Беречь и защищать (18+)

Тэхён проснулся оттого, что ему было холодно. Он вообще мерзлявым не был, но от покрывала даже в свежую летнюю ночь не отказывался. Беда была в том, что просыпаться ему совсем не хотелось: ему снился прекрасный сон! В нём он гулял по какому-то цветущему вишнёвому саду, вокруг были гроздья пышных белых цветов, которыми кипели юные деревья с тонкими изящными ветвями. Тэхён гладил осторожными пальцами зелёные свежие листья и лепестки, покрытые, словно сахарной пудрой, каким-то сладковатым по аромату налётом, и смеялся. Ему было хорошо. И ощущение это дарили не только чудесные деревья и дурманяще пахнущие цветы: рядом с ним был кто-то… Он обнимал Тэхёна за талию, склонялся к его плечу и шептал на ухо что-то невнятное, но ужасно приятное. Что-то о том, что Тэхён столь же мил и прекрасен, как эти вишни, что его глаза — блестящие драгоценные камни, кудри нежнее шёлка, что его дыхание — сама свежесть ветра, что он пленительно тонок и звонок, как ветви этих молодых вишен, а ещё… что он волшебно пахнет. И от этого у Тэхёна сладко кружилась голова, томно тянуло внизу живота, жаром пылали щёки, а ещё при этом чем-то терпким и волнующим катило по венам, обволакивало сердце — и оно замирало и таяло под напором настойчивых рук, тёплых губ, что мазали ему по уху, и нежных слов, которые он едва разбирал, но ощущал всей своей кожей. И тут, посреди всего этого, — проснулся. Потому что холодно стало. Он недовольно зафырчал и, не открывая глаз, повёл рукой, нетерпеливо ища одеяло, чтобы укрыться плотнее, перевернуться и вернуться в сладкий сон. Однако вместо покрывала он нащупал какой-то странный куль, бугром лежащий рядом. Тэхён не сразу осознал, что это за куль. Он открыл глаза. Охнув от потянувшей странной, непривычной болью поясницы, сел на постели, повернул голову и замер, чуть покачиваясь и таращась на… рядом лежащего принца Чонгука, своего Наречённого, который был с головой замотан в огромное одеяло, под которым они засыпали ночью после страстных любовных игрищ, трогательно обнимая друг друга. Тэхён обиженно шикнул и потянулся было, чтобы размотать бессовестного альфу и забрать себе часть тепла, но тут же у него что-то остро кольнуло в пояснице, а когда он, испугано завозился, чтобы понять, что это было, сильно засаднило между половинками. И он вспомнил и осознал, что именно произошло с ним этой ночью. Пискнув совершенно неподобающим взрослому и замужнему омеге образом, он повалился на спину — и тут же снова коротко и громко простонал от того, как прошлось тягучей, неприятной волной ему вдоль спины. И в это время Чонгук рядом заворочался, зарычал что-то и высунул из одеяла взлохмаченную голову. — Что? — отрывисто, хрипло рыкнул он. — Что ты… ты… Тэхён не ответил ему, но зато снова выгнулся и мстительно заскулил, ощущая, что ходить ему сегодня будет трудновато. Чонгук завозился активнее, выпростался из одеяла и склонился над ним, закрывшим глаза и затаившим дыхание в ожидании дальнейших действий альфы. — Тэ… Тэ? — с придыханием, тихо позвал Чонгук. — Ты спишь? — Мне холодно было, я проснулся из-за этого. — Тэхён надул губы и обиженно добавил: — И всё потому, что кое-кто всё одеяло себе захапал. Чонгук хрипло засмеялся, нежданно резко нагнулся и налёг на него, а потом крепко поцеловал в губы. Тэхён тут же агрессивно выставил руки, упираясь ими в плечи альфе, и открыл глаза. Чонгук смотрел на него так нежно, так любовно, что желание сердиться на него у Тэхёна пропало сразу. Он заморгал и осторожно тронул пальцами брови