Беречь и защищать (18+)

Кто шептал эти слова? Джин и сам не понимал. Как и то, кто именно потянул кого в спальню, кто первым оказался полностью обнажённым — и чей восторженный взгляд первым обласкал тело своего желанного. Очнулся он, только когда они уже стояли на коленях друг перед другом на его постели, открытые, откровенные, и тискали друг друга, жадно целуясь и почти одинаково постанывая и рыча от наслаждения. Очнулся — и повёл ладонями по горячей спине альфы, сильной, бугрящейся мышцами, опустил их на его упругую задницу и сжал — с диким удовольствием ощущая, как поджимается Намджун в его руках, как прихватывает он ему ухо и прикусывает в ответ на эту откровенную и вовсе не омежью ласку. — Мой альфа, — прошептал Джин, чуть поворачивая подбородок и давая Намджуну место, чтобы кусаться, — о, мой альфа… Ведомый внезапно захватившим его дурным желанием, он ухватил Намджуна за щёки и заставил выпрямиться, а потом сам прильнул к его губам коротким страстным поцелуем. Оторвался, заглянул в лицо и откровенно и жадно провёл языком по израненной щеке. Намджун ощутимо вздрогнул, распахнул глаза, и в них Джин увидел туманный ужас, словно напугали только что проснувшегося человека. — Что ты… творишь?! — Намджун схватил его за плечи не давая повторить, но Джин накрыл ладонью ему рот и повернул голову в сторону, подставляя под свой язык его шрамы — проклятые шрамы, которые так измучили того, кого он полюбил. — Я вылижу их, Джун, — прорычал он, почти касаясь губами бугристой кожи, — не смей мне противиться! И он снова и снова лизал неровную кожу, с каким-то неправильным, извращённым удовольствием ощущая, как дрожит в его руках альфа, как он прихватывает кожу на его ладони зубами, а его плечо, в которое впивались Джиновы пальцы, покрывается мурашками. А потом Джин, прикусивший линию подбородка Намджуна там, где на неё опускалась неровная струйка шрама, услышал глухой стон — не стон страдания, страха или отчаяния — нет! Это был стон наслаждения. Намджуну нравилось то, что он делал, нравилось! Джин отпустил его лицо и впился губами ему в шею. В ответ альфа лишь обнял его за плечи и стал растерянно, робко водить руками по его спине. Однако, когда Джин начал опускаться по его груди поцелуями, он задышал рвано и тревожно зашептал: — Джин… Джини… Под… Подожди, я… я не смогу, я не… я не выдержу, если ты… — Джин прикусил ему косточку над бедром — и он рвано выдохнул и глухо зарычал: — Чёр-р-рт… Ты же не… ты не посм… Аа-ах-х!.. Джин посмел. Он умел ласкать естество, так как омежки в таком случае просто таяли и становились податливыми и послушными, сосали и прогибались потом охотнее, полностью обезволенные этой лаской. Однако у Намджуна было всё гораздо мощнее, банально больше, так что полностью взять всё не получилось, однако альфе этого явно было и не нужно: он глухо и бархатно зарычал сразу, сначала замер, давая Джину приладиться, а потом опустил руку ему на макушку. — Джин… — Тело Намджуна задрожало и вытянулось, когда Джин взял глубже. — Д-да-а… да-а-а… Джин сосал усердно, помогая себе рукой, он брал сколько мог, вылизывал навершие, проводил языком по венам — безумно приятным, выпуклым и ощутимым — и с удовольствием чувствовал, что альфа постепенно дичает: его рука стала нажимать Джину на голову, задавая скорость, а потом Намджун стал откровенно, почти не сдерживаясь, толкаться в послушный рот. — Да… Да… Да… — коротко и жарко выдыхал он. — Ещё… О, да, как же… Да-а-а!.. Джин задыхался, но не планировал отступать, ощущая какой-то даже азарт: ему самому хотелось первый раз взять Намджуна. Нет, к его заднице он, естественно, не полез бы, но вот так — чувствуя, как разрывает альфу от удовольствия, которое он, бета, дарит ему, — почему бы и нет?.. Однако Намджун оказался хитрее и план его разгадал. Он задышал быстрее, хрипло и яростно простонал, но тут же почти силой приподнял Джина за плечи, отрывая от себя, и повалил его на спину, заставляя