чужие сомнения звёздной россыпью разбиваются об лёд

За спиной — страшная пропасть, как если ехать в пустоту. Разворот лицом — и никакой пропасти уже нет, лишь внимательные глаза тысячи зрителей. Замах правой ногой — толчок, — и вот он подлетает в воздух. Руки машинально поднимаются вверх и до боли растягиваются прямой линией над головой. Секунда кажется вечностью, но вот он уже приземляется, и вокруг разлетаются ледяная крошка, что щипет лицо. Идеально исполненный аксель в три с половиной оборота. Кораблик, вращение, плавно переходящее в рост и — стоп. Дыхание ужасно сбито, и кажется, кружится голова, а в ушах раздаются авации. И это лучшая похвала на сегодняшний день. Его последнее выступление в качестве юниора оценили по достоинству. Тренер за ограждением тоже облегчённо вздыхает — а значит, он откатал без ошибок. — На лутц-риттбергере чуть пошатнулся, но за это почти ничего не снимут. Это заявка на пьедестал, поздравляю. — Гониль-хен радостно улыбается и приобнимает воспитанника за плечи. — Голова очень кружится. Пойдём посмотрим оценки и в раздевалку, там потише, — тихо выдыхает парень. Тренер понимающе кивает и уводит его в тепло. От тупой боли немного заплывают глаза, а потому он не видит технических баллов, лишь итоговую оценку. 176,81 за произвольную программу. Не так много, но вместе с 80,3 за короткую, выходят довольно приличные 257,11. Мысленно фигурист оценивает, что занимает второе место среди всех уже выступивших. Если он сможет выйти из юниорской лиги на втором месте региональных, то уже в самом начале взрослой лиги ему будут открыты многие двери — ведь именно так и работает этот спорт, он это уяснил. Чем выше у тебя места, тем лучше к тебе будут относиться, и в какой-то мере это даже справедливо. Он слышит отдалённый шум аплодисментов, которые определенно вызваны его оценками, но он предпочитает не обращать на них никакого внимания. Эйфория от количества похвалы к нему придёт чуть позже, когда мозг отогреется. Сейчас же, единственное, что он чувствует это внутреннее опустошение и безразличие, а ещё невероятную усталость. И то, что пропасть больше не за спиной. Она — прямо перед ним. Это его последние соревнование в качестве юниора. Он только что откатал свою последнюю программу. Впереди только жестокий мир взрослого спорта, где его если не сожрут, то как минимум сравняют с идеальной поверхностью льда. Неизвестность пугает, но в то же время заставляет кровь в венах бурлить от адреналина вперемешку с азартом. Все это — хороший повод показать, что он не пальцем делан, что тоже на многое способен. И то, что немногочисленные фанаты называют его крольчонком, совершенно не значит, что он такой же слабый и безобидный. Стоит ещё посмотреть, кто кого со льдом сравняет. Теперь даже не хочется уходить в раздевалку, несмотря на все ещё ощутимое головокружение. Нужно посмотреть на оставшиеся выступления, прицениться, возможно, набраться каких-то фишек и понаблюдать за чужими ошибками со стороны. Но некоторая неловкость не позволяет сказать об этом хену, и потому они скрываются в раздевалке, в которой оказывается совсем не тихо. Уже откатавшие спортсмены не горды, и позволяют себе не шептаться при обмене слухами и сплетнями. Вот она прелесть их подростковой беспечности. Чем старше они будут становиться, тем сильнее на них будет давить маячащая впереди взрослая лига, где любой сплетней можно спустить свою репутацию до холодного нуля. Лёд на то и лёд. Здесь стоит соблюдать холод ума, холод тела и холод нрава. Малейшая слабина, оттепель на долю градуса — и вот, под твоими ногами уже яма, в которую ты непременно упадёшь. Гониль-хен никогда не учил его этому. Но после пятнадцати лет под