Беречь и защищать (18+)

— Я бы хотел поговорить с принцем наедине, — угрюмо сказал Чонгук, глядя на Джина мрачным, тяжёлым взглядом. Присутствие беты его явно раздражало, на Тэхёна он упорно не смотрел, словно отказав ему в праве принимать решения. Тэхён поджал губы, сдерживая тяжёлый вздох, и осторожно пожал руку Джину, прося его уступить. Тот нахмурился, однако возразить, конечно, не мог, так что с неохотой отошёл от Тэхёна и оглянулся, видимо, всё же желая что-то сказать, но тут герцог Ким Намджун, который всё это время стоял в стороне и, казалось, что-то внимательно рассматривал за окном, вдруг сделал несколько шагов, подошёл к Джину и сказал негромко и проникновенно: — Прошу вас, господин герцог, давайте оставим наших драгоценных подопечных, им на самом деле давно пора поговорить. И Тэхён вдруг увидел, как медленно занялись румянцем щёки Джина, как дрогнули его ресницы — и ему стало ясно, что герцог Ким Намджун по-прежнему не оставляет его старшего друга равнодушным. Джин снова кинул слегка растерянный взгляд на Тэхёна, и тот с готовностью кивнул ему. «Всё хорошо», — одними губами произнёс он и проследил взглядом, как герцоги Ким (вот ведь, как сложилось) вышли и осторожно притворили за собой дверь. Хосок вышел ещё раньше, оставляя господ для разговора, так что теперь в покоях принцы остались одни. И Тэхён нашёл в себе смелость поднять глаза на Чонгука. Альфа сверлил его тяжёлым, полным странной обиды взглядом, губы его слегка кривились, и Тэхён со вновь поднимающейся в душе тоской понял, что сейчас снова услышит что-нибудь неприятное. Этого не хотелось… нельзя было допустить. Они должны вести себя как взрослые люди, поэтому он решил действовать. — Вы хотели поговорить со мной, Ваше Высочество, — начал он чуть подрагивающим голосом, стиснув для поддержки в пальцах расшитый пояс, туго затянутый на его талии, — но я бы хотел начать первым. Он выдохнул и не без удовольствия поймал удивление и недоверие в глазах Чонгука: альфа явно не ожидал такой смелости от омеги, который ещё полчаса назад убежал от него голым и униженным. Тэхён же тряхнул волосами и продолжил: — Вы хотели поговорить со мной о приличиях, и я Вас понимаю. Это обидно и неприятно, но я должен признать: мои познания этикета вашего двора позорно малы. И даже то, что я знаю, у меня не всегда получается соблюдать. И за это… — Тэхён стиснул кулаки. — …прошу меня великодушно простить. — И он склонил голову на несколько томительно долгих секунд, на которые в комнате царила тягостная тишина. Но стоило снова поднять на Чонгука глаза, как он понял, что опять что-то сделал не так. Увы, альфа зло щурился, ноздри его раздувались в гневе, и на совершенно потерянный взгляд Тэхёна он ответил кривой усмешкой. — Этикет моего двора? — хрипло переспросил он и внезапно отклонился, опираясь на стену около окна и скрещивая руки на груди. — Вы извиняетесь за нарушение норм этикета? Серьёзно? Это всё, в чём вы считаете себя виноватым, драгоценный жених? Он явно выделил голосом последнее слово, и это точно что-то должно было значить, однако Тэхён мог лишь моргать, пытаясь понять, что происходит, и не понимая. — Вы… Вы хотите, чтобы я извинился за то… — Голос омеги ломко дрогнул, но он лишь перехватил дыхания. — …что было семь лет назад? Но я не считаю только себя виноватым в том, что было тогда! Это вы напали на меня! Это вы… — Он почувствовал, как захлёстывает его волной горького возмущения. — …вы грубо обошлись со мной! Я был гостем в вашем доме, я был принцем — как и вы! А вы вели себя со мной, как с непотребным омегой, словно я не заслуживаю и толики вашего уважения! — А вы заслуживали? — ядовито усмехнулся Чонгук. — Что тогда, что сейчас! Считаете, что я всерьёз вас обидел? Семь лет назад? — Он