раздвинуть ноги, чтобы оказаться между ними. — Это я тебя возьму, — прохрипел он, заглядывая в широко раскрытые глаза Джина. — Это ты — мой, бета! — И он опустился на губы Джина, жарко целуя. Оторвавшись, он прижал руки Джина к постели, словно тот собирался вырываться, и с низким, хриплым стоном стал впиваться губами в его шею. Джин ответил ему таким же хриплым, страстным стоном; от сладкой истомы, что окатывала его своими горячими волнами, он выгибался в руках альфы и невольно притирался к его твёрдому возбуждению, истекающему соками. Оно нещадно отиралось о его пах и живот и дарило острую, колкую дрожь. Он хотел этого альфу — о, как же он его хотел! — Возьми!.. — простонал он. — Возьми же!.. Намджун проурчал что-то грозное и стиснул его запястья сильнее, он потянул их вверх и заставил вцепиться в витое изголовье постели. Джина выгнуло, когда альфа, быстро опустившись, жадно прихватил его сосок и стал его сосать — громко и сладко урча, прикусывая и продолжая тереться своим естеством там, внизу. Потом Намджун так же сладко обласкал второй сосок, вылизал Джину грудь и живот, заставляя того отчаянно цепляться за литые перекладины постели и приподнимать бёдра в попытке получить больше прикосновений. Горячий и мокрый язык оставлял на напряжённом чувствительном теле широкие влажные полосы, от которых бежали мурашки и приподнимались на затылке волосы. Но когда Джин почувствовал, как осторожные пальцы стали оглаживать его вход, он вдруг испугался. Миёнсок, прежде чем входить в него, разминал его пальцами и заливал специальным маслом, которое пахло приятно и расслабляло, позволяло отвлечься от неизбежной боли на приятный свежий аромат. Но сейчас… — Джун, — выдохнул он, пытаясь оторвать от себя утробно рычащего альфу, который всё настойчивей оглаживал его вход, при этом продолжая выцеловывать ему живот и бёдра, — Джуни… погоди… — Намджун тут же навис над ним, тяжело дыша и охватывая блестящим от возбуждения взглядом его лицо. — Джун, мне… — Джин почувствовал, как теряется: как сказать об этом? — Мне надо… прежде чем… ну… Намджун сузил глаза и сладко ухмыльнулся, а потом припал к растерянно приоткрытым губам Джина и прошептал в них: — Не бойся, мой нежный… Мой бета… Я всё знаю… Перевернись, Джини… Доверься мне… Пока Джин медленно переворачивался, всё ещё сомневаясь в том, что надо это делать, Намджун неожиданно встал с постели, повозился около и снова опустился — прямо на Джина. Он медленно провёл языком по его плечам, стал гладить ему бока, вжимаясь, ощупывая. — Ты прекрасен, — шептал он, — о, как же ты прекрасен, Звезда моя! Свет мой… лунный… — Он целовал Джину спину, опускаясь всё ниже, и, задыхаясь, продолжал пленять его своим горячим шёпотом, плавившим всё внутри: — Ты нежный… ты сладкий… твоя кожа — мёд… я вылижу тебя… всего… но после… сейчас надо, чтобы ты… чуть-чуть потерпел… краса моя… нежность моя… любимый… мой… Джин замер на этих последних его словах и невольно приподнялся на локтях, однако Намджун тут же надавил ему на шею, заставляя лечь снова. Руки альфы стали оглаживать ему задницу, он заурчал громче, а потом приник губами к чуть подрагивающим половинкам Джина. Тот замер, напряжённо прогнувшись в спине, однако Намджун урчал так сладко, губы его дарили такие нежные и влажные прикосновения, что захотелось отпустить себя и отдаться на его волю: этот человек будет лишь ласкать, он будет любить, а не только — брать. И Джин расслабился, снова лёг головой на подушку и закрыл глаза, постанывая от приятного ощущения медленно, но верно берущего его в плен возбуждения. И когда Намджун потянул чуть вверх, заставляя его приподнять задницу, он сделал это, упираясь коленями в стороны. Пальцы альфы — отчего-то очень мокрые и скользкие — стали снова выглаживать ему вход, и он лишь чуть дрогнул, простонал жалобно, но не воспротивился. Его щёки залились жаром, когда он сквозь томительный туман удовольствия, охвативший всё его