Беречь и защищать (18+)

Джин сидел на подоконнике и пытался сосредоточиться на лунном свете, который освещал его, делая его полураспахнутую на груди камизу мерцающей загадочным светом из-за серебряной вышивки по краю манжет и рукаву. Луна была почти полной, лишь немного сбоку на неё находила тёмная тень, но от этого она не становилась менее красивой. Среди тёмных, сумрачных облаков, которые укутывали небо над Бигихтом, она смотрелась истинно королевской особой, освещая, словно милостью, всё, что могла достать, в том числе и лицо Джина. Он чуть щурился, медленно перебирал пальцами по колену согнутой ноги, обтянутой шёлком нарядных шоссов, которые он не снял, потому что задумался над тем, что с ним произошло и что теперь будет с ним и принцем Тэхёном. Чимин и Хёнджин, доведя его до его покоев, с поклонами удалились, Динжо на месте не оказалось, так что Джин лишь скинул парадный плащ и великолепный бальный сюркот, а потом отвлёкся — и очнулся уже вот так, сидящим на подоконнике с поднятым почти к груди коленом и второй ногой, вытянутой вдоль массивного каменного подоконника. Нога, правда, была длиннее его, так что чуть свешивалась, это нарушало сосредоточенную гармонию внутри Джина: голень быстро начала отдавать смутной болью от давления, но он терпел, ногу поворачивал — и старательно возвращался к своим мыслям. Не то чтобы он протрезвел — нет, по-прежнему голова чуть кружилась, немного подташнивало, когда Джин задирал голову, руки были слабыми, а спину так и тянуло прислониться к чему-то. Мысли у него бродили самые разные, они сбивались, перемежались какими-то ощущениями, которые то обострялись — как, например, обоняние, когда он внезапно почуял, что в его комнате отчего-то слегка пахнет цветами, которых вообще-то не должно было здесь быть, — а то слабели — как например, слух: ему иногда казалось, что совершенно все звуки в мире умерли, что совершенная, чёрная тишь окутала его, и он боязливо поводил плечами, ёжился и чуть постукивал по окну пальцами, вздыхая с облегчениям, когда слышал этот звук. О чём он думал? На самом деле пытался о многом, но внятно получалось лишь об одном: о герцоге Ким Намджуне, альфе, которого он сегодня объявил своим женихом. Этот сильный и мужественный, но такой странный человек считал своё лицо чем-то ужасным, он почти успел внушить эту мысль и Джину, а на самом деле оно оказалось не просто привлекательным — оно показалось Джину исполненным благородства. Он словно заново увидел Намджуна, когда тот снял маску, — такого сильного и такого слабого перед ним. И когда Джин думал об этом, в его сердце начинали возиться смутные злые страхи. Крутились в голове слова Чимина, слова герцога Суджи. Будто ядовитые змеи, они жалили его, и он зло поджимал губы и стискивал пальцы в кулаки: Ким Намджун будет принадлежать ему. Он так решил — так тому и быть. Джин слишком долго, всю жизнь был верным и преданным слугой, он был великолепным вассалом своему королю, он был прекрасным другом и умным советником своему принцу. Он был послушен и всегда отлично знал, когда и что надо делать, а когда — не надо. Сорвался один раз — и смело принял наказание, не попрекнул никого, не стал жаловаться на судьбу, которая была жестокой к нему, держался и был сильным. Разве он не заслужил? Сейчас в омутнённом вином и усталостью сознании всё сильнее зрела мысль, что всё, что он пережил, — всё это было для одного: чтобы сейчас иметь право взять то, что так хочется взять. Потому что если герцог Ким Намджун откажется от него, если его дядя сможет убедить альфу взять замуж какого-то там неведомого, пусть и милого, и невинного, и несчастного омежку — то он, Ким Сокджин, останется совершенно несчастным! Потому что он любит Намджуна семь лет. Нет, правда, это ведь так и есть. Тогда, в Хабе, он влюбился