***
Если Цумики и поняла, что происходило в её квартире, то сделала вид, что не заметила. Спокойно собрала разбросанные вещи и села за стол вместе с Гето и Годжо. Ей Сугуру рассказал всю историю за десять минут. — Значит, Мегуми тоже в опасности? — Фушигуро комкает салфетку тонкими пальцами и не сводит с неё глаз. — Почему? — удивляется Сугуру. Он старается не выдавать, как больно ему сидеть, но из-за этого думает медленнее, чем обычно. — Если Сукуна знает про грузовик, то должен задаться вопросом, почему Мегуми о нём молчал и куда вообще его дел… — голос девушки срывается, салфетка падает на стол, и Цумики этого не замечает, продолжая механически шевелить пальцами. — Нет-нет, — торопится Гето. — Двуликий не знает, что оружие было у дона! — Уверен? — хмуро спрашивает Сатору. После слов Фушигуро он тоже сомневается. — Подумайте сами: если бы он знал про Мегуми, сканию и миссию в Мозамбике, то не стал бы рисковать, чтобы схватить «Колледж» и «Самураев». Он бы просто пытал мальчишку… — Окей, — обрывает Годжо и пихает Сугуру коленом в бедро. Цумики всхлипывает. — Малышка, он прав. Если бы информацию можно было получить от Мегуми, Двуликий не стал бы дёргаться. А вообще, у тебя есть шанс самой проверить. Давай позвоним Мегуми? Цумики поднимает успевшие покраснеть глаза. От их выражения у Гето неприятно колет в груди. — Вы же говорили, что нельзя… Годжо цокает и своими крупными ладонями накрывает руки девушки. — Как видишь, план полетел к чертям, — пожимает плечами он. — Теперь инструкции Кенто не действуют. Чтобы спасти его зад, нам придётся нарушить их все. Поэтому бери телефон и звони. Когда Фушигуро отходит от стола, чтобы найти мобильный, Сугуру разворачивается и шепчет на ухо Годжо: — Звонить? У неё есть номер? — Да, мы уже писали Мегуми, когда я был на базе, — объясняет наёмник. — Но Нанами запретил Цумики связываться с братом после этого. Военные или люди Сукуны могли засечь сигнал. — Это глупо, Сатору, — шипит Гето. Теперь он понимает, зачем Годжо пришёл в квартиру Фушигуро. Но это выглядит таким наивным и абсурдным, что поверить сложно. — Сын Тоджи не дурак. Он давно избавился от того телефона. — О нет, когда дело касается сестры — он полный идиот, — отмахивается Сатору. Сугуру хочет продолжить, но Цумики возвращается, плечом придерживая трубку. — На громкую, — одними губами произносит наёмник. С замершим сердцем Гето ждёт механической итальянской болтовни о том, что абонент не абонент. Крутит в голове возможные варианты: связаться с Мигелем и попросить узнать, где сейчас Сукуна? Попытаться выйти на контакт с подкупленными людьми в калабрийском картеле? Или… — Цумики! — голос механический, но он определённо принадлежит Мегуми. — Быстрее собирай вещи, срочно свяжись с отцом… Пацан тараторит, глотая слова, а Сугуру захлёбывается вырвавшимся «блять». Малолетний идиот оставил себе телефон. Тот самый телефон. На него пришло сообщение от Цумики за полчаса до того, как Сатору Годжо ворвался в ангар на военной базе. У Гето трясутся руки от мыслей о том, что было бы, доберись Сукуна до этого мобильного. У Юджи не вышло бы спасти любовника от гнева. Мегуми бы за рёбра подвесили на колючей проволоке военной базы. План бы пошёл прахом… Хотя — останавливает себя Сугуру — он и так пошёл прахом. Какая, к чёрту, разница. — Ничего не спрашивай. Слышишь, Цумики? — шепчет Мегуми в трубку, разбавляя фразу тяжёлым дыханием. — Не только Цумики, но и дядя Сатору, — бодро отзывается Годжо, подмигивая Гето. Из телефона доносится растерянное «А?» — Крошка Ме… — нараспев начинает наёмник, но его перебивает хриплый от удивления тон пацана: — Что вы там делаете? Вы разве не?.. — Не где? — хватается за ниточку Гето, наклоняясь ближе к мобильному. Цумики отшатывается, испугавшись резкого движения. Она будто в трансе: не верит, что слышит голос брата — живого и здорового. Фушигуро в телефоне громко выдыхает, вместо ответа на вопрос нерешительно задаёт собственный: — С вами ещё?.. — Да, это Гето Сугуру, — обрывает информатор. — Я потом всё тебе объясню. Если хочешь выжить, то рассказывай всё, что знаешь. Пацан быстро собирается, больше не тупит, не тратит время: — С нами Ураюме, — говорит Мегуми, и Сугуру приходится рукой закрыть рот Годжо, чтобы тот не вздумал вставить шуточку. — Она вся светится и говорит, что Сукуна уехал развлекаться с незваными гостями. Мы с Юджи думали, это про Сатору. Хотели сами связаться с ним или Цумики по этому номеру, но срабатывала переадресация. Чёрт, это всё… — Какой-то пиздец, — безрадостно помогает Сатору, сдвинув ладонь Сугуру со своего рта. У Цумики, которая держит телефон, начинают мелко дрожать руки. — Юджи не знает, где точно сейчас Сукуна? В Калабрии? — спрашивает Гето. — Ураюме говорила про дом там. Но не думаю, что он поехал бы в Сан-Лоренцо, скорее речь о том, что рядом с Мессиной. Сугуру бурчит под нос: «Так и знал». Сатору всё ещё сжимает его кисть своими горячими пальцами, удерживая на уровне подбородка. И Гето вздрагивает от низкого голоса — он через ладонь посылает волну вибрации по всему телу. — Мегуми, — говорит Годжо, — у Сукуны действительно заложники. Он держит их у себя и хочет взамен сканию с пушками. Гето всё мне рассказал. И у нас есть план, — на этих словах Сугуру хочется перекреститься, — но вам с Юджи нужно быть на связи и приготовиться валить с Сигонеллы по звонку. Понял? — Хорошо, — глухо откликается Фушигуро. — С кем это ты там? — в трубке невнятный вопрос откуда-то издалека. Цумики, поняв, что разговор вот-вот кончится, крепче сжимает мобильный, отчего дрожь передаётся предплечьям. — М-мегуми, с тобой всё хорошо? — сдерживая слёзы, торопливо спрашивает она. — Я в норме, — коротко, но тепло отвечает Мегуми. Через телефон слышно, как кто-то рядом с пацаном шумит, будто дёргает дверь. — Блять, отключаюсь, — шепчет Фушигуро и сбрасывает. — Он так… Выражается, — вздыхает Цумики, растерянно опуская мобильный на стол. — Потому что он сидит в логове Сукуны и болтает с Сатору Годжо по мобильнику, — стонет Сугуру, зарываясь пальцами в мокрые волосы. Он успел принять душ, но снова чувствует себя потным и грязным. Происходящее сводит с ума. — Брось, Двуликому некогда сейчас заниматься разговорчиками мальчишек, — откидываясь на спинку стула, отмахивается Годжо. — У него полно дел. Пытать Кенто, например. — Он не?.. — Никогда, — отвечает Сатору, и судорога проходит по его лицу. Он тут же прячет её за широкой улыбкой, обращаясь к Цумики: — Видишь, твой братик цел. Теперь пора позвонить отцу. Сугуру хватает наёмника за локоть. Тянет на себя, чтобы заглянуть в бесстыжие тупые глазёнки. Звонить дону сейчас? Чтобы послушать вопли, от которых из ушей польётся кровь? — Годжо, ты… — Уверен, — прищёлкнув языком, с полуслова понимает наёмник. Вернее, ему кажется, что понимает. Потому что следующим Гето хотел сказать не «уверен», а «конченый». — У меня есть одна идея. Вот только тебе, крыска, она вряд ли понравится.***