Чонгука, провёл ими по его щеке и носу и опустился на губы. Хитрый альфа попытался тут же прихватить их губами, но Тэхён ловко стукнул по ним кончиками пальцев и не дался. Чонгук чуть нахмурился и, оскалив белоснежные зубы, зарычал. Теперь засмеялся Тэхён и покачал головой, лукаво щурясь. — Слезь с меня, — почти сурово сказал он, — ты тяжёлый. — Нет, — коротко ответил Чонгук и снова склонился к его лицу, преодолевая сопротивление его рук. — Ты мой омега, Тэ… — И он снова припал к губам Тэхёна, обнял под плечами и талией и, сладко замычав, углубил поцелуй. Это было приятно — его настойчивость, то, что он жаждет вот так терзать его губы, поэтому Тэхён почти не противился. Его увлекло, и снова сладко закружилась голова, он подавался на каждое движение Чонгука, покорно давал сосать и прикусывать свои губы, слушал глухое урчание альфы и жмурился от удовольствия и острых мурашек по всему телу в ответ на это. А потом Чонгук стал осторожно, но настойчиво раздвигать его ноги, пристраиваясь между ними, и Тэхён пришёл в себя. — Мм… нет, нет… — заполошно вышептал Тэхён, ощущая, как естество Чонгука крепко прижалось к его естеству и начало медленно и томно тереться о него. — Нет, нельзя! Сейчас придут с дарами, придут же слуги, н-нет… нет… Гу-ук… а-аахх… — Какие там дары, никто не придёт, — жарко дохнул ему в ухо Чонгук, продолжая всё увереннее и размереннее двигать бёдрами, отираясь о чуткое и отзывчивое омежье естество. — Я запретил нас беспокоить, сладкий… Мм… упрямец… хватит дёргаться… всё равно возьму… И он оторвал от своих плеч руки Тэхёна, свёл их вверху одной своей, а второй обхватил его подбородок и заставил замереть. — Ты мой, Тэ, — прошептал он, глядя замершему, наконец, омеге прямо в глаза. — Ты только мой… И я буду брать тебя теперь, когда захочу. Потому что ты наконец-то мой… Тэхён отчаянно нахмурился и поджал обиженно губы. И когда Чонгук снова попытался его поцеловать, отвернул лицо, несмотря на то что пальцы альфы нажали ему на подбородок, невольно делая больно. Чонгук недовольно и удивлённо уркнул и осторожно прикоснулся губами к его щеке. Тэхён не пытался вырваться, однако в ответ на эту ласку лишь поморщился и тихо спросил: — А если я не захочу? Что же… Всё равно возьмёшь, когда захочешь? Чонгук низко наклонился к нему и прошептал: — А ты, значит, не хочешь? — И его наглый язык горячо и мокро облизал Тэхёну раковину ушка. Омега дрогнул и скрыть эту сладкую дрожь не смог, как и тут же снова начавшее твердеть естество было никак не укрыть от внимания Чонгука. — Не хочешь меня, моя нежность? — Голос Чонгука не был насмешливым, скорее, он был полон страсти. — Мм… А что тут у нас? — И он быстро склонился к шее Тэхёна и повёл по ней носом, а потом широко лизнул. — Не хочу, — упрямо, но едва слышно шепнул Тэхён. — Вот если… и не захочу… Мма-аххх… — Язык наглого альфы потеребил его остро стоявший сосок, Тэхён выгнулся и снова не смог сдержать отчаянно-жалобный низкий стон. — Нечестно!.. А-а-а… Так нельзя-а-а… — А как можно? — Чонгук начал медленно двигать бёдрами, всё чувствительнее притираясь к уже вполне окрепшему естеству Тэхёна. И — увы, слабый волей и духом, — тот тут же закатил глаза и выгнулся сильнее, желая всем своим телом ощутить тело альфы, которое дарило ему такое острое и столь недавно познанное удовольствие. Он издал низкий бархатный стон, и Чонгук прорычал ему в ответ: — Не хочешь? Меня не хочешь, омега? Ну, если ты будешь так не хотеть — не вижу иного выхода, как брать тебя против твоей воли… И Чонгук снова