Беречь и защищать (18+)

Как только он понял, что они одни, Тэхён попробовал вынуть руку из захвата Чонгука, но тот внезапно развернулся, медленно, прикрыв глаза, поднёс его пальцы к лицу и, едва коснувшись, поцеловал запястье. Тэхён смотрел на него растерянно, а когда Чонгук его отпустил, невольно пошатнулся и отступил на два шага. Альфа же тихо сказал: — Купальня подготовлена, мой принц. — Он махнул рукой на тёмный коридор, который неожиданно оказался около высокой двери, ведущей, видимо, в спальню. — Купальня? — боязливо заглядывая туда, переспросил Тэхён. — Мне? Он смутился, поняв, что позвучало глупо, губы Чонгука чуть дрогнули в улыбку, и он кивнул: — День выдался безумным. Там тёплая вода, тишина и покой. — Он смотрел на Тэхёна, не отрываясь, а потом, помедлив, тихо добавил: — И полная безопасность, принц. Тэхён зарумянился и, кивнув, быстро пошёл в коридорчик. Оказалось, что тот вёл к лестнице, которая спускалась на несколько ступенек и выводила в небольшую уютную купаленку с неширокой, но достаточно глубокой в середине чашей, в которой и впрямь чуть шла парком прозрачная вода. И аромат здесь стоял просто чудный: что-то нежно-цветочное и, кажется, немного вишни и дерева. Тэхён остановился у чаши, неуверенно оглядываясь, затем присел и потрогал воду кончиками пальцев. И тут же ему захотелось нырнуть в неё — и с головой, чтобы… чтобы… забыть обо всём! Больше не думая ни о чём, он торопливо разделся догола и немного неуклюже перевалился прямо с бортика вниз — в воду. Она окутала его тёплым, парным одеялом — и он чуть не захлебнулся, так как решил простонать от восторга прямо у дна чаши. Хорошо… О, боги, как же было хорошо! Он вынырнул, выпрыгнул из воды — и счастливо засмеялся. А потом снова ушёл под воду с головой. Хорошо! Воду он всегда любил, а купаться было его едва ли не любимым занятием. Купаться и скакать на лошади. Он плескался, трудолюбиво разводя в стороны волны, окатывая себя из ладоней, поднимая брызги и смеясь с собственной глупости. Заметив на небольшом постаменте несколько душистых притирок в хрустальных флаконах и разные мыла в хрустальных же раковинках, он с наслаждением вымыл себе волосы и потом какое-то время стоял и разгонял вокруг себя мыльные потоки — бездумно… опустошённо… счастливо… Очнувшись от этого странного забытья, он лёг на воду, расслабился и замер, закрыв глаза. Тишина… Как же прекрасна тишина, боги! Ни одного звука, кроме журчания нескольких потоков, которые пополняли чашу. Тело охватывала томная нега, что-то внутри разгоралось, и внезапно Тэхёну захотелось… приласкать себя. Осознав это своё желание, он тут же пошёл ко дну, вынырнул весь красный от смущения и в страхе оглянулся по сторонам: не видел ли кто его позора? Не слышал ли эти ужасные, пошлые мысли? Это не он, честно! Это всё… Это всё вино, точно вино! Вино… Тэхён закрыл глаза и сжал лицо руками. Как он мог забыть, где находится и что с ним происходит?! О, боги, как можно быть таким легкомысленным? Неожиданно ему послышался шум, он вздрогнул и метнулся к бортику чаши, прячась у него. Но никто не вошёл в купальню. Тэхён рвано втянул воздух — нет, нет… показалось. Лишь нежный цветок, мягкая свежая вишенка и томное, терпкое дерево. Чудный аромат! «А как же я теперь… Моя одежда!» — полыхнуло у него в голове, он вытянулся, опираясь на край чаши, и тут же его взгляд наткнулся на какие-то одежды, что лежали на небольшом столике, сделанном, кажется, из цельного камня. Тэхён с облегчением вздохнул и быстро вылез из воды. Тревожно оглядываясь, он ринулся к столику, тут же понял, что сверху лежит кусок мягкой толстой ткани, чтобы он мог вытереться. Так он и сделал, просушил волосы, ругая себя за то, что намочил их: сразу ведь они не высохнут, и сейчас перед своим му… перед… перед Чонгуком он будет выглядеть как