Уши до сих пор заложены. То ли от рёва Фушигуро, который, даже успокоившись, продолжал говорить на три тона выше, чем способен обычный человек. То ли от того, что Годжо выжимает сто пятьдесят на альфа ромео. Сигналы темпераментных итальянских водителей, которых наёмник подрезает и обгоняет по встречке, сливаются в один непрерывный гул. — Если нас остановит полиция… — Как, по-твоему, она это сделает? — смеётся Сатору, сворачивая на свою полосу за секунду до столкновения с фордом. Гето было тянется к ремню безопасности, но убирает руки. На такой скорости он просто разрубит тело пополам, а голова всё равно влетит в подушку и треснет, как переспевший арбуз. — Тебя лишат прав, — снова пытается остановить безумие Сугуру. — Серьёзно? Зачем они вообще? — Годжо не сбавляет скорость на повороте и вписывается в него чудом. Не иначе постаралась иконка святого Франциска на бардачке. Он покровительствует не только Италии, но и безбилетным пассажирам. Гето билет на эту поездку не взял бы и даром, поэтому — считается. — Чтобы водить машину, — сквозь зубы цедит Сугуру. — Они нужны для этого. — Смотри, как круто у меня получается без них, — парирует Годжо и сдаёт назад, потому что свернул не туда на перекрёстке. Навигатор такой манёвр не понимает, путается и после совета ехать прямо сразу просит держаться левее, развернуться и потом — направо. Сатору свободной рукой выключает телефон. Гето с ужасом смотрит на ту самую свободную руку. Оказывается, наёмник всё время держал руль только одной. — Сбавь немного! — взглянув на дорогу, паникует Сугуру. — Ты снесёшь шлагбаум! Годжо смеётся. Гето косится на него, цепляя безумную улыбку и сверкающие под стёклами очков глаза. Уверенности в том, что Годжо смирился с ситуацией, всё ещё нет. Может, он притворялся у Цумики, а сейчас, вдавив педаль, отправит альфа ромео прямиком в опущенный шлагбаум. Машине снесёт крышу вместе с головами водителя и пассажира. И никакой святой Франциск не сможет прирастить их обратно. — Ангел Господень… — беззвучно начинает Гето. Визжат тормоза, тачку заносит, кружит, но она останавливается в полуметре от ворот. От выдоха у Сугуру ноют рёбра. — Эй! — звонкий женский голос слышно и через закрытые двери. — Ты что творишь?! Гето выходит вслед за Годжо и видит, что за шлагбаумом уже ждут Нанако и Мимико. — Ты покалечишь Сугуру! — продолжает кричать Нанако, фотографируя Сатору рядом с машиной. — Я отправлю тебя и номера в полицию! — Всё хорошо, — примирительно поднимает руки информатор. — Нам надо было приехать быстро. Я сам… — Попросил, — подхватывает Годжо, но снова не угадывает. Там было бы «виноват». — Это Нанако, — кивает Гето на блондинку. — И Мимико, — на брюнетку. — Владелицы «N&M». — Эн энд эм, — задумчиво тянет Сатору. Сугуру ждёт шуток про эмэндемс, но наёмник странно серьёзен. Он поправляет очки и поворачивается к Нанако. — Вы занимаетесь поставками еды в Сигонеллу, так? — Именно, — девушка задирает нос, пренебрежительно глядя на Годжо. — И к вам дней десять назад приходил Нанами Кенто? Нудный тип, который любит булочки. — Синьор Кенто, — тихо откликается Мимико. — Да, он хотел открыть свою сеть в Сицилии. — Что? — Гето бросает вопросительный взгляд на наёмника. — Надо же, — поджимает губы тот и запускает руки в карманы. — Вот я и нашёл то, чего ты не знаешь, крысёныш. Пусть будет секретом. Конечно, Годжо улыбается. Но Сугуру — он удивлён этим сам — замечает, что за привычной гримасой есть что-то ещё. Озадаченность, раздражение, досада? Сугуру сопоставляет то, что ему известно. Вряд ли Кенто ездил к Нанако и Мимико после того, как встретился с информатором в казино. Значит, до этого. А до этого… — Стой, ты же не хочешь сказать, что… Сатору отворачивается, будто не слышит вопроса. — Ты въехал на территорию Сигонеллы на скании «N&M»? — Гето говорит и сам не верит своим словам. — Так жарко, пойдёмте внутрь, — обмахивается ладонью Годжо. — Ты был на стоянке, да? Там пробрался в грузовик? — никак не может остановиться информатор. — Сугуру, вы?.. — обеспокоенно начинает Мимико. — Я — замечательно, — смеётся Гето. У него колет живот и слезятся глаза. Красное лицо Сатору, которое тот старательно отворачивает, делает только хуже. Если умереть от смеха реально — Сугуру сейчас умрёт. — Ваша Сицилия — полное говно, — безрадостно сплёвывает наёмник. — В нормальной стране такого бы не случилось. — Но это случилось, — передразнивает Гето, обходя Сатору так, чтобы видеть его недовольное лицо. — Красавица, нарываешься, — Годжо разворачивается сам и разминает кулаки. Развеселившийся Сугуру рукой растирает плечо. Но с места срывается Нанако и кидается на шею Гето. Её сестра подходит тоже, закрывает обоих собой. — Не трогай его! — нервно тараторит Нанако. — Не подходи! Что-то есть в её голосе, отчего Сатору останавливается. Отказывается от идеи шутливой потасовки. Поднимает руки и пожимает плечами. — Синьорины, я пошутил. Я тоже люблю эту крыску, не волнуйтесь. Но, кажется, это беспокоит Нанако и Мимико ещё больше. Они исподлобья смотрят на двухметрового мужика, безошибочно останавливая глаза на кобуре пистолета и ноже в голенище сапога. — Сугуру? — Да, девочки, он правда… Говорит правду, — вздыхает Гето, высвобождаясь из объятий Нанако. — Проводите нас к машинам, нам кое-что нужно. Сёстры подхватывают Сугуру за руки с обеих сторон. Быстрыми шагами спешат ко входу в логистический центр. Дорожка узкая, и Годжо приходится плестись следом. Гето рад этому. В ушах звенит случайно брошенное «люблю».***
Годжо вытягивает ноги и укладывает их на низкий стеклянный столик. Отодвинутая к краю пепельница опасно качается, но подоспевший Сугуру поправляет её коленом. Ставит рядом два бокала с тонкими ножками, задумчиво смотрит на большие ступни и скрещённые лодыжки, но — это отлично читается по лицу — думает «Хрен с тобой, Сатору Годжо» и не просит убрать ноги со стола. — Белое, красное? — Гето спрашивает, возвращаясь на кухню к высоченному винному шкафу. — Кислятина или компот? — передразнивает Сатору. — На твой вкус. Лоджия, на которой двухметровый наёмник, столик и два стула еле помещаются, по итальянской традиции выходит на рыжеватую стену другого дома. За ним смотровая площадка, дальше — чтобы увидеть, нужно привстать и прищуриться — изогнутая полоска береговой линии и оранжевый закат. Сатору, как страус, вытягивает шею, чтобы краем глаза зацепить ту часть неба, где голубой переходит в жёлтый и красный. От этого вида дышится легче. — В Исландии у меня огромная крытая лоджия. Там можно в футбол играть, — будто невзначай бубнит себе под нос Сатору, когда Гето возвращается с открытой бутылкой вина. Чтобы пройти к своему плетёному стульчику, красавице приходится вытянуться по струнке, задержать дыхание и боком протиснуться между стеной, столиком и Годжо. Зато и сидит Сугуру близко. Всё ещё тёплый от первого весеннего зноя ветерок доносит до Годжо привычный шлейф тяжёлого парфюма — бинты и сладковатый гной. Гето небрежно поправляет волосы, укладывая их поверх спинки стула, — и запах усиливается. Он мерзкий и интимный, будто позвали смотреть на вскрытие. — Конечно, в Исландии нужна крытая веранда. Там же постоянно холодно, — отстранённо отвечает Сугуру, пока подрагивающими руками опрокидывает бутылку над бокалом. Годжо тянется вперёд и придерживает белую ладонь — помогает непутёвому хозяину не пролить вино. — Со мной не замёрзнешь. Чёрные глаза выдают улыбку. Растянуть её на губах уставший за день информатор уже не может. Он просто искоса, из-под опущенных ресниц, смотрит на Сатору. Свет падает на Гето неудачно, он выглядит старше и бледнее, чем обычно. Красивое лицо расчерчивают глубокие синие тени, черты кажутся острее и жёстче. — Я куплю обогреватель. И подумаю, нельзя ли как-нибудь ускорить глобальное потепление… — болтает Сатору, пока Сугуру цедит вино. — Волнуешься? — информатор перебивает, откидывая голову на спинку стула. Годжо мысленно возвращается к их плану. — Нет, — всё настолько плохо, что волноваться об этой чуши не получается. — А ты? — Мы недооцениваем Сукуну, — тихо говорит Гето и переводит взгляд на кусочек горизонта. Оранжевый превращается в алый. — Он обычный человек, — лениво фыркает Сатору. — Все его переоценивают. — Будь аккуратнее завтра, — Сугуру опускает руку вниз, открытой ладонью к Годжо. Тот тянется пальцами, чтобы обхватить, сжать и унять чужую дрожь, но в последний момент останавливается. Похлопывает по ножке стула, делая вид, что не замечает того, как сильно Гето ждёт прикосновения. Закат вдалеке становится всё ярче. Он красит белые дома в рыжий, широкими мазками раскидывает по ним тени, оставляя только электрический свет в чужих окнах. Шторы у сицилийцев не в ходу. Девушка в тонкой майке открывает окно, вставляет сигарету в губы и, уложив грудь на скрещённые руки, выдыхает дым в посвежевший вечерний воздух. Она далеко — не дом напротив, а тот, что правее и ближе к