презрительно усмехнулся. — Для нас с вами, принц Тэхён, ничего страшного семь лет назад не произошло! Мы погубили чужую судьбу, но сами остались целыми и невредимыми! И если я всё это время видел, чем обернулась наша детская шалость, то вы ведь просто уехали — и забыли! Продолжили наслаждаться жизнью! Видит Звезда, я не хотел начинать об этом, но начали Вы сами — что же! Я ведь не зря предупредил вас, чтобы вы больше не совались сюда! Так почему, скажите мне на милость, если вы чувствовали себя таким оскорблённым мной, Вы не приложили сил, чтобы исполнить ту мою просьбу? Почему явились сюда снова?! Он не кричал, скорее, голос его был противно-скрипучим, но глаза горели той самой, столь знакомой Тэхёну горькой злобой. Однако омеге было не до этого. Он отступил на шаг и снова отчаянно заморгал. В груди у него тяжко, предчувствуя новую боль, забилось сердце, но он должен… должен был… — Но ведь я здесь… — начал он и вынужден был прикрыть глаза, чтобы тяжко глотнуть. — Я здесь, потому что вы потребовали меня себе в мужья, принц… Что же вы имеете в виду, когда… — Кто потребовал? Я?! — Это вышло яростно и грозно, и Тэхён в страхе сжался, а Чонгук шагнул к нему, стискивая кулаки. — Я потребовал?! Это ложь! — Тэхён широко раскрыл глаза и, не моргая, уставился на него, а он крикнул: — Это всё Ваш отец! Он настоял, чтобы из всех принцев Вашей семьи мне отдали именно Вас! Я умолял брата не делать этого, я говорил, что преодолел себя, что не стоит снова будить во мне всё… — Он запнулся и с досадой коротко прорычал, но потом заговорил снова, с горечью, отрывисто, словно выплёвывая слова: — Я так и знал, что ничего хорошего не получится! Но брат сказал, что только так возможен союз с вашей проклятой страной! И что раз уж только Вы согласились, что и я должен послужить Бантану! Думаете, что я на самом деле взял бы по доброй воле того, кто сотворил такое с моим лучшим другом, с тем, кого я почитаю дороже брата, много дороже себя?! Тэхёну казалось, что почва уходит у него из-под ног. Он не понимал, что именно сейчас услышал: это никак не сходилось у него в сознании во что-то связное, он тяжело опустился в кресло, которое оказалось на его пути, когда он попытался отступить от разъярённо на него глядящего альфы, и зажмурился, в безумии умоляя богов сделать так, чтобы это был всего лишь очередной страшный сон. Но увы, боги не слышали его. — Это Вы смогли всё благополучно забыть — но я-то нет! — рычал Чонгук, шагнув к нему и чуть склонившись, нависнув над ним. — Он был рядом со мной, и я ничем — слышите?! — ничем не мог ему помочь! И все эти семь лет я видел, как умирает в человеке, который мне дорог, надежда на счастье! Как отказывают ему один за другим трое омег, которых сватали за него его родные, отказывают, хотя лучше, светлее и благороднее человека нет и не было в этим мире! И — видит Звезда! — даже если бы хотел — я не мог забыть всего того, что мы с вами натворили тогда! Но у нас с ним было хотя бы одно: перед глазами не было тех, кто напоминал бы обо всём так явно и так жестоко! А потом мне говорят, что вашему отцу забожилось просить у нас помощи, а из всех своих сыновей он готов отдать мне только Вас, ведь только Вы согласны! И мой брат, спятивший окончательно, видимо, со всеми своими игрищами, согласился! — Почему же… — Тэхён не узнал своего голоса. У него в горле была горечь, а во рту словно песок, но он сделал над собой усилие. — Почему же вы не отказались… Вы же альфа… — Потому что я принц Бантана, — с горечью отозвался Чонгук и в ярости потёр лицо, словно пытаясь отогнать наваждение. — Потому что мне пригрозили ссылкой, а моим товарищам… там кое-что было… им пригрозили заточением. Я не мог подвести их. Я и так слишком много и часто в жизни кого подводил! И