приник к его губам, целуя уже откровенно жадно, даже грубо — и возбуждая этим горячим поцелуем Тэхёна до звёзд перед глазами. И сам альфа, очевидно, не совсем уже себя осознавал, откровенно возбуждаясь от того, как гнётся и дрожит под ним податливое тело; от того, как послушно приоткрывает Тэхён свои губы и принимает его горячий язык; от того, как откидывает он в сторону голову, чтобы альфа мог вылизать снова свою метку, как обнимает его, доверчиво прижимая к себе, — и как забрасывает ему на поясницу ноги, чтобы было удобнее толкнуться в уже вовсю текущее горячим и сладким нутро и начать размеренно, жёстко и сильно вбивать его в ложе, хрипло порыкивая от наслаждения, сжимая его плечи пальцами, засасывая его губы, цепляя зубами шею, теряя себя в этом безумии — и находя лишь томное низкое «Да-а-а!» в ответ на всё, чего так хочется. Тэхён отдавался своему альфе пылко и страстно. Ему было немного больно, однако эта боль не мешала ему получать удовольствие и растворяться в нём. Смутно мелькала у него мысль притормозить Чонгука, чтобы всё же хоть немного ходить сегодня. Но неожиданно альфа перевернул его на живот и впился губами ему между половинками, жадно лакая, вцеловываясь в него так бесстыдно и откровенно, что хотелось кричать и плакать от наслаждения — и он забыл совершенно обо всём. Пусть возьмёт! Да, Тэхён не так, наверно, умел и опытен, но сейчас он был готов учиться, лишь бы из раза в раз чувствовать всё это — снова и снова. И в ответ на напористое и жёсткое проникновение, которое отдалось ему по спине болезненно-сладкой волной чего-то горячего, он закричал и застонал открыто и громко — ничего уже не боясь и не стесняясь. А потом излился от первого же глубокого толчка и впал в благостное, медовое довольство, ощущая, как пылко и жёстко охаживает его альфа, тиская в объятиях, как рычит яростно и гулко — и кончает внутрь. — Ты мой!.. Омега… омежка… Тэ… Тэ, лю… любимый… мой… Лю… бимый!..

***

Тэхён лежал на груди Чонгука и гладил его бок, проводя пальцами по двум небольшим шрамам, которые перекрещивались там, где бок переходил в спину. Он ощупывал эти шрамы сосредоточенно, а Чонгук гладил его волосы, словно в забытьи, и не мешал ему. — Твои шрамы, — тихо начал Тэхён: ему очень хотелось спросить. — Они же у вас… Ну… — Это на видном месте, — так же тихо ответил Чонгук и повёл пальцами ему по шее и спине. — Наши привычки полны лицемерия, Тэхён. И главное, чтобы не было видно, тогда — уж как получится. Но… Тебе они не нравятся? Они тебя пугают? Просто ты их трогаешь так упрямо… — Нет, нет, — помотал головой Тэхён и, прикрыв глаза, снова повёл пальцами по неровностям. — А ещё у тебя есть? — Два на спине, два на правом бедре — от сабли, но там они не очень видны, — ответил Чонгук. Он вздохнул и, подтянув Тэхёна повыше, уткнулся ему в висок. — Лекарь Пак вовремя приложил повязку с мазью и не дал снять, хотя у меня жар был, я метался. И вот — почти не видно. А здесь… — Он накрыл ладонью руку омеги на своём боку. — Это давно было, когда Пака ещё у нас не было. И на спине тоже. — А ты как… — Тэхён смутился и поджал губы. — Ты и лекарь Пак… ну… — Что ты знаешь? — неожиданно напряжённо спросил Чонгук. — Немного, ты не… не злись. — Тэхён осторожно повёл ему по груди и мягко огладил живот. — Не злись, ладно? Я не хочу обидеть, я вообще никогда обидеть не хотел… Чонгук рвано выдохнул и снова пустил руку ему на голову, начиная поглаживать и протягивать в пальцах шелковистые локоны. — Мне хорошо рядом с тобой, — тихо сказал он. Тэхён не