набережной — поэтому Годжо не видит выражения лица. Но почему-то кажется, что сицилийка счастлива. Сзади к ней подкрадывается парень, выхватывает сигарету. Сатору будто бы может слышать, как звонко девушка заряжает ладонью по голой спине вора, как смеётся, когда он разворачивает фильтр к ней и предлагает затянуться с его рук. Простое, но недоступное счастье. Годжо вздрагивает — идиллическую картину раскалывает телефонный звонок. Постукивает себя по бёдрам, чтобы найти мобильный, делает это так неаккуратно и нервно, что ногой всё-таки сбивает пепельницу. Ждёт, что сейчас Сугуру тяжело вздохнёт и отправит его за тряпкой. Но Гето занят. Отвечает на тот самый звонок. — Что? — он хмурится, тени ползут по лицу, делая его ещё более отталкивающим. — Подо… Сугуру ставит бокал на столик, весь подаётся вперёд, вытирая вспотевшую ладонь о колено. — Зачем?.. — крысёныш не договаривает ни одной фразы, на другом конце его грубо обрывают снова и снова. Годжо вслушивается, но толку — говорят-то на итальянском. — Да, — Гето сглатывает, толкает из себя это слово, будто оно строительной пеной царапает ему горло. — Я понял. Вниз летит бокал из тонкого стекла. На полу куча осколков, которые размывает и разносит по углам разлитое белое вино. Сугуру будто бы не замечает — он на ощупь, как слепой, ищет на столике сигареты. Те самые, что остались на кухонном подоконнике. Годжо вытаскивает свою пачку и кидает её информатору. Пока тот пытается справиться с мятой упаковкой и вытащить одну сигарету, а не сразу десять — Сатору достаёт зажигалку. Не даёт её в руки Гето, а бьёт по колёсику сам и подносит огонь. Тут же вечерняя свежесть пропадает под напором едкого дыма дешёвого табака. Губы информатора дрожат. Мягкие тапочки мокрые от вина, которое никто не торопится вытирать. Сатору одним прицельным движением отправляет на пол и саму бутылку, и второй бокал. От грохота стекла Гето дёргается, как от разряда тока. Непонимающе утыкается взглядом в лицо наёмника. — Положи ноги на столик, — просто отвечает тот, двигая свои ступни дальше. — Тапки промокли. И там осколки. Красавица слишком резко опускает голову, длинные пряди волос падают и закрывают обзор. Гето неловко заправляет их за уши, ойкает, когда замечает, наконец, что весь пол балкона залит алкоголем и усеян стеклом. Он оставляет тапки внизу, а сам поднимает ноги и, согнув колени, упирается стопами в край столика. Снова залипает, разглядывая узоры на своих пижамных штанах. Годжо ждёт. Парочка у окна докурила сигарету — всё-таки одну на двоих — и ушла. Забыли выключить свет. Сатору продолжает смотреть туда, чтобы выхватить, украсть ещё один кусочек обычной жизни. — Завтра Сукуна ждёт меня, — Сугуру говорит глухо и тихо. Девушка возвращается и щёлкает выключателем. Свет в окне мигает и гаснет. — Что ж, — Годжо закидывает руки за голову, заставляя стул со скрипом отклониться назад. — Он ведь ещё у Махито говорил, что свяжется с тобой. Не сказал, чего именно хочет? Гето отрицательно качает головой. — Передал через Ураюме, что завтра я должен быть в доме. Сказал, могу поехать с тобой вместе, — Сугуру сглатывает и изо всех сил пытается не выдать дрожь в голосе. Храбрится и хохлится, как маленькая птица холодной зимой. — Получается, поедем вместе, — тянет Сатору и тоже делает вид, что спокоен. — Домчу тебя с ветерком. Тихий смешок, и Гето поворачивает голову. Сатору хочется выть: лицо красавицы белое и бескровное, от нижнего века к скуле тянется дрожащая венка, губы — красное пятно, он успел до крови прокусить себе нижнюю. — Он убьёт меня, — беззвучно произносит Гето. — Что бы он ни хотел сначала — в конце убьёт. Он знает, что я его наебал. Собственная растерянность злит наёмника. От вида испуганного Сугуру — этой всегда надменной и бесстрашной красавицы — в груди горит. Хохочут и перекидываются громкими итальянскими фразами соседи на балконе сверху. Внизу кто-то разговаривает по телефону. Проносится мимо мотоцикл с привязанными к багажнику коробками пиццы. Лают собаки, шумит море вдалеке, ветер шуршит пакетами у свалки. Какие-то блядские дети целой сворой бегут прямо по дороге, наплевав на то, что поздно, что им сигналят, что у одного из них звонит мобильный… Жизнь — в ней нет торговцев наркотиками, десятков тонн оружия, убийств и смертей — нещадно подступает со всех сторон. И только на балконе четвёртого этажа Годжо заперт с беззвучно плачущим Гето в своём мирке, где волноваться приходится не о том, что накричал начальник или пригорел ужин, а о безумном Сукуне, пытках и гибели. Сатору ставит голые стопы прямо в лужу вина и осколков, подходит к Сугуру, опускается на колени. Сразу становится мокро и противно. Щиплет кожу — значит, стекло всё-таки порезало ноги. Наёмник кладёт голову на бёдра Гето, обхватывает вместе со стулом. — Не едь, — говорит Сатору буднично и устало. — Скания будет у Сукуны, он про тебя и не вспомнит. — Нет, — Гето дрожащими пальцами перебирает волосы, гладит ухо, массирует закостеневшую шею. Хочется расслабиться, но в каждом движении крысёныша — отголоски истерики. — Если я не приеду, он что-нибудь выкинет. — Параноик, — хмыкает Годжо, но внутри соглашается со словами информатора. Ему уже больно стоять коленями на мокром полу, но подниматься не хочется. — Давай ещё поговорим? — вдруг с отчаянием просит Сугуру. — Вставай, я сейчас уберу и принесу вина… Годжо приходится делать то, о чём говорит Гето, потому что тот сам вскакивает с места. Со второго раза попадает ногами в тапки, тут же ими пытается сдвинуть осколки к краю балкона. — Сейчас-сейчас… — приговаривает он и тянется к большому куску стекла. Сатору так ошарашен чередой этих судорожных движений, что не успевает остановить руку. Она хватает осколок, но пальцы тут же разжимаются. На них кровь. — Достаточно, — Годжо зол. — Оставь всё, идём спать. — Нет, — Гето одёргивает кисть, когда наёмник тянется к ней. — Нужно выпить. Посиди со мной. — Сугуру, ты не в себе, — Сатору пытается быть мягким. — Пожалуйста, пойдём. Я промою рану и уложу тебя спать. Красавица пятится, от каждого шага громче и громче чавкают насквозь вымокшие тапки. Тени продолжают уродовать лицо. Гето бледный, одичавший, испуганный. — Я расскажу тебе про Болгарию и Рико, только давай ещё… — Потом расскажешь, — обрывает Годжо и в два шага приближается к информатору вплотную; несмотря на протест, прижимает к себе обеими руками. Сердце Сугуру бьётся так, словно куда-то опаздывает. Череда лёгких толчков — таких быстрых, что сливаются в сплошной стрекот. Сатору прикрывает глаза и делает глубокий вдох, поглаживая по затылку. Пытается успокоить своё сердцебиение, чтобы оно передалось Гето. — Мы завтра вернёмся от Сукуны. И тогда ты всё расскажешь. Годжо смотрит через плечо Сугуру, ловит глазами ту самую минуту, когда сияющий красным солнечный диск закатывается за горизонт. Следит за ним сквозь резь в чувствительных глазах — очки остались на полке в прихожей.***