в него, в его тёплый взгляд, в его сильные, способные на искреннюю поддержку руки, в его чудную улыбку — и потом так и не смог этого всего забыть. Даже когда улыбался другим альфам, даже когда стонал под ненавистным сейчас предателем Миёнсоком, даже когда в своём имении ласкал милых омежек — он на самом деле просто отчаянно желал забыть его — одного-единственного альфу, с которым, как он думал, никогда ему быть не судьба. Он хотел, очень хотел забыть — и не мог. И не смог. И не сможет! А значит, Ким Намджуну, несмотря на его статус первого в роде, несмотря на планы коварного Ким Суджи, несмотря ни на что! — ему придётся смириться: бета Ким Сокджин заберёт его себе. И всё же… На самом деле звучало это сильнее и увереннее, чем на самом деле ощущалось Джином. В груди у него теснились и страх, и тоска, и отчаяние — он чувствовал себя слабым. Таким слабым! Он был один, снова один. И — да — Намджун назвал его Чимину своим мужем, однако на самом деле разве дал он своё согласие? Выразил радость? Да если бы не Джин, у них и поцелуя-то того не было бы. Так что… Джин почувствовал, как качнулись в глазах звёзды, а по щеке скатилась прохладная капля, и тут же, нахмурившись, резко вытер глаза, шмыгнул носом и горько улыбнулся. Ведёт себя, как разнюнившийся омежка, а туда же — отвоюю… заберу… будет моим… Нельзя раскисать. Они ещё даже до Хаба не доехали, они даже и не сталкивались ещё с настоящими-то проблемами, а он уже сидит тут и киснет под луной, едва ли не выть хочет, как волк из сказок… Он невольно улыбнулся своим рассеянным мыслям. Луна скрылась за облаками — надо было ложиться спать. Он прикрыл глаза. Сейчас… Пару мгновений… Странные звуки… Он вздрогнул и выпрямился. Нет, ему не показалось: стук в дверь, осторожный, но вполне слышимый, повторился. Джин распахнул глаза, не веря своим ушам. Кто… Кто бы посмел?.. Динжо не стал бы стучать, думая, что хозяин спит, а из остальных… Сердце прыгнуло на клеть груди и забилось учащённо и сладко. Да нет же… — Войдите! — Получилось хрипло и негромко, но дверь тут же скрипнула в ответ на его голос. — Герцог?.. — Внезапно всё внутри дрогнуло. — Что-то случилось? Ким Намджун выглядел безумно встревоженным, его глаза опасно блестели, часть лица, не скрытая маской, была бледна, губы были плотно сжаты и под ними залегла горестная складка, волосы его были в лёгком беспорядке, словно он бежал только что, да и дышал он рвано. Едва войдя, он остановился посреди комнаты и, замер, впился сумрачным взглядом в Джина. А тот застыл под этим взглядом — с прямой спиной и широко раскрытыми глазами. И в это время луна, снова появившись из-за туч, снова осветила его и лизнула широкой полосой света фигуру Намджуна. Джин вцепился взглядом в его лицо — и понял, что никого желаннее, чем герцог Ким Намджун, вот так бесстыдно выставленный ему на поглядение луной, у него не было в жизни. И эти чувства не были безответными. — Ты прекрасен, — тихо выдохнул Намджун. — О, звезда моя, свет мой… Ты так прекрасен! Сокджин затрепетал ресницами в ответ, эти слова не смутили его — они его встревожили так, что он нашёл в себе силы подняться и сделать два шага навстречу по-прежнему застывшему посреди комнаты Намджуну. — Что-то случилось? — спросил Джин негромко. — Что Вы… Почему ты здесь? — Я не могу, не могу, я не смогу… — Намджун внезапно закрыл глаза и прикусил губу. — Что ты… Джун? — Сердце Джина забилось безумно испуганной птицей. Нет. Нет! Он не может отказаться сейчас от всего! Нет! И Джин быстро шагнул к альфе и обнял его за шею, прижимая к себе. Нет. Не отпустит. — Звёздочка моя… — прошептал Намджун, он обхватил Джина и прижал к могучему телу так, что тот едва сдержал болезненный стон. — Звезда моя… Прости меня, прости… но я уже не смогу… — Нет, нет, не смей! — торопливо зашептал