***
Ло Бинхэ десять, он живёт среди улиц больше года, и он не может отрицать правду. Он знает, куда забрали его брата. Не конкретное место, не конкретное имя (и есть нечто горячее внутри него; нечто, что жаждет крови, когда он думает об этом), не какую-то крупицу о своём геге, о ребёнке с таким же лицом, как у него, нет — он лишь узнаёт, что делают с красивыми детьми, если они недостаточно быстры, скрытны или сильны. Быть красивым на улицах — это приговор. Ло Бинхэ глотает слёзы, давясь и давясь рыданиями, когда думает об этом; Ло Бинхэ просто знает, что его геге осознавал, что его ждёт; Ло Бинхэ не думал, что способен ненавидеть себя сильнее, чем уже есть.***
И он хочет найти его; он знает, что если кто и мог выжить, не сойдя с ума, то это его геге; нет ничего, чего бы его геге не смог сделать; нет невозможного для того, кто был слишком умён для своего возраста. Если же ничего не осталось, то… Ло Бинхэ нужны будут кости, которые он может похоронить; ему нужны будут места, чтобы превратить их в пепел для алтаря; ему нужны будут имена, которые он заставит мир забыть.***
Ло Бинхэ двенадцать, и он копает, возможно, самую важную яму в своей жизни. В его голове есть слова его геге, чей голос он начал забывать, который говорит ему, как правильно распределять свои навыки и силы, чтобы яма получилась равномерной и глубокой. Ло Бинхэ не сомневается в своём геге даже годы спустя; он просто знает, что есть вещи и его геге знает о них всё, что доступно и недоступно миру; это аксиома, с которой он дышит, сражается и умрёт. Ло Бинхэ копает с силой, что ломает его ногти, когда его грязная одежда прилипает к его потному телу, а солнце печёт голову без тени. И он копает, копает и копает. Как будто не существует ничего другого. На него опускается тень, и Ло Бинхэ поднимает голову; зелёный и белый; глаза, как лёд, как у всех детей, которых он просил рассказать о том, что может произойти, если ты любим природой, и лицо, что действительно несправедливо красиво; помимо своей воли, Ло Бинхэ испытывает сочувствие к этому человеку, хотя знает, как подобное ненавидели все, кого он спрашивал. Этот мужчина не исключение, его презрение столь очевидно, что Ло Бинхэ даже сложно притворяться, что не замечает его; этот мужчина говорит, что с этого момента он его шизунь, а сам Ло Бинхэ ученик Цин Цзин; этот мужчина принимает его внутрь секты, и Ло Бинхэ этого достаточно.***
— Чего ты добиваешься? — спрашивает его шизунь, когда чай стекает по волосам Ло Бинхэ; он даже не может винить мужчину в этом, он был неосмотрителен к тому, кто знал слишком много жестокости. Ло Бинхэ рад тому, что этот конкретный чай не был предназначен для того, чтобы подаваться сразу с огня; немного тёплый, даже приятный для его грязной головы; на белой одежде останутся пятна, если он не замочит её сразу. Его шизунь оскаляет зубы, примерно так, как ожидал Ло Бинхэ, как он видел слишком много раз, когда говорил с теми, кто не знал милости жизни. Ло Бинхэ не может не думать, как, должно быть, его шизунь ненавидит свою жизнь, если, будучи лордом пика, прошлое всё ещё цепляется за него. Ло Бинхэ боится, что его геге мог стать таким же, а он не знает, как помочь. — Мне повторить, зверь? — и яда столько, что любой обычный ребёнок мог бы испугаться; но Ло Бинхэ понимает, что играет с огнём. Однако, он отвечает честно; может быть, честнее, чем стоило бы. — Мне нужна сила, — это первое о чём он думает, когда вспоминает, что его брата отобрали у него, — мне нужны связи, мне нужны люди, — это то, что поможет найти его брата, это то, что должно охватить всю страну, и все миры, если потребуется, — мне нужно влияние, — это то, без чего он не получит своего геге обратно; то, что защитит его геге. Его шизунь — это грациозная скульптура изо льда, неприступная и нечеловеческая; более возвышенное и менее настоящее, что Ло Бинхэ видел за последний час знакомства с этим человеком. — Для чего? — спрашивает его шизунь, и, что же, это самый простой вопрос для Ло Бинхэ. — Я должен вернуть своего брата, — отвечает он без капли сомнений, и что-то тяжёлое, неуловимое, хрупкое и гнилое проявляется в глазах его шизуня; такое маленькое, что он бы подумал, что ему это привиделось. Нечто, что Ло Бинхэ даже не может начать расшифровывать; нечто слишком личное, чтобы незнакомец мог опознать; нечто, что решает его судьбу в Цан Цюне. — Найди своего дашисюна, Мин Фана, — изящный веер раскрывается оглушительно громко для них обоих, — он покажет тебе твоё место в общежитии. Ло Бинхэ кланяется, как послушный ученик. — Благодарю, шизунь.***