Во второй раз за две недели на Сицилии Годжо убеждается, что скания r730 — крутая тачка. Тихая, быстрая, мощная. Сидя в ней, наёмник думает, что всё в своей жизни сделал неправильно. Нужно было бросать Вэлли Фордж и идти дальнобойщиком крутить баранку. И сейчас можно проехать съезд в Мессину, чтобы развернуться, рвануть на запад к Чефалу и Палермо — колесить по острову, не думая о шестидесяти тоннах оружия в трёх сцепках. Но Годжо притормаживает у поворота, быстро справляется с управлением и едет ровно туда, куда говорит навигатор. — Нам нужно на паром? — уточняет у Гето. — Нет, дом Сукуны только на словах относится к Калабрии. На деле он в предместье Мессины, — скороговоркой отвечает Сугуру, продолжая выстукивать что-то ногтями на экране мобильного. — Вообще, конечно, есть дом и в Калабрии, в Сан-Лоренцо, но сейчас речь шла точно не о нём, ведь… — Красавица, тш-ш, — посмеивается Годжо и хлопает информатора по бедру. — Не волнуйся. Гето не отвечает. Кладёт телефон на колени и, подперев рукой подбородок, смотрит в противоположное окно. Музыка играет тихо, поэтому Сатору слышит, как щёлкают друг об друга ногти, как нога отбивает неровный ритм. — Если станет плохо — говори, — серьёзно предупреждает наёмник, но Сугуру раздражённо цыкает. — Как со временем? — Годжо задаёт вопрос, потому что видит, как информатор читает сообщение на экране своего мобильного. — Сложно рассчитать, — вздыхает Гето. — Но, думаю, всё должно получиться. Въезд в поместье Сукуны похож на декорации боевика. По обе стороны от кованых ворот — крупные ребята с автоматами, на дороге к дому ждёт чёрный седан без номеров. Он пропускает сканию, пристраиваясь в хвосте, а впереди из-за поворота выруливает джип — такой же чёрный, тонированный в круг. — Ужасная безвку… — Помолчи, — нервно обрывает Сугуру. — Если переживаешь, можешь пригнуться заранее, — Годжо хихикает, заметив, каким взглядом крыска пялится в лобовое стекло. Явно пытается рассмотреть — не выглядывает ли дуло автомата из окна машины впереди. Вместо пререканий Гето сползает по пассажирскому креслу вниз. Огромная кабина скании, обитая бежевой кожей, позволяет ему сделать это без труда: колени отлично помещаются под бардачком, лицо на несколько сантиметров ниже уровня лобового стекла. — Вот умничка, — улыбается Сатору и треплет чёрную макушку. — А ты? — бурчит Сугуру. — А я, если что, постараюсь не заляпать твой плащ кровью. — Сомневаюсь, что кровь сукуновских шестёрок сюда попадёт, — вяло и натужно, но всё-таки отшучивается Гето. Сатору смеётся громче положенного. Машина впереди останавливается. Из неё выходит тот лысый придурок Джого с автоматом — Сугуру громко икает — и повелительно машет рукой, указывая на то, что пора вылезать из грузовика. Годжо осматривает двор перед домом. Впереди большое здание — всё, как в мечтах о богатой жизни среднестатистического европейца: мрамор, белые колонны, лепнина и позолота. По бокам расходятся клумбы и ровно выстриженные кусты. Всё остальное пространство пустое, будто специально создано для того, чтобы огромная скания легко могла подъехать к самому крыльцу. Но Сатору понимает, какую идею преследовал наркобарон, когда обустраивал двор так — лимузины из-за устройства большого двора перед поместьем могут делать круг, чтобы высаживать именитых персон у входа и сразу же ехать дальше. Сукуна явно рассчитывал, что сливки общества будут съезжаться к нему на светские приёмы. Мысли о трогательном эго Двуликого выбивают из Сатору смешок. Дверь грузовика легко открывается. Тяжёлые ботинки грузно бьют по плитке двора. Годжо потягивается, белый лонгслив поднимается, открывая Джого и Ханами, который тоже вышёл из тачки, кобуру глока на поясе. Никаких дополнительных указаний про оружие не было. Одноглазый — он знает, как опасен Годжо с огнестрелом — раздувает ноздри и плотнее прижимает к себе автомат. Сатору оглядывается в поисках Сукуны, но его отвлекает шум мотоцикла. Байк показывается слева от скании, отлично вписываясь в небольшое расстояние между грузовиком и зелёной оградой. Годжо средним пальцем опускает очки — хочет внимательнее рассмотреть водителя. Тот в шлеме, по комплекции не дотягивает до крупного и мощного Сукуны. Да, определённо не Двуликий. Слишком уж жеманно он тормозит мотоцикл, слишком изящно выставляет вперёд ногу, обтянутую узкой штаниной чёрных джинсов. Шлем ложится на сидение. Вниз падает тонкий пепельный хвост. Махито. Его появление — неожиданность. Но Годжо догадывается, зачем он здесь, и слова работорговца тут же подтверждают эту мысль: — Чего пялишься? — крысится он, сморщив свой узкий нос. — Я приехал забрать свою вещь. Чтобы улыбнуться, нужно приложить усилия. Проконтролировать лицевые мышцы, строго запретив им изображать такой желанный и уместный оскал. Сатору понимает, о ком говорит Махито. И это бесит. — Где крыса? Обмениваясь взглядами с работорговцем, Годжо пропустил появление Сукуны. Он стоит у лестницы, ведущей от входной двери и крыльца к двору со сканией. Спускается на несколько ступеней, но всё равно остаётся на уровень выше всех присутствующих. — Вытащи его, — отдаёт приказ Двуликий и неопределённо машет рукой, показывая, что ему всё равно, кто этим займётся. Первым реагирует Махито — делает шаг к грузовику. Но Сатору опережает его: обходит кабину прямо перед носом работорговца и открывает дверь. — Вылезай, — говорит он Гето. У того, кажется, онемели ноги. Он пытается оттолкнуться руками от края кресла, но дрожащие пальцы соскальзывают. Обкусанные ногти царапают кожу сидения. Сугуру смотрит на Годжо затравленно. Хоть и сидит на возвышении — взгляд всё равно снизу вверх. Сатору обхватывает его за предплечье и тянет на себя. От такого напора крысёныш пугается ещё сильнее, не сразу ориентируется и спотыкается о край кабины. Вываливается из неё, падая на колени. Годжо продолжает безучастно сжимать руку. Слева прыскает Махито. — Привёз и крысу, — говорит наёмник, глядя прямо на Сукуну. Тот не отвечает на взгляд. С отвращением рассматривает Гето; он неловко поднимается и отряхивает плащ. Одной рукой это делать неудобно, а Сатору не отпускает вторую. Сугуру дёргает ей, думая, что это шутка. Пальцы наёмника не разжимаются. Под ними напрягаются мышцы и тут же расслабляются, превращаясь в желе. Гето с ужасом смотрит на Сатору. И пусть это выражение поймано периферийным зрением — оно выбивает на шее капли ледяного пота. Гето испуган так сильно, что его зубы бьются друг о друга в плотно закрытом рту. — Приведи его, — кивает Сукуна. Сатору отпускает предплечье и подталкивает в спину: — Иди. Гето делает шаг — словно по канату. Нога неустойчиво становится на плитку, подгибается щиколотка, отчего дрожь проходит по всему телу. Сугуру разворачивается к Сатору, одними губами произносит: «Махито». Пот змейками ползёт по спине. Сатору хочется завыть и вытащить глок. Он не думал, что Гето — тот самый, который пару дней назад ворвался на базу работорговцев — так сильно боится своего бывшего. Но наёмник только выше поднимает подбородок, говорит: — Иди. Любая попытка заступиться за Сугуру сделает хуже. — Малыш, я свожу тебя в кино на мелодраму, — тягуче, самодовольно и громко начинает Махито, словно понимает, что речь о нём. — Раз тебе нравятся невозможные истории любви. Сукуна улыбается так, будто слова работорговца его веселят. Махито заискивающим взглядом выхватывает это выражение и, заручившись поддержкой, продолжает шоу. Отходит от грузовика, приближается к Гето и галантно подаёт ему руку. — Синьор наёмник приехал сюда работать, — кривляется Махито. — Не мешайся под ногами. Помни, что орлы — в небе, а лягушки — в болоте, — работорговец звонко смеётся, щёлкает Гето по носу и всё-таки хватает за трясущуюся руку. Наклоняется к уху, отодвигает прядь кончиками пальцев, стреляет глазами в сторону Сатору и шепчет, чтобы тот услышал: — А я цапля, мой лягушонок. Сатору опускает глаза, чтобы не видеть, как зубы обхватывают край ушной раковины, как вздрагивает Сугуру и, наплевав на здравый смысл, рывком оглядывается, беспомощно пытается стряхнуть с себя руку Махито. Тот хохочет, сжимает крепче, подводит информатора ближе к Двуликому. — Доволен? — Сукуна обращается к работорговцу, который теперь по-свойски прижимает к себе Сугуру, плотно фиксируя объятиями его руки вдоль тела. Махито хочет ответить, но Двуликий обрывает: — Тогда заткнись. Бери этих, — наркобарон кивает на Джого и Ханами. — И проверяйте грузовик. — Ключ, — бросает Сукуна в сторону Годжо. Тот послушно залезает в задний карман джинсов и протягивает проходящему мимо Махито брелок. Ублюдок накрутил волосы Гето на кулак и теперь тащит его за собой, заставляя боком крениться к земле. Чёрные глаза, вокруг которых синевой расползлись лопнувшие сосуды, с мольбой цепляются за Сатору. Годжо стискивает кулаки и вновь невидящим взглядом упирается в землю. — Лягушонок, будешь помогать проверять, — вдалеке, где-то у третьего фургона, поёт