный вечерний воздух. Это было слишком. На самом деле — слишком. Но Джин понимал: нужно всё прояснить здесь и сейчас, раз и навсегда. Он несколько раз глубоко вдохнул и прикрыл глаза. Что же. На самом деле он виноват во всём. Да, он был слишком занят своими бедами, размышлениями о том, какой выбор сделать и какие слова найти, чтобы остаться при принце и не влететь в брак, который мог плохо для него закончиться. Он забыл за всем этим — и эта мысль у него уже была — о том, для чего и ради кого он здесь. Так что — надо взять себя в руки и… — Простите меня… Джин чуть дрогнул, и тут же по спине его побежали мурашки, рождая в груди странный восторженный испуг. Герцог Ким Намджун… Разве можно вот так подходить — близко… слишком близко. И так говорить — низко, бархатно — и в самое ухо… словно в распахнутую и дрожащую томно душу… — Простите, я умоляю Вас, герцог… Я виноват, конечно, виноват. О, этот голос… Джин прикрыл глаза и даже не попытался обернуться, потому что понимал: он окажется лицом к лицу с Намджуном, а быть так близко — и смотреть в эти глаза он точно не готов. И в сердце его как-то тоскливо и остро проныла струна разочарования: этот альфа так на него действовал, а на самом деле… думал, что он, благородный герцог Королевства, один из Истинного рода Ким, мог быть настолько жадным и наглым, чтобы забрать себе омегу королевской крови и сделать его своим любовником, а потом поехать и демонстрировать это его будущему жениху… О, боги, Ким Намджун, неужели ты настолько плохого мнения о… — Забудьте то, что я только что сказал, прошу Вас, Сокджин… — Джин вздрогнул от того, как сладко и нежно прозвучало его имя в устах альфы, и снова прикрыл глаза, стискивая пальцами холодный мрамор подоконника. — Теперь я вижу, насколько сильно ранил Вас, я клянусь: сам я не верил, никогда, наверно, не верил, что вы можете так поступать, но Чонгук — он верит в это, и это доставляет ему истинную боль. Он не посмеет сказать об этом принцу, а я смогу убедить его в том, что это бред. — Не посмеет? — слабым голосом спросил Джин. — Он… не для этого… — Нет, нет, — поспешно сказал Намджун, — он согласился со мной, что это грубо и жестоко — так откровенно высказывать подозрения. Он просто хочет предупредить Его Высочество принца Тэхёна о приезде одного омеги, который может доставить нам множество хлопот. Джин медленно обернулся, дав Намджуну время отойти дальше, и тревожно уставился на него. — Омеги? Намджун странно смотрел на него, этот взгляд томил и плавил Джина одновременно, так как был… слишком горячим, да и по губам альфы бродила странная, диковатая улыбка. Джин, нахмурившись, повторил: — Какой омега может доставить нам… И в это время дверь в комнату, где они были, распахнулась, в неё вошёл пожилой слуга и церемонным голосом объявил: — К вам принц Чонгук, господин герцог! И тут же глаза Намджуна сделались беспокойными, а Джин отчего-то тоже заметался взглядом по комнате: у него было ужасное ощущение, что их застукали за чем-то неправильным, хотя на самом деле ничего ведь и не было! — Прошу вас, — быстро сказал Намджун, — спрячьтесь, герцог, вон… вот за те портьеры, умоляю вас! Если Чонгук узнает, что мы с вами сговариваемся их свести, то этот упрямый альфа может и учудить чего… Джин, хотя и мелькнула у него мысль о нелепости ситуации, быстро нырнул за портьеры — и почти в ту же секунду дверь снова отворилась и в неё широкими шагами вошёл Чонгук. — Ваше Высочество… — Я всё испортил! — Голос юного альфы был злым и отчаянным. — Я… Я такой придурок, Джун! Что… Что мне делать? — Голос зазвучал глуше, и Джин с бешено бьющимся от