Ло Бинхэ думает, что учится, как проклятый, едва опознавая сон, видя еду и останавливаясь для того, что завести связи с людьми. Он нравится своей шицзе, Нин Иньин, и ненавидим своими шисюнами за это. Впрочем, он не может заставить себя волноваться об этом, пока избегает их с непринуждённостью, рождённой из опыта скрытностей в тенях узких домов, теряясь среди толпы, словно он был здесь всегда. (Его геге был лучшим игроком в прятки). Ло Бинхэ проходит по радужному мосту, от пика к пику, ото дня в день, от знакомств до дружбы; шицзе или шисюны, его пик или чужой — вторично; ему нужно больше ушей и глаз, чтобы знать о том, что происходит, вне стен их секты. Ему не интересны сплетни, если он не собирается их использовать. И пока что он не чувствует, что готов столкнуть со своего пути, не зная цели, любого, чего бы ему этого не стоило. Иногда Ло Бинхэ ловит на себе взгляд шизуня, среди толпы, среди бамбука и среди его обучения; Ло Бинхэ никогда не оборачивается; он благодарен своему шизуню, но у него есть вещи, которые он должен сделать превыше любой благодарности, которую он испытывает.***
Однажды в их секту приезжают гости из другой, которые определённо не желанные, но не те, кого они могут прогнать. Хуаньхуа, кажется, решают соревноваться с солнцем в том, как блестит их золото и какого ослепляющего оттенка жёлтого их одежды. Ло Бинхэ же видит в этом возможность того, чтобы найти себе ещё больше людей, которые могли знать то, что он искал. Его шисюны пропустили его, если он будет вести себя тихо и незаметно, о чём он клянётся им без запинки. И ничего не происходило, пока Ло Бинхэ не почувствовал взгляд, ощущение, которое он бы не смог забыть, даже если бы попытался. Он почти оборачивается, с рычанием, которое не может контролировать, когда тяжёлая рука заставляет его наклонить голову, а знакомый голос приказывает: — Уходи, немедленно, — говорит его шизунь тоном, нетерпящим возражений; с гневом, который направлен не на него; и Ло Бинхэ чувствует, мягкую зелёную ткань, которую его заставляю взять; верхняя одежда шизуня, на которой есть пятно от чая; шизунь никогда бы не получил пятно случайно; — не поднимай головы, не говори ни с кем, и не останавливайся, пока не окажешься на Цин Цзине. Ло Бинхэ сжимает ткань, зная, что это просто предлог; он уходит, как ему было велено, ускоряя свой шаг. Это напоминает ему ту далёкую ночью, когда он потерял звёзды.***
Шизунь… изменился. Как ни странно, это не должно волновать Ло Бинхэ, так как за последние пару лет у них было от силы три разговора, которые длились бы не дольше приземленной вежливости; Ло Бинхэ предпочитает не действовать на нервы человеку, который принял его (его шизунь всегда выглядел смесью из отвращения, зависти и грусти, когда смотрел на него). Ло Бинхэ не может сказать, что ему не нравится новый шизунь — это хороший человек с открытым сердцем и привлекательной улыбкой, однако… это не его шизунь. У Ло Бинхэ есть брат, с которым он делит одно лицо; и хотя прошло много времени, и хотя его геге мог измениться до неузнаваемости — они всегда были разными. Их мама говорила, что она никогда не путала их из-за того, насколько отличимо они вели себя друг от друга. Ло Бинхэ помнит это: то, что ему казалось что-то новым, его брат делал, будто в тысячный раз; то, чего он не знал, его брат объяснял ему; то, чего он не умел, его брат скорее всего уже делал. Это был опыт, который Ло Бинхэ никогда не мог преодолеть, это были эмоции, которые его геге уже испытывал, будто у них разница была в десятки лет. Ло Бинхэ знал, что у его брата было много секретов, даже если тогда он не понимал этого, но он бы не спросил; его геге никогда не делал ничего во вред им обоим и маме, всегда на их благо. Вот почему, несмотря на то, что у шизуня то же лицо, те же шрамы на руках, Ло Бинхэ не может не думать, что перед ним кто-то другой. И, ох, этот шизунь интересуется его делами намного пристальнее, чем прошлый. Было