ему в ухо Джин, он судорожно сжал плечи альфы, а потом, не совсем понимая, что делает, стал целовать его висок, щёку, продолжая отчаянно бормотать: — Не смей отказываться от меня… от нас… не смей, нет! Я не отпущу, я не отдам, нет, нет! Не говори, что передумал, не говори, что… — Нет! Джин вздрогнул и съёжился от того, каким грозным, низким и яростным был этот рык. — Ни за что! Я заслужил тебя, я… я слишком часто и много отказывался от всего, ради своей семьи, их мнения, нашего рода, ради блага родных, которые презирали меня, ради Чонгука! Я был верен короне, я был верен своему долгу, но тебя… Не отдам! — И вдруг повернул Джина к себе за подбородок и впился губами в его губы. Это был жаркий, влажный и жадный поцелуй: Намджун не нежничал, он цеплялся зубами за дрожащие губы Джина, он рычал, терзая их, сосал и вылизывал ему рот, так что Джин совершенно потерялся в этом страстном безумии уже через несколько мгновений. Он мог лишь стонать в ответ, мог покорно приоткрывать рот, цепляться пальцами за плечи беснующегося альфы и прогибаться в его руках, когда тот едва ли не переламывал его, тискал, словно старался вжать в себя. А потом и этого Намджуну показалось мало, он приподнял Джина и, не отрываясь от его губ, донёс до стены, опустил на пол и тут же прижал к ней, навалившись всем телом. Уже через несколько мгновений Джина расплавило под ним: Намджун опустился мокрыми, горячими губами ему на шею и стал целовать её, обжигая и даря ощущение фейерверка перед глазам. Всё внутри Джина поджималось и отдавало тяжестью в пах и поясницу, альфа брал его — своими рукам, губами, языком — он брал его, урча и вылизывая, как дикий зверь, нежа и выцеловывая, как самый умелый и ласковый любовник. И когда треснула под его нетерпеливыми руками ткань камизы, Джин лишь высоко и коротко ахнул и повёл плечами, помогая снять её обрывки со своих плеч. Он хотел этого альфу — он получит его сегодня. Но когда он выпрямился, Намджун отстранился. Они встретились глазами, и Джин почувствовал, как горячий румянец начал заливать его щёки — таким восхищённым и жадным был взгляд альфы, что даже маска не мешала понять: этот мужчина сегодня возьмёт Джина, присвоит — и не выпустит больше из-под себя… Однако неожиданно Намджун отступил на шаг и, тяжело выдохнув, медленно опустил голову, стиснул руки, словно силой удерживая себя от касания. Джин растерянно обхватил себя руками и жалостливо заморгал. Что? Что-то не так? Намджун же внезапно, словно отвечая на этот молчаливый вопрос, зло зарычал, а потом резко развернул его к себе спиной и потянул вбок. Джин сначала невольно воспротивился, но альфа зарычал громче — и он тут же покорился. Тем более, что понял, чего хочет от него Намджун: они оказались перед большим, в полный рост, зеркалом. И Джин невольно зажмурился, когда увидел себя — полуобнажённого, в одних облегающих шоссах, подвязанных искусно сплетённой голубой шёлковой тесьмой к исподнему. Да ещё и с весьма откровенным бугорком между ног. — Смотри на себя! — неожиданно низким и резким голосом приказал ему Намджун — именно приказал, так как ослушаться Джин не посмел и открыл глаза. Намджун за его светлым плечом казался просто существом, сотканным из тьмы, в своей тёмной одежде. Его блио было чёрного шёлка, как и камиза под ним, а чёрные волосы и чёрная же маска на лице довершали казавшийся сейчас притягательно таинственным и мрачным образ. И у Джина горло перехватило от того, как ему понравилось то, что он увидел в зеркале: светлый юноша, сияющий лунным светом, на фоне чёрной массивной фигуры того, кто наклонялся к его виску и держал руками за плечи. — Посмотри на себя, звезда моя! — послышался снова горячий шёпот. — Ты небесно прекрасен! Ты — лунное сияние, озарившее мою жизнь семь лет назад! С тех пор ты приходил ко мне