Махито и нажимает на кнопку, открывающую дверь. — Внимательно. Накосячишь — и я накажу тебя дома. — Pusti ga, — раздражённо гаркает Ханами, но тут же его прерывает бас Джого: — Харе его защищать! — Идиоты, — себе под нос говорит Двуликий, привлекая внимание Сатору. — Ненавижу идиотов, — повторяет он громче, глядя прямо на Годжо. — Особенно упрямых идиотов. Наёмник понимает отсылку без объяснений. Короткие толстые ногти впиваются в кожу ладони так сильно, что вот-вот на плитку польётся кровь. Но это стоит того, потому что помогает держать лицо расслабленным. А дикий блеск в глазах… Сатору надеется, что его скрывают очки. — Если бы твои друзья не были упрямыми идиотами, не пришлось бы тащить сюда крысу, — расслабленно и монотонно продолжает Двуликий. Вдалеке продолжают хлопать крышки ящиков и двери фургонов, но Сатору всё равно слышит звон, с которым бьются друг о друга кольца на пальцах наркобарона. Он поправляет белый пиджак, ровнее укладывая его на красный атлас рубашки. Выглядит настолько спокойным, что Годжо чувствует себя шавкой, вздумавшей лаять и рычать на океан. — Скучная болтовня, — перебивает Годжо гораздо агрессивнее, чем собирался. — Отпускай заложников и расходимся. Сукуна движется так, что наёмник не успевает уследить. Дело не в скорости, а в неожиданности. Ни один мускул на лице наркобарона не дрожит, когда он молниеносно достаёт из-за пазухи пистолет. Он не меняется в лице, когда жмёт пальцем на спусковой крючок. Не задерживает дыхание, пока пуля летит к ногам Сатору. Годжо чудом успевает сделать шаг назад и спасти свою стопу. Иначе свинец бы прошёл сквозь ботинок, пробил кожу и мышцы, чтобы застрять в кости. От этого не по себе, и Сатору другими глазами смотрит на титанически спокойного Двуликого. — Думай, с кем говоришь, — цедит тот по слогам. Открывается ближайший к кабине фургон. Годжо слышит, как Махито заталкивает туда Гето и заставляет открыть одну из коробок. — Всё на месте, — после сигнала кричит Джого. — Сугуру Гето говорит, что всё на месте, — мерзким голосом добавляет Махито и хохочет. Годжо не спускает глаз с Сукуны. Ненавидит себя за то, как дёргается, когда рука Двуликого снова тянется туда, откуда он до этого достал пушку. Но в этот раз у наркобарона ключ. Он кидает его под ноги Годжо. Очень близко к той дыре в плитке, которую оставила пуля. — Я спешу, — татуировки на щеках Двуликого ломаются кривыми линиями от звериной ухмылки. Всё его лицо — до этого равнодушное и неподвижное — плывёт, оправдывая прозвище. Сатору мутит от гримасы. Безумная, кровожадная, уродливая рожа смотрит на него и кивком указывает на ключ. — Ищи своих друзей сам. — Я бы поторопился, — голос Махито перебивает звук закрывающейся двери фургона. — Говорят, блондинчик уже минут сорок без сознания. У Сатору темнеет перед глазами. Размываются фигуры Джого, Ханами и Махито с Гето, свернувших обратно ко входу. Теряет чёткость силуэт Сукуны — он демонически хохочет, схватившись за живот, и из-за алого шёлка рубашки Сатору кажется, что его руки по локоть в крови. Нужно наклониться и поднять ключ. Годжо сделает это, и Двуликий прыгнет за руль скании, чтобы уехать на Сигонеллу. Уедет и Махито со своими людьми, заберёт Гето — испуганного, бледного, с чёрными кругами под глазами. Но ненадолго, потому что уже сегодня Годжо вернёт Сугуру и прострелит серую башку. Сначала спасёт Кенто и остальных наёмников, потом красавицу. И чем упорнее Сатору оттягивает момент, когда придётся наклониться за ключом, тем дольше Гето будет рядом с Махито. Но Сатору отвратительно страшно. Сукуна стоит перед ним, не скрывая пистолета в руке. А чтобы поднять ключ, наёмник должен нагнуться, опустить глаза к земле и протянуть руку. Ему вышибут мозги. Годжо видит это в алых глазах Двуликого, слышит в хриплых, как у гиены, выдохах Махито, нетерпеливом стуке толстых пальцев Джого по рукояти автомата. Он — Сатору Годжо — сдохнет как пёс, бесславно и глупо, если потянется за ключом. — Передумал? — качнув головой вбок, с улыбкой спрашивает Двуликий. В его глазах — почти сочувствие, в сложенных на груди руках — пистолет. — А ты забавный, — отвечает Годжо. И наклоняется. От движения темнеет перед глазами. Кровь, которую сердце за долю секунды разогнало во внутривенный шторм, бьёт по глазам и ушам. Годжо ослеплён и оглушён. Только металлический блеск ключа — ответ на вопрос, жив ли он ещё. Грёбаный кусок железки не даётся в мокрую ладонь. Выскальзывает, прыгает по земле. Сатору хватает крепче. Наёмник видит слева белые штанины и чёрные лакированные туфли. Сукуна не стреляет, а проходит мимо. — Живи пока, — снисходительно бросает он и хлопает рукой по согнутой спине Сатору. — Мне нравится, как ты кланяешься. Годжо выпрямляется, пошатываясь от головокружения. Люди Махито и он сам стоят у кабины, Двуликий медленно идёт к ним. Или Сатору кажется, что медленно, потому что он, не давая себе выдохнуть, срывается с места и несётся ко входу в дом. Позади, во дворе, остаётся Гето. И Годжо пытается не думать об этом. Крутит в голове заевшей пластинкой «Махито не убьёт Сугуру». Верит в это ровно настолько, чтобы не оглянуться назад — ни на грамм больше. Этот страх затравленного зайца перед пастью борзой, который так ясно читался в каждом движении Гето, — открытие для наёмника. Он не ожидал. Не придумал, как помочь, и не успевает придумать сейчас. Отворачивается и оставляет Сугуру одного с чудовищем, телепатически посылая мысли о том, что обязательно вернётся и спасёт. Но сначала нужно помочь Кенто. Помочь — ещё одно слово, в которое Годжо не верит. На деле он торопится проверить, жив ли Кенто и остальные. Тяжёлая дверь поддаётся не сразу. Годжо влетает в неё плечом, толкает снова и снова. Потом вспоминает, что, когда выходил Сукуна, она открывалась в другую сторону. Под хохот Джого и Махито наёмник тянет ручку на себя. Дом внутри огромный. Лестница наверх, ряд комнат справа и точно такой же слева. Сатору замирает на распутье. Голова до сих пор кружится, предметы меняют свою форму и цвет. Белый мрамор темнеет, текстурой напоминает дерево. Вместо золотых орнаментов под ногами ковры. В нос бьёт солёный запах моря. Он стоит в помещении, будто кто-то вывесил сушиться пляжные полотенца посреди гостиной. Сатору крутит головой, потому что там — да, где-то в глубине коридора справа — мелькает пушистый рюкзак. Звенят ракушки на браслете. Девичий смех. Годжо кидается вперёд, влетает голенью в напольную вазу с цветком. Она трескается, чёрная земля расползается по полу. Сатору падает, но до жути медленно — он успевает увидеть тяжёлые и острые осколки, в которые вот-вот угодит раскрытой ладонью. Боль тоже прошибает тело с опозданием. Сначала — кровь. Красное течёт, и, чтобы понять откуда, Сатору приходится привстать, растерянно усесться на грязном из-за земли полу и уставиться на свою руку. Из неё торчит осколок. Да? Правда ведь торчит? Годжо мотает головой. Никакой разбитой вазы нет. Нет острых граней расколотой керамики. Это вообще чужая кровь. Она с бёдер и ключиц девочки, которую наёмник прижимает к себе, пытаясь согреть. На её глазах мутная корочка — хрупкая, как лёд на неглубокой луже. Его всего-то нужно растопить, чтобы Рико, как обычно, часто-часто заморгала, расплакалась от досады и попросилась к маме… Сатору снова смотрит на свои руки. Большие, тёплые, покрытые кровью и грязью. В левую ладонь воткнут осколок, в правой крепко зажат ключ. Годжо стискивает челюсти и, не выпуская ключ, достаёт из ладони керамический осколок. В этот раз боль отрезвляет. Перед наёмником снова белый мрамор, металлический запах крови вытесняет иллюзорный аромат моря, чутьё Сатору теперь однозначно говорит, что в коридорах дома он один. Нужно торопиться. Годжо, чувствуя, что остро нуждается в поддержке, твердит себе сам: «Всё получилось, скания у Сукуны, ключ у меня, Гето рядом». Но и эти мысли портит воспоминание о том, какое лицо было у Сугуру, когда Махито