удержался и фыркнул недоверчиво, но Чонгук повторил настойчивей: — Да, да, не вздумай смеяться! Я не стал бы врать. Ты раздражаешь, но так, как раздражают игры — зажигаешь азарт, и время рядом с тобой незаметно летит, и даже когда просто смотрю на тебя — тоже. — Много ли ты смотрел… — недоверчиво начал Тэхён, но Чонгук снова его перебил: — Много! Ты не видел, но это ничего не значит. И тогда, и в этот раз… Ты прекрасен. И теперь я счастлив, что именно ты — мой истинный. — Тэхён встрепенулся было, но замер, слушая альфу: — И поэтому я хочу, чтобы ты хорошо понимал, куда мы отправимся и что там будет. Мой брат — прекрасный человек, Тэхён. Ты услышишь много всего, возможно, — и от меня тоже. Сгоряча, когда я не могу чего-то понять, я говорю иногда очень… ммм… грубо. Он не раз говорил мне, что это меня лишает очень многого в жизни, я и сам это понимаю, но иногда поделать с собой ничего не могу. Чонгук умолк, словно прислушиваясь к Тэхёну, но тот лежал, затаив дыхание и боясь попустить хотя бы одно слово. Так что альфа продолжил: — И всё же я очень люблю его, моего брата. Мой отец был суровым человеком, настоящим воином и альфой, я бы хотел быть похожим на него во всём, кроме отношения к сыновьям. — Тэхён почувствовал, как загорается румянцем его щёки, но лишь сильнее сжал пальцы Чонгука, которые перебирал в своей руке. — Я не стану так жестоко требовать от них всего, что требуется воину для славы. Я позволю им вырасти и выбрать свой путь. Так, по крайней мере, я мечтаю. Потому что нам с Тэмином этого выбора не было дано. — С кем? — в недоумением переспросил Тэхён, поднимая голову от его груди. — Ммм… С Тэмином. Это настоящее имя моего брата. — Чонгук ласково потрепал Тэхёна по волосам и потянул снова к своей груди. — Ляг, не вертись. Иначе целовать кинусь, не удержусь. Прозвучало это шуткой, но во взгляде альфы Тэхён уловил вполне себе ощутимый блеск, так что поспешно лёг и замер. А Чонгук вздохнул и рассеянно стал поглаживать ему плечо и бок, иногда ныряя под покрывало и трогая тёплое бедро. — Есть такая традиция у нас, — начал он, — что королю при коронации дают «Первое» имя — чтобы скрыть настоящее имя, которое отныне будет произноситься многими и по-разному, от недобрых духов Чёрной ночи. Вот ему и дали это имя — Монгун. Ему не нравится, он говорит, что оно звучит, как удар по пустым и бесполезным доспехам. — Тэхён хихикнул, и Чонгук тоже хмыкнул, а потом продолжил тише и как-то тусклее: — Он хороший, Тэхён, хороший, и он меня любит, я знаю… А Чимин… — Он перехватил дыхание и, коротко промычав, начал снова: — Я был не прав в отношении лекаря Пака, Тэ, жестоко не прав. Не спрашиваю, откуда, но — что ты знаешь о нём? — Ну, он вроде как… был… ну… с твоим братом был… как с альфой… — Тэхён спрятал лицо на груди Чонгука, и тот покровительственно погладил его по макушке и прижал к себе. — Всё верно. Тэмин всегда был добрым и… ммм… любил развлечения. С ним всегда было весело. Мы запускали воздушных змеев с крыши замка, он возил меня в своё имение, в Кайюрту, и там разрешал мне бегать по лугу — огромному, как зелёное море, — и бить моим мечом глухой сорняк по его краям. Он учил меня фехтовать, говорил, что из всей молодёжи королевского рода я — лучший воин, лучше, чем он сам, потому что он войну и драку не любит. — Голос Чонгука был мечтательным и горделивым, и у Тэхёна невольно защемило сердце: всё это альфа описывал не просто как прошлое — но и как счастье, к которому нет возврата. — Мы в королевском пруду в Хабе ловили золотых карпов