много вещей, которые Ло Бинхэ не должен был делать; особенно не пытаться стать частью внутреннего контрабандного рынка в секте, который не то, что бы был абсолютным секретом, но и не то, что бы поощрялся; Шэнь Цинцю, которого он знал, было всё равно, чем его ученики заняты, пока они не попадаются на этом ему или, что намного хуже, другим лордам пиков и мастерам залов. Этот же Шэнь Цинцю был любопытен, как ребёнок, незнающий, где стоит остановиться. Конечно, никто из них не мог остановить их лорда пика Цин Цзин, но у них были чёткие сроки, которые теперь постоянно слетают, потому что Шэнь Цинцю решает бесцельно бродить по пику, словно впервые его видит. И, хотя многим нравится новый шизунь, это раздражает в том, как он лезет в их дела. Они даже не делают ничего особо незаконного; просто ученик Цюн Дин смог добыть немного табака, который они должны были передать пику Цзуй Сянь, пускай их ученикам строго запрещено иметь при себе что-то воспламеняющееся, во избежание того, чтобы пик взлетел до небес. Взамен они получают немного сильного забродившего алкоголя, который они бы могли дать пику Ку Син, что также запрещено, за парочку одолжений. Если ученики Ку Син получат массовое отравление, то это исключительно проблемы учеников Цянь Цао, где Му-шишу оторвёт всем причастным головы, если сможет доказать, конечно, но это были бы их волнения, если бы их шизунь не был… везде. Его дашицзе смотрит на него усталым взглядом, как бы говоря, что это проблема Ло Бинхэ, потому что по какой-то причине, он нравился этому шизуню. Ло Бинхэ надеется, что он смог передать взглядом, насколько это не его проблема, прежде чем вздохнуть, встать и попытаться быть милым невинным учеником. Он никогда бы не подумал, что станет скучать по прошлому безразличному шизуню. — Шизунь! — сияет он вместо этого, подбегая к мужчине и ведя его обратно вверх по горной тропе, пока его сообщники не очень тихо пытаются пронести ящики с табаком. Шизунь смотрит на него мягкими глазами, и Ло Бинхэ понимает, что совершенно не знает, с кем говорит. Отчего-то это наполняет его грустью.***
Ло Бинхэ встречает демона снов, полного эгоистичных намерений, но сны… это место, где он не искал. Это место, полное возможностей. И Ло Бинхэ не столь богат, чтобы разбрасываться шансами, когда единственное, что не даёт ему возможность забыть улыбку своего геге — это зеркало и его отчаянные попытки повторить тот же наклон губ.***
Новый шизунь… хороший человек. Он добр и невинен так, как может быть только человек, незнающий чёрной полосы жизни; как человек, которого оберегали от внешнего мира и того, что таится в нём; как кто-то, кто мог слышать обо всех ужасах, но не понимать о чём они. Ло Бинхэ не может сказать, что ему не нравится этот шизунь; он выглядит как кто-то, кого хочется защищать, что определённо пытается делать, не так скрытно, как он считает, Лю-шишу; его новый шизунь старается так сильно не быть похожим на прежнего шизуня, что это ошеломляет. Как будто прошлый шизунь — это что-то, что стоит забыть; как будто он был плохой историей; как будто его стоит стыдиться, и: — Шизуню не стоит говорить так о себе, — произносит Ло Бинхэ, не задумываясь; злясь, не зная почему, ведь он не был столь близок к прошлому шизуню, чем к нынешнему; он сжимает нож сильнее, когда режет овощи. Шизунь замолкает на мгновение, сверля его любопытными глазами, изучая и анализируя. — Этот мастер примет замечание Бинхэ, — веер шуршит за его спиной, когда Ло Бинхэ бросает овощи в чан, — но этот мастер считает, что ранее он вёл себя недостаточно подобающее шизуню. Это неправда; Ло Бинхэ не думает, что этот человек знает, о чём говорит. Он не хочет проверять, но всё равно спрашивает: — Этот ученик хочет спросить, — его руки не отвлекаются от работы в готовке, его геге был так беспомощен на кухне между ним и мамой, — шизунь помнит, почему этот ученик пришёл в секту? Шэнь Цинцю — это человек с удивительной памятью, который никогда не забывает ничего из сказанного ему; Ло Бинхэ хорошо это знает, поэтому следил за тем, что говорил этому человеку. — Насколько этот мастер может помнить, Бинхэ хотел стать сильным, — слышит он, и его рука лишь на мгновение задерживается при помешивании супа. — Верно, — отвечает Ло Бинхэ, оборачиваясь с улыбкой, — у шизуня хорошая память. И он получает улыбку от незнакомца, которого не знает. (Скорее всего, критично думает Ло Бинхэ, чувствуя странное поражение, его шизунь мёртв.)***