лишь в самые сладкие сны, лишь в самых тайных мечтах я смел смотреть на тебя, не отрываясь, касаться тебя, целовать… да, да, целовать тебя! Голос Намджуна сорвался, но он лишь крепче сжал широко распахнувшего глаз и смотревшего на него в отражение Джина, который чувствовал, как начинает всё дрожать у него внутри от этих слов — от страха, от наслаждения, от… от безумной надежды. Намджун между тем, несколько раз огладив его плечи, словно в нерешительности, продолжил глухим, полным нежной страсти голосом: — Твоё лицо выткано из солнечного света, а глаза блестят ярче самых драгоценных камней королевской сокровищницы, твоя кожа… — Он прикрыл глаза, и Джин невольно опустил свои — стыдливо и едва удерживая счастливую улыбку. — Ты сияешь, мой божественный, ты просто создан, чтобы тебе воздавали почести как самому красивому и светлому человеку в любом месте, где ты появляешься. Ты добр, честен, ты предан и умён, ты божество, ты истинное создание Звезды, и быть достойным тебя — счастье и ответственность, огромная и почти невыносимая. Но я… — Намджун прильнул к нему теснее, его руки снова поползли по плечам Джина, и он нырнул носом к основанию его шеи, обнял через грудь и жадно поцеловал нежную кожу, оставляя на ней красный цветок. — Я посмею забрать это себе, слышишь? Я посмею! Потому что я слишком зависим уже от тебя! Если бы ты промолчал сегодня, если бы выбрал другого, если бы… если бы не дал мне эту проклятую надежду, которая в мгновение ока разрушила всё, что я пытался построить в себе всё это время — я бы никогда, понимаешь? — никогда не посмел… — Замолчи, — тоскливо хмурясь, выдохнул Джин. — Заткнись, или я… — Нет, нет, я скажу, — оборвал его альфа. Джин впился в него взглядом в отражении: глаза Намджуна блистали, а губы упрямо кривились. — Я скажу, потому что сейчас у тебя есть единственный шанс отказать мне. Он должен у тебя быть, мой звёздный, но больше я тебе такого не дам. И никому уже не отдам тебя. Никому! И мне будет всё равно, что со мной сделают, мне будет наплевать, что за будущее меня ждёт! Я заберу тебя себе — и ты останешься рядом со мной! — Согласен, — хрипло выговорил Джин, — я согласен, слышишь? — Нет, стой! Так нельзя! Посмотри… сначала посмотри на меня! Ещё раз посмотри! — И он сорвал с себя маску и чуть двинулся вбок, показывая своё лицо, купая его в густом и беспощадном лунном свете. Глаза его сияли невыносимо, губы были твёрдо поджаты, между бровями залегла отчаянная складка — он был… — Ты прекрасен, мой альфа, — заворожённо глядя на него, пробормотал Джин. — О, боги, как же ты… красив!.. Глаза Намджуна сузились, блеснули лезвием. Но он почему-то медлил, хотя его пальцы сжимались на плечах Джина, почти причиняя боль. — Я буду рядом с тобой, достойным воистину королевских почестей, — наконец, тихо сказал он. — Рядом с тобой — таким — буду я, ты понимаешь это? Если бы тебе предложили… Если бы предложили альфу, который был бы красив, могущественен, обладал огромным богатством, если бы он был… — Мне никто не нужен! — нетерпеливо перебил его Джин, ощущая почти злобу против того, что говорил и как вёл себя этот глупый альфа. — Я ждал тебя семь лет! Я не мог изгнать твой образ из сердца! Я… Я же так долго тебя… — Он почувствовал, как горькие слёзы обиды подкатывают к его горлу. — Как ты можешь сомневаться… Это я сам, сам выбрал тебя! Почему?.. И Намджун обнял его, прижал к себе, укрывая в своих руках, опустился носом Джину в шею сзади и обжёг её своим огненным дыханием. — Я забираю тебя, Ким Сокджин, герцог славного Истинного Королевства, я забираю тебя по праву сильного, по праву первого, по праву истинности… Потому что ты — мой. И я никому тебя не уступлю. Он развернул Джина к себе лицом и снова страстно стал целовать. — Хочу тебя… я хочу тебя… я безумно… хочу… тебя…