1#BLS. Под венец без свиданий

      Иван Николаевич прибыл на смену задолго до ее начала. Несколько дней его сын Гриша отсутствовал дома, а сегодня явился под утро в состоянии настоящей агонии. Кто знает, что такое жить с наркоманом, поймет, что наблюдать, как мучается близкий человек невыносимо больно, и ты не знаешь, как ему помочь, чтобы не навредить еще больше. Хромов дал обещание, что история с гидроморфоном больше не повторится, рисковать своей безупречной репутацией, которая уже изрядно подмочена этим стыдным грязным фактом, больше нельзя. Он привык к коллективу, особенно прикипел к одному невыносимо характерному юнцу и менять место работы просто неразумно. Если уходить из Склифа, буквально означает начинать жизнь заново: искать новое место жительства, налаживать отношения с новыми коллегами, ведь круг врачей очень узкий, многие друг друга знают, а слухи в таких кругах распространяются быстрее скорости света.       Сегодня Иван Николаевич ушел из дома около семи утра, закрывая глаза на крики сына от абстинентного синдрома. Мужчина забрал ключи сына с собой, заперев его снаружи, чтобы тот не смог выйти из дома и снова закинуться очередной дозой отравы. Идти кроме как на работу Хромову некуда, и тот приехал в институт Склифосовского за четыре часа до начала своего рабочего дня. Врач, чтобы не привлекать к себе повышенного внимания, тихо расписался на стойке регистрации в журнале, предусмотрительно вписав время прибытия гораздо позднее фактического, и прошел в кабинет Брагина.       Кабинет заместителя заведующего отделением стал настоящим пристанищем и местом отдыха для тех, кто не хочет быть замеченным в ординаторской. Самая настоящая выручай-комната. Михалыч для таких случаев сделал дубликат ключа, чтобы, как сам говорит: «Не палить контору», и припрятал его на задней стенке шкафчиков, приклеив металлический ключ на прозрачный скотч. Хромов очень удивился, когда не нашел ключа от кабинета в условленном месте, но не поменял решения пойти туда. Он прекрасно знал, что Брагин на плановой операции и у него есть время отдохнуть перед работой.       Как и оказалось, кабинет заместителя был закрыт изнутри. Хромов тихонько постучал и дёрнул ручку — за дверью тишина, видимо кто-то спит. Мужчина снова стукнул в дверь, но уже сильнее и в считанные секунды дверь отворилась.       — О, Кость, доброе утро. Прошу прощения, что побеспокоил, Олег мне разрешил приходить и отдыхать у него в кабинете, — произнёс врач, заходя в кабинет и закрывая дверь обратно на ключ изнутри. — А ты что тут делаешь? У тебя, если я правильно помню, сегодня нет смены.       — Правильно помните, — пробурчал недовольный, заспанный хирург. — Я ушёл из дома, а денег до зарплаты мне не хватит даже комнату снять у «черта на куличиках».       — Понятно, — протянул Хромов и уселся на диван рядом, со свернувшимся калачиком, коллегой. — Я бы пригласил тебя к себе, Кость, но, к сожалению, у меня нет места.       — Ничего страшного, я и здесь неплохо устроился. А Вы чего так рано приехали? — Костя понял, что дальнейший сон невозможен, и принял сидячее положение рядом со старшим коллегой. — Может по кофейку? У Брагина здесь кофемашина персональная, он не обидится, если мы угостимся, — Лазарев подхватился и принялся выбирать из скудного ассортимента кофейных капсул что-то более-менее приличное.       — Не откажусь, спасибо, Кость, — теперь уже Иван Николаевич прилёг на диван, поджав колени ближе к груди, чтобы оставить место для Константина.       — Вы не ответили, чего примчались сюда чуть свет? Опять Гриша? Может, я с ним поговорю, объясню, что к чему в этой жизни? — Костя закинул капсулу капучино и нажал на кнопку приготовления напитка.       — У меня всё в полном порядке, Кость. Ничего не нужно, Гриша скоро найдет работу, всё будет хорошо. Ты знаешь последние новости? Нарочинская уволилась, Павлова теперь главврач…       — Знаю… Теперь эта стерва может уволить меня в любой момент, когда её правая пятка захочет.       — Я так не думаю. Она мудрая, умная женщина, неплохой хирург и, как показала практика, неплохой управленец, она не будет растрачивать ценные кадры направо и налево. Мне кажется, что она просто присматривается к тебе.       — Поживём — увидим, Иван Николаевич, — Костя протянул стаканчик с напитком Хромову.       — Мы тебя в обиду не дадим, ни я, ни Брагин, ты талантливый парень, просто болтаешь много, и ворчишь, как старый дед, — Хромов вернулся в сидячее положение и принял из рук Кости пластиковый стаканчик с горячим кофе. — Спасибо.       ***       Ирина Алексеевна была в прекрасном расположении духа. Сегодня она переехала в свой новый кабинет в должности главврача. Ремонт не требовался, Нарочинская его только обновила перед тем, как заступить в должность, поэтому Павловой оставалось только разобрать и расставить по местам свои рабочие вещи. На выходных она купила некоторые элементы для декора интерьера, плед, на случай ночевки на работе, и несколько медицинских книг.       Довольная и счастливая, с улыбкой до ушей Ира разбирала коробки, с особым трепетом расставляя канцелярию на столе. Подставка под ручки из натурального камня оникса светло-зелёного цвета с рыжими прожилками, настольные часы, новенький ноутбук, подставка под документацию, перьевая ручка бренда Parker — особая статусная вещь; чёрный ежедневник из натуральной кожи змеи. Все эти мелочи доставляли неописуемую радость женщине.       Она упала в своё кожаное кресло и крутанулась в нём, не услышав, как в кабинет вошли.       — Снова ты? — нахмурилась главврач, когда, наконец, заметила подчиненного. — Ты что тут забыл? И почему без стука?       — Сколько вопросов сразу, Егорова! Ты не меняешься, — Кривицкий нагло обошёл стол начальницы и поднял ту с кресла, держа за руки.       — Что хотел? У меня нет времени…       — Егорова, неужели ты до сих пор не можешь этого забыть? — спрашивает Кривицкий тихим, грубым и одновременно нежным голосом. Просто колодец противоречий. Он всегда становился таким, когда они оставались вдвоём. Умелый хамелеон, который в один момент может подстроиться под обстоятельства и говорить, и действовать так, как необходимо в этот самый момент времени. Вот уже его сильные руки держат Павлову за талию, огромный нос картошкой касается её подбородка. От дыхания бывшего возлюбленного по спине пробегает давно позабытая от его касаний дрожь. Его губы прижимаются к её щеке, затем медленно опускаются вниз, на шею. Женщина рефлекторно наклоняет голову набок.       — Только на одну ночь… Только на сегодня, Ир, — его руки гладят ее по спине. Нежный, ласковый, даже… любящий? Как же хорошо он притворяется, и она прекрасно знает об этом. — Егорова, пожалуйста….       «Пожалуйста»? Неужели гордый, самодостаточный, выдающийся челюстно-лицевой хирург Геннадий Ильич Кривицкий умоляет?! Как низко ещё он готов пасть ради достижения своих низменных целей?!       «Пожалуйста» — сладкая, сладкая мольба, но он играет с ней. Как он делал это раньше, как тогда, двадцать пять лет назад, когда клялся в любви и вскружил малолетней семнадцатилетней девушке голову. Как тогда, когда через год отношений позвал замуж и бросил прямо в день свадьбы. Играет, как тогда — когда ему понадобилось новое здоровое сердце. Он ведёт свою грязную игру, как делал всегда — ничего не изменилось спустя все эти годы. Он всё такой же азартный охотник. Всё такой же умелый льстец и проныра, такой же…игрок. Он ничем не лучше тех, кто просаживает свое состояние в казино или карты.       Тёплые, мягкие губы движутся по её коже. Ира задыхается. Кривицкий так хорошо притворяется. Жаль, она так не может. Просто не выходит. Павлова совсем на него не похожа, но игра ведётся на её поле, и женщина не готова проигрывать на этот раз.       — Я нуждаюсь в этом… — тёплая ладонь скользит по её спине вниз. Его пальцы впиваются в ягодицы. — Ты нужна мне, Егорова.       Эти слова эхом отзываются в её голове. Она всё это время стоит, как вкопанная. Тело будто парализовало от его прикосновений, а дар речи утерян от шока, вызванного его поведением.       «Ты нужна мне».       Гена целует её за ушком.       «Ты нужна мне».       Ира крепко зажмуривается, закусывает нижнюю губу. Он прижимает её к своей груди, прежде чем Павлова успеет подумать, как сильно ей это было нужно, как сильно она нуждалась в нём. Но! Это было слишком давно, сейчас ей нужно то, что поможет забыться хотя бы на время, отвлечься от урагана событий, происходящих в её жизни.       Она хочет поцеловать его. Вспомнить на вкус эти губы. Может этот поцелуй встрепенёт что-то внутри мужчины. Его пальцы оттягивают воротник её белого халата, обнажая плечи. Он кусает её. Гена зализывает укус, прежде чем он оставляет очередной след. Павлова зарывается рукой в густые, тронутые сединой волосы. Другой рукой сжимает ткань мужской рубашки, но понимая, что без поддержки она точно упадёт, перекладывает руку на его плечо. Кривицкий снова прокладывает дорожку вверх по её шее, достигая линии подбородка, в нескольких сантиметрах от её губ. Пальцы женщины сжимают его немного кучерявую шевелюру. Ира приоткрывает губы, издавая хныкающий звук, который, она точно это знает, нравится мужчине. Он думает, что побеждает её. Она не может победить. Она проигрывает. Она всегда проигрывает, но не в этот раз. Пусть думает, что он ведёт эту партию, что в финале он вновь выйдет победителем — пусть так считает. Павлова усыпляет его бдительность своей покорностью.       «Не можешь забыть это, Егорова? Столько лет уже прошло!»       Может ли она?       Может ли она забыть его дьявольскую ухмылку в тот момент, когда он разбил её сердце, сообщая, что у него самолёт через три часа в Израиль, и он летит один?       Может ли она забыть все слова обещаний, которыми он сыпал на протяжении их отношений?       Может ли она забыть, как он снова втерся ей в доверие и заполучил такое необходимое ему сердце? Может ли она забыть, то злосчастное «Выкрутишься», когда она призналась ему, что разорвала запрет на трансплантацию органов молодого парня?       Может ли она забыть всё это? И какого должно быть ей после всего пережитого?!       Может ли она забыть, что он на самом деле не способен любить? Раньше, может быть, так бы и было, но не в это раз! Она не даст себя растоптать очередному лживому мучителю. Кривицкий никогда не проигрывает, но скоро он узнает вкус поражения! Она не станет игрушкой на одну ночь. Ира слышит стон, который Геннадий старается заглушить, прижавшись к её шее. Мужчина крепче сжимает её талию.       — Егорова, пожалуйста! Ты можешь простить меня?       Она не понимает, послышалось ли ей, или он на самом деле сказал это. «Ты можешь простить меня»? Или это всего лишь в её голове. Или это его очередная уловка.       — Ира, пожалуйста. Пожалуйста. Ты можешь меня простить?       О нет, он не просит прощения, не заглаживает свои грехи. В конце концов, никто никогда не видел, чтобы дьявол старался исправиться. Она не может этого сделать. Она не должна позволить ему заполучить её. Ведь все слова, сказанные сегодня, будут забыты завтра. Разве не об этом он её просил?       Вот о чём он просил. Об одной ночи. А потом? Что будет завтра? Что будет в будущем?       Кривицкий не знает будущего. У него нет и не будет никакого будущего, с ней так точно. Интересно, для чего он опять появился в её жизни?! Наверное, снова понадобился молодой здоровый орган, чтобы продлить его жалкое существование на этом свете. Только в этот раз ему придётся обойтись без неё и её связей. Ира не может сдаться. В её будущем нет никакого Гены и быть не может. Несколько лет назад Павлова окончательно научилась жить без него.       — Егорова, не можешь забыть, то, как вырвала сердце этому бедному мальчику? — резко произносит мужчина, заподозрив неладное.       Главврача как будто окатило ледяной водой. Она будто пришла в себя от оцепенения. Руки Иры дрожат, когда она отталкивает хирурга. Руки Кривицкого соскальзывают с её тела. Он смотрит на неё, и в его глазах сразу же появляется непонимание. Смятение, боль, потеря, страх.       — Что мне сделать, чтобы ты меня простила? Хочешь, на колени встану?       — Вставай!       Кривицкий не поверил своим ушам, он застыл на мгновение, внимательно изучая глазами, каждый недрогнувший мускул ожесточившегося лица. Ничего не оставалось делать, и Гена медленно встал перед Павловой на колени. Руки он устроил на её бёдрах, а щекой прижался к низу её живота и всё продолжал умоляюще шептать: «Прости… Прости… Прости меня».       В кабинет, как обычно без стука, влетела, словно разъярённая фурия, Фаина Игоревна — старшая медсестра. Прошло уже две недели, как она вышла из заслуженного ежегодного отпуска, а жалобы от неё или доноса до сих пор не поступило. Ворвавшись в помещение, Усова застала довольно интимную сцену.       — Извините, я зайду позже, — еле слышно произнесла Фаина, пятясь спиной к двери.       — Не нужно, Фаина Игоревна. Геннадий Ильич уже уходит. Вы что-то хотели? — Павлова оттолкнула от себя Кривицкого и прошла за свой рабочий стол. — Геннадий Ильич, вы можете быть свободны, — резко и строго прочеканила начальница, указывая мужчине рукой на дверь.       Геннадий Ильич нехотя поднялся на ноги, демонстративно приводя в порядок свои брюки, отряхивая их, словно стоял только что на асфальте. Он молча кивнул, глядя Павловой в глаза и застыл в дверях, когда услышал её обращение к себе:       — Да, и ещё кое-что! Геннадий Ильич, советую хорошенько запомнить, если планируете здесь работать: без стука и без приглашения в мой кабинет больше не входить, моя фамилия не Егорова, а Павлова, обращаться ко мне можно только по имени отчеству, напомню, меня зовут Ирина Алексеевна. Можете быть свободны.       Хирург молча вышел из кабинета, даже не оборачиваясь. Фаина Игоревна по-прежнему находилась в состоянии близком к истерическому припадку, что не утаилось от глаз Павловой. Главврач налила холодной воды из кулера, из кармана достала пластину с успокоительным, выдавила две белые круглые таблетки и вместе со стаканом протянула Фаине.       — Вот, выпейте и рассказывайте, что хотели. Кстати, вас это тоже касается — без стука ко мне не входить, что за привычка идиотская? — взорвалась Павлова, но быстро понизила амплитуду своих герц, обратив внимание на пограничное состояние подчиненной. — Фаина Игоревна, извините, что повысила на вас голос. — Ира присела рядом с Фаиной на диван и терпеливо ждала, пока к той вернётся дар речи.       Ждать долго не пришлось, Усова хоть и горячая и взрывная женщина, но быстро отходчивая. Она залпом опустошила стакан, поставила его на стол и, повернувшись полубоком к начальнице, приступила к доносу:       — Дело касается Лазарева Константина Германовича, — деликатно помедлила медсестра, зная, как главврач реагирует на это сочетание имени и фамилии.       — Что с ним? — сразу нахмурилась Ирина Алексеевна, уже предчувствуя новые проблемы.       — Я думала, что мне вчера показалось, но сегодня я убедилась в своих догадках окончательно. Он здесь живёт.       — В каком смысле живёт? — недоуменно вскинула брови Павлова. — Фаина Игоревна, суточное дежурство у хирургов не означает, что они теперь здесь поселились.       — Вчера Константин Германович упорно напрашивался ко многим коллегам в гости, все отказали. Вечером я видела, как он заходил в служебный душ. Сегодня я приехала раньше обычного, вы же поручали мне проконтролировать поступление мебели в кабинет Олега Михайловича, в кабинете вашего бывшего заместителя спал Константин Германович, а суточного дежурства у него не было, — на одном дыхании отрапортовала Усова. — Сегодня его смена началась только в двенадцать дня, а спал в кабинете Брагина он в шесть утра.       — Фаина Игоревна, что вы от меня хотите? Я, конечно, проверю информацию, но….       — Ирина Алексеевна, может, ему помощь нужна? Может у него что-то случилось, надо узнать!       — Вот и помогите ему, если Вы такая сердобольная. У нас помимо Константина Германовича есть ещё сирый и убогий кому требуется ночлег — Кривицкому Геннадию Ильичу. Знаете такого?       — Зачем вы так говорите? Он не сирый, и тем более не убогий. Прекрасный человек, хороший мужчина…       — Вот ему и помогите! Этому хорошему человеку и прекрасному мужчине, а Лазарев взрослый мальчик, сам разберётся. Насколько мне известно, он точно не нуждается в помощи, у его родителей столько денег, что он может позволить себе не только проживание в гостинице или аренду жилья, но и купить квартиру в центре Москвы с видом на Кремль в любой момент времени ему труда не составит. Видимо вы что-то не так поняли и прибежали ко мне со слухами и сплетнями, которые я не приемлю! Смею вам напомнить, вы старшая медсестра, вот идите и занимайтесь своими прямыми обязанностями, Фаина Игоревна, я вас больше не задерживаю.       — Всё ясно. Я пошла. Хорошего дня, Ирина Алексеевна.       — Фаина Игоревна, если встретите Лазарева, передайте ему, пожалуйста, чтобы зашёл ко мне.       — Хорошо, передам.       ***       Павлова как раз возвращалась в свой кабинет из кафетерия на втором этаже, когда заметила молодого хирурга, который нервно хлопал себя по карманам, стоя у автомата с напитками.       — Одолжить Вам монетку? — обратилась Ирина Алексеевна к Лазареву, устав наблюдать за бесплодными попытками Лазарева отыскать хоть какую-то мелочь.       — Благодарю, обойдусь, — буркнул мужчина, даже не взглянув в сторону новоиспеченного главврача.       — Ну и правильно, — неожиданно ответила та. — С вашей нездоровой нервной возбудимостью, вообще с кофеином нужно завязывать.       — Можно я сам как-нибудь разберусь с тем, что мне нужно, а что нет? — Костя, все-таки, соизволил повернуться к начальнице лицом. — Что Вам на этот раз от меня понадобилось?       — Нуууу, — протянула Павлова, убрав руки в карманы халата, — для начала узнать, почему за полдня Вы так и не явились ко мне в кабинет, хотя Фаина Игоревна Вам должна была еще утром передать, что я Вас жду.       — Я был занят очень важным, я бы сказал, неотложным делом — перебирал карты на втором посту, ведь на ближайшие недели это моя работа!       — Константин Германович, пройдемте в мой кабинет, — спокойно прервала очередной эмоциональный всплеск подчиненного Ирина Алексеевна. — Немедленно, — уже строже добавила она, зная, что с первого раза до этого мальчишки никогда не доходит.       Лазарев, будто осознав безвыходность своего положения, поплелся за женщиной, продолжая что-то бурчать себе под нос.       — Латте или капучино? — спросила главврач, как только дверь за спиной хирурга захлопнулась.       — Что, простите? — Не понял Костя.       — Вы же собирались выпить кофе, не так ли? Я Вам сделаю, — Ирина Алексеевна постучала аккуратным ноготочком по капсульному аппарату. Какой предпочитаете?       — Латте, — неуверенно ответил Лазарев, растерявшись от столь любезного предложения. — Спасибо.       Через пару минут дымящийся напиток был готов, и Павлова протянула стакан с ароматным кофе Константину и, разместившись за своим столом, пригласила молодого человека занять место напротив.       — Сегодня утром Фаина Игоревна доложила мне, что Вы проводите в Склифе гораздо больше времени, чем того требует ваш график дежурств, — начала главврач, не ходя вокруг да около. — Как Вы можете это объяснить?       — Не понимаю, о чем Вы, Ирина Алексеевна, — сразу же закосил по дурачка Костя, но Павлову так просто не проведешь.       — Не понимаете? — она сцепила руки в замок и наклонилась вперед, впиваясь взглядом в подчиненного. — Вы здесь ночлежку устроили?       Лазарев не нашелся, что ответить. Он так устал от всего. Парень только опустил голову, будто вся нависшая над ним безысходность, наконец, рухнула, придавливая его к земле, и он только сейчас осознал, что никто не поможет ему подняться, никто не стряхнет с него пыль и не скажет, как быть дальше.       — Константин Германович, что у Вас случилось? — Уже мягче спросила Ирина Алексеевна, так и не дождавшись хоть слова в ответ. — Костя.       — Мне больше некуда пойти, — наконец, пришел в себя Лазарев. До аванса еще неделя, а раньше снять себе жилье мне не по карману.       — Вам одолжить денег? — не задумываясь, предложила Павлова. Как бы они друг к другу ни относились, как бы ни раздражали друг друга, Ира просто не могла не предложить помощь тому, кто в ней нуждался. Она больше не собиралась ни о чем спрашивать, но Константина как будто прорвало, и он сам вывалил на начальницу все, что в нем накопилось за это время. В тот момент молодой врач и сам не мог ответить, почему именно сейчас и почему именно этому человеку. Может, чтобы от него, наконец, отстали, а может, потому что эта женщина была его единственным спасением. По крайней мере, Шура считала именно так.       — Не надо, это не решит моих проблем, — тяжело вздохнул Костя. — Мой отец умирает. И будто одного этого факта недостаточно, чтобы перевернуть всю нашу жизнь, так он еще и завещание составил, в котором черным по белому написано, что мы с матерью останемся с голыми задницами, если я не женюсь в ближайшие пол года. А у меня даже девушки нет! Отец давит, мать давит… Я чувствую себя каким-то загнанным зверьком, который уперся в стену, в то время как охотники целятся в спину.       — Я не знаю, чем Вам помочь, Кость, — вздохнула Павлова, после минутной тишины, воцарившейся в помещении после неожиданного монолога Лазарева.       — Выходите за меня, — совсем не весело усмехнулся хирург.       — Рада, что Вы не теряете чувство юмора, пусть и такое идиотское.       — Я серьезно, Ирина Алексеевна, — вдруг лицо парня стало в разы серьезней. Он наклонился ближе к столу, выставив вперед скрещенные на груди руки, и уставился в уже не такие холодные глаза начальницы. — Притворитесь моей избранницей. Отец хочет, чтобы я как можно скорее представил ему свою потенциальную невесту. Вас он точно не одобрит. У нас большая разница в возрасте, а ему нужны внуки — наследники.       — Ну, фразу про возраст я пропущу мимо ушей, — выбитая из колеи подобным предложением, Ира, откинулась на спинку кресла, так же скрестив руки, — ради вашего же блага, Константин. А по поводу всего остального, я скажу лишь одно — абсурд. Ничего бредовее я за всю свою жизнь не слышала. А уж поверьте, наслушалась я всякого. Я, конечно, Вам очень сочувствую из-за отца, но…       — Само собой, я заплачу Вам…       — Лазарев! — Прикрикнула Павлова, пока парень не нагородил еще больше. — Идите работать!       — Ну да, столько еще карт не переложено из одной стопки в другую — класть не перекласть. Спасибо за кофе. — Костя отставил почти нетронутый напиток в сторону.       — Было б за что, — хмыкнула Ирина Алексеевна.       — За заботу, — впервые на лице парня мелькнула легкая улыбка, которую начальнице еще не доводилось видеть раньше.       — Банальная вежливость, — поправила она. — Вам не понять.       Лазарев шутливо поклонился и молча вышел, оставляя Павлову одну.       — Только зря капсулу перевела, — проворчала главврач, дотягиваясь до остывшего латте. Не пропадать же добру.       ***       Рабочий день закончился. Павлова вышла из здания и остановилась на ступеньках, подняла глаза к небу и глубоко вдохнула летний, но прохладный воздух. От неожиданно неприятного холодка женщина поёжилась и, обняв себя руками, потерла плечи. День был сложный, до невозможности длинный, хотелось, как можно скорее добраться домой. Она уже представила, как нежится в теплой воде с густой пеной, наслаждается красным сладеньким вином, и не замечая ничего и никого вокруг, быстрым шагом помчалась в сторону ворот. Её порыв был прерван грубой остановкой — кто-то с силой схватил её за локоть и развернул. Непонимание происходящего сменилось гневом, когда она увидела, кто именно это сделал.       — Анатолий Борисович? Что-то хотели? — Павлова пытается осторожно выпутаться из его оков, но не выходит.       — Поехали, поужинаем. Нам надо поговорить, — мужчина делает шаг по направлению к своему чёрному микроавтобусу, утягивая Ирину Алексеевну за собой.       — Мой рабочий день закончен. Если у вас есть разговор, пожалуйста, приходите ко мне в приёмные часы по предварительной записи. Вторник и четверг с одиннадцати утра до двух часов дня. Сейчас я тороплюсь, всего доброго, — Павлова вновь предприняла попытку вырваться, но безуспешно. Он вцепился в неё, как питбультерьер мёртвой хваткой.       — Ты что несёшь? Совсем страх потеряла?! Успела меня забыть? — Алеников схватил Ирину за плечи и притянул к себе так близко, что их тела соприкасались, на своём ухе она чувствовала чужое горячее и тяжёлое дыхание. — Ты будешь делать всё, что я тебе скажу, иначе я тебя в порошок сотру! — Он отстранился и посмотрел ей прямо в глаза, взгляд был злым, на лице появился звериный оскал.       — Отпусти меня сейчас же, а то…       — А то что? Кричать будешь? Не посмеешь! — Анатолий начал залазить в автомобиль утягивая женщину за собой, которая активно сопротивлялась. — Ира, садись в машину, не устраивай сцен.       За то время, что они не виделись, появилось ощущение, что Алеников стал ещё больше и сильнее. Сопротивляться становилось всё тяжелее, Павлова уже почти выбилась из сил и начала поддаваться. Её тело вновь сковал страх, она перестала контролировать свои действия, ноги послушно волочились в сторону тянущего за собой мужчины. Когда её нога коснулась порожка микроавтобуса, Ира услышала, как ее окрикнул донельзя раздражающий голос, но сейчас она была так рада его услышать! К транспортному средству быстро подбежал доктор Лазарев, который только что вышел из здания Склифа.       — Ирина Алексеевна, я вас обыскался. Едем? — Константин взял Павлову за руку, выхватывая её из цепких лап чиновника. — Мы же договаривались, помните?       — Да, что-то вы задержались, Константин Германович. Вот, Анатолий Борисович уже хотел было меня подвезти, — женщина спустилась с порожка микроавтобуса, теперь утягивая Аленикова вслед за собой из машины.       — Добрый вечер, Анатолий Борисович, — Лазарев протянул правую руку мужчине для рукопожатия, чтобы тот выпустил женщину окончательно. — Сегодня я сам отвезу Ирину Алексеевну, мы договаривались еще утром об этом, — Костя осторожно загородил собой начальницу, заводя рукой её за спину.       — Раз так, тогда конечно, — согласился Алеников. — Извините, я не знал о вашей договоренности. Хорошего пути, — Анатолий крепко сжал руку молодого врача и взглядом исподлобья проводил удаляющуюся от него пару.       Павлова расположилась на пассажирском сидении рядом с водителем, и автомобиль с рёвом мотора рванул с места. Оба сидели в полной тишине, хирург даже радио не стал включать. В зеркале заднего вида врач заметил черный микроавтобус, который ехал за ними от самой больницы, даже не пытаясь скрыть факт преследования. Проехав несколько кварталов, Лазарев притормозил у кофейни:       — Латте с лавандой?       — Что? — Павлова не услышала, что спросил Костя, она полностью была погружена в себя и прокручивала в голове случившееся.       — Я предпочитаю латте с лавандой перед сном. Вы будете?       — Да. Да, Кость, спасибо, — отстраненно ответила Павлова, находясь по-прежнему в состоянии оцепенения после встречи с прошлым.       — Ирина Алексеевна, за нами наблюдают. Вы не будете против, если я немного покружу по городу, мне нужно сделать несколько дел, а потом подвезу вас домой? Мне так будет спокойнее, не хочу, чтобы Алеников «провожал» нас до вашего дома.       — Не стоило вообще вам в это лезть, Кость…       — И позволить ему увезти вас в неизвестном направлении? Вы меня, конечно, извините, но весь Склиф в курсе о ваших с ним прошлых отношениях, и я в том числе. Я прекрасно понимаю, чем могло всё это закончиться. Вы меня не долюбливаете, я вас, признаться, тоже, но физических издевательств над женщинами я не приемлю. Мне нужна начальница в целости и сохранности, кто ж ещё будет меня увольнять каждую вторую смену?! — Костя едва уловимо улыбнулся и посмотрел в зеркало заднего вида, микроавтобус припарковался позади. — Всё, я пошёл.       — Спасибо, — её рука легла ему на предплечье и легонько сжала.       Лазарев быстро вернулся назад с двумя картонными стаканчиками на подставке и увесистым бумажным пакетом.       — Я осмелился взять на свой вкус выпечку. Вы же наверняка, как обычно ничего не ели с утра. Поэтому вы такая злая и ходите, шипите на меня всё время, — Костя расслабился, он находился на своей территории и не стеснялся в высказываниях. Он открыл пакет и передал ей круассан с сыром и орехами.       — Не нужно было, Константин Германович, мне, правда, неудобно. Сколько я вам должна?       — Я угощаю. Пусть это будет моим извинением за то, что нахамил сегодня.       — Только сегодня? — искренне удивилась Ирина Алексеевна.       — Ладно, не только сегодня…       Павлова ничего не ответила, а только открыла крышку и сделала небольшой глоток обжигающего напитка. На выдохе раздался стон удовольствия, она закатила глаза, глубоко вдыхая приятный аромат арабики с примесью лавандового сиропа.       — Мммм… Боже, как вкусно.       — Можно просто Костя, зачем же так официально, — решил пошутить молодой врач, но тут же прикусил язык, получив в ответ строгий убийственный взгляд начальницы. — Понял, перегнул. Едем.       Лазарев еще минут сорок колесил по Садовому кольцу, заезжая в самые разные места по дороге. То в аптеку на Таганке, где забрал лекарства для Шуры в сопровождении Павловой, то вместе зашли в красивейшее здание на Арбате, где, судя по вывескам, собрались всевозможные организации от нотариуса и адвоката, до мастерской по починке телефонов и клининга. Как только Костя выехал на Кутузовский проспект, что было полной противоположностью по пути к дому Ирины Алексеевны, врач обнаружил, что их «хвост» развернулся в обратном направлении.       — Кажется, оторвались, — сообщил хирург, провожая взглядом в зеркале неудачливых преследователей. — Я сейчас выеду на третье кольцо и довезу вас до дома. Через полчаса будем на месте.       — Спасибо, вам, Кость, еще раз. Даже не знаю, как бы выпуталась из этой истории самостоятельно.       ***       Действительно, через тридцать минут черный седан стоял возле подъезда, где живёт Ирина Алексеевна.       — Подняться с Вами на этаж? — спросил Константин, осматривая двор, на сколько позволял обзор.       — Думаю, в этом нет необходимости, — покачала головой Павлова. — Вы и так очень мне помогли. Спасибо.       — Ирина Алексеевна, перестаньте меня благодарить. Я был бы последней сволочью, если бы проигнорировал происходящее.       — В таком случае, я рада, что Вы оказались в нужное время в нужном месте, — улыбнулась Павлова. — До завтра. — Она открыла дверь, чтобы выйти из машины, но неожиданно зависла, явно о чем-то раздумывая, а затем резко повернулась к Константину, ошарашив его всего одной фразой: «Я согласна на Ваше предложение».