мокрая курица! Он зло прикусил губу и упрямо вскинул голову: а и пусть! И что теперь? У него нет выбора — так ведь и у Чонгука его нет! Хочет, не хочет — а он будет с ним! По крайней мере, сегодня ночью. В груди снова заныло, в животе опять начало крутить от томительного страха, но Тэхён лишь сильнее стал вытираться. Да, да! С ним, а не с разными белобрысыми курицами, которые кидали на чёртова принца томные взгляды. Прямо на его помолвлении! Прямо при его женихе! Тэхён чувствовал, что снова хочет жить и дышать, ему нужно было скорее узнать, что будет с ним дальше, так что он постарался быстро разобраться с одеждой, которую для него приготовили. Однако это оказалось делом нелёгким: не сразу он понял, что вся одежда — это короткий, до колена, балахон из полупрозрачной ткани с чудной вышивкой. Недоверчиво щурясь, он даже осмотрел место вокруг камня: может, исподнее упало на пол? Или… Или куда его могли деть?! Но нет, не было ничего, кроме этого великолепной работы позорища. «Не может быть! — умоляюще думал он. — Ну, пожалуйста! Что это? Как я в этом перед ним… О, боги, да за что же?! Хосоки! Где ты!» Однако приходилось признать, что — да, это и был свадебный постельный наряд для омеги, которого сейчас будут… трахать. Тэхён зло одёрнул на себе эту, с позволения сказать, одежду и вспомнил укоризненный взгляд Джина. «Наплевать! — оскалился он сам себе. — Не тебя будут трахать, Джини, — и ладно. Ещё цокает…» Обуви никакой он не увидел, так что натянул на ноги бальные пулены и с тоской понял, что выглядит сейчас просто ужасно. Ужасно пошло и ужасно смешно одновременно. Проклиная север в целом и обряды севера в частности, Тэхён осторожно прошёл по лестнице и коридору обратно, старясь ступать бесшумно — и выглянул из-за угла. Гостевая комната была пуста. Он с облегчением выдохнул, и безумная мысль, что Чонгук передумал и сбежал, мелькнула в его голове — и исчезла без следа. «Если бы можно было, — с тоской подумал он, — сбежал бы я, а не он». В досаде, уже ничего не опасаясь, Тэхён распахнул дверь спальни, намереваясь зарыться в одеяло и сделать вид, что спит, — и замер на пороге с мгновенно взвившимся от страха сердцем. Постель в спальне Чонгука была раза в два больше, чем та, что была в его покоях; напротив этой постели, метрах в трёх от неё, стоял небольшой, инкрустированный золотом столик, на котором стояла какая-то посуда, а рядом, развёрнутое к двери, стояло кресло. И в этом кресле сидел Чонгук. Голова его была чуть откинута назад, руки уложены на подлокотники, и Тэхён не сразу понял, что альфа спит. По крайней мере, глаза у него были плотно закрыты, а грудь под странного вида одеждами — длинными, почти до пола, но такими же свободными, как балахон Тэхёна, и такого же белого цвета, только без вышивки — вздымалась размеренно. У Тэхёна перехватило дыхание, и первым порывом было прикрыть дверь и остаться в гостевой. Однако он понимал, что это глупо. Так что на самом деле прикрыл дверь как можно тише — но зайдя в комнату. Почти на цыпочках, ощущая себя делающим дерзость шалуном, он с замирающим сердцем подошёл к Чонгуку и чуть склонился над ним, рассматривая жадно его лицо. Красивый. Тэхён рвано выдохнул. Да, альфа ему достался невероятно притягательный внешне. Длинные ресницы не трепетали, полные губы были чуть приоткрыты, из них вырывалось едва слышное размеренное дыхание. И Тэхён не сдержался: он осторожно, самым кончиками пальцев провёл по носу Чонгука, а потом по полукружиям его богатых бровей. Альфа чуть всхрапнул — и Тэхён, вздрогнув, отдёрнул руку, но, поняв, что Чонгук спит по-прежнему, снова повёл пальцами по его лицу — обвёл скулы и мягко, едва касаясь, провёл по губам. А потом выдохнул, осознавая, что делает невообразимую просто глупость. — Пожалуйста… — прошептал он. — Не будь со мной… злым… И