за волосы тащил его к фургонам грузовика. Двери открываются одна за другой. Все они не заперты, поэтому дело идёт быстро. Сатору специально громко хлопает ручками о стены, зовёт: «Кенто! Мей! Утахиме! Тодо!». Тишина. Наёмник разворачивается и бежит в противоположный коридор. Слышит, как грузовик отъезжает от дома. Звука мотоцикла нет, значит, Махито и Сугуру ещё во дворе. Значит, можно попробовать успеть — не дать длинноволосой гниде увезти Гето. Годжо достаёт мобильный и, продолжая плечом выбивать двери, набирает номер Мегуми. Мальчишка, как его и просили вчера, сразу поднимает трубку. — Сукуна возвращается на Сигонеллу, — хрипит Сатору. — Срочно сматывайтесь оттуда. Только не по главной трассе. Короткое «да» — и Фушигуро бросает трубку. Это тоже успокаивает Годжо. Такая серьёзность показатель того, что пацан понимает, насколько мало у них времени. Агент прибудет на военную базу через три-четыре часа. Как раз столько ехать от Мессины до Катании… Наконец-то запертая дверь. Она в самом конце левого коридора, спрятана за раскидистой пальмой в горшке. Сатору едва не пропускает её, но в последний момент разворачивается и замечает, как сверкает позолота на ручке. Ключ входит в замок легко. И ещё до того, как дверь открывается, Годжо слышит за ней шум и возню. Он торопится, пытается быстрее провернуть блядский кусок металла в замке. Ручку нервно дёргают с другой стороны. Опять волной тошноты накатывают видения: Сатору кажется, что за дверью он увидит покрытые ледяной корочкой глаза. От крови ладони скользкие, гладкая поверхность ручки никак не поддаётся. — Отойдите, — не выдерживает Годжо и вышибает дверь пинком. Проходит секунда прежде, чем он понимает, что крепко зажмурился. Ещё одна нужна, чтобы отважиться открыть глаза. — Чего замер, мерзавец? — голос Утахиме. — Уходим, — бас Тодо. Сатору дышит часто и глубоко — от переизбытка кислорода кружится голова и плывёт перед глазами. Но наёмник видит, что все живы. Ближе всех к двери стоит Мей. Длинные волосы вместо косы собраны в небрежный пучок на затылке, лицо красное из-за свежих гематом. Дальше Тодо и тот азиат из «Самураев», они придерживают с двух сторон Кенто. Он в сознании — мысль об этом теплом расходится по телу Сатору. Рядом Утахиме — упирается плечом в стену, но стоит. Иори держит за руку ещё одну свою коллегу, уговаривая встать с узкой койки. Та сидит расставив ноги, а изо рта на пол тонкой струйкой льётся кровь. — Идти сможете? — спрашивает Годжо, ему не терпится вернуться во двор, к Гето. Настолько, что он готов кинуть друзей в этой ужасной комнате, насквозь пропахшей кровью и затхлым потом, чтобы успеть кинуться под уезжающий мотоцикл. — Вон из прохода, — шипит Мей и, плотно обхватив руками рёбра с правой стороны, выходит. — Иори, как Май? — Я в норме, — глухо отвечает девушка из «Самураев» и встаёт с кровати. — Сукуна уехал, в особняке чисто. Выходите во двор, дон Фушигуро отправит сюда машину, — говорит Сатору. — Можешь же, когда хочешь… — Годжо сначала не понимает, чей это голос, настолько он скрипучий и тихий. — Можешь быть собранным. Сатору уже в дверях оглядывается на Нанами. Он поднимает голову и смотрит прямо на своего напарника. На месте одного глаза — бесформенное месиво, кровь чёрными корками засохла на костях. — Вот блять, — стонет Годжо, бьёт кулаком по грёбаной мраморной стене. Из раны на ладони выдавливается сгусток крови, размазывается по пальцам. — Во двор и в больницу. Все. Срочно. По пути к дверям Сатору ищет номер Сёко. Отправляет сообщение: «Приготовься». Последняя сцепка отъезжающей скании виднеется вдалеке, у ворот. Неудивительно, что это происходит так медленно — для управления огромной машиной нужна привычка. Сатору смотрит на заблокированный экран телефона. Одиннадцать сорок пять. — Сугуру! — окликает Годжо, всматриваясь в повороты на дороге к воротам, откуда может вырулить машина. Но что-то не так. Соображать тяжело, потому что видения болгарской виллы всё ещё мерцают перед глазами. Превращают ровную зелень ограды в большие кадки с пальмами. Мрамор — в дерево. Плитку — в песок и гравий. Гудит голова, в носу запах крови смешался с морским бризом. Сатору сходит с ума. Первое, что он понимает: во дворе нет Махито. Взгляд Годжо выискивает всё серое: чаша фонтана, каменные фигуры у ограды, ступени лестницы. Только так — по цветам — Сатору сейчас способен различать людей и предметы. Второе осознание: мотоцикл на месте. Две машины — седан и джип — тоже. Они стоят там же, где были. Шлем лежит на сидении байка, ключ зажигания торчит в замке. Мысль о том, что произошло, прибивает Сатору к земле ударом молнии. — Блять, — выдыхает он, оглядывается в сторону ворот и повторяет: — Блять. Достаёт мобильный и сверяется со временем — блять, блять, блять. Из дверей дома показывается Мей. Она помогает Утахиме тащить девчонку из «Самураев». — Возьмите машины, уезжайте, — Годжо говорит это женщинам, пока сбрасывает вниз шлем, чтобы сесть на мотоцикл. — У нас нет ключей! Годжо разворачивается и кидает свой телефон через весь двор. Мей вскрикивает, неловко шатается, но всё-таки успевает подставить руку и поймать мобильный. — Тогда вызови, блять, такси, — кричит Сатору. Голос от бессильного гнева срывается, почти пропадает на последних словах. — Ты ёбнулся? — орёт в ответ Утахиме. — Это дом наркобарона! Годжо из-за давления крови в ушах с трудом разбирает слова. Трясущимися руками, размазывая кровь по приборной панели, он пытается завести байк. Повернуть ключ в замке, нажать на кнопку… Скользкий от красной жижи палец не попадает. — Все уехали отсюда вместе с Сукуной, — всё-таки заставляет себя ответить Годжо. — Позвоните дону, пусть пошлёт сюда людей. Чёрт, да я и сам вернусь через пятнадцать минут… Наконец-то мотоцикл заводится. Сатору не знает, слышали Утахиме с Мей то, что он говорил, или нет. Может, он молчал вовсе и всего лишь крутил в голове эти мысли. Он с трудом отделяет реальность от вымысла. Знает только — запомнил за короткий миг просветления — что кровь на ладони настоящая и боль, связанная с раной, тоже. А ещё Сугуру сейчас едет с Сукуной в одной машине. В той самой машине. Байк ревёт, визжат колёса. Наёмнику нужно сразу сто километров в час — с места, без разгона. И мотоцикл слушается.***
В кабине скании за сидениями есть широкая откидная койка с мягким матрасом. На ней, закинув ногу на ногу, полулежит Сукуна, скучающе вращая в руке пистолет. Махито за рулём. Джого и Ханами в первом фургоне — где ящики с оружием. Гето прислоняется лбом к стеклу и смотрит вниз. Кабина высокая, разметка трассы мелькает до тошноты быстро. Если открыть дверь сейчас, сгруппироваться… Рука Махито ложится на бедро. — Лягушонок, решишь сбежать — пришибу, — ублюдок говорит почти неслышно и смотрит на дорогу перед собой. — Так дрожишь… Сугуру не дрожит — его колотит жуткой судорогой, от которой раскалённые иглы входят в пальцы, мороз взбирается по позвоночнику и зубы сбивают друг с друга эмаль. Гето заклинает себя думать, но мысли собираются в мерзкие комочки, будто кто-то кинул муку в холодную воду. Они плавают безжизненными шариками, и когда Сугуру пытается зацепить какую-то — она слизью растекается по пальцам. Остаётся только не давать себе терять сознание. — Будешь хорошо себя вести, — это добавляет Сукуна. Он садится на лежанке за креслами так, что его колени оказываются между Сугуру и Махито. Дулом пистолета проводит от уха Гето к ключице, — не сдохнешь. На секунду замолкает, чтобы затянуться сигарой, и продолжает, со словами выпуская ароматный дым: — Или сдохнешь быстро. Нервный смешок вырывается сам. Бандиты принимают это за внушённый ими страх и довольно улыбаются — оскал Сукуны Гето видит в отражении на блестящем стекле счётчика, а гримасу Махито ловит краем глаза. Увидев эти мерзкие рожи — самодовольные, сальные и кривые от выдолбленных за жизнь наркотиков — Сугуру принимает окончательное решение: сидеть и не рыпаться. Он