я согласился, принц! Мой Нам… Герцог Ким уговорил меня, сказал, что прошлое должно остаться в прошлом, что вы были юны, как и я, что ни в чём не виноваты! И я согласился. Думал, что вы повзрослели, что, возможно, мы сможем выяснить все недоразумения и остаться хотя бы товарищами по несчастью! Тэхён поднял на него взгляд — и Чонгук вдруг побледнел и отступил, на его лице появилось растерянное выражение, и он быстро подошёл к столику, на котором стоял прозрачный графин, налил воды и быстро поднёс её Тэхёну, который уже с трудом видел его, так как глаза ему застлали слёзы. Ему было больно. Нет… Ему было невыносимо больно. Значит, всё так просто объяснилось. Просто отец, его собственный отец, захотел от него избавиться и, несмотря на все опасности, что грозили Тэхёну здесь, где его так отчаянно ненавидели, послал его сюда, практически навязав бантанцу. — Выпейте, — тихо раздалось над ним. Он вздрогнул и торопливо утёр тут же покатившиеся слёзы. — Выпейте, принц. Он протянул руку и тут же убрал её, сжав на колене: пальцы позорно дрожали, так что он точно не смог бы взять бокал. — Не надо, — прошептал он, но внезапно бокал оказался у его губ. — Пейте, — повелительно сказал Чонгук и осторожно положил руку ему на затылок, заставляя чуть отклониться. — Разговор не закончен, принц. Так что… пейте. Тэхён покорно сделал несколько глотков и отстранил руку Чонгука. А тот, поставив бокал на место, вдруг быстро притянул второе кресло и уселся напротив, не сводя с омеги пристального взгляда. Они молчали какое-то время, и Тэхён был благодарен ему за эту передышку. Наверно, он должен был объяснить Чонгуку, что вовсе не желал быть навязанным, что, наоборот, ему сказали, что это именно северянин требует его, но как только он пытался вдохнуть поглубже, чтобы начать говорить, как чувствовал, что противная тяжесть перекрывает ему горло и снова мучительно прикрывал глаза. — Что же, — начал Чонгук, — я вижу, что не всё так… мхм… однозначно в том, кто чьим женихом изъявил желание быть, не так ли? — Тэхён кивнул и опустил голову, чтобы не так было видно, что снова в его глазах была влага. Он уже почти взял себя в руки. Почти. Ему бы ещё несколько мгновений… — Но я пришёл говорить не об этом. — Голос Чонгука уже не скрипел, но был угрюмым и мрачным. — Я хотел напомнить Вам, Ваше Высочество, о том, что отныне вы находитесь под пристальным вниманием именно как мой жених. Переступив порог этого дворца, вы вступили под сень нашего семейного древа, принц Тэхён. — Чонгук произнёс это горько-насмешливо, и Тэхён поспешно кивнул, однако альфа тут же продолжил: — И теперь я могу… я обязан призвать Вас вспомнить, кем Вы являетесь, вспомнить о рамках приличий, которые касаются любого двора, не только нашего! Тэхён изумлённо приподнял брови. — Вы имеете в виду, что я не могу… не могу ездить на Буране? — заикаясь, тихо спросил он. И тут же вздрогнул от того, что Чонгук с яростью стукнул кулаками по подлокотникам кресла. — Хватит придуриваться! — крикнул он. — Хватит! Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю! Пусть — если Вас прислали тоже против воли, хорошо, ладно, в общем-то так мне и говорили! Но всё равно! Воспользоваться дурацким условием моего странного братца и притащить сюда под этим предлогом своего любовника? Неужели? Вот так откровенно заигрывать с ним, так откровенно… — Он снова запнулся, прожигая замершего от ужаса Тэхёна огнём взгляда. — …таким быть с ним откровенным, так показывать всем, что вы его любите, — это ли не бесстыдство, учитывая, что делаете Вы это на моих глазах, глазах Вашего будущего мужа?! Хотите сказать, что при вашем достославном Королевском дворе такое приветствовалось бы?! У Тэхёна внутри всё занялось пожаром. И в нём, в этом огне, смешалось