внезапно Чонгук, вздохнув глубже, прошептал: — Не бойся. — И открыл глаза. Тэхён в то же мгновение, сдавленно ахнув, отпрянул и быстро отступил к постели, сел на край, не сводя испуганных глаз с пристально на него уставившегося альфы, и приложил руку к груди, в которой заполошно стучало сердце. — Я напугал Вас? — тихо спросил Чонгук. Голос его был хриплым, он кашлянул и выпрямился в кресле. — Немного, — едва слышно отозвался Тэхён. — Я думал, Вы спите. — Я спал. — Чонгук снова кашлянул и нахмурился. — Не услышал, как Вы вошли. Расслабился. Обычно ко мне не так легко подойти настолько… близко. — Он чуть прищурился и окинул Тэхёна взглядом. Тот тут же подобрался и прижал голые ноги, которые так неприлично, наверно, светили в полумраке комнаты, к основанию постели. А потом вскинул глаза, когда Чонгук поднялся со своего кресла и замер, глядя на него сверху вниз. Тэхён терпеть не мог смотреть на кого-то снизу, но тем не менее под этим взглядом он невольно почувствовал, как начинают алеть его щёки, как загорается странным тревожным пламенем что-то в груди, — и быстро опустил взгляд. И взгляд этот невольно прошёлся по фигуре Чонгука, балахон которого оказался, к сожалению, ещё более прозрачным, чем его собственный, так что Тэхён невольно смог увидеть его сильный торс, крепкие бёдра и длинные ноги. От этого щёки его запылали сильнее, и он сжался ещё больше, чувствуя себя пристыженным. — Хотите пить? — тихо спросил его Чонгук. Тэхён застыл. Вот оно. Сейчас… сейчас альфа притравит его своим сонным напитком, а потом… Чуть повернув голову, Тэхён окинул затравленным взглядом постель и прикрыл глаза, стараясь справиться с внутренней дрожью, которая неумолимо начала пробивать его. Что же. Что же… Нет, он не был готов к тому, что сейчас Чонгук подойдёт, повалит его на это великолепно отделанное кружевом покрывало, задерёт ему балахон, увидит, что под ним ничего нет, и тогда, когда Тэхён не сможет совладать с собой, он заткнёт ему рот, чтобы не слышать неприличных, раздражающих любого альфу-северянина криков, схватит там, где… Тэхён зажмурился и прикусил губу так, что почувствовал острую боль. Она и заставил его выдохнуть и кивнуть. — Да, — прошептал он. — Да. Я… я хочу пить. Только услышав звук наливающегося в бокал вина, он открыл глаза снова. Чонгук стоял спиной к нему, чуть ссутулившись, а когда вино было налито, он осторожно поставил кувшин — кажется, теперь пустой — обратно на столик и повернулся. Тэхён встал, потому что пить под этим взглядом, осознавая, что именно происходит, было уж совершено невыносимо, так что — судьбу надо встречать лицом к лицу, не так ли, принц? Чонгук медлил, бокал в его руке смотрелся совсем небольшим, видимо, чтобы усыпить омегу, не нужно было давать ему выпить много. Тэхён попытался улыбнуться и поднял глаза на Чонгука. На лице альфы было странное выражение: он был напряжён, губы его чуть кривились в попытке вроде как улыбнуться, однако в глазах не было улыбки, они были тёмными и обжигали Тэхёна. Тот понял, что Чонгук только что увидел его в полной красе — полуобнажённого, в свете луны, светившей в окно, против которого он встал. Наверняка его тело отлично просвечивалось сквозь позорный балахон. Однако терять ему было уже нечего, так что он заставил себя улыбнуться и протянул руку. — Могу я?.. Чонгук вроде как попытался отдёрнуть свою руку, но лишь криво усмехнулся и с полупоклоном подал бокал. Тэхён ощутил мгновенный болезненный укол в сердце и не понял, почему у него вдруг стало так горько во рту. Он опустил глаза на бокал: вино в нём было тёмным, на вид густым, он принюхался — пахло какими-то ягодами и немного хвоей. Приятный запах. У того, чем его отравят, может, будет даже приятный вкус. Он выдохнул и, прикрыв глаза, поднёс бокал к губам. И внезапно словно что-то дёрнуло