не станет рыдать и просить остановить машину. Не скажет, что под всеми сцепками и кабиной, в каждом фургоне, даже здесь, под этой злоебучей раскладной койкой — килограммы тротила. Не скажет, что Юй и Ино потратили на настройку этого механизма минут пять, посмеявшись, что занимались таким ещё в детском саду. Бомба простая как дважды два. Ровно в двенадцать часов дня — взрыв. Это план, который придумал Сатору Годжо, когда узнал, что в логистическом центре компании «N&M» есть ещё куча ненужных сканий r730, которые принадлежат подопечным Гето. Для успеха достаточно двух факторов: «Сукуна спешит вернуться на Сигонеллу до приезда туда американского агента» и «Сукуна доподлинно не знает о содержимом настоящего грузовика с оружием». Всё удалось. Двуликий расслабленно сидит сзади и не обращает внимания ни на что, кроме пистолета, который раскручивает на пальце. Наверняка репетирует речь для агента. Все экраны на приборной панели грузовика засвечены и бликуют. С пассажирского сидения их почти не видно. Но Гето крутит головой и щурит глаза — от цифр там зависит его жизнь. Ладонь Махито до сих пор лежит на бедре, а значит, незаметно достать телефон не выйдет. — Не переживай, едем не больше шестидесяти, — посмеивается Махито, решив, что Гето интересует скорость. — Теперь я буду обращаться с тобой бережно. Он сжимает свои цепкие пальцы с острыми ногтями. И — как всегда и делал — продолжает до тех пор, пока Сугуру не вскрикивает от боли. Рука сдавливает и сплющивает кожу, несмотря на то, что она уже собралась в плотную ноющую складку. Гето пытается сопротивляться, но садиста это только веселит — он выкручивает зажатую кожу так, словно собирается порвать её вместе с тканью брюк. — Махито, — от одного слова Сукуны больной ублюдок убирает руку. Наркобарон наклоняется чуть вперёд и кладёт локоть на подголовник сидения Сугуру. Тяжестью на грудь ложится пистолет. — Ты расскажешь этой девке из Америки, что это за машина и почему она так важна для их политики, понял? — на ухо шепчет Двуликий. Но Гето не до его угроз: из-за тени, которую торс Сукуны отбрасывает на приборную панель, Сугуру наконец видит время на дисплее. Одиннадцать пятьдесят три. Злость набатом гудит в теле. Последние семь минут жизни Гето проведёт в компании вонючих отбросов, с которыми вынужденно водился всю жизнь. Будет кривиться от горячего дыхания Сукуны, который думает, что охуеть какой опасный. Сугуру готов рассмеяться: опасность — это десять килограмм тротила под тачкой, всё остальное — мелочи. Эти скользкие ручонки Махито — их Гето боялся и от них сбежал, эта самоуверенность наркобарона, которая держится только на количестве пуль в магазине его пушки, — всё это смешно. И Сугуру открывает рот — впервые не для того, чтобы вылизать чей-то зад за деньги и информацию, а чтобы высказать как на духу всё, что думает. Послать на хуй Сукуну и отправить Махито следом. Первому сказать, что Сатору Годжо гораздо круче стреляет, второму — что Сатору Годжо куда лучше трахается. А после этой истерики сгореть в адском пламени. Гето находит под плащом и сжимает нож. До взрыва он успеет воткнуть его в глотку Махито. От дрожи голос не слушается, приходится собираться с силами, прочищая связки. За шесть минут до смерти тело трусит так, что локоть бьётся о дверь грузовика с неправдоподобно громким звоном. Будто она вовсе не обита мягкой кожей, будто это стучат снаружи. — Вы выйдете в Лентини, дальше я поведу сам, — Сукуна раздаёт Махито приказы, поэтому оба не слышат странного звука. А он — звук — точно есть. Или у Сугуру галлюцинации за пять минут до смерти. Незаметно, пользуясь тем, что Сукуна и Махито заняты друг другом, Гето поворачивается и смотрит в окно. В голове словосочетание «ёбаный пиздец» проносится сразу на всех известных языках. За сканией, почти касаясь мускулистым бедром колеса, на байке Махито едет Сатору Годжо. Он похож на безумного демона из-за горящих голубым огнём глаз и белых волос, которые терзает ветер. Его светлый лонгслив в крови, его лицо в крови, кровь течёт по ручке мотоцикла, каплями срывается с неё и распыляется на брызги в воздухе. Но, несмотря на обилие алого, самое красное — воспалившиеся белки глаз, в которых лопнули абсолютно все сосуды. Сатору в лихорадке, в смертельной агонии. Не отводит пугающего взгляда от Гето. Совершенно не смотрит на дорогу. Отнимает ладонь от ручки — байк виляет, подпрыгивает, но одно яростное движение возвращает его на место — палец указывает вниз. Сугуру по губам читает: «Прыгай!». На часах одиннадцать пятьдесят шесть. У Гето есть четыре минуты, чтобы заставить идиота развернуться и уехать как можно дальше от заминированного грузовика. Или чтобы открыть дверь и прыгнуть. Годжо сошёл с ума окончательно — он сближается со сканией вплотную, привстает на мотоцикле, тянется к двери. Сугуру не может оторвать взгляда от скользких красных пальцев, которые царапают чёрную эмаль в десятке сантиметров от ручки. Три минуты. Открыть дверь. Прыгнуть. А между этими действиями — мгновенная реакция Сукуны, который точно будет стрелять, и цепкая рука Махито — она всё ещё рядом с бедром. И Гето проще умереть, чем рискнуть и попытаться вырваться из клетки. Но, как бы он ни мотал головой, как бы ни складывал брови — Сатору не разворачивается. Байк накреняется в сторону грузовика, наёмник сильнее вытягивает руку, чтобы открыть проклятую дверь. «Не смей меня не поймать», — Гето уверен, что его мысль эхом звучит и в безумной белой башке. Сугуру дёргает дверь. Разогретый воздух бьёт в лицо, сдувает волосы назад. Прыгать надо в первую же секунду. Надо было в первую же секунду. Гето замешкался, струсил из-за мельтешащей внизу разметки. Он всем телом подаётся вперёд. Но слишком медленно. Корни волос натягиваются, по коже головы разрядом расходится боль, на глазах выступают слёзы. Гето не поворачивается, не слышит голоса из-за шума, но знает, что Махито схватил его. — Сугуру! — это воет Годжо. Гето нравится, когда он зовёт его по имени. Рука сжимает нож. Махито тянет волосы назад. Есть только одна попытка. И Гето наклоняется вперёд так, чтобы пряди натянулись в струны. Наугад заводит руку с ножом назад и режет одним движением — через рёв колёс, шум мотоцикла и свист ветра слышит, как рвутся тонкие волосы под острым лезвием. Достаётся и ладони Махито. Он взвизгивает, разжимает пальцы. Следом выстрел — его Гето тоже предчувствовал. У Сукуны отменная реакция. Натяжение у корней волос исчезает вместе с болью, зато она ядовитым цветком распускается в плече. Теперь траекторию прыжка невозможно рассчитать. Но Гето смотрит вниз — в голубые глаза, которые сияют, как целых два блядских маяка, и верит, что его поймают. Сугуру из последних сил отталкивается рукой от края кресла и переваливается вниз. В глазах темнеет.Эпилог