страха и странного азарта сердцем понял, что Чонгук уткнулся в свои руки или в плечо Намджуну. — Что вы натворили, мой принц? — нетерпеливо и растерянно спросил старший альфа. — Только не говорите… о, Звезда… — Да, да! — Чонгук стукнул кулаком по стене. — Я высказал ему за его бету! Я помню, что обещал этого не делать — но он ведь снова его позвал! Чуть что — и он снова за него прячется! И опять они вышли, держась за ручки, ты же видел! И я… я сказал! — Ваше Высочество… — глухо выстонал Намджун, — да что же… э-э-эхх… — И что, и что?! — Голос Чонгука занялся отчаянной злостью. — Ну, и что теперь? Ну, и разве я не мог так подумать? Не мог? Да они едва не лижутся, да они спят… — Принц Чонгук! — перекрыл его тревожный вскрик Намджуна, а Джин, сузив глаза, ухмыльнулся. Ой, зря герцог его оставил подслушивать, ой, зря… — Ну, что? Что?! — так же яростно крикнул в ответ Чонгук, но тут же, сникнув, добавил покаянно: — Я исправлю… я всё исправлю, Джуни, только не злись… Я сам испортил — сам и исправлю всё. Пока не знаю как, но… Ещё и эта дрянь Суджи, чтоб ему сдохнуть! — Прошу тебя, не надо так, — сурово сказал Намджун. — Послушай, давай чуть позже об этом поговорим, я сейчас… — Ладно, — тут же, словно даже обрадовавшись, отозвался Чонгук, — но я не для этого только пришёл! Они не любовники, Джун. Это я уверен теперь, он… Он так на меня посмотрел, когда я ему сказал, — так, что я чуть не сгорел там! У него глаза такие, что вся душа нараспашку! Когда ему грустно — он на раненую лань похож, честное слово! Обнять и… Но когда злится, глазищи эти у него огнём зажигаются золотым, как у тигра! Он омежка-то омежка — но если злой — ух! У меня всё задрожало внутри — такой он славный, так и хочется его схватить и… — Чонгук! — Голос Намджуна уже явно дрожал от гнева. — Я прошу, не надо! — Да, да, не буду о нём, — торопливо ответил чуть задыхающийся от чувств принц, — я к тебе пришёл поговорить! И не начинай, что это неважно! Они не любовники, Джун! Твой Джин — он свободен! Он не влюблён в моего принца, понимаешь? А значит, ты можешь ему всё сказать — и он тогда… — Нет, нет! Только не… — Намджун явно был на грани. И Джин, у которого сердце билось где-то в горле, горячо и яростно, зажигая кровь мучительной надеждой, взмолился, чтобы у чёртова герцога Кима дыхание перехватило — и принц Чонгук смог закончить. Видимо, что-то такое и случилось, потому что Намджун не смог продолжить свою речь и снова заговорил взволнованный и страстный юный альфа: — Послушай, Джун, я прошу, очень тебя прошу! Я придурок, это я виноват, что дал ему выбор! Я снова подвёл тебя, ведь, если бы не я, он бы думал, что именно королевская семья выбирает ему жениха, представляешь?! И тогда я бы просто приказал ему выбрать тебя — и всё было бы просто! Я не говорил, мне так стыдно было! Но теперь-то... — Принц Чонгук! — Это был уже даже не рык — это был рёв, и по тому, как испуганно икнул Чонгук, было понятно, что поведение герцога Ким Намджуна полностью выбило его из колеи. А тот гневно и властно продолжил: — Я прошу вас покинуть мои покои, принц! Я… Я просил и снова прошу больше никогда не заговаривать со мной на эту тему! Вы и так… — Намджун остановился на миг и закончил тише и так горько, что у Джина всё перевернулось в груди: — … и так слишком много лишнего наговорили, мой принц. Прошу, оставьте меня сейчас… — Хорошо, — так же тихо и тоскливо ответил Чонгук, — я уйду. Но не думай, что оставлю это. Ты заслуживаешь счастья, герцог Ким, и я сделаю всё, что смогу, чтобы у тебя было это счастье. Послышались шаги, скрип двери — и в комнате наступила тишина.