его, и его рука под сильным толчком выплеснула вино на пушистый светлый ковёр, покрывавший пол, и частью на подол балахона. Тэхён вскрикнул и в ужасе уставился на Чонгука, который опускал руку, отчего-то тяжело и рвано выдыхая и глядя на него отчаянным взглядом. — Нет, — тихо сказал он. — Не могу так… — Почему?! — испуганно вскрикнул Тэхён, оглядывая себя и пытаясь стряхнуть тёмно-малиновые пятна с подола, а потом, осознав всё до конца, топнул ногой и стиснул кулаки у груди. — Что ты наделал?! — Он зажмурился и простонал. — Что ж ты натворил, глупый альфа?! Что же мне теперь делать? — Последние слова он крикнул и застыл под полным изумления взглядом Чонгука. — Ты знаешь, — пробормотал тот. — Ты… ты знаешь, что я тебе собирался дать?! — Знаю! — крикнул ему Тэхён. — Только ты почему-то решил, что даже этого дать мне не можешь, да? — Ты выбрал так… довериться мне? — едва слышно прошептал Чонгук. — Или ты так боялся меня, что… — Да, да! Я боялся… я боюсь тебя! — Тэхён и сам не узнал свой голос — столько злой горечи в нём было. — И что? Для тебя это новость, что ли? Что ты сделал, чтобы я не боялся? Чтобы я не хотел этого напитка, а? И неожиданно Чонгук мягким, неуловимым движением оказался рядом, он осторожно ухватил сдавленно вскрикнувшего Тэхёна за щёки своими широкими ладонями, заставил замереть, его глаза впились в тут же испуганно вытянувшееся лицо омеги, и он низко, хрипло и тихо сказал: — Ничего… пока ничего не сделал… Но я собираюсь сделать, омега… Просто немного, хотя бы… немного… доверься мне. И его губы — плотные, сочные и такие упругие, оказались на Тэхёновых губах. Они тут же захватили его в плен — всего, и повлекли… повлекли куда-то… Зажмурившийся было от страха, Тэхён уже через несколько томительно-сладких мгновений заморгал — и снова прикрыл глаза, но уже от удовольствия — таким нежным, таким ласковым и бережным был поцелуй Чонгука. Альфа мягко полизывал ему губы, засасывал их по очереди, мял своими — вкрадчиво, завлекая, маня, не отпуская. Его руки по-прежнему осторожно придерживали голову Тэхёна, даже не гладя, он лишь иногда немного поворачивал её, чтобы было удобнее прикасаться к доверчиво приоткрытым омежьим губам. Тэхён потерялся в ощущениях. Он целовался до этого в жизни всего два раза, и один раз вот с этим же человеком, и сказать, что тот поцелуй ему не понравился, — ничего не сказать. Но сейчас… Сейчас он стал отвечать Чонгуку — неуверенно, робко, лишь приоткрывая рот и впуская неожиданно настойчивый язык альфы, лишь отдавая ему во власть свой язык — но отвечать. А потом он положил руки Чонгуку на плечи, и тот тут же отпустил его лицо и обнял в ответ, прижимая за талию. — Мой омежка, — неожиданно выдохнул он в ухо Тэхёну, — сладкий мой… — И снова губы его стали мягко терзать губы омеги, который, чуть задыхаясь, успевал лишь заполошно выдыхать ему в рот. — О, звезда… Как же ты пахнешь, мой славный, мой нежный… Тэхён сдавленно простонал от того, как неожиданно остро отозвался внизу его живота этот шёпот. Он испугался, напрягся, и тут же Чонгук отпустил его, лишь чуть поддерживая, помог опуститься на постель и… убрал руки. Тэхён снова смотрел на него снизу вверх, но на этот раз неудобства не чувствовал. Чонгук же вдруг притронулся к его подбородку и приподнял его голову. — Тэхён, — тихо произнёс он, — я вылил питьё… Но того, что должно… не изменить. Ты… уверен? Уверен в том, что сможешь мне довериться? — Он умолк и чуть приподнял вопросительно брови. Его пальцы мягко оглаживали подбородок омеги, а тот чувствовал лишь, как сладко и испуганно стучит его сердце. «Ну, а вдруг… — Душа его трепетала, но внутренний голос отчего-то не был таким уж злым. — Ну, а вдруг… тебе же… понравилось?» И он осторожно кивнул. И тогда Чонгук опустился перед ним на колени. Тэхён распахнул глаза и