внимательным взглядами, что готовы поставить оценку любому твоему действию, начинаешь понимать это самостоятельно. Тренер смотрит на него с беспокойством. Конечно, ему проще спихнуть пустой взгляд на головную боль, чем на столь серьёзные для девятнадцатилетнего парня мысли. Младшие фигуристы неожиданно стихают, понимая, что молодой мужчина перед ними не очередной фигурист, а тренер. Конечно, Гониль-хен выглядел довольно молодо, да и тренером стал слишком рано для такого вида спорта, но приличия ради можно было и взглянуть на его бейдж чуть раньше. — Мой племянник сегодня приехал посмотреть, он огромный фанат фигурного катания. Хочешь познакомиться? Он твой ровесник. — Гониль подаёт голос, совершенно игнорируя перешептывания на фоне. Несложно заметить, что его воспитаннику не совсем приятно здесь находиться, да и сам мужчина не любитель маленьких сплетников. — Конечно. До награждения ещё несколько номеров, и заняться все равно нечем, — парень кидает косой взгляд на фигуристов, разворачивается и выходит за дверь, тут же ощущая небольшой холодок по коже. Вообще фигуристам нельзя ходить по трибунам, особенно во время чужих выступлений. Ну как нельзя — не рекомендуется. По факту, на довольно мелких соревнованиях все нарушают это правило просто постоянно, и никто за этим не следит. Среди зрителей очень шумно. От постоянной какофонии звуков, в которой даже выхватить осмысленные фразы не получается, у парня ещё сильнее начинает болеть голова. Тренер ведет его ветееватыми проходами, коньки в защите постоянно задевают чью-то обувь, и щиколотки сталкиваются с чужими коленями. Где, черт возьми, сидит этот самый племянник? Наконец они останавливаются и Гониль-хен руками давит на его плечи, заставляя сесть рядом с белобрысым парнем, чьё лицо слегка напоминает ему то ли кошачье, то ли хомячье. — Чонсу, это Хан Хенджун, мой подопечный фигурист. Он катал два номера назад, ты наверняка видел. — с улыбкой выдыхает старший. Он все ещё стоит, и своим величавым ростом наверняка загораживает кому-то обзор. — Приятно познакомиться! — кошачий парень широко улыбается, обнажая ровные зубы и еле заметную кромку дёсен над ними. — Ты очень хорошо выступил. Ты правда просто парень, а не ледяная фея? Хенджун морщится. Феей за всю карьеру его называли далеко не раз, и это совершенно не льстило. Даже пресловутый крольчонок звучит оригинальнее. Но все же, перед ним сидит почти не знакомый человек, к тому же родственник их тренера, и из себя надо выдавить всю возможную дружелюбность, даже если она напускная. — Я тренируюсь всю жизнь, так что я точно совершенно обычный парень. — он еле слышно хмыкает и поворачивает голову к собеседнику. Удивительно, но в профиль тот только больше похож на кота: немного приплюснутый нос, объёмные щеки, что кажутся почти плюшевыми, мягкая линия челюсти. И глаза смотрят в сторону ледовой арены с каким-то искренним незыблемым восторгом, который сравним лишь с тем восхищением, с которым дети в первый раз смотрят на звезды. — Кататься всю жизнь это, наверное, так здорово, — почти шёпотом замечает Чонсу, все ещё не отрывая восторженного взгляда от катка. — Это очень сложно, для этого нужно много терпения и упорства. Быть профессиональным фигуристом это не то же самое, что просто выйти покататься зимой с друзьями. Вообще не весело. — Хенджун вздыхает и, подперев руками подбородок, со скукой смотрит на лёд. В детстве это все правда казалось магией. Блестящая поверхность будто манила к себе россыпью белоснежных звёзд, заставляла хотеть коснуться рукой. Коньки тогда представлялись волшебным скороходами, способными рассекать небесную гладь. Но удержаться на зачарованной обуви оказалось невероятно