и таскали на задний двор к страже. Они боялись, но Тэмин уговаривал их и они разводили нам костёр, запекали её — и мы ели её втайне ото всех. И Тэмин покрывал меня, если нас ловили. Отец приказал как-то высечь его, хотя это я умолял его пойти со мной снова на пруд — и там перевернул в воду большую вазу, а та и разбилась… — Даже это Чонгук вспомнил с какой-то счастливой тоской, и Тэхён прижался к нему теснее и стал гладить его грудь. Альфа же продолжил: — Он никогда не говорил мне, что я веду себя не как альфа, не как воин. Я при нём мог… — Чонгук снова замялся и сказал тише: — Я собой мог быть при нём. Он и Намджун — только они видели меня настоящим. Они — и… Он не сказал «ты», но Тэхён почувствовал это слово у него на губах, и сердце его откликнулось на эти слова альфы тревожным и счастливым стуком. И он поднял голову, нашёл туманный от дум взгляд своего альфы и улыбнулся ему — робко и счастливо. Он не мог пока ответить ему тем же: наверно всё же настоящим Чонугк его пока не видел. Тэхён не совсем представлял, какой именно он — настоящий, однако всей душой возжелал в этот миг открыться именно таким своему альфе — и чтобы тот его принял и… полюбил. Чонгук ответил ему тут же зажёгшимся нежностью и страстью взглядом и, склонившись, поцеловал в доверчиво приоткрытые губы. — Я буду с тобой таким, — хрипло прошептал он и снова приник с поцелуем. — Буду, слышишь? Не бойся… только не бойся меня. — Он выпрямился и откинулся на подушки, обнимая Тэхёна крепче. — Я смогу тебя защитить от всего, что нас ждёт. Я буду рядом. Я тоже… тоже не хочу тебя больше злить. Я и так был слишком не прав к тебе. Простишь? Тэхён кивнул, не поднимая головы, и, жмурясь, потёрся о его грудь щекой. — Просто не пытайся меня дрессировать, — негромко сказал он. — Я и сам научусь всему, только скажи по-доброму — и я сразу сделаю. — Ну, вот, — чуть насмешливо ответил Чонгук и, поддразнивая, тронул Тэхёнов нос. — Разве это не значит — дрессировать? Ты будешь дрессировать Хенбо, а я — тебя. — Я не собака! — обиженно отстранился от него Тэхён. — Не надо так… — Ну, ладно, ладно, видишь, какой обидчивый, — довольно улыбаясь, проурчал Чонгук. — Тогда я буду помогать тебе дрессировать Хенбо. — Я и сам справлюсь! — непримиримо покачал головой Тэхён. — Даже не думай к нему подходить. У него будет только один хозяин! Я между прочим уже кое-чему его научил! — Ой ли, — выгнул иронически бровь Чонгук. — Это за полдня-то? — А вот посмотришь! Тэхён быстро замотался в покрывало, вскочил с постели и, неловко путаясь под насмешливым взглядом альфы, накинул на себя длинный балахон — Чонгуков, так как его был с бурыми неприятными пятнами из-за пролитого напитка — и быстро кликнул Хосока. Тот явился мгновенно, так как, видимо, ждал под дверями. Он тут же кинулся осматривать Тэхёна, шептать ему, что если что — мази наготове, лекарь Пак сказал, чтобы тут же к нему, чтобы… — Да ничего мне не надо! — нетерпеливо оборвал его Тэхён, хотя поясницу и затянуло снова, да и задница слегка давала о себе знать. — Ничего не надо! Принеси мне моего Хенбо! — Сейчас? — недоверчиво нахмурился Хосок. — Да, да! — Тэхён подтолкнул его к дверям. — Иди же! Вот ведь… Пусть принесут Хенбо! Он дождался, пока Хосок вернётся, неся на руках пёсика. Тот весело блестел глазами и быстро дышал, высунув ярко-розовый язычок. Увидев Тэхёна, щенок радостно затявкал и забарахтался в руках слуги, пытаясь рвануть к хозяину. Тэхён подхватил его на руки и потащил в спальню. Чонгук и не думал вставать — он развалился на