Сборник драбблов

- Отец, ты мечешься, будто стрелка безумного компаса Джека, - обеспокоенный голос дочери эхом звучал в голове. Чем ближе к цели, тем невыносимее ожидание. Каждая минута на счету, однако, кажется, всё вокруг обернулось против него, оплетая тёмной паутиной, заставляя медлить. Рука вечно на эфесе сабли; кончиками пальцев проводя по узорам на металле, меж отливающих зеленью камней, то по обвитой чёрным шёлком рукояти. Ни ловля морских бестий, унесшая столько жизней, ни поход сквозь кишащие опасностями джунгли не останавливают. Не имеет значения ничто, кроме своей жизни. Порой он видит своё отражение в нередких водоёмах джунглей; холодный, равнодушный взгляд, сменяющийся диким и затравленным, стоит только оказаться одному. Одноногий. Навязчивая идея, не дающая покоя. Мысли о нём вклиниваются в мозг, губя разумные зачатки, оставляя лишь страх и слепую ярость неизбежности. Не познавший смерти боится её куда меньше, нежели тот, кто побывал в её объятьях. Никто не знает, что ждёт за чертой, но он уже видел своё «будущее»: лишь тьма, ни звуков, ничего. Не слышно даже собственного крика. Величие Источника не завораживает, лишь приближая развязку, отзываясь внутри терзающей неизбежностью, от которой хочется только сбежать. Но бежать поздно. Незыблемая, казалось, ледяная пелена, сдерживающая страх, рушится, разливаясь мелькающей в глазах паникой. Молочно-белый туман боле не скрывает врага. Нога соскальзывает с покрытого мхом влажного камня, под сапогом хрустит хребет павшего здесь несчастливца. Нервный, дребезжащий смех скорее призван успокоить себя, нежели раздразнить врага своим безразличием к угрозам. Однако недруг будто видит это, криво улыбаясь. Рука с зажатой в ней саблей дрожит, но не от приятного предчувствия скорой схватки, как бывало раньше. Сердце бешено бьётся в груди так, что кажется - стук его слышен каждому. Всеми силами хочется отсрочить момент, и даже минута, полная бредней Воробья, кажется великим даром. Но это жалкая отсрочка, и враги всё же сходятся в битве, но и та длится недолго; пелену у входа в грот разрывают стяги испанцев. Речь их командира, абордажные крюки, опутавшие подпирающие стены колонны, грохот рушащегося Источника, столб пыли и брызги драгоценной воды, будто в шутку окропившие лицо пирата – всё это пронеслось в одну секунду. Страх и отчаяние от потери последней надежды на спасение, выливаются в гнев, а затем и в свинцовую пулю, пробившую во лбу испанца неаккуратную дыру. Но злоба быстро отступает, сменяясь паникой; среди шума, криков раненых, и мечущихся людей не различить врага. Он отступает, опасливо озирается, в любую секунду ожидая смертельного выпада. Однако в ту же секунду получает сильный удар под колени, отчего падает на влажные, изукрашенные мозаикой плиты разбитого пола. Сабля отлетает прочь, выбитая чем-то тяжёлым, едва не ломающим кости. - Куда ты так спешишь? Ответа враг явно не ждёт; перекладина костыля давит на горло, мешая дышать. Пальцы соскальзывают с полированной древесины, в глазах темнеет. Он просыпается, резко открыв глаза, чувствуя под собой лишь мягкую кровать - не холодные плиты Источника, а с палубы доносится крик смотрового: «Пенная бухта!»