трудно. Неверное движение — и тебя притягивало к ледяной поверхности. И она была далеко не мягкой, её не устилали ватные облака, и пускать в себя она тоже не хотела. Звезды были холодны, и блестели на таком же холодном и жестком небе под ногами. Каждое соприкосновение в итоге оставалось на ладонях и коленях россыпью красных гигантов. Лёд не пускал к себе близко, давал понять, что он тут ещё не свой. Но в то же время, намекал, что Хенджун далеко не белый карлик. Что пройдёт буквально несколько лет и красные гиганты начнут расти, будут сильнее нагревать кровь и в итоге дорастут до голубых сверхгигантов, что уже не будут неказисто щипать ссадинами на конечностях, а расползутся по венам, оседая в сердце и все ещё горящих глазах. Возможно, ему стоит чаще смотреть в зеркало. Возможно, стоит притащить к этому зеркалу Чонсу, потому что сейчас Хенджун готов поклясться, что в глазах парня звезды горят в миллиарды раз ярче, чем в его собственных. Как если бы лёд не просто пустил его, как если бы он сам поддался ему и отдал все свои силы на поддержания огоньков в его глазах. — Ты сам катаешься? — неожиданно даже для себя спрашивает Хенджун, не в силах отвести взгляд от ярких голубых звёзд. — Нет, только смотрю обычно. В детстве я травмировал лодыжку, и не смог заниматься фигурными катанием, как и другим спортом. Хотя, другим я и не смог бы. — парень поджимает кошачьи губы и наконец смотрит на собеседника. Яркие огни, кажется, начинают стремительно затухать. Хенджун готов покляться, что не хочет, чтобы звезды в чужих глазах когда-либо угасали. — Это ведь касается только профессионального спорта, можно кататься для себя, и быть вполне успешным в этом. Главное, правильно распределять нагрузку, сменить толчковую ногу… Он уже готов придумать миллион решений, предложить их все Чонсу, уверить его, что не все потеряно, зажечь эти звезды. Но Гониль-хен неожиданно хлопает его по плечу и указывает на выход. Только что закончился последний номер, и за то время, что судьи будут определять победителей, ему нужно оказаться внизу, в зоне для фигуристов. Хенджун слегка улыбается парню и, аккуратно махнув рукой, уходит. Перед глазами ещё несколько секунд стоят отпечатки еле заметных огоньков в чужих глазах. Осознание происходящего доходит до фигуриста только к тому моменту, как он стоит на пьедестале, на его шею вешают холодную медаль, а под коньками значится цифра два. Он правда смог занять серебро в своих последних соревнованиях. Теперь есть хотя бы шансы на уважение среди взрослой лиги. Взгляд блуждает по трибунам, с которых бросают многочисленные цветы. Он ищет светлую макушку Чонсу, и когда наконец замечает парня, осторожно ему машет. У Хенджуна нет друзей. Никто не приходит поддержать его на выступлениях, некому похвастаться своими успехами, и некому махать с пьедестала. Но звёздную россыпь, которая, кажется, всюду приследует Чонсу, он может видеть даже отсюда. Он совершенно не обычный парень, и ему почему-то хочется верить. Внутренне Хенджуну хочется корить себя за такую слабость, весеннюю оттепель на сердце, ведь это может ещё и аукнуться, но как бы он не пытался думать о том, что это ужасная идея, и ему нельзя так поступать, все равно что-то внутри протяжно говорило, что в этот раз все не так. В этот раз можно поддаться. Гониль-хен встречает его в переходном коридоре, и сразу же прижимает к себе в объятия, растрепывая чуть грубые от лака волосы. За его спиной стоит племянник, наблюдает за происходящим. Лицо его светится еле заметной улыбкой. Он смотрит Хенджуну прямо в глаза, и от этого все внутри почему-то переворачивается. — Я так горд за тебя! — начинает свою тираду тренер, — Второе место занять, ну