недоверчиво склонил набок голову, а когда лицо альфы оказалось так волнующе близко, немного отпрянул, но не отвернулся, не испугался. Чонгук медленно скользил взглядом по его шее, по его плечам, губы его приоткрылись и неожиданно остро блеснули в свете луны чуть вылезшие от возбуждения клыки. Но это было… не страшно. Это было волнующе и дразнило самолюбие: альфе однозначно нравилось то, что он видел. Он осторожно гладил плечи Тэхёну, спустился на локти, оглаживая их, потом взял в широкие ладони его длинные тонкие пальцы. Лаская взглядом его шею и грудь, Чонгук начал осторожно, словно согревая, мять Тэхёновы ладони и поглаживать своими пальцами его запястья, а потом… снова, как в начале, поднёс руки омеги к губам, нежно поцеловал его запястья и вдохнул аромат. И снова блеснули его клыки, а глаза стали совершенно чёрными, глубокими и манящими, как бездна. — Не бойся меня, мой омежка, — прошептал он и неожиданно лизнул кожу запястья. — Ммм… прости. Я буду осторожно. Он повёл ладонями по бокам Тэхёна, а потом, не сводя пристального взгляда с его лица, опустил их на бёдра омеги и осторожно раздвинул его ноги, тут же двинувшись вперёд и встав между ними. Тэхён закрыл глаза, потому что лицо альфы оказалось смущающе близко, а тот, чуть хмыкнув, склонился к его шее, толкнулся носом ему в щёку, прося откинуть голову набок — и стал целовать нежную кожу над трепетно бившейся жилкой. Тэхён сладко выдохнул, и невольно с его губ сорвался низкий, бархатный стон. То, что делал альфа, было просто невероятно приятно, его поцелуи были влажными, они будоражили Тэхёну кровь, и всё тело его продёргивало острыми струнками возбуждения. Ему очень хотелось обнять альфу… Ему хотелось сжать пальцы на его плечах — и сдёрнуть с них ткань, погладить горячую кожу, а потом — так же, как Чонгук делал с ним, полизать ему шею, прикусить кожу, забрать её в рот — и ощутить его своим — только ему, Тэхёну, принадлежащим. Он неожиданно представил, как скатывается по этой шее капелька пота — и снова коротко простонал от жадного желания. Чонгук между тем широко и мокро лизал ему шею, спускался к ключицам, прикусывал Тэхёну плечи, с которых уже приспустил ткань балахона, а то, глухо порыкивая, целовал ему линию челюсти и нырял языком в ямочку под кадыком. Неожиданно Тэхён чуть дрогнул, когда альфа прикусил его сосок — прямо поверх ткани балахона, который всё ещё был на нём. Тяжелое и томное дёрнулось у омеги в паху, и он невольно чуть сжал плечи Чонугка, но тот, проведя носом по его груди, так же прикусил второй сосок, и снова Тэхён растерянно и сладко простонал, не в силах сдержаться. — Ах-х… Что ты… делаешь… — Он невольно запрокинул голову, когда лицо Чонгука стало тереться ему о живот и задевать… там, внизу… задевать… Руки альфы начали подниматься по его ногам, и Тэхён не сразу понял, что тот задирает ему балахон. Рвано выдохнув, он снова сжал пальцы — и Чонгук остановился, но зато, склонившись ниже, внезапно широко, с силой лизнул там, где наливалось стыдной, томной, горячей силой Тэхёново естество. — Гу-у-ук… — задохнувшись, прохрипел Тэхён, — ты… Что ты… — Мм… мой омежка совсем невинен, — пророкотал неожиданно низким, мягким голосом Чонгук. — Поэтому ты так… пахнешь… сладкий мой… И он снова лизнул там. Пользуясь тем, что Тэхён, дрожащий и стонущий беспомощно, был не в силах собрать себя и воспротивиться, Чонгук поднял подол балахона к его животу и снова склонился над ним. — Красивый, — прошептал он, а Тэхён задохнулся от смущения и того, что почувствовал: там, внизу, остаться равнодушным к похвале у него тоже не вышло, и его естество позорнейшим образом дёрнулось навстречу альфе. А тот — бесстыжий соблазнитель! — хмыкнул и мягко опустился на него тёплым, мокрым ртом, беря Тэхёна полностью. Всё тело омеги содрогнулось от пронизывающе