Вопрос наследства

Неимоверно тоскливый и обычный день вряд ли обещал что-то новое. Жизнь в Сером Доме шла своим чередом, и ничего необычного здесь произойти не могло. Самая Длинная Ночь была позади, все последние сплетни и песни о ней затихли. И все же, неужели нет ничего необычного? Сложно сказать. Если только внезапное появление Крестной на фронте после объявления Нового Закона. Но можно ли ее вообще считать чем-то необычным? Возможно. Так или иначе, для воспитателей мужского отделения Дома она — а, если быть точнее, ее идеи, — была в новинку. Они познакомились с ее наипрекраснейшей педантичностью, дисциплиной, изучили вдоволь каменное лицо с крючковатым носом, тонкими кривыми губами и стылыми глазами, от которых многих бросало в дрожь. Прогуливаясь ночью по исписанным и изрисованным коридорам Дома, которые погрузились во тьму, не хотелось бы встретиться с такой мрачной физиономией. Но все же стоит отдать ей должное: старуха неплохо разбиралась в одежде и тщательно подбирала костюм. На каждое занятие, на каждое собеседование она подбирала определенного цвета пиджак, юбку или брюки. Все-таки, вкус у нее неплохой в одежде. Но сейчас не об этом. Сначала она нравилась Ральфу: наконец нашелся человек, который серьёзно относится к своей работе, который действительно ищет подход к каждому ребенку. Чем не подарок судьбы? Хотя бы в женском отделении Дома существовал работник, которому запросто можно поручить абсолютно любую работу. Однако первое блестящее впечатление в крах разбилось после случая в кабинете. Кем себя возомнила Крестная, чтобы командовать остальными воспитателями? Так еще и Акула поддакивал в так. Может, она и хороший работник, однако право распоряжаться другими ей никто не давал. Ее идеи казались безумными, не поддающимися никакой логике. Но глядя в мертвые глаза своей коллеги, Ральф понял, что бабка не так проста, как кажется на первый взгляд. Шерифу и Ящеру она сразу не понравилась, но лишь из-за своего высокомерия и из-за умения разбрасываться конкретными и острыми вопросами, на которые воспитатели второй и шестой попросту не могли дать ответ. В самом мужчине она поселила сомнение и глубокую задумчивость: так ли проста старая дама? Очевидно, Крестная не была глупой, потому в ее старой, но, возможно, мудрой голове поселился темный и полностью проработанный вплоть до мелочей план, о котором могла знать только она и, возможно, Акула. В просвещении директора, Ральф, конечно, сомневался, хотя точно утверждать он не мог. После того заседания прошло некоторое время (благо, Крестная еще не воплотила все свои безумные идеи в жизнь), а Ральф все не мог забыть этот мерзкий голос и этот холодный взгляд, гарпуном пронзающий любого, кто попадется им на пути. Старуха не давала ему покоя ни днем, ни ночью, прокрадываясь в каждую его мысль, появляясь в каждом сне. Мужчину постоянно мучили вопросы о ее планах, о ее неожиданном появлении. Ложась на кровать, в полной темноте, перед глазами всплывал ее образ, ее острые черты. Или заполняя отчеты, он слышал вдалеке ее голос, чувствовал, как растет в теле напряжение. Дыхание учащалось, а в голове вертелся лишь один вопрос: «Что она задумала?» И хотя разного рода раздумья не раз преследовали его, оставался он пока в адекватном состоянии. Удивительно, что после таких невербальных визитов мужчина не сошел с ума. Хотя после пятнадцати лет работы в Сером Доме немногое может удивить, впечатлить или испугать. Крестная и в этот дождливый день затуманила разум мужчину, заставляя его размышлять о тайном смысле ее плана. Небосвод затянули стальные тучи, куполом нависнув над Серым Домом, из-за чего в кабинете стало непривычно темно. Кажется, так темно бывает только в Самую Длинную ночь, о которой Табаки по сей день распевал баллады в нескольких действиях, чем раздражал и даже выводил из себя самых стойких в четвертой. Ветер завывал очередную унылую мелодию, параллельно разбрасывая в печальном настроении скомканные бумажки и сорванные с деревьев изумрудные листья. А дождь в такт барабанил по окнам и крышам. Хороший ансамбль. Не хватает как раз песен Шакала для полного счастья. Но тонкий слух уловил вопль Табаки и слова его очередной серенады. Вот теперь полная симфония. Рука уже готова была потянуться к сигаретам, чтобы резкий запах табака заглушил все мысли, а заодно и избавил от легкого раздражения, которое пробудилось в нем благодаря песням из четвертой. Однако внезапно появившаяся в его поле зрения фигура заставила воспитателя вздрогнуть и вернуться в холодную реальность. От такого резкого перемещения из туманного мира мыслей в настоящий мир глаза Ральфа не успели сфокусироваться, от чего взгляд янтарных глаз он принял за мертвый взор Крестной. Но, к счастью, это была Большая Птица, расположившаяся на диване. Мужчину до сих пор поражало это необычное сходство воспитанника и Крестной: пронзающий взгляд. Вот только глаза в Рекса, в отличие от старухи, были живыми: они сияли, переливались, как настоящий янтарь, они были глубокими, как дно пещеры. После смерти Макса его очи давно так не горели, однако сейчас ситуация изменилась в лучшую сторону, что не могло не радовать Ральфа. — Погода утянула Вас в стальную клетку меланхолии, — разрезал тишину Стервятник