какой молодец! Не зря я с тобой в лигу перевожусь, ради такого воспитанника не жалко. Да и надоели мне эти сплетники, уж лучше терпеть высокомерные взгляды взрослых. Чонсу слегка хихикает, и Хенджун тут же зеркалит это действие. Его тренер правда иногда вёл себя нарочито стариковски, но ничего кроме умиления и смеха это не вызывало. — Даю тебе неделю отдыха, и начнутся новые тренировки. Сначала просто съездим новый каток посмотрим, а потом уж пощады не жди, — но говорит он это с улыбкой, и потому даже не похоже на угрозу. — Хочешь иногда приходить ко мне на тренировки? Если тебе интересно просто наблюдать. — Хенджун решает проигнорировать слова тренера, сразу же обращаясь к его племяннику. — А я не буду мешать? — осторожно уточняет парень. Он поджимает губы и чуть морщит кошачий носик. — Ой нет, что ты. Хенджуну вообще на все окружающее плевать, пока он на льду, так что отвлечь его сложно. А пропуск для тебя сделать легко, тем более, если гостевой. — Гониль наконец отпускает фигуриста, растрепывает его волосы ещё раз и похлопывает по плечу. Кажется, он тоже вполне загорелся этой идеей. — Я с радостью буду приходить, если вы так говорите. — на щечках-яблочках парня заметен лёгкий румянец, который он пытается скрыть пальцами, чешущими кончик носа. — Кстати, я уже навёл справки насчёт своего тренерства, — Гониль тяжело вздыхает, устремляя взгляд на воспитанника, — Практически все, кто будет в команде, это только выпустившиеся юниоры, твоего возраста. Я знаю, что ты не очень любишь заводить друзей, но… Хмурый взгляд Хенджуна вдруг прерывает речь тренера, который совершенно не понимает, что здесь такого. Фигурист обеспокоенно смотрит на Чонсу, пытается считать его реакцию на сказанное, но тому будто совершенно плевать. Ладно один на один обсуждать, что у Хенджуна совсем нет дрезей, но говорить такое при посторонних — уже слишком. Именно такое объяснение придумывает себе парень в попытке оправдать собственные действия. Повисает неловкая тишина. Если поднять руку, её можно даже ощутить на кончиках пальцев, хотя, кажется, она щипет и кончик носа у особо чувствительных. Не выдерживая напряжения, Хенджун бросает прощальный кивок головой и уходит в раздевалку. Сердце бешено стучит под рёбрами, будто старается выпрыгнуть прямо на пол, перед шепчущимися подростками. Даже после некоторых кардио тренировок его биение не было настолько сильным и сбивчатым, и Хенджун искренне не понимает, что произошло на этот раз. Может, он заболел? Это плохо, скоро начинаются тренировки, и сезон тоже не за горами. Парень решает оставить эту проблему хотя бы до завтра. Сейчас все, чего ему хочется это приехать домой и завалиться спать. Гониль-хен вроде что-то жужжал о вечеринке в честь входа в лигу, заодно и в честь серебра, но он, вероятно, достаточно умен, чтобы понимать, что Хеджун не придет. Однажды он ездил на одну из таких вечеринок. Произвольная программа тогда совпала с его днем рождения, и тренер в один голос с мамой буквально умоляли его отпраздновать. Закочилось такое праздование панической атакой в местном туалете и ужасным утренним похмельем после попытки заглушить собственную тревогу алкоголем. С тех пор на такие мероприятия он не ездил, и считал это решение правильным. Объяснить это решение Гониль-хену правда оказалось непосильным. Хенджун не помнит, чем занимался прошедшие после выступления два дня. Вероятно, спал, с перерывами на ужины, что готовила мама. Но в какой-то момент он проснулся от звука пришедшего уведомления. Пишут ему редко, и в основном лишь что-то важное, так что он тут же поднимает телефон, жмурясь от яркого света, и проверяет сообщение. «Привет, это Чонсу! Я выпросил твой номер у