Проходит слишком много времени, а Ло Бинхэ так и не приблизился к тому месту, где мог бы быть его брат; он вырос и вытянулся при скачке роста, и Ло Бинхэ интересно, похожи ли они с геге сейчас также, как тогда. Он на Альянсе Бессмертных, на соревновании, полном сильных и слабых людей — пожалуй, последнее место, где бы он ожидал снова почувствовать на себе тот же взгляд, как от людей, забравших его геге, вместо него. Он более интенсивный, в нём так много жадности, что Ло Бинхэ едва не пропускает шаг, не понимая с какой стороны идёт это чувство; всё кричит в нём обнажить меч и оскалить зубы, но он лишь хмурится. Он знает, что это не интерес его сверстников, как парней, так и девушек, Ло Бинхэ давно начал отбиваться от этого, примерно в то время, как завёл знакомства с младшими ученицами Цянь Цао, что любезно снабжали их маленькие незаконные поставки лёгкими лекарствами для идиотов-шисюнов Бай Чжаня (по трижды завышенной цене, конечно; Ло Бинхэ уверен, что главный ученик Бай Чжаня ценит и ненавидит его в равной степени). И хотя Ло Бинхэ предпочёл бы вырвать глаза тому, кого он не может найти, оно становится неважно, когда всё превращается в маленький адский цирк. Приходят демоны, и вместо страха Ло Бинхэ может лишь чувствовать головную боль, у него нет времени на каких-то говнюков, которые выползли из своих земляных нор; может быть, за эти годы, окружённый лжецами, и не имеющий ни капли продвижений вперёд, он стал менее терпеливым. В конце концов, демон, который похож на его прошлого шизуня только ощущением льда, раскрывает его сущность. Его кровь кипит, его тело разрывает, и он молится о том, чтобы его геге никогда не раскрыл часть их наследия; его геге не должен испытывать такой оглушительной боли. Его шизунь рядом с ним, перед ним, с мечом в руке и такими странными выражением лица, что он впервые похож на того Шэнь Цинцю, которого он встретил в самом начале. Ло Бинхэ думает, что его прошлый шизунь бы отвернулся от него, на мгновение, на секунду, чтобы он мог уйти, чтобы он никогда не смел показываться ему на глаза. Этот шизунь выглядит так, будто ему разбили сердце, когда его меч врезается в плечо Ло Бинхэ. Этот шизунь не хочет делать того, что делает, но он почему-то продолжает, и Ло Бинхэ… Ло Бинхэ падает. Бесконечная Бездна приветствует его, его боль и его одиночество.***
Ло Бинхэ никогда не был один: он родился одновременно с другим человеком, со своим братом, слишком невероятным, чтобы быть связанным с кем-то таким обычным, как Ло Бинхэ; он цеплялся за маму, когда они остались вдвоём; он искал других уличных детей, узнавая много ужасов и не оставляя их, пока они не уходили сами; он ценил учеников Цан Цюн, узнавая так много новых людей, стараясь знать ещё больше, всегда ощущая нечитаемый взгляд своего шизуня, который не поддерживал, но и не останавливал; он жил с человеком добрым, но странным, с лицом, которое не подходило для ласковых улыбок в памяти Ло Бинхэ, но он ценил его. Впервые, за всю свою жизнь, у Ло Бинхэ никого не было. И он возненавидел это.***
Через сражения, через битвы, через кровь, боль и разочарования, Ло Бинхэ становится Императором, хотя это никогда не было его целью. Он ещё не готов встретиться со своим шизунем, и не готов терпеть Дворцового Мастера без желания отрубить ему голову, когда думает о том: как сложно найти одного человека? Неужели настолько сложно найти хотя бы прах, если не осталось больше ничего. Ло Бинхэ перестал верить в то, что мир когда-нибудь будет милосерден к нему. Что он получит того, чего желает. (Слишком далеко от Ло Бинхэ есть юноша, ниже и худощавее его самого; с волосами слишком короткими, чтобы это было приличным для этого мира, и одним слоем одежды, что люди бы посчитали развратным. Юноша с именем, которое он привык избегать, и в поисках того, чтобы найти своего младшего брата, в мире, который он забыл примерно половину своей второй жизни назад. — Я слишком стар для этого… — вздыхает Ло Янь, думая, как ему перебраться через море, обратно в родную страну. Этот мир совсем не щадит своего Создателя.)