сильной сладости, которая растеклась по нему, и он застонал — низко, громко, ничего не стесняясь уже, не в силах сдерживаться. Чонгук брал его глубоко, он безнаказанно гладил бёдра омеги, поднимал балахон до его груди и пощипывал соски — и всё сосал, насаживался, постанывая, хрипло урча, как будто ему было вкусно, безумно вкусно. Тэхён отвечал ему неприлично откровенными стонами и совершенно не понимал, что с ним происходит. Ему было потрясающе хорошо, ему было волшебно! Он уже лежал на постели, раскинув руки и стискивая пальцами покрывало — то самое, на котором так недавно боялся оказаться в сознании. Сейчас сознание его почти покинуло — и он был невероятно счастлив от этого. Он выгнулся, когда терпеть больше не был в силах, и с громким, отчаянно счастливым «А-а-аххх!» — кончил, дрожа бёдрами и чувствуя, как продолжает альфа ласкать его языком, как невыносимо остро отдаётся по его телу волна наслаждения, накрывшая его только что с головой. И кажется, на какой-то миг он потерялся, забылся, а когда снова осознал себя, тут же увидел склонённое над ним лицо с хищным прищуром тёмных, как беззвёздная ночь, глаз. — Очнулся, сладкий? — прошептал Чонгук и улыбнулся, а потом прильнул к его губам долгим страстным поцелуем. Оторвался, облизнулся — и снова прошептал: — Только это ведь не всё, знаешь? — Это было так… это… — Как же? — выгнул бровь Чонгук и снова, словно не в силах удержаться, припал к его губам. — Ммм… сладкий… ты просто потрясающе пахнешь, когда тебе хорошо… А ещё знаешь… Кажется, мне надо немного помочь тебе. Тэхён заморгал, не понимая, рука альфы неожиданно повела ему по бедру и нырнула ему между ног, туда, где было отчего-то странно тепло. А потом Чонгук поднял эту руку, и Тэхён увидел, как блеснула на его пальцах густая влага. Он растерянно приоткрыл губы, а Чонгук склонился к его уху и прошептал: — Ты потёк, сладкий… Ты так славно потёк, что я еле держусь… Тэхён сдавленно простонал и закрыл слабыми руками лицо. Потёк… Так вот почему у него в груди, в горле и носу — везде вишня! Бесстыжая, откровенная, сладкая, словно её окунули в патоку! Он возбудился так, что потёк прямо перед альфой! Боги, как же сты… — Ммм… какой же ты вкусный… — Тэхён раздвинул руки, которыми закрывал лицо, и ахнул: наглый альфа откровенно облизывал свои пальцы, только что искупавшиеся в… в… Тэхён снова простонал и сдавленно пробормотал: — Как не стыдно?.. Как тебе не… как ты можешь вообще?.. — О, мой милый, это не стыдно, это так прекрасно, что я едва держусь, чтобы не кинуться на тебя и не съесть тебя всего, понимаешь? Хотя… А почему нет? — Чонгук лукаво ухмыльнулся и наклонился ближе к лицу Тэхёна: — Могу я раздеть тебя, мой принц? Тэхён на миг растерялся, но аромат альфы так манил, так отдавался горячкой в крови его призыв, так блестели его глаза и манили пухлые губы, что, прикрыв глаза, он кивнул: — Да… но и сам… тоже… Чонгук низко заурчал и потянул с него балахон. Почувствовав прохладу своим обнажённым телом, Тэхён вытянулся под горячим взглядом альфы и снова тихо ахнул, когда тот повёл рукой по его ногам, животу и груди. — Ты прекрасен, — едва слышно прошептал Чонгук. — Ты совершенен… мой омега… как же я этого… ждал… — И он снова прижался губами к приоткрытым в восторженном и счастливом выдохе губам своего принца. — Но сейчас я хочу, чтобы ты лёг на живот. Перевернись, тигрёнок… Доверься мне ещё раз. И такая нежность была на лице альфы, а в голосе его было столько страсти, что Тэхён, ничуть не мешкая, быстро перевернулся и замер, прикрыв глаза. Чонгук повёл по его спине, а потом стал целовать её — от затылка, вдоль позвонков — до поясницы. — Приподними попку, сладкий, — проурчал он, и Тэхён, снова заливаясь румянцем, чуть приподнял задницу. Чонгук потянул его выше — и он вынужден был подняться на колени, грудью