И ты можешь перестать обижаться и злиться
Решится
Всё решится само собой
Валентин Стрыкало — «Решится само собой»
Юра почему-то дышит часто-часто, а в голове роятся миллионы мыслей-пчёл и не дают успокоиться. Почему ему вдруг захотелось посмотреть на Костю, да так сильно, что взгляд отводить не хотелось? Тревожная и до ужаса отвратительная мысль возникла в сознании Татищева: «А Костя красивый…» В ту же секунду ему захотелось умереть. Пожалуй, это лето стало переломным, но окончательно добил первый сентябрьский день. За эти необычайно теплые три месяца Юра неоднократно ловил себя на подобных мыслях и каждый раз ненавидел свой мозг ещё больше. «Омерзительно», — проносилось в голове, когда Юра снова думал об этом. И парень, правда, пытался переключиться на другое: на Анечку, на девочку из соседнего подъезда и на любое иное. Лишь бы не думать о Косте. К сожалению, не работало, и сознание подкидывало новые и новые образы. А потом Татищев вообще занялся муторным анализом поведения Кости, в то время, когда курил сигарету одну-другую. И то ли он сам себя убедил, то ли это по-настоящему правда, но друг смотрел на него как-то… по-другому, что ли? Не как Илья, допустим. Но сразу признавал, что это сущий бред и на время забывал. И вот сейчас, сидя на хлипкой лавочке около подъезда, Юра напряженно размышлял. Казалось, что сейчас мозг достигнет точки кипения и просто-напросто испарится. Но этого не происходит, мысли лишь концентрируются в одной точке под названием: «Костя». А после размышления плавно перетекают в твердый приговор: «Я ненормален». И парень искренне хотел что-то поменять в себе. Хотел прямо сейчас написать Ане с предложением пойти гулять, но открывая чат в сотый раз, он понимает, что просто не может. У Юры есть желание написать Косте, спросить про то, чем он занимается, может, как-то помочь и, в конце концов, просто принять непосредственное участие в его жизни. — Как там говорится? От сумы и тюрьмы не зарекайся? — ухмыльнулся сам себе Юра, докуривая уже третью сигарету. А на душе кошки скребут, как бы он не старался улыбаться. И плакать отчего-то хочется сильно-сильно, как в детстве, когда он коленку разбил, катаясь на велосипеде. Тогда ему отец строго-настрого запретил хоть слезинку пустить, аргументируя тем, что: «Настоящие мужики не плачут». А что же тогда делают эти пресловутые «настоящие мужики»? Уж точно не думают, какие у друга прекрасные янтарные глаза. И снова напряжение достигает допустимого предела. Юра это ненавидел, он, откровенно говоря, заебался. Устал ощущать себя неправильным, но по-другому элементарно не получалось. Татищев боролся с этими липкими и неприятными мыслями каждый ебаный день всё лето. А сейчас бороться не хотелось. Хотелось опустить руки, сдаться, принять и снова подумать о Косте. Но в голове набатом било: «Неправильный, никчемный, не такой. Ненавижу». Может, всего этого не существует? А если это существует, это же можно вылечить, да? Вот о чем размышлял Юра, смотря на заходящее солнце. Ветер обдувал бледное лицо, немного отрезвляя. Всё это появилось настолько быстро, будто выскочило из-за угла, сразило наповал и моментально ретировалось с места преступления. Юра вообще не понимал, как его угораздило вляпаться в это? Ну, посудите сами: на протяжении семнадцати лет, десять из которых — дружба с Костей, он был уверен, что ему симпатичны девушки. Татищев же вообще всё оценивал с точки зрения «натурально это или по-пидорски». И когда в голове зародилось что-то из ряда вон выходящее, это был удар. Он таких за гаражами бы отпиздил, ну или хотя бы оскорбил как-то. А тут… это. И этот первосентябрьский взгляд стал скорее «точкой невозврата», чем первым звоночком. Сознание подкидывало тонкие намёки всё лето, а тут расщедрилось и ударило в лоб, кажись, с «вертухи». Да, даже вчера, Юра с каким-то необычайным чувством писал Косте слова поддержки. И уже копаясь внутри себя, Татищев не мог понять, когда был тот самый «первый звоночек». Вроде бы в июне, а потом, хорошо подумав, что далось не совсем легко и просто, парень понял, что это было раньше. Не был бы Юра сейчас на улице, то, пожалуй, схватился за голову и выдрал бы все волосы. Оставалось лишь корить себя в уме, проклинать до седьмого колена и отчаянно курить, пытаясь забыться. Мимо сновали люди, хлопая дверью подъезда, а бабушки недовольно поглядывали на подростка с сигаретой в зубах. Но, может, телом Юра и был на этой лавочке, а вот сознание плыло по неизведанным краям, анализируя чуть ли не всю жизнь, начиная с пелёнок. А вдруг это не обман, и Юра на самом деле неправильный? Как теперь людям в глаза смотреть? Как общаться с ними как