тело, осознал, что альфа целует его почти там, и он не успел ничего ему возразить, так как Намджун вошёл в него пальцами и стал двигаться в нём — медленно, плавно, пробираясь глубже, даря всё больше и топя в болезненно-сладком наслаждении. Джин судорожно выдыхал, когда Намджун толкался резче, и постанывал, когда он задевал внутри что-то чувствительное, до дрожи приятное. Сколько времени так ласкал его Намджун — постепенно усиливая напряжение, растягивая, выцеловывая ему поясницу, половинки, отяжелевшие, чувствительные яйца и железно стоявшее естество, — Джин не знал, но когда альфа неожиданно потянул его, чтобы перевернуть, он покорно сделал это. Глубокие, тёмные беззвёздной, сладкой тьмой глаза заглянули ему в душу — и он ощутил, как альфа входит в него. Джин приоткрыл рот в немом стоне и чуть прогнулся в спине — то ли пытаясь избежать неожиданно сильного давления, то ли, наоборот, желая отдаться полностью — и страстно ахнул, когда Намджун, утробно прорычав, вошёл в него до конца. — Мой… — обжёг его губы жаром дыхания альфа и двинул бёдрами, заставляя Джина снова страстно простонать. — Ты мой теперь… Нежный… лунный… светлый… — Он толкался медленно, глубоко, даря ощущения невероятной полноты, утверждая каждым глубоким проникновением в истерзанное его ласками нутро свою власть над ним. — Джини… счастье… моё… Как же ты прек… расен… Мой! Мой… мой… Мой! — Тво-ой… — тихо выдохнул Джин. — Ммм… — Намджун толкнулся резче в ответ на это. — Я твой… сделай меня… своим… Намджун задвигался увереннее, он обхватил Джина за плечи, сжал его затылок и упёрся лбом в его лоб, но потом снова стал целовать ему лицо, продолжая глубоко и размеренно брать его, он глухо и страстно рычал, что-то шептал, однако Джин уже почти ничего не понимал, будучи уже весь — одно сплошное ощущение неги и желания отдаваться, принадлежать, быть под… И всё же одна мысль билась назойливой мухой у него в голове, не давая полностью улететь в удовольствие. — Пометь меня! — смог выстонать он, обхватывая ногами Намджуна и приподнимая задницу выше, чтобы он мог взять его глубже. — По… меть… В ответ альфа перехватил его плотнее и поддал вглубь так, что Джин невольно выгнулся в его руках, высоко и пронзительно ахая. — Я трахну тебя с узлом… — прорычал Намджун. — Чуть позже… Я трахну так, как трахают омег, которых берут на мужнем ложе… Наплевать мне… Ты мой! Будешь принадлежать всегда… Ты… Ты получишь узел, этого хватит… Слышишь? Джин слышал… но не совсем понимал… Всё в голове мутилось от вспыхивающего чем-то блестящим возбуждения. — Метка, — только и мог шептать он, — надо метку… — Нельзя… не могу… Это слишком… — Метку… альфа… — С-сука-а-а… Да, да, да-а-а… Как же хорошо!.. Джин совершенно потерялся, когда Намджун ускорился, вжимая его в себя, волна горячего и острого наслаждения накатила на него почти неожиданно, а сил держаться уже не осталось, он вскрикнул, выгнулся, дрожа всем телом, и с оглушающим ощущением фейерверка, рвущегося внутри, кончил… На мгновение всплеснув светом перед глазами, всё на какое-то время погрузилось в бездну — и снова возникло долгими толчками альфьего естества внутри, отчаянно громким, яростным рычанием «Джии-и-ин!» — и тяжестью от рухнувшего на него тела кончившего в него Намджуна. И — тишина… ти… ши… на…

***

— Послушай… — Намджун снова осторожно положил руку Джину на плечо, но тот снова её скинул и попробовал встать, однако в этот раз Намджун был настойчивей, схватил его за плечи и усадил снова на постель, тут же обнял, с силой прижал к себе, забираясь носом в волосы у него на затылке… — Мм… Джини… Глупенький мой… — Пусти меня, — дёргая плечами, резко ответил Джин и попытался вывернуться из его рук, однако ту же охнул и скривился: болезненная судорога прошила поясницу и заныло между половинками. Он покраснел от смущения и злости и снова дёрнулся: — Пусти! Я бы понял, если бы ты на самом деле хотел… чтобы мы были вместе и поэтому… А так — просто