витиеватой фразой, заметив, что воспитатель наконец пришел в себя. Сидя в своем привычном траурном одеянии, он вертел в руке небольшой коробок. — Что это? — поинтересовался Ральф, заметив необычный предмет всего руках. — Чай от меланхолии, — с хитрой ухмылкой на лице ответил юноша. — Стервятник. — строго произнес мужчина, нахмурив густые брови. — Без лишних слов, Р Первый, лучше ставьте чайник, — прервал его гнев Рекс, положив коробку на стол. Только сейчас Ральф заметил, что на столе еще и пристроился любимый кактус Луис, который с каждым днем становился все зеленее и зеленее, что неудивительно, ведь Стервятник так заботился об этом маленьком чуде в колючках. Делать нечего, по крайней мере, распитие сомнительного чая, по мнению Ральфа, было намного лучше, нежели унылое сидение вразвалочку на стуле и задумчивое вглядывание в бумаги, пока в голове вертятся слова Крестной, потому мужчина медленно поднялся и, дойдя до стола, включил электрический чайник. Осталось лишь дождаться, когда закипит вода, после чего можно заваривать странное зелье Большой Птицы в чашки. — Учти, если ты туда что-то добавил… — начал строго воспитатель, покосившись на развалившегося на диване Рекса. — Обижаете. — с усмешкой сказал в ответ Папа Птиц. Фраза Стервятника стала последней, и в комнате повисла тишина, однако это была приятная тишина, не давящая. Мысли Ральфа в один момент улетучились, и он с особым облегчением выдохнул, ведь наконец его голова не была больше забита этой кривоносой вредной старухой, потому мужчина мог передохнуть и провести время в приятной компании Рекса. Только сейчас Ральф осознал, насколько ему было приятно общаться с Большой Птицей. Попытки разгадать загадки Дома и понять его обитателей сблизили воспитателя и воспитанника, разрушив невидимую официальную грань, позволив себе разговаривать друг с другом как приятели (пусть даже Рекс и обращался к нему на «Вы»). И стоит отметить, что это общение пошло им двоим на пользу: Ральф наконец нашел неплохого собеседника, помимо Шерифа (хотя и диалоги с последним сложно назвать хорошим общением), лучше стал понимать детей Дома; в то время как Стервятник, можно сказать, расцвел. Хотя Большая Птица по сей день носил траурную одежду и красил стрелки до самых висков, в янтарных глазах появился тот самый огонек жизни, какой исчез после смерти Макса, да и на худом лице с впалыми щеками стала мелькать слабая улыбка. Погруженный в эти мысли, мужчина не сразу услышал щелчок, предупреждающий о том, что чайник выполнил свою работу. Открыв скрипучую дверь небольшого шкафчика, воспитатель оттуда достал две чашки и поставил на стол, перед этим, конечно, убрав в сторону отчеты, ибо не очень хотелось получить после нагоняй от Акулы за пролитый Рексов «чай» на документы. Лишь бы это действительно был чай… Зная Стервятника и его рассаду в третьей, названия которых звучат страшнее любых наименований таблеток, он мог подсунуть в это чудо-эйфорию что угодно, вплоть до запрещенных трав. На самокрутках Ральф уже в этом убедился. Потому, скептически взглянув на сухие листья в коробке, мужчина про себя помолился и заварил лекарство от меланхолии. Пока воспитатель возился с несчастным чаем, рядом с ним материализовался Стервятник, с особым вниманием наблюдая за каждым действием последнего. Кабинет сразу утонул в приятном аромате, от чего даже мужчина прикрыл глаза, вдыхая нежный запах трав. Несколько минут, и чай заварился. Напиток имел бледно-зеленый оттенок. Ральф протянул юноше кружку, на что тот, поблагодарив его, обхватил ее ладонями, из-за чего послышался характерный лязг, ведь тонкие пальцы Рекса были в кольцах. После оба уселись на диван. Стоит отметить, что Стервятник был прав: чай дурманил своим терпким, но приятным вкусом и нежным ароматом. Мужчина заметно расслабился, даже на щеках появился еле заметный румянец, который все же не остался без внимания Рекса: послышалась усмешка. Чай грел не только тело, но и душу мужчины, чудным образом успокаивал, избавлял голову от ненужных мыслей и действительно спасал от меланхолии. Темные и мрачные тучи и завывания Шакала больше не беспокоили воспитателя, а дуэт дождя и ветра перестал раздражать, наоборот, даже вдохновлял. — Спасибо, — только и сказал мужчина, приоткрыв глаза и взглянув на рядом усевшегося Рекса. Стервятник ничего не ответил, только слабо улыбнулся, но и этого было достаточно. Кажется, прошла целая вечность, часы словно перестали тикать и медленно переводить свои стрелки, а шум и вовсе растворился, погрузив кабинет воспитателя в умиротворящую тишину. Рекс вскоре покинул комнатку, оставив все же на столе пару самокруток. Ральф еще долго сидел в расслабленной позе на диване, держа в одной руке еще пустую чашку. Очнувшись от небольшой дремы, мужчина заметил, что юноша оставил на столе Луиса, но, видимо, кактуса устраивало такое положение дел. Отдохнув как следует, воспитатель, поставив пустые чашки на тумбочку, чтобы потом их всполоснуть, уселся обратно за стол. Разум, как после хорошего сна, пришел в норму и больше не был забит назойливыми мыслями. Теперь и мотивация есть работать! Недолго думая, Ральф под наблюдением Луиса (может, поэтому Рекс его и оставил в кабинете) принялся уже с энтузиазмом за документ.