раньше? Наконец-то, как с Костей-то продолжать дружить? Вдруг, кто-то поймёт, что он допускал подобные мысли и даже позволял оставаться им? Стыдно до чертиков, но сделать ничего не мог. Всё же, все эти симпатии у Юры в голове, а мозги иногда дают сбой. Особенно, ну, в периоды этого юношеского максимализма. Главное, что ощущает организм. Член же у него до сих пор на девочек стоит. Ложь. И вот когда эта мысль прошибает, как разряд в 220 Вольт, Юра, не задумываясь, хватает телефон и пишет Ане короткое: «Давай завтра погуляем?» и снова убирает в карман толстовки. А с Костей надо по-другому. Нужно просто свести общение к минимуму, пока голова в норму не придет. Пока Юра не перестанет замечать, какие у него ахуенные глаза, и ноги тоже ничего так. Он снова ненавидел себя. Если Татищев продолжит существовать в такой опасной близости к другу, то Костя обязательно догадается, что у него на уме. Уралов вообще всегда читал Юру как раскрытую книгу, а последний и не сопротивлялся. Раньше. Телефон издаёт звук и вибрирует, Юра тотчас выхватывает его из кармана. Но видя, что сообщение ему отправила не Аня, а контакт с подписью «Катя, который Костя», то не торопится ответить. В сообщении лишь вопрос: «Танчики в силе?» Юра решает не отвечать, потому что несколькими секундами ранее всё выяснил для себя. Но так хотелось… Вырывает из раздумий снова сообщение, только уже от Ани. Девушка, конечно, соглашается на прогулку и только уточняет время. Юра пишет первое время, что приходит в голову, лишь бы поскорее подтвердить, что прогулка состоится. Прогулка с девочкой, которая в него вроде влюблена. Аня одобряет встречу в шесть часов вечера, и от этого Юра натянуто улыбается. «Всё в твоих руках, Юра!» — буквально кричит ему судьба. Ведь, по факту, его звала на прогулку девочка, на которую он слюнки пускал в девятом классе, мечтая с ней хотя бы заговорить. Как же жизнь всё-таки стремительна и непредсказуема! Когда Юра встает и понимает, что ноги сильно затекли, и теперь чувствуется неприятное покалывание. Возможно, стоило идти домой, но парень вспоминает, что отец только что пришел с долгой смены и скорее всего «поддал» лишка. А это значит, что его ожидали длинные и несвязные речи и странные вопросы. Мама, наверное, вообще ушла к бабе Зое, соседке с третьего этажа, а Серега ещё вчера предупреждал, что свалит куда-то на ночевку. Сережа в принципе всегда заранее знал график отца (уж какими путями, Юра не имел понятия) и из-за этого вовремя убегал к очередному другу или знакомому. Иногда Татищеву казалось, что его брат знает чуть ли не весь город, иначе как объяснить, что он почти всегда называл новые имена? Поэтому Юра уверенно рассудил, что дома до ночи ему делать нечего, так что оставалось бродить по сумеречным улицам и ощущать на себе атмосферу среднестатистического российского городишки. Он мог бы заглянуть к Косте, но эта мысль сразу была отодвинута далеко-далеко. Он пообещал себе, что станет «правильным». Но на душе до безобразия тяжело. Часы показывали около девяти вечера, когда Юра вышел на проспект Ленина. Кругом яркие витрины магазинов, кафе и прочих заведений, а в кармане уныло лежат пятьдесят рублей. На это разве что булочку купить можно, на сигареты точно не хватит. Благо, в пачке еще покоились две штуки, но этого чертовски мало в такой период. Домой не хотелось, а голод чувствовался ощутимо, поэтому скрипя зубами, пришлось зайти в ближайший «Магнит» и купить несчастную булочку с сыром. Немного, но если что, Татищев потерпит. Город в первый осенний день будто погрузился в невероятную апатию. Встречающимся прохожим словно отключили возможность улыбаться или хотя бы не хмуриться. Разглядывая различные лица, Юра смог отвлечься от насущных проблем. Точнее одной проблемы в лице его чувств. «Это же всё так иррационально, тут как в физике не посчитаешь…» — размышлял Юра, сворачивая в очередной двор с типовыми хрущевками. Здесь было неимоверно тихо, лишь шелест ещё зеленой листвы разбавлял гробовую тишину. Удивительно, что никто не ругался, не дрался и даже на детской площадке не распивали одну бутылку пива на десятерых новоиспеченные девятиклассники. На секунду Татищев подумал, что это сон. Но тут же идиллия прервалась, потому что мимо проехала какая-то машина, при этом зачем-то посигналив. Юра лишь немного дрогнул, но сразу успокоился. Закутавшийся в серую толстовку Юра подошел к скамейке первого подъезда. Он молился всем богам, чтобы бдительные жильцы не приняли его за бомжа и не попытались выгнать. На лавочке возле собственной многоэтажки сидеть хотелось в разы меньше. Дом он свой любил, да и родители у Юры были зачастую хорошие, но