Гониля, надеюсь, это ничего?» Парень перечитывает трижды. Затем еще один раз для уверенности. В животе вдруг резко начинает тянуть, а в пальцах скапливается теплое покалывание. Хенджун уверен, что болен. Но почему-то признаки этой странной лихорадки проявляются лишь рядом с кошачьим мальчиком. «Нет, все в порядке. Зачем тебе мой номер?» Читает собственное сообщение еще раз. Стирает. «Все в порядке. Ты хотел что-то спросить?» На этот раз выглядит не так грубо, даже почти дружелюбно. Вслед за сообщением Хенджун для надежности присылает вопросительный стикер с кроликом. «Мне все еще немного неловко… Я правда могу приходить смотреть на твои тренировки?» «Знаю, дядя иногда бывает слишком испульсивным и навязчивым, понимаю, что сложно было отказать рядом с ним, если ты тогда предложил из вежливости» Фигурист сам не замечает, что начинает улыбаться. Без видимой на то причины? Сообщение даже не смешное, почему он вообще улыбается? «Там тренируюсь не только я, нас человек пять на льду, и это минимум. К тому же, Гониль-хен прав, я мало что вокруг замечаю, когда катаюсь.» «Один раз я случайно прыгнул прямо в бортик. Было больно.» Понимает, что написал лишь после того, как рядом с сообщнием появляется две голубые галочки. Это глупо-глупо-глупо. Зачем он вообще говорит об этом? Они же не закадычные друзья. В ответ прилетает смеющийся смайлик. И еще один. «Рад, что не буду мешать. Я правда очень люблю смотреть на фигуристов. Иногда даже представляю, что я сам на льду» «Почему?» Интересный вопрос, почему. Хенджуну кажется, что он вообще не думает головой, прежде чем печатать ответы. Очевидно же, потому что ему нравится, иначе не смотрел бы. «Я с раннего детства мечтал стать фигуристом, но после аварии мне запретили заниматься каким-либо спортом. Так что единственный лед, что есть в моей жизни, так это тот, что я кидаю в айс-американо для посетителей.» Так он работает бариста? Разве он не должен сильно уставать или типа того? Откуда у него еще и время ходить на чужие тренировки должо появиться. «Ты работаешь бариста? Разве не утомительно еще и постоянно бегать на катки?» «Я работаю 2 через 2. На самом деле, раньше я и не ездил на тренировки к кому-то, а в свободое время смотрел выступления в интернете. И твои тоже!» «Я ничем другим не занимаюсь, к тому же, мне нравится, так что это тоже сам по себе отдых» Хенджун тяжело вздыхает. Он не сильно отличается от Чонсу. По крайней мере в том, что кроме фигурного катания у него толком и нет увлечений. Только время от времени слушает корейские поп-группы, и под них же часто ставит программы, а все остальное свободное время просто спит. «Не пробовал сам ходить кататься? Думаю, это веселее и намного полезнее.» «Шутишь? Я на коньки последний раз вставал, когда мне было шесть. Одному страшно, я просто грохнусь, не успею и до катка дойти.» «Сходить с тобой?» Он вздрагивает всем телом и кидает телефон куда-то под подушку. Зачем он это написал, зачем? Нет ни единой причины отводить еле знакомого парня на каток, еще и помогать учиться. Это абсурд, но пальцы, кажется, работают в обособлении от мозга. Или по крайней мере, без советов здравого смысла. Трясущимися руками подимает телефон вновь, в страхе получить согласие. «Ох, нет, не стоит, не хочу отвлекать тебя. Думаю, каток это довольно особое место, не нужно звать туда кого попало» «Смущенный смайлик кота» Хан облегчено вздыхает. Чонсу на самом деле прав, лед это слишком личное, туда надо приводить только самых близких людей, не тех, с кем только познакомился, и не намеревался даже дружбу водить. Хенджуну хорошо и одному, в этом он убежден. Но сердце все равно сбивает ритм, стоит взглянуть на скопление звезд за окном.