постели, а увидев омегу, улёгся набок, словно зритель, ожидающий представления. Тэхён вдруг почувствовал смущение: вдруг Хенбо забыл всё? Несмело, почти робко он поднёс руку к носику вертящего хвостом пёсика, и тот тут же послушно лизнул её, а когда Тэхён повёл рукой вверх, Хенбо нерешительно тявкнул и сел на задние лапки, глядя на него внимательными глазками. — Для половины дня неплохо, — негромко сказал Чонгук. — Это не то! — нетерпеливо отмахнулся от него Тэхён — Ну же, Бо-я, давай! — И он снова поднёс к чёрной кнопке носика пальцы и потянул вверх. — Вставай! Пёсик снова замёл хвостом, приподнялся — и послушно привстал на задние лапки вслед за рукой Тэхёна. — Видишь! — Тэхён был вне себя от радости и поглядывал на посмеивающегося альфу гордо. — Мы и без тебя справимся! Я выдрессирую его, он ужасно умный! — Это было прекрасное представление! — Чонгук смотрел прямо и серьёзно, но Тэхён прищурился: этот альфа опять смеялся на ним? Однако Чонгук торжественно проговорил: — А я привык платить за чудесные предоставления. И очень хочу наградить такого талантливого дрессировщика. Тэхён вытянул к нему руку и насмешливо приподнял бровь. — И сколько же ты мне дашь? Чонгук в ответ поиграл бровями и, подавшись вперёд, ухватил его руку и потянул на себя: — Хочу тебе сказать это на ушко. Тэхён со смехом нырнул к нему, и альфа, навалившись на него, стал кусать ему шею, лизать губы, стал целовать — жарко и сладко. Его руки быстро освободили омегу от явно раздражающего его балахона, и он, справившись с приступом Тэхёновой скромности, быстро перевернул его на живот и заставил приподнять задницу. Губы альфы ласкали так жарко, он так откровенно стонал, вылизывая омежий вход и бёдра, что Тэхён быстро потерял счёт времени. Он чутко отзывался, потягивался в спине, прижимался лицом к смятой постели — и выговаривал, выстанывал, выпевал имя своего альфы. Он умолял Чонгука не останавливаться, покорно выгибал спину, подставляясь удобнее, а потом, когда альфа, выпрямившись, вошёл в него сразу глубоко и сладко, жарко зарычав и тут же начав долбить сильно и почти грубо, Тэхён стал ласкать себя сам, потому что невыносимо, ужасно, страстно хотелось взять всё, без остатка — и сейчас же! Волна накрыла его, он услышал отдалённо какой-то странный скулёж и подумал, что в этот раз его стоны звучат странно жалобно. Но наслаждение захлестнуло его, он громко провыл своё «Гу-у-ук!» — и излился, ощущая, как снова проваливается в сладкое марево забытья. Как заканчивал Чонгук он в этот раз даже не почувствовал — так был полон собственными ощущениями. Лишь тяжесть альфы на спине была в сто раз лучше и приятнее любого покрывала. Сколько они так, набаловавшись, лежали, он потом не мог сказать. Только вдруг почувствовал, что безумно хочет пить, выпростал руку из-под себя и попробовал убрать волосы с лица. — Пить… — простонал он. — Слезь… Пить хоч-чу… — Сейчас… погоди… Чонгук быстро скатился с него, и Тэхён с наслаждением перевернулся на спину и выгнулся. Тут же снова стрельнуло в поясницу, но даже и боль была какой-то сладко-усталой, почти приятной. Он стал потягиваться, потираясь затылком и плечами о постель, и не сразу понял, что Чонгука не слышно, хотя он должен был дать ему воды. — Ну же, альфа, — капризно пролепетал Тэхён и открыл глаза. — Глоток воды, я же... Он приподнялся, и внезапно Чонгук, который стоял у кровати и смотрел вниз, быстро двинулся загораживая ему обзор, поднял на него взгляд, и Тэхён обомлел: альфа был бледным, как мел. — Что… Что такое… — растерянно