всё равно особого желания идти в квартиру не было. Ветер усиливался, нагоняя на поднявшийся месяц темные тучи. Пальцы дубели всё сильнее с каждой секундой, и Юра спрятал их поглубже в карман худи. На телефон прилетает новое сообщение, и вот руки опять на холоде. Сообщение снова от Кости, поэтому Татищев перебарывает себя и выключает экран. «А Костя заботливый, интересуется, где я..» — задумывается всего лишь на миг парень, но хватает и этого, чтобы заняться самобичеванием. Было бы очень пафосно размышлять над своей ничтожностью под какие-нибудь унылые и депрессивные треки, но Юра, как последний дурак, забыл наушники дома. С неба начало тихо накапывать, а через минуту полил настоящий осенний ливень. Юра еле успел добежать до козырька подъезда, но толстовка всё равно была частично мокрой. «Только этого не хватало», — зло думает Татищев и надеется, что дождь в скором времени кончится, иначе домой придет он полностью мокрый, хоть выжимай. Время подходит к началу одиннадцатого, когда ливень наконец-то прекращается. За те минут двадцать, что Юра провёл под крышей, он успел выкурить одну сигарету, попрыгать, чтобы согреться, ну, и поненавидеть себя за всё, что ему приходит в голову. Назад решил возвращаться дворами, в обход большого проспекта. Уже пол-одиннадцатого Юра стоял на пороге своей квартиры, не решаясь войти. Не хотел он видеть пьяного отца, совершенно не хотел. Нужно было быстро проскользнуть в комнату и не издавать лишнего шума. Поэтому, когда дверь скрипнула, Татищев пиздец как расстроился и хотел было уйти обратно на улицу. Но какого-либо крика «приветствия» отца не последовало, значит, ещё не всё потеряно. Тихо закрывает за собой входную дверь и пробирается в комнату, краем глаза замечая, что сидящий за столом отец уже похрапывает. В их с Серёжей комнате комфортно и спокойно. Мелкого нет, но это не такая уж и потеря. Юра пишет брату, интересуясь, ждать ли его завтра утром или он от друга в школу пойдет, на что получает ответ, что его можно не ждать. Парень спокоен, потому что Серега был весьма разумным девятиклассником, который весьма редко попадался на драках или других вещах. Правда, тоже курил, но насколько Юра знал, это были электронки. У самого же за душой оставалась одна сигарета, но завтра Татищев обязательно купит новую пачку. Ну, или стрельнет у кого-нибудь. Главное не хуйню с кнопкой, как у Кости. Блять, снова в мыслях затесался друг, о котором весь вечер Юра пытался забыть. Вот завтра он обязательно всю эту чушь выкинет из головы, завтра он с Анечкой встретится, и всё хорошо станет! Раздевается, хватает наушники и падает на кровать. Чувствует что-то сродни умиротворению. Втыкает наушники, слушает любимые треки и этот момент становится ценнее всего того, что он имеет. Юра искренне уверен, что всё решится само собой. Ну, просто растворится, что он даже глазом моргнуть не успеет. Всё будет так же, как лет пять назад. И Татищев снова погружается в воспоминания о своем детстве, не замечая, как погружается в сон. В танчики он так и не сыграл, да и на сообщения Костины не ответил.
***
Костя курил второй день подряд, что выбивалось из графика «чрезвычайных ситуаций». Юра не отвечает на сообщения и что с того? У него своей личной жизни быть не может? Костя и сам всё это прекрасно понимал, но жутко боялся, как бы что не произошло. Юра был в сети и после того, как Уралов отправил сообщение, но оно так и оставалось с одной галочкой. Саша, посредством всё тех же сообщений, пытался успокоить друга, но получалось как-то не очень. В итоге, за сигаретой его застала мать, которой было невтерпеж вынести пакет с мусором. Она не устроила никаких сцен, не наорала и вообще ничего не сделала. Просто посмотрела чуть больше двух секунд, как будто у Кости во рту не сигарета, а леденец, и пошла к мусорным бакам. Когда Костя зашёл в квартиру, то получил в ответ лишь напряженное молчание. Мать сидела на кухне, пила чай и смотрела какое-то невероятно «смешное» шоу, словно не она сейчас сына за курением застала. Небо и земля, если сравнивать с девятым классом. — Даже ругать не будешь? — Костя не вытерпел первым. — А что я могу сделать? По рукам ударить или ремнем побить? Я так никогда не делала и принципы воспитания менять не собираюсь, — ровным голосом произнесла мать, — только дома не кури, я тебя прошу. — Хорошо, мам, — парень развернулся и хотел было уйти, но остановил голос матери: — Отец перевёл денег, я скину тебе чуть позже. На это Костя ничего не отвечает и уходит в свою комнату. Об отце слышать совершенно не хотелось. Да, и вообще, хватит на сегодня информации. «Спать» — твердил мозг. Юра так и не прочитал сообщения.