прижимаясь к покрывалу. О том, насколько стыдной была эта поза, он думал ровно три секунды — до того момента, пока горячие губы Чонгука не повели по его бёдрам, пальцы не раздвинули Тэхёновы половинки, а язык не прошёлся горячей полосой по его входу. Тэхён сдавленно выстонал что-то невнятное, и его снова накрыло волной искристой дрожи, волной удовольствия — иного, томного и тягучего — но необоримого, противостоять которому он не мог. — О, да-а-а… — глухо и низко простонал он. — Е-ещё-ё-о-о-о… В ответ он услышал лишь глухое урчание — и его унесло. Чонгук жадно стискивал его половинки, мял их, ощупывал бёдра, гладил естество — и лизал, лизал, лизал, поуркивая от наслаждения. Он проник языком в беспрестанно текущее нутро и стал ласкать там, от чего у Тэхёна перед глазами засияли мягкие волны света, тело его содрогнулось — и он снова кончил, дрожа расползающимися в стороны ногами. Альфа довольно прорычал и накрыл обессиленно рухнувшего на постель омегу собой, обнял под животом и грудью и уткнулся носом и мокрыми губами ему в шею сзади. И это было так приятно — чувствовать на себе его вес, что Тэхён заурчал ему в ответ. Выше, тише и нежнее — но заурчал, словно большой сытый кот. — Тигрёнок, — прошептал Чонгук. — Ммм… Мой тигрёнок… Я был глупцом, да? Я был просто невероятным глупцом… Я едва не лишил нас этого… — И я, — едва слышно отозвался Тэхён. — Но если… — Он прикрыл глаза. Ему было томно и лениво, всё внутри него словно мягко сияло, однако он хотел спросить… ему надо было. — Если вы умеете так… если так можно… зачем тогда травить?.. Зачем ты хотел… ммм… чтобы я заснул? — Так — я только с тобой, тигрёнок, — помолчав недолго, хрипло отозвался Чонгук. — Так — ни с кем не хотелось. Было всё… иначе. Тэхён почувствовал, как снова заклубилась тёмным облачком обида внутри, он недовольно фыркнул и повернул голову набок, отворачиваясь к стене. — И сколько их было? Ну, других… с которыми не так? Чонгук молчал. А потом стал нежно оглаживать ему бока и целовать спину. Он начал вылизывать Тэхёну шею — в общем, делать всё, чтобы омега забыл о своём вопросе. И у него это получилось. Вскоре Тэхёну стало не до попыток что-то узнать о своём наречённом. Он снова стонал и выгибался под руками и языком альфы, и когда тот, разнежив и облизав его с ног до головы, вошёл в него — сразу глубоко, одним движением, крепко зажав под собой, Тэхён лишь сладко застонал, ощущая себя наполненным, странно цельным… Всё внутри него томно содрогнулось — и он стал плавиться под сильными размеренными толчками Чонгука. А тот рычал, хрипло отзываясь на каждое своё движение, стискивал Тэхёну плечи, поворачивал за подбородок, чтобы припасть к губам — и снова, снова, снова толкался, вбивался мощнее и глубже, а потом зашёлся в дикой страсти, втискивая омегу в постель и яростно рыча. И Тэхён ответил ему сдавленным, но таким же страстным рычанием: ему было страшно и хорошо одновременно. Он ощущал, как ходит внутри него естество Чонгука, как задевает оно что-то остро приятное, наполняет и дарит наслаждение, и он терялся под ним, в его объятиях, в его рычании, в явном желании альфы взять его себе полностью, всего, без остатка. Тэхён был согласен. Отдаться. Стать частью. Лежать под ним, стонать под ним — быть его, только его. — Ты будешь моим, Тэ? — выхрипел ему в ухо Чонгук. — Ты… станешь моим навсегда? — О, да. Да! И тут же, войдя в него, кажется, до самого сердца, Чонгук впился ему в шею, ставя метку. Это было так больно и одновременно так безумно приятно, что Тэхён, крикнув высоко и яростно, провалился в чёрную горячую глубь. Он чувствовал лишь, как трясёт его от сладостных волн, которые одна за другой овладевали его безвольным телом — и, вознеся к звёздам, швыряли вниз, в сладкое пламя, чтобы снова поднять до небес. И так — до бесконечности.