выговорил Тэхён и попытался заглянуть ему за спину. Чонгук, однако, не дал, быстро склонился к нему и почти силой заставил отвернуться к стене, присел рядом и тихо, но твёрдо сказал: — Прошу, не надо, не поворачивайся, ладно? Обещай мне… — Да что там такое? Тэхён сердито фыркнул и снова попытался обернуться, но Чонгук нажал жёстче и сказал громче и требовательнее: — Давай же, омега, пообещай, что не повернёшься. Прошу… — Хорошо, хорошо, — обиженно отозвался Тэхён, — не дави! Отпусти меня… Чонгук вдруг обнял его крепко и отчего-то дрогнувшим голосом сказал: — Я люблю тебя, Тэ… слышишь? Я люблю тебя! Ты и только ты — моё настоящее счастье. И я клянусь, что всё сделаю, чтобы стать твоим... твоим счастьем. Тэхён растерялся, совершенно ничего не понимая, и пробормотал: — Я тоже… то есть… я постараюсь… Чонгук? — Он почувствовал, как страх ледяной рукой начинает сжимать ему сердце. — Гук? Что… Что случилось? — Просто подожди немного, ладно? Тэхён кивнул и затих, сжавшись в углу и тревожно вслушиваясь в то, что происходило за его спиной. Вот скрипнула кровать: Чонгук поднялся. Вот он что-то делает у постели, а потом быстро выходит из комнаты. И только тут Тэхён подумал о том, что они вообще-то всё, что делали, — делали на глазах малыша Хенбо! У него тут же вся кровь прилила к лицу, и он горестно всхлипнул от стыда и страха — почему-то. — Хенбо, — дрожащим голосом позвал он. — Малыш… Хенбо? Поди ко мне… Хенбо, ну же… где ты, милый? И внезапно он услышал, как испуганно, громко и отчаянно вскрикнул в комнате рядом Хосок. Тэхёна словно снесло с постели — он ринулся из спальни и замер на пороге, пытаясь охватить взглядом картину, которую он даже сразу и не понял: около стола стояли Чонгук, стискивающий в пальцах какую-то белую тряпку, и Хосок, прижавший к лицу руки, а на столе, на большом серебряном блюде, на котором раньше стояли умывальные принадлежности, лежал Хенбо. Его голова свисала с края подноса, мордочка была, словно засохшей кровью, покрыта чем-то блёкло-красным. И Тэхёну вдруг стало отчего-то страшно за малыша, заснувшего в такой неестественной позе. Он заморгал и сделал несколько неуверенных шагов к столу, не сводя глаз с неподвижного тельца. — Хен… Хенбо… Эй, малыш... Чонгук зло цокнул и отвернулся. А потом громко крикнул: — Стража! Ко мне! В комнату быстро вошли какие-то люди, Чонгук о чём-то говорил им, они что-то отвечали, но Тэхён, сосредоточенно смотревший лишь на почему-то никак не просыпающегося посреди этой суматохи Хенбо, их не понимал. Неожиданно рядом оказался Хосок, он, кажется, умолял уйти, отвернуться, не смотреть, но Тэхён, закусив губу, сделал шаг к столу. Ему не дали двинуться дальше, схватили за руки, потянули обратно в спальню, что-то говоря слёзным тоном. Он молча вырывался и всё тянулся и тянулся к своей собаке, к своему маленькому счастью, боясь отвести от неё глаза, словно таким образом, сдавшись и перестав на него смотреть, он предаст Хенбо и тот убежит, обиженно свесив язычок... Но розовый язычок, который всегда так потешно дрожал, сейчас был вывернут набок и цвета был не розового, а странного, буро-фиолетового. — Пустите, — шепнул Тэхён, тиская ворот, который, казалось, душил его (когда он успел натянуть робу?). — Это… это же мой… нет, куда вы… Хенбо! Не трогайте… Хенбо! Он крикнул это так громко, что у него в ушах что-то лопнуло, раскатилось в голове яростным звоном — и он упал. Только не на пол — а куда-то ниже и ниже, летя словно в бездну — и не было ему видно больше ничего, и слышно тоже не было.