— Старик, не подглядывай! Годжо бодро прыгает на костылях. Без труда обгоняет дона Фушигуро и поправляет чёрную повязку на его глазах. Тоджи нервничает, тут же тянет её обратно вверх. Но Сатору не сдаётся. Кенто и Сугуру ждут в конце аркады, на заднем дворе. Гето то ли придерживает инвалидную коляску, в которой сидит Нанами, то ли сам опирается на неё. — Давай-давай, вперёд! — торопит старика Фушигуро Годжо. Он же, проходя мимо Сугуру, посылает ему воздушный поцелуй. Крысёнышу так хорошо с каре, что у Сатору никогда не получается сдержать чувств. — Я знаю, что там будет грузовик с оружием и мой сын, — огрызается Тоджи. Наёмник тянет за повязку. Ткань падает с лица дона. — А ещё его парень! — радостно восклицает Годжо и хлопает в ладоши, придерживая костыли локтями. — Знакомься, это Юджи. Он теперь будет жить с вами. Итадори стоит рядом с Мегуми у фонтана. Сзади — огромная чёрная скания. Та самая, r730. Её несколько часов назад привезли сюда Нанако и Мимико. Годжо так и не понял, чем девушки были недовольны больше: тем, что пришлось далеко ехать на огромной машине с оружием или тем, что их любимый Гето лишился длинных волос. Но владелицы «N&M» змеями шипели на Сатору и настойчиво предлагали позаботиться о билетах домой заранее. Юджи переминается с ноги на ногу. Машет дону Фушигуро, но тут же неуверенно сжимает ладонь. Мальчишка совершенно неиспорченный — видно, что до обморока трусит перед отцом возлюбленного. — А-а… — тянет Тоджи и честно пытается улыбнуться в ответ пареньку. Выходит оскал разбуженного медведя. — Привет… Папа, — отвечает той же гримасой Мегуми. — Невероятно трогательно, — всхлипывает Сатору и скачет к кабине скании. Юджи, который стоит рядом, пытается придержать наёмника за локоть, но тот решительно убирает его руку. — Из-за того, что «Самураев» покалечил Сукуна, им дали отсрочку. Их куратор приедет сюда только через пару дней. Постарайся не просрать грузовик за это время, старина… — Слушай, ты… — сжимает кулаки Тоджи. Итадори хохотом разряжает обстановку. Улыбается даже Кенто, откидываясь на спинку своей коляски. — Идёмте, — перерывает веселье Мегуми. — Цумики ждёт к ужину. — Мы с Сугуру задержимся, идите без нас, — кивает Годжо и машет рукой в сторону дверей в дом. Оборачивается к Юджи и с улыбкой просит: — Парень, помоги Кенто с коляской. Итадори только рад быть полезным. Под тяжёлым взглядом Тоджи он чувствует себя неуютно и совершенно не знает, куда деться. Переступает с ноги на ногу, дёргает раздражённого Мегуми за рукав рубашки и бегает глазами по статуям во дворе. — Можете вообще не приходить, — ворчит дон, подкуривая сигарету. — Превращаете мои семейные ужины в свои пидорские посиделки, — от этой шпильки Итадори всполохом краснеет, хоть Тоджи и делает вид, что говорит только о Гето и Годжо. — Кенто, друг, как ты их терпишь? Пока Нанами только открывает рот, Сатору громко продолжает, обращаясь к Юджи. — Скоро катать Кенто будет его жених, приедет специально для этого. Он звонил утром, — на последних словах Годжо с гаденькой улыбочкой разворачивается к Фушигуро-старшему. — Старик, найдёшь для них комнату с двуспальной кроватью? — Годжо, — потирая переносицу под очками, уставшим и смущённым голосом тянет Кенто. Тоджи с застывшим лицом цыкает, щелчком отправляя сигарету в мусорку. — Вот оно как, — бурчит себе под нос и идёт к дверям. — Чего-то я не понимаю… Мегуми следует за отцом, недоверчиво вглядываясь в его широкую спину. Итадори подхватывает ручки коляски Кенто и катит её вперёд. Наклоняется к Нанами, о чём-то негромко спрашивает. Мей с Юй в гостиной, никак не могут оторваться друг от друга, пока Цумики и прислуга накрывают на стол. Сёко курит на веранде. Тот отдых, который она устроила себе, пока наёмники «Колледжа» разъезжали по острову в поисках оружия, кончился. За последние дни женщина сделала столько, что полностью оправдала своё жалование. Она же помогла «Самураям». Они тоже приедут отметить удачное завершение миссии. — Ты же говорил, что парень Кенто хочет устроить сюрприз? — тихий голос Гето возвращает в реальность заднего дворика поместья дона. — Но Нанами не выглядел удивлённым. — А, — отмахивается Годжо и подходит к Сугуру так, чтобы он тоже мог опереться здоровой рукой на костыль. — Так он сам всё разболтал. Слишком любит Кенто. Ты будешь в восторге от этого солнышка… — Ему будет больно видеть Нанами в таком состоянии, — задумчиво прикусывает губу крысёныш. — Зато он сможет посмотреть, как Кенто встанет из коляски и вернётся к нормальной жизни, — пожимает плечами Сатору; он не шутит и не смеётся — в этом нет смысла, потому что Гето точно знает, каково ему на самом деле. Сукуна действительно пытал и Кенто, и Мей Мей, и Тодо с Утахиме, чтобы выяснить, что именно лежит в скании. Сломанные кости и перебитые жилы срастаются не так хорошо, как хотелось бы. Вот уже четыре дня Нанами на коляске. Сёко не смогла спасти его глаз, и сейчас на месте пустой глазницы плотная повязка. Мей Мей каждое утро ходит на перевязки. Гето вместе с ней — его рана в плече и ожоги от ударной волны взрыва оказались тяжёлыми. Два дня он лежал в лихорадке, и только сегодня смог наконец подняться на ноги. Сам Годжо считает, что отделался легче остальных: сломал бедро, когда, поймав свою красавицу, слетел с мотоцикла. — Мне звонил Мигель, сказал, что Ураюме сбежала, — устало выдыхает Сугуру. — Но Юджи сработал чисто, когда разговаривал с американским агентом. — Той женщиной? Юки, кажется? — Да. Он объяснил, что картеля и Двуликого больше нет. Выплатил неустойку. Осталась пара проверок — и Итадори с Мегуми передадут мне обещанную часть денег и активов. — Ой, мой парень станет наркобароном. — Я не… — вскидывает голову Сугуру, но, столкнувшись взглядом с Годжо, продолжает спокойнее: — Я не наркобарон. Ты же помнишь наш уговор с Ютой. Годжо смеётся, притягивая Сугуру к своей груди. Кладёт подбородок на его макушку. Теперь от информатора пахнет настоящими бинтами — он с утра ходил на перевязку. — Да-да, он нам тротил и все списанные пушки, какие только есть на его складах, а ты навсегда покидаешь остров. Плечи Гето вздрагивают и опускаются. Сатору не видит лица, но уверен, что информатор состроил самую понурую крысиную морду из всех возможных. Вчера вечером Годжо уже наблюдал стихийную истерику, начавшуюся тогда, когда у Сугуру не вышло собрать волосы в пучок. После того, как он срезал часть прядей ножом, пришлось убрать длину до плеч. Из-за этого короткие волосы на затылке падали вниз и не хотели фиксироваться резинкой. Годжо помог, завязав пучок чуть ниже. Потом долго гладил Гето по спине и молчал. Понимал, что причина раздражения вовсе не причёска. — В Исландии очень холодно? — глухо спрашивает красавица, плотнее прижимаясь носом к плечу Сатору. — Зато мы купим тебе кучу новых свитеров. Выберем самые жуткие: с блёстками и бахромой, — улыбается Годжо, покачиваясь из стороны в сторону, чтобы успокоить. — Ладно, — со вздохом соглашается Сугуру. — Завтра начну собирать вещи. Иди первый к Тоджи, я покурю. Он мягко толкает Сатору в грудь. Слои одежды скрывают бинты, за которыми наполненные жидкостью волдыри. Гето больно. Ночью он комкал одеяло, прижимая к животу, и скулил. Годжо едва нащупал свои костыли, чтобы добраться до кухни, а потом держать Сугуру за непривычно голую и холодную шею, пока он мелкими глотками пил воду. Гето достаёт пачку неловко. В ней уже лежит зажигалка. — Иди, — снова бросает он, онемевшими пальцами цепляясь за сигарету. Сугуру тяжело сгибать перевязанную руку, поэтому он поворачивается полубоком — не хочет, чтобы наёмник видел, как трясётся кисть, как приходится тянуться к фильтру губами. Годжо, дождавшись, пока он подкурит, подкрадывается со спины, забирает сигарету. Ловко хватает её и со смехом вставляет в свои губы. — Эй, ты!.. — Гето возмущён. Оборачивается и мажет рукой по воздуху, пытаясь отобрать. — Ну же, — Сатору отпрыгивает на костылях. Сугуру, как зомби, шагает следом. — Идиот, — говорит крысёныш и прыскает со смеху, когда Годжо пытается отбиться от него костылём, но качается, почти теряя равновесие. Гето вовремя подхватывает его за руку. Сатору кривится от боли — у него на предплечьях ожоги; та же гримаса у Сугуру — ему больно сгибать локоть. Непонятно, кто улыбается этому первый, но через секунду смеются оба. Годжо выцеловывает на лице красавицы пунктиры ссадин, которые уже схватились корочками. Разворачивает сигарету фильтром к Гето, подносит к губам. Бывший сицилийский информатор, а в скором будущем — любимый гость домика в Лунде затягивается, снова опираясь на костыль того самого гостеприимного хозяина. — Ничего не хочешь у меня спросить? — говорит Сугуру, выдыхая дым. — Нет-нет, для свадьбы рановато, понимаешь ли… — Идиот! — Гето пихает в бок, и Сатору ойкает, потому что рёбра болят тоже. — Спроси, откуда я знаю про Болгарию и Рико. — А-а, — тянет Годжо, смотрит мимо скании на красный закат за деревьями сада. Рассеянно чмокает Сугуру в висок, старается не замечать, как кончики чёрных волос щекочут шею. — Потом. Как-нибудь потом.