всё. Дикое, яростное изумление, страх и главное — недоверие: не может быть, чтобы всё это время принц Чонгук видел в нём мерзкую распутную тварь, которая на его глазах забавляется со своим… с… Джином? Это ведь о Джине, о его добром и прекрасном Джине говорит этот… А ещё была злость. Звонкая, благородная злость оскорблённого в лучших чувствах сердца, которое растоптано чужой тупой жестокостью. Медленно поднялся Тэхён со своего кресла и сделал шаг к тут же напряжённо нахмурившемуся альфе, который после своей дикой тирады тяжело дышал и смотрел на него исподлобья. — Вы… Вы такого обо мне… мнения… — не спросил — сказал Тэхён. — И всё это время… Всё это время Вы считали меня тем, кто способен на обозрение своему жениху выставить свои отношения с любовником? — Не то чтобы это было чем-то новым, — с горькой усмешкой ответил Чонгук, однако в голосе его не было уже прежней уверенности, и на ястребиный взгляд Тэхёна, смотрящего на него сверху вниз, он отвечал упрямым и суровым взглядом. — И при дворе не такое бывает, но не у королевской же крови, Вы должны… — Да как тебе, истукан ты отмороженный, такое даже в голову-то пришло? — Тэхён медленно выдохнул и воззрился на мгновенно побледневшего Чонгука, чьи ноздри снова раздулись от бешенства. — Ты по себе меня судишь? Ты… Ты! Это ты способен нарушить все правила гостеприимства и накинуться на гостя со своими мерзкими желаниями! Это ты, ты, чёртов принц, напал диким зверем на меня и украл мой первый поцелуй — единственный в моей жизни поцелуй, скотина ты такая! — И он сделал ещё один шаг к Чонгуку, но тот внезапно встал — и схватил Тэхёна за плечи. — Как ты меня назвал? — прошипел он. — Как? — Отмороженный истукан, — медленно, по слогам повторил Тэхён, глядя прямо в горящие яростным огнём глаза альфы, который, кажется, и воздух вокруг опалял своим дыханием. — Дрянь, не способная отличить дружбу от похоти! Когда? Чем я вызвал такое… почему?! — Голос предал его, и в нём зазвенела горькими слезами обида, а слова пропали, не доходя до языка. И он смог лишь шёпотом, через позорный, горький всхлип повторить: — За что? За… что? — Ты обнимал его, — прохрипел Чонгук, отчего-то вдруг тоже теряя голос. — Ты... Ты смотришь на него с такой нежностью! Так… так не смотрят на друзей, да и он — не омега же… Ты… Ты любишь его! Любишь! Мне говорили! Я… Я слышал, что у вас такие отношения! Что вы и спите вместе! Ты… — Голос Чонгука вдруг обрёл звучность. — Да, да! Я сам видел, сам! Ты спишь на его ложе! Ты спишь в его объятиях! Тэхён во все глаза смотрел в лицо ему — и не верил тому, что слышал. — Значит… — Он тяжело выдохнул. — Значит, ты снова входил в мою комнату без спроса, принц Севера? Он изо всех сил оттолкнул Чонгука — и тот выпустил его. Пошатнувшись, Тэхён едва не упал назад, а Чонгук вдруг резко протянул руки, словно желая его снова схватить. — Не смей! — сломанно, отчаянно крикнул Тэхён, позволяя, наконец, боли и обиде забрать себя полностью. — Не смей! Больше! Ко мне! Прикасаться! Ненавижу! — Он отступил на несколько шагов и нащупал позади себя ручку двери в спальню. — Ты мерзавец, принц Чонгук. Мой Джин… — Тэхён гулко сглотнул и всхлипнул, но всё же продолжил, держась из последних сил: — Мой Джин — самый чистый и светлый человек в моей жизни! Он — мой свет, и да, да! Я люблю его всей душой, как и он меня! Он мне заменил папу! Он мне заменил всех в моей жизни! Он здесь, чтобы я не сдох рядом с тобой! А ты! Ты подумал о нём такое… Ты мерзавец, принц Чонгук! Я презираю тебя! Видеть тебя больше не хочу! И, развернувшись, он юркнул в спальню и с грохотом захлопнул за собой дверь. А потом, медленно опустившись по стене на пол, закрыл лицо руками и разрыдался от скрутившей его обиды и разрывающего сердце разочарования.