пришёл и трахнул, как какого-то… — Глупенький мой… Ты такой сладкий, когда вот так дуешься… Альфа мурлыкал, огромным котом тёрся о его обнажённую спину, обвивал руками, не давая двинуться, водил влажными губами ему по шее и плечам — но Джин не сдавался: — Отпусти меня! Ты должен был меня пометить! И если бы на самом деле хотел, чтобы никто уже нам не помешал, то и… — Я бы не посмел… — страстно дохнул ему в шею Намджун. — Метка лишит тебя выбора, понимаешь? — А ты, значит, всё же в нём сомневаешься? — Джин зло оскалился, снова изо всех сил дёрнулся — и снова свалился в руки альфы, который тут же прижал его ещё сильнее. — Пусти! Ты просто наглый и беспринципный… — Ты не всё знаешь, моё солнце… Звезда моя… Джин замер и напрягся. Что? Он попробовал повернуться к начавшему снова мягко целовать ему шею альфе, но тот внезапно опустил руку ему между ног и накрыл его естество. — Нет! — возмущённо вскрикнул Джин. — Н-не-ет… Ладонь у Намджуна была большой и горячей, он умело мял, ласкал и гладил, его зубы прихватывали Джину кожу у основания шеи — как раз там, где должна уже была гореть метка, и от этого по телу бежали острые и сладкие мурашки, а воля таяла и растворялась, словно и не было её никогда. — Я сказал, что возьму тебя с узлом, — прошептал Намджун, и Джин, который пытался справиться с участившимся дыханием и тяжкой сладкой истомой, медленно охватывающей его тело, обиженно простонал. Намджун тихо засмеялся и продолжил: — Я залью тебя семенем, Джини, и тогда никто не посмеет… Понимаешь? Ты пропахнешь мной так, что ни один… — Я н-не… я не смогу… — Джин уже дышал рвано, естество его было почти налитым, всё тело снова перехватывали волны наслаждения, так что он едва мог соображать. — Я же… не смогу… не буду пах… — Сможешь, мой лунный, — сладко шептал ему Намджун, едва ли слушая его, — я сделаю тебя своим… Я буду так тебя… Резкий стук в дверь был словно ведро ледяной воды на разморённое жаром летнего солнца тело. Они оба вздрогнули, и Джин невольно прильнул к Намджуну теснее, а тот оскалился и глухо, злобно и яростно зарычал: — Не открывай! Нет! Стук повторился, в дверь просто истошно забарабанили, и Джин испуганно рванул из рук Намджуна. — Надо открыть, а то они всех перебудят! И тогда тебя здесь найдут, и… — Не открывай! — настиг его Намджун, снова схватил и прижал к себе. — Послушайся меня… пусть ищут… Но стук, который уже превратился в отчаянный грохот, не дал Джину сосредоточиться на горячих объятиях альфы и услышать в его словах отчаянную мольбу. — Погоди, а если это от Тэхёна… Или Чонгука… Нет, Джун, погоди, я сейчас… Он оттолкнул альфу, быстро накинул на себя подвернувшуюся на пути робу и поверх — Намджунов плащ, валявшийся на кресле, и — как был босиком — дёрнул засов на двери. Герцог Ким Мано Суджи пылал бешенством и был странно встрёпан. Он выкатил на Джина глаза, яростно зарычал и неожиданно изо всех сил толкнул его, быстро заходя за ним следом и закрывая за собой дверь. — Где он? — злобно щурясь на совершенно выбитого из колеи юношу, прорычал Суджи. — Где мой сучий племянник?! Вы не спите, да? Он… Он приходил к Вам? Он пытался… — Суджи вдруг потянул воздух затрепетавшими ноздрями, его взгляд заскользил по телу Джина, и он издал тоскливый короткий вой, а потом оскалил белые зубы в злобной ухмылке. — Что за… что за вид, герцог?! Такой вид говорит о крайне неприлично, я ведь всё пони… — Внезапно глаза его расширилась, и он, глядя Джину за спину, словно невольно, отступил. — Ты… Ты всё же здесь! — В голосе Суджи было отчаяние. — Ты, ненормальный, сучий идиот! Ты что — посмел его трахнуть? Ты… ты… И вдруг он кинулся на Джина, неожиданно сильными руками обхватил его и сунулся носом к его шее. Жадно потянув, он стал обнюхивать совершенно оторопевшего бету, провёл носом по его вискам, по шее под подбородком, дёрнул Джина за волосы на затылке, заставляя откинуть голову, и ткнулся носом ему в ложбинку под кадыком, а потом дёрнул в стороны плащ и попробовал задрать ему робу. Но вот тут Джин очнулся. Испугано вскрикнув, он изо всех сил оттолкнул Суджи и кинулся в объятия к стоящему у входа в спальню Намджуну. Альфа принял его, обнял, почти подхватив на руки, и крепко сжал. Джин оглянулся на Суджи и замер, трепеща внутри от того, какими бешенством сверкал взгляд герцога. Суджи на него не смотрел. Он смотрел на Намджуна — и этот взгляд обещал альфе все муки чёрных адовых кругов. — Немедленно отпусти его, Ким Намджун, — ледяным голосом произнёс Суджи. — Немедленно отпусти его, сукин сын! Ты и так сделал больше, чем делают государственные преступники, которых вешают на Мейской площади! — Нет, — твёрдо ответил Намджун, и Джин поёжился от того, каким холодным и злым был его голос. — Этот бета — мой муж. Я взял его на ложе этой ночью и сделал своим. — Лжёшь, сука, даже на это у тебя не хватило отваги! — взвизгнул Суджи. — Ты не посмел его пометить! И вряд ли вообще по-настоящему брал! Он не пахнет тобой! Отпусти его, отдай его мне и его судьбе! Джин распахнул глаза, поражённый его словами, а Намджун яростно прильнул к его шее. Так же, как до этого Суджи, он стал водить носом по ней и неожиданно глухо и горестно зарычал. — Он бета! — почти крикнул Суджи, и в голосе его появилось дикое, неприятное торжество. — И даже если ты его трахал всю ночь, но не пометил, он не пахнет! А значит, будет отличным… — Нет! — взревел Намджун и подхватил Джина на руки, а тот, слабо вскрикнув, вцепился ему в шею. — Стража! — крикнул Суджи высоким, звенящим голосом — и тут же дверь распахнулась от удара сапога, и двое высоких альф, одетых в цвета герцогства Ким, выросли рядом с ним. — Именем короля! Взять этого альфу под стражу! Отвести его в темницу и оставить там до особого распоряжения Его Высочества принца Чонгука! Именем короля! Охрану к этой двери — и никого не впускать! Джин в ужасе вскрикнул, когда Намджун почти закинул его за свою спину и в ярости выпрямился, собираясь, видимо, противостоять надвинувшимся на него охранникам. — Нет! — крикнул Джин. — Джун, нет! Пожалуйста! Чонгук! Он нам поможет… Джун, умоляю! Намджун опустил руки, а потом склонился, чтобы поднять плащ. На нём было лишь исподнее да длинная ночная роба, ему не дали даже сапог надеть — схватили за руки и потащили к двери. Стискивая кулаки и зубы, чтобы не закричать от отчаяния, Джин проводил его взглядом и в ярости уставился на герцога Суджи, который, ухмыляясь, проследил за тем, как Намджуна вывели, а потом налил себе вина из кувшина и с откровенным наслаждением выпил его. — Как вы смеете всё это делать? — сквозь зубы процедил Джин. Суджи скользнул по нему глазами, и вдруг на губах его появилась сладкая улыбка, словно он увидел что-то очень аппетитное. Джин рассвирепел. — Отвечайте! Как вы смеете так себя вести здесь, в замке принце Чонгука?! — Принцу Чонгуку сейчас, право же, не до нас с Вами, милый герцог, — ответил ему Суджи, и его глаза внезапно сузились, в них мелькнуло что-то опасное, но он тут же снова приторно улыбнулся. — Но и он, как и я, как и мой племянник — все мы подданные Его величества, короля славного Бантана Монгуна. И то, что мы все обязаны в точности исполнять его приказы, подчиняться его воле и смиряться с его решениями, — очевидно для всех, не так ли? Джин нахмурился. — Я не понимаю, при чём тут это! Я спросил, по какому праву вы ворвались сюда, в мои покои, и… — Я предотвратил страшное преступление против монархии и лично против короля, мой прекрасный бета, — значительно приподнимая брови, ответил Суджи. — Какое ещё преступление? — раздражённо поморщился Джин. — Мы с герцогом Кимом — свободные люди, мы можем… — Не можете, — прервал его Суджи. — Вернее, Намджун может, а Вы, мой прекрасный — нет. Потому что вы приехали сюда, в нашу страну, с одной единственной целью: стать супругом нашего короля